Последней фразы она не поняла, но послушно перекинувшись побежала за ним стараясь даже наступать на следы его лап, хоть в этом в общем-то и не было нужды.

Обогнув поляну, на которой осталась стая по широкой дуге, они зашли с другой стороны и увидели ЭТО.

В предутреннем сумраке кровь казалась черной. Она выплескивалась из смертельных ран и впитывалась в сугробы. Заговоренное железо раз за разом проникало как уже в остывающие тела, так и в еще, теплые, живые, что силились отползти в сторону, оттягивая страшную развязку.

Они лежали вповалку: серый волчий мех рядом с голой человеческой кожей, жуткие оскаленные морды и искаженные от бессильной ярости лица – все перемешалось в этом кровавом снегу.

В стылом зимнем воздухе витала смерть. Она стлалась белесым, истекающим от ран паром и имела запах горячей крови и распоротых внутренностей. А еще там был дым… мерзкий, лишающий сил, выворачивающий наизнанку, дымок, вьющийся от небольшого костерка, рядом с которым стоял могучего телосложения мужчина, и смотрел на происходящее сытым, довольным взглядом.

Черное колдовство послужило причиной бесславной гибели стаи, от рук простых поселян, лапотников, что сейчас с тупой, мрачной сосредоточенностью вершили свою кровавую работу, выполняя ее по-мужицки, надежно и основательно. Люди били, не щадя никого, особенно детенышей, которые зачастую ничем не отличались от обычных человеческих детей, но могли вырасти в страшных чудовищ и отомстить за эту ночь.

Лораг ухватил зубами подругу за загривок и потянул за собой. Больше здесь делать было нечего. Она послушно развернулась и пошла назад, а он еще раз обернулся, но последний взгляд его был не мертвым сородичам и детям, а стоящему у костерка колдуну.