Территория. Этот город ждёт тяжёлая ночь

Глава 6

Хлам. Хлам. Опять хлам. О, вот неплохая вещичка, электробритва. Конечно же, сломанная, но зато пластмассовый черный корпус почти не поцарапан. Красивая штука.

Анна с удовлетворением хмыкнула, сунула находку в пластиковый пакет и продолжила рыться в мусорном контейнере. Вокруг летало полчище мух и ей приходилось то и дело отмахиваться от этих назойливых тварей. Мухи так и норовили сесть на лицо, а когда им это удавалось, их мерзкие лапки неприятно щекотали кожу. К жуткой вони Анна давно привыкла, а вот мухи по-прежнему раздражали.

Она выудила из контейнера плафон от светильника, стряхнула с него картофельные очистки и покрутила в руках, рассматривая. Он был когда-то ярко-желтым, решила Анна. Теперь же пластмассовый плафон выцвел и стал оттенка пожухлой травы. В разряд хороших вещичек его трудно отнести, но с другой стороны…

Поколебавшись, Анна сунула его в пакет.

Она посмотрела на темное, затянутое тучами небо. Порыв ветра едва не сорвал с головы зеленую вязаную шапочку, Анне пришлось придержать ее рукой. Под ногами зашуршали пакеты, почти забитые хорошими вещичками.

«Вряд ли удастся еще что-нибудь найти», – подумала она.

Анна не выглядела как представительница людей, обычно лазающих по помойкам: чистые каштановые волосы локонами выбивающиеся из-под шапочки, тонкий нос, ухоженное лицо, едва тронутое морщинками, а глаза такие зеленые, будто в них находились изумрудные залежи.

Она отбросила в угол контейнера две пластиковые бутылки и прогнала наглую муху, севшую на кончик носа.

«Проклятые насекомые, даже ветер для них не помеха. Может, все-таки хватит на сегодня?» – подумала она.

Уже набралось два пакета вещичек, среди которых штук пять, несомненно, хороших, таких, как электробритва. Да, на сегодня хватит, хотя… А вдруг в контейнере под толщей мусора лежит что-то ну очень хорошее? Такие сомнения мучили Анну всегда, и чаще всего она продолжала поиски. Вот и сейчас, сказав себе: «Еще пять минут», вздохнула и принялась снова копаться в контейнере.

Хлам. Хлам. Опять хлам. Она перебирала мусор осторожно, ведь часто попадались стекляшки, о которые немудрено порезаться. Хлам. Хлам. Кружка с отколотой ручкой и крохотной трещинкой. Взять? Нет, пожалуй, не стоит. Хлам. Тряпье какое-то. Ничего хорошего. А это еще что?..

Ей хватило одного взгляда, чтобы понять: обнаружена хорошая вещичка! Сердце зачастило. Анна вынула из груды мусора небольшой радиоприемник с обломанной антенной. Черный, красивый. Отличная находка. Вот что значат, совсем не лишние, пять минут поиска! Вот что значит усердие!

А теперь точно на сегодня достаточно. Вон какая-то тетка с собачкой сюда идет. Анна не любила, когда кто-то видел, как она роется в помойке. Все эти косые взгляды, отвращение на лицах. Ведь никому же невдомек, что она, сорокалетняя женщина, бывшая учительница, никакая не бомжиха, не опустившийся человек. А то, что копается в мусоре? Так не с голодухи же. Дело в вещичках, которые отслужили свой срок, но до сих пор радующих глаз. Вещичках, которым не место на городской свалке, совсем – не место!

Она взяла пакеты и направилась домой. Небо озарили грозовые всполохи, а к контейнеру, с ближайших деревьев тут же слетелись вороны, провожая женщину карканьем.

Анна зашла в подъезд, поднялась по лестнице и…

«Проклятье!» – мысленно выругалась она.

На площадке возле окна стояла и курила соседка – дородная тетка в красном махровом халате и рыжими волосами, собранными в пышный пучок. Она меланхолично подносила сигарету к ярко-накрашенным тонким губам, делала неглубокие затяжки, и выпускала дым через ноздри. На подоконнике стояла банка из-под кофе, полностью забитая окурками.

Анна ускорила шаг, поднимаясь по лестнице. Она очень надеялась, что в этот раз Анфиса промолчит, не выдаст какую-нибудь колкость. Но надеждам не суждено было оправдаться: соседка нацепила на себя маску брезгливости, выпустила из уголка рта сизую струю дыма и проговорила своим скрипучим голосом:

– Не все еще помойки облазила?

«Не отвечай ей!» – чувствуя, как зарождается гнев, приказала себе Анна.

Она миновала площадку, заметив, как соседка демонстративно отшатнулась от нее, будто от чумной.

– Позорище! – не унималась Анфиса. – Не стыдно в отбросах копаться? Посмотри, как от тебя воняет… дышать невозможно. Тухлятина какая-то.

Анна знала, что никакого неприятного запаха нет. Анфиса лгала, но как же мерзко было слышать ее слова!

«Просто, иди вперед, – сказала себе она. – Не давай гневу вырваться наружу».

Анна уже поднялась на следующую площадку, как услышала то, что заставило ее застыть на месте:

– Помойная крыса!

Несколько секунд Анна стояла, чувствуя, как разум затуманивает гнев. Совсем как тогда, когда она ударила своего ученика и в итоге поставила крест на педагогической карьере. Гнев. С тех пор она так его боялась! Но вот он, выполз точно ядовитая змея из-под камня, вызванный словами этой сучки Анфисы. «Помойная крыса!» – слова, которые хуже пощечины. Соседка всегда говорила гадости, но не переходила определенной черты.

Анна выронила пакеты. На висках пульсировали вены. Она повернулась к соседке.

– Что… Ты… Сказала?!

– То, что слышала! – ничуть не смутившись, ответила Анфиса. Над ее головой витало облачко дыма. Она сделала затяжку и стряхнула пепел на пол.

Анна начала спускаться по лестнице. «Возьми себя в руки», – сделал попытку вмешаться внутренний голос, но гнев безжалостно подавил его.

На лице Анфисы появилось недоумение с примесью страха.

– Эй, что это ты? – она попятилась и уперлась задом в подоконник.

Анна быстро прошла последние ступени, и словно разъяренная кошка бросилась на Анфису, вцепившись ей в волосы. Облачко дыма закружилось, как миниатюрный смерч. Сигарета красным метеором очертила в воздухе дугу и упала на пол, выбив сноп искр. Блеснула молния, осветив стены подъезда призрачным светом.

– Помойная крыса?! – закричала Анна, рванув волосы соседки. Потом еще раз, и еще…

Анфиса взвизгнула и попыталась высвободиться. Анна разжала пальцы и сделала замах для пощечины, но… ее ладонь застыла, словно наткнулась на невидимую преграду.

«Что я делаю?!» – с ужасом подумала Анна.

Анфиса тут же воспользовалась ситуацией, метнулась в сторону и побежала вверх по лестнице, оставив на площадке тапок. Ее прическа походила на гнездо, которое свила безумная птица. Она плечом распахнула дверь своей квартиры, метнула на Анну яростный взгляд и выкрикнула:

– Бешеная сука! Теперь ты точно угодишь в психушку! Обещаю! – она плюнула себе под ноги, нырнула в квартиру и громко хлопнула дверью, оставив после себя гуляющее по подъезду эхо и запах сигаретного дыма.

Анна посмотрела на свою ладонь с осуждением, как на причину всех бед. Гнев прошел, растворился в нахлынувшей волне сожаления. Она снова не сдержалась. Поддалась этому подлому порыву. Ну почему всегда находится тот, кто старается вызвать в ней гнев? Такие, как Анфиса?

На улице пискляво залаяла собачонка, прогрохотал гром, заставив окна задрожать. Анна встрепенулась. Она тяжело вздохнула, подняла тапок Анфисы и положила его на подоконник. Затем, с поникшими плечами и печалью в глазах, пошла наверх, к своим пакетам с хорошими вещичками.

Анна поднялась на третий этаж, открыла дверь и вошла. В коридоре висело множество полок, на которых лежали хорошие вещички: сломанные фотоаппараты, отработавшие свой срок часы, будильники, настольные лампы, телефоны, вазочки наполненные шариками от подшипников, пустые флаконы, шахматные фигурки и многое другое, что Анна нашла на свалке. Предметы были чистые и лежали не кое-как, а аккуратно расставлены, разложены на небольшом расстоянии друг от друга.

Положив пакеты возле стены, Анна сняла кеды и направилась в ванну мыть руки. Пятью минутами позже, она, переодевшись в серые домашние брюки и просторную клетчатую рубашку, расстелила на полу гостиной газеты, уселась в кресло и начала выкладывать из пакетов сегодняшние находки. Да, урожай сегодня неплохой, подумала она. Испорченное Анфисой настроение немного улучшилось.

В гостиной, как и в коридоре, находилось полно хороших вещичек – на полках, в шкафу, на тумбочке, подоконнике, рядом с цветочными горшками. Лишь на одной стене не было полок – стене памяти. Анна полностью оклеила ее конфетными фантиками, обертками от шоколадок и вкладышами от жвачек. Среди этой пестрой красоты висели фотографии Артемки, мальчика, который умер пять лет назад, едва ему исполнилось восемь. Его убила пневмония. А с ним погибла и Анна. Та Анна, что смотрела на жизнь с оптимизмом, веселая, здравомыслящая. Она погибла и воскресла уже иной. Это уже была другая женщина. Анна-тень. Депрессивный человек, часами, со слезами на глазах, перебирающая вещи сына. День за днем, месяц за месяцем. Роман, ее муж, хотел чтобы прежняя Анна вернулась, а Анна-тень злилась на него: почему он не страдает, как она? Почему? Анна-тень кричала на него, винила в том, что он потащил Артемку на рыбалку, где малыш простудился. Она понимала, как это подло обвинять мужа, но совладать с собой уже не могла…

– Я не хочу тебя видеть! Артемка был бы жив, если бы не ты! Жив! Жив! И теперь ты запрещаешь мне страдать? Хочешь, чтобы я стала прежней? Да будь ты проклят!

– Думаешь, мне не больно? Я каждую минуту думаю о нем! Я закрываю глаза и вижу его лицо. Но пойми же, жизнь продолжается. Семь месяцев уже прошло, пора взять себя в руки и подумать о будущем…

– Будущем? Без него? Ты бездушный сукин сын! Я не желаю тебя видеть!

– Прекрати истерику!

– Пошел во-о-о-он!

Тем же вечером, когда она уснула, Роман собрал вещи Артема и вынес из дома. Анна-тень была в бешенстве:

– Куда ты их дел?! Куда?!

– Выкинул. Я не могу больше смотреть, как ты перебираешь его вещи. Ты ведь сходишь с ума. Нужно избавиться от прошлого…

Анна-тень перерыла все помойки в округе, даже ездила на городскую свалку, но вещи сына не отыскала. Зато нашла на свалке ножку стула. Ей она ударила мужа по голове, когда вернулась домой.

Они развелись через два месяца, а еще через месяц Анна-тень дала пощечину своему ученику и лишилась работы.

С тех пор прошли годы. Она научилась подавлять гнев, но порой он все же прорывался, как гной из перезревшего чирея. Анна больше не винила мужа в смерти Артемки и жалела, что Романа нет рядом. Но у него теперь была новая семья, он стал прошлым, еще одним воспоминанием. Анна нашла новую работу в интернете, писала рекламные статьи для торговых компаний. Она так искусно и с душой описывала качества товара, хороших вещичек, что работодатели чуть ли не молились на нее.

У нее теперь была спокойная безбедная жизнь с примесью тихой тоски и одиночества, без планов на будущее и желания что-то менять. Она перестала быть тенью, но и прежней Анной не стала, та женщина навсегда затерялась среди призраков прошлого. Прошлого, которое Анна каждый день ходила искать. Она понимала, что вещи Артемки давно превратились в прах. Конечно, понимала. Но… может, произойдет чудо? Оно ведь иногда случается. Боже, как ей хотелось снова подержать в руках игрушки сына, прикоснуться хотя бы на миг к тому, что он так любил, ощутить прошлое кожей, почувствовать запах. Она искала его, искала каждый день… но находила лишь вещи, которым не место на городской свалке.

Анна выложила на газеты находки. Справа – хорошие, слева – не очень. Теперь их предстояло рассмотреть внимательнее и большинство, как обычно, отправится обратно в мусорный контейнер. Жаль, конечно, но квартира не резиновая, полки уже вешать некуда. Но Анна уже точно знала: приемник и бритва останутся. Она их почистит и найдет им достойное место.

Сверкнула молния и через секунду, под аккомпанемент громового раската, по металлическому карнизу забарабанили капли дождя.

Анна взяла приемник, покрутила в руках и выдвинула панельку сзади. В нише находились две пальчиковых батарейки. Она закрыла панель, нажала на кнопку включения. Тишина. Хотя Анна не удивилась, если бы приемник заработал. Она уже приносила со свалки приборы, которые работали.

За окном, среди серой пелены дождя, гудел ветер. После очередной вспышки гром ударил так, что стены содрогнулись, а на улице завыла сигнализация припаркованных во дворе машин. Лампочка в торшере мигнула, потом еще раз и еще…

– Этого еще не хватало, – проворчала Анна.

Она поставила приемник на подлокотник кресла, поднялась и подошла к торшеру.

Лампочка мигала и мигала, за окном выла сигнализация. Порыв ветра ударил в окно, заставив форточку с треском распахнуться. Занавески вздулись, как паруса. Анна охнула, а лампочка с глухим звуком «пок» лопнула, погрузив комнату в трепещущий сумрак.

– Ах ты ж… – Анна подбежала и закрыла форточку на шпингалет, но ливень успел швырнуть в лицо прохладные капли.

Она поправила занавески и услышала за спиной треск, будто ломалось множество льдинок. Анна вздрогнула, повернулась и от того что увидела, ее брови поползли вверх от изумления…

Приемник не только издавал треск, но к тому же от него исходило бледное зеленое свечение. Призрачный свет вздрагивал, будто пытаясь вырваться за границы давящего на него сумрака.

Анна часто заморгала и прикоснулась пальцами к виску, почувствовав биение пульса под кожей. Она смотрела на приемник и думала, что такого не бывает. Это все не реально. Здравый смысл говорил, что приемники, найденные на свалке, не могут светиться как призраки из голливудских фильмов. А может, это фосфор? Да, объяснение должно быть.

Сигнализация на улице стихла, и теперь исходящий от приемника треск слышался более четко. Он походил на приглушенные автоматные выстрелы.

Анна чувствовала, как от волнения внутри все дрожит. Она сделала шаг от окна, еще один. В сознании проскользнула безумная мысль: «Я нашла то, что искала!» Но здравый смысл подавил ее: «Это фосфор!» Она услышала, что сквозь треск пытаются пробиться еще какие-то звуки. Что-то невнятное, но похожее на… голос? Конечно, голос. Это ведь приемник. В нем имеются батарейки. Он ловит радиостанции…

– …беги из… – тонкий голосок пробился сквозь треск. – …они идут…

Анна остановилась, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. Это не радиостанция! Это…

Вспыхнула молния и тут же загрохотал гром.

– … мамочка, беги из города! Они идут, мамочка!..

Ноги подкосились, и Анна упала на колени.

– Пожалуйста, мамочка, беги из города! Они уже близко! Беги…

Она задрожала, из груди вырвался стон, глаза наполнились слезами. «Это он! Прошлое вернулось! Вернулось!» Анна хотела что-то сказать, но слова превратились в тихое рыдание.

– Морбесты уже близко, мамочка! Беги из города…

Детский встревоженный голос заглушил треск. Анна замотала головой.

– Нет, не уходи! – сквозь всхлипы проговорила она. В ее глазах отражался призрачный зеленый свет. Она подползла, схватила приемник и прижала к груди. – Не уходи, прошу тебя. Вернись, Артем! Вернись!

Глава 7

Лес шумел, как штормовой океан. В сумрачном небе бесновались молнии, громовые раскаты сотрясали землю, будто в День страшного суда. Деревья стонали под порывами шквального ветра – их кроны гнулись, склоняясь под натиском стихии. Ливень яростно хлестал по листве, вспененные потоки прокладывали себе путь среди вздыбленных корней, коряг и стволов.

А на поляне в центре заповедника дышал чудовищный цветок. Его темная сердцевина с гулом вздымалась и опускалась, вздымалась и опускалась. Излучающие фиолетовый свет лепестки ворочались в грязи. От сердцевины тянулось множество черных жгутов – они извивались в потоках воды, среди обломков каменного дерева, и исчезали в темноте леса.

Лепестки задрожали, всколыхнулись, сгусток мглы начал пульсировать, будто внутри заколотилось громадное сердце. Раздался протяжный глухой рев, перекрыв своей мощью шум ветра. Вспыхнула молния. По лепесткам прокатились мерцающие фиолетовые волны. Во мгле сердцевины показался силуэт человека – он будто выплывал из толщи илистой воды. Вот из мглистой хмари проявилось бледное лицо с открытым, будто в безмолвном крике, ртом, и черными провалами глаз. Выплыла и опустилась на лепесток босая нога.

Черномор вышел из сердцевины под струи дождя, сделал глубокий вдох и с хрипом выдохнул. Волосы маслянистыми патлами липли к черепу, на шее – рана размером с кулак. В ней шевелились и слегка пульсировали черные лоснящиеся нити. Такие же нити, как клубок червей, ворочались в глубине пустых глазниц. От рубахи остались грязные лохмотья, штаны были разорваны в нескольких местах. Черномор поморщился и провел серым, будто рыбье брюхо, языком по губам. А потом его начало трясти, словно через тело пропустили электрический разряд, из глаз вырвались нити – они яростно извивались, будто пытаясь увернуться от струй дождя. Это продолжалось около минуты, после чего дрожь унялась, нити исчезли в глазницах. Черномор сорвал с себя лохмотья рубашки и прохрипел:

– Мерзкая, мерзкая погода. Очень мерзкая!

Он тряхнул головой и пошел по лепестку, который слегка пружинил под его босыми ногами.

В сердцевине показался еще один силуэт. Из сгустка мглы выплыла рука со скрюченными пальцами, а за ней и тело Кирилла. Его глаза были целы, вот только они походили на две черные капли смолы. Правая рука представляла из себя оторванную по локоть культю, в ране шевелились и маслянисто блестели нити. Появление Кирилла ознаменовалось вспышкой молнии и громовым раскатом. На краю поляны, не выдержав натиска ветра, с треском упало дерево. Кирилл судорожно задышал, а потом с утробным ревом выблевал себе под ноги сгусток темной слизи, которую тут же размазал по лепестку ливень.

Черномор поднял с земли обломок каменного дерева и поднес к лицу. Прошипел:

– Вот и славно.

Эдик выполз из сердцевины на четвереньках. У него были такие же черные блестящие глаза, как у Кирилла, а спина выглядела одной сплошной раной. Из нее будто выдрали куски плоти. Среди месива лоснящихся нитей проглядывали кости позвонков и ребер. Эдик медленно поднялся на ноги и тут же упал, сбитый порывом ветра. Снова поднялся. Задрожал. Нити вырвались из ран на спине, как иглы, и через мгновенье снова втянулись.

Кирилл подошел к Черномору, а за ним и Эдик. Какое-то время они стояли возле цветка, не обращая внимания на ливень, затем направились в сторону Тихой пади. Они уверенно шли через темный лес, вдоль извивающихся жгутов, а над ними шумели деревья, метались сорванные ветром листья. Молнии резали небо на части, грохотал гром, будто там, в вышине, сталкивались и раскалывались исполинские камни.

Три тени вышли на лесную дорогу, по которой бежали пенистые потоки. Здесь стоял «Джип» похожий на огромного жука. Крыша была смята тяжелой обломанной ветвью, на капоте блестели осколки лобового стекла, колеса наполовину погрузились в клокочущую под напором дождя лужу.

Тени прошли мимо машины, быстро двигаясь по грязевому месиву.

Элла уже больше часа смотрела на «Черный квадрат», но не могла сосредоточиться, мешала гроза. А попасть в Страну чудес было необходимо как можно скорее. Элла чувствовала: миру запределья требовалась помощь. Те странные существа, что она видела, морбесты, они могут навредить Стране чудес. Проклятая гроза! Когда очень нужно, всегда что-то мешает сосредоточиться. Что же делать? Элла нервничала. Она в очередной раз попыталась расслабиться, закрыла глаза, сделала несколько глубоких вздоха, медленно в уме досчитала до десяти…

Удар грома заставил ее встрепенуться. «Спокойно, спокойно», – сказала она себе и снова досчитала до десяти. Потом открыла глаза, уставившись на картину, и начала шептать заклинание:

– Там седые туманы и темные леса. Там вечная луна освещает землю призрачным светом. Ветер колышет океаны трав, а воздух пропитан запахами осени. Там в глухих чащобах живут чудесные звери…

Она повторила заклинание семь раз и очередной громовой раскат даже не заметила. Ее зрачки то сужались, то расширялись. Сознание погружалось в черную вязкую пучину. Теперь нельзя отступать, нужно прорываться, во что бы то ни стало. Страх накатывал липкими волнами, ощущение бездны давило на разум. Элла всегда боялась затеряться и остаться здесь навсегда. Она двигалась по невидимой тропе, которую нащупывала внутренним взором, шестым чувством. Тропа была такая зыбкая, ненадежная. Сколько раз Элла поддавалась панике и возвращалась, опасаясь, что тропа ускользнет, растворится во мраке. А потом корила себя за трусость, ведь приходилось начинать путь сначала. После неудачи редко получалось настроиться, сосредоточиться.

Сейчас помогала злость. Она подавляла страх, и Элла двигалась и двигалась вперед с упорством рвущегося в бой солдата. Вот мрак стал не таким плотным и липким, он превращался в серый туман. Элла почувствовала свои ноги – для нее это было всегда особо волнующе. Голые ступни касались прохладного камня, такое естественное и в то же время чудесное ощущение.

Туман стал белесым, его невесомые пряди медленно клубились вокруг. Элле казалось, что она идет среди облаков по небесному мосту. С каждым шагом туман становился все прозрачней. Наконец, он распался на седые клочья, и Элла обнаружила, что шагает по широкому каменистому плато, залитому лунным светом.

«Все как прежде, – подумала она. – Ничего страшного в Стране Чудес не произошло».

Элла сделала глубокий вдох. Пахло прелой листвой и… чем-то сладким, будто подгнившими фруктами.

Элла часто попадала на это плато. С него открывался прекрасный вид: леса под лунным светом, будто залитые расплавленным серебром, огромный город, мрачная красота до самого горизонта.

Но сейчас было страшно подходить к краю плато. Все из-за запаха. Он чуждый. Совсем-совсем чуждый, как те силуэты, которые она видела в прошлый раз. Морбесты. Элла чувствовала себя как в детстве, когда услышала ночью под кроватью шорох и вообразила себе чудовище, затаившееся внизу во мраке. Тогда она так и не решилась заглянуть под кровать – накрылась с головой одеялом и дрожала, пока ужас не достиг предела и не заставил опорожнить мочевой пузырь.

Она остановилась в нескольких шагах от края, с трудом сдерживая дрожь. Неожиданно захотелось сбежать, вернуться в чертово инвалидное кресло, в свою комнату. Ведь это было так легко, всего лишь отстраниться разумом от Страны чудес и ты уже там, в мире тоски, в проклятой опостылевшей реальности, в которой мечта сделать хотя бы шаг, так и останется мечтой. Нет ничего проще, чем сбежать, но сможет ли она потом вернуться? Элла посмотрела на луну, будто прося у нее поддержки.

– Пусть все будет хорошо, – прошептала она, а потом сжала кулаки, решительно направилась к краю плато и…

Той Страны чудес, что она знала, больше не было. Страшные ожидания оправдались. Повсюду, насколько хватало обзора, землю покрывали огромные, похожие на угрей тела. Они медленно извивались, отражая лунный свет, сплетались друг с другом. Элла слышала приглушенное расстоянием влажное чавканье. Лес превратился в бурелом, лишь редкие деревья еще стояли, как обгорелые спички на полной змей болотной жиже. Но среди черных лоснящихся тел Элла увидела и еще кое-что… множество громадных морских звезд, от которых исходило бледное фиолетовое сияние.

«Нет, не звезды, – подумала она. – Раскрытые бутоны, чудовищные цветы».

Элла дрожала. Что за сила могла превратить Страну чудес в ад? Хотелось кричать от отчаяния. Она перевела взгляд на луну и теперь смотрела на нее с осуждением и болью, будто та была виновата в происходящем, за ее равнодушный призрачный свет. Сейчас Элла чувствовала себя так же, как в тот день, когда узнала, что больше никогда не сможет ходить. Все рушилось. Неведомая сила снова меняла жизнь. Глаза наполнились слезами. Элла подошла к самому краю плато. Один шаг и страдания останутся позади. Ее обнаружат в настоящей реальности в инвалидном кресле мертвой. Всего один шаг. Зачем она только вернулась сюда? Ну, зачем? Лучше бы не знала ничего, надеялась бы, что Страна чудес такая же, как прежде.

Она увидела раскрывающийся среди бурелома фиолетовый бутон – из его черной сердцевины выползали щупальца.

Элла почувствовала злость.

– Мразь! – прошипела она.

А потом отступила от края, пылающий гневом взгляд заметался по земле и наткнулся на камень размером с кулак. Элла подбежала, схватила его и швырнула в пропасть.

– Вонючая мразь! Хочешь, чтобы я сдохла?! Ты этого хочешь?! – она сжала кулаки до боли в костяшках. – Не дождешься! Это моя Страна чудес! Моя!

Снизу поднялась волна теплого, пахнущего гнилью воздуха. Волосы Эллы взметнулись. Раздался звук, словно тяжело вздохнула сама земля. Змеевидные отростки встрепенулись, задергались, а потом, извиваясь, потянулись вверх.

Элла увидела, как от горизонта по небу плывет что-то огромное, заставившее ее подумать о скате. Оно двигалось неторопливо, величественно, отбрасывая на землю тень, которая с мрачной неумолимостью пожирала лунный свет. Тяжелый вздох повторился. Щупальца внизу вытянулись во всю длину и теперь раскачивались из стороны в сторону, как водоросли в тихой реке.

Затаив дыхание Элла смотрела на плывущее по небу, подсвеченное лунным светом нечто. Злость сменилась благоговейным страхом. Мир внизу накрывала тень, в которой бледно сияли фиолетовые бутоны.

– Пожалуйста, уходи, – теперь уже жалобно прошептала Элла. – Оставь Страну чудес. Она моя, моя. У меня больше ничего нет. Совсем ничего…

Ответом ей стал тяжелый вздох и волна теплого воздуха. Элла попятилась, обреченно опустив голову.

«Как же все несправедливо», – подумала она.

Тяжесть потери давила на сознание. Элла чувствовала себя марионеткой, над которой издевался безумный кукловод, всесильный извращенец, проверяющий предел ее прочности. Когда-то он украл секунду, а теперь лишил целого мира. Элла посмотрела на небо. Похожее на ската исполинское существо медленно приближалось, поглощая искры звезд. Скоро оно скроет луну, и Страна чудес погрузится во мрак.

Ноги начали неметь, терять чувствительность. Элла поняла, что больше никогда не сможет сделать и шага. Полтора года назад это понимание едва не свело с ума, а сейчас вызвало лишь тоску. Жизнь теперь станет прежней, пустой без волшебства, бессмысленной без Запределья. Инвалидное кресло ждет. Инвалидное кресло и гроза за окном. Элла закрыла глаза и сквозь веки увидела, как гаснет лунный свет. Навсегда. Еле слышно она зашептала:

– Там седые туманы и темные леса. Там вечная луна освещает землю призрачным светом… – глаза щипало от слез. В сознании всплыли образы чудесных зверей, которые жили в глухих чащобах. Образы всплыли и погасли, а Элла продолжала шептать заклинание, но уже не могла представить то, о чем говорила.

Это были теперь просто слова.

Волшебство исчезло.

Она сидела в инвалидном кресле и слушала шорох дождя. Глаза по-прежнему были закрыты, из-под сомкнутых век катились слезы. Гроза уходила – раскат грома донесся издалека, словно отголосок прошлого.