В горле пересохло. Я пытался слизать со своих губ этот мерзкий песок сухости и безмолвия, но даже язык меня не слушался.
– Дыши ровнее. Будешь?
Я принял одну из сигарет, предложенных моим собеседником, подкурил от пламени его же зажигалки. И стало легче. Дым не захламлял легкие, он свободно выходил и мешался со светом неоновых вывесок пустых холодильников такого же пустого бара. Разум прояснялся, и сейчас я видел лишь моего соседа. Почему больше никого нет? И почему я до сих пор называю этого мужичка своим соседом?
– Ты должен понимать, что твоя фантазия сыграла с тобой довольно злую шутку. Твой разум отдался путешествию на пару с музой в мир похоти и паранойи, ты даже нашел это успешным, мой друг. У тебя явно проблемы. Ты точно так же зависишь от общества, как и все, кто говорил со мной. Меня и просили о многом. Убить, занять, помочь найти свое место. Ты даже не представляешь, насколько это сложно, указать человеку свою нишу. Были благодарности, я не отрицаю. Но и гнева было не меньше. Люди докучают своей разнообразностью, но и вместе с тем пробуждают во мне неистовый интерес. Я никогда не знаю, чем закончится история, как и большинство писателей, которые начинают свой бестселлер, то не знают, к чему приведет генерируемая ими цепочка событий. Но ты не такой. Ты знаешь, что хочешь видеть в итоге на своих холстах. Только вот дело в том, что ты меняешь все за мгновения до финиша. Да, я видел, как ты писал. Взяв другие цвета, ты меняешь и отношение к картине. А теперь подумай – поменяется ли отношение у человека к жизни, если он изменит цвет своего восприятия?
Паззл постепенно собирался воедино, и я снова почувствовал подступающую комом к горлу паранойю. Снова?
– Да, снова, мой друг. Скажи мне, почему та девочка, которую ты помнишь с самого детства, внезапно исчезала всякий раз, когда к тебе приходили гости? Или почему она не убила тебя после того, как ты изменил ей? Но измена ли тому, что даже не имело однозначного физического воплощения? И ответь мне на последний вопрос…
Дым направился ко мне в лицо и сквозь него я увидел блестящие глаза своего собеседника.
– Покидал ли ты этот бар?
Когда Малыш упал на Хиросиму, он вместе с собой унес жизни десятков тысяч ни в чем неповинных японцев. Моя Хиросима сейчас сгорала в адском пламени с миллионами нейронов. Я знаю, что ничего не будет. Останется только радиоактивная пустошь, это совершенно точно, я был в этом уверен. Взрывная волна росла от гиппокампа по обеим полушариям и отзывалась мелкими ударами тока аж на кончиках пальцев ног. Я становился пеплом, как тот осадок, который прилип к стенам уцелевших домов японского городишки, слетевший с тел его погибших жителей. Время замедляло свой ход, черепная коробка трещала по швам, а глазные яблоки смещались навстречу моему собеседнику. Еще мгновение, и я забрызгаю эту чертову барную стойку своими поджаренными мозгами.
– Надеюсь, что я ответил на все твои вопросы. Но ты же знаешь, что зачастую ответы порождают новые вопросы, и это нормально. Мы еще свидимся с тобой, мой друг.
Барный стул скрипнул под тяжестью тела вскочившего с него мужчины, и сделал четверть оборота спинкой. Я смотрел вслед своему собеседнику, за ним же взглядом и закрыл дверь бара, который принимал меня в свои пьяные объятия каждые выходные. Да, я точно знал это. Потому что помнил. Как помнил и ту надпись, которая красовалась на корпусе золотой зажигалки Зиппо, оставленной на барной стойки. Но она была не моей отныне, она принадлежала тебе и твоим пальцам с этим умопомрачительным красным маникюром. Ты забрала у меня из рук сигарету и потушила ее о дерево стойки. Твоя улыбка делала твои глаза блестящими, словно ты была олицетворением северного сияния, и, казалось, вот-вот и ты сорвешься на безудержный смех. Но ты лишь заговорила со мной.
– Ну что, ты готов идти дальше?
Да, я был готов. Я знал это, потому что мое Вдохновение, мои Похоть, Паранойя и Вера тоже знали это. Мои руки сгребли в карман золотую Зиппо с надписью: «Подкури, и будешь прощен» и я с улыбкой направился к выходу из бара.