Инструмент вселенной

– Вы понимаете, последнее время я видела, что он напряжен, а этого ему нельзя… Никак нельзя… Он очень раним… Я уверена, что вы вернете его к нормальной жизни…

– Я?Каким образом? – не до конца понимая хозяйку, удивился он.

– Знакомство с вами на него очень благотворно подействовало, и он мне признался, что нашел друга, который его глубоко понимает… Но несколько недель назад он ходил на сеанс для укрепления нервной системы, ему посоветовали какого-то сильного экстрасенса… И когда он пришел после него, я его просто не узнала… Глаза его горели, но немного непонятным, недобрым и даже страшным светом… и он сел за эту последнюю картину… потом долго переделывал ее… Я поинтересовалась результатом сеанса… Он что-то непонятно говорил… о современных сильных женщинах, которые доминируют во всем… Мои успокоения показались ему раздражающими… и посыпались упреки, чего вообще никогда не бывало… Раньше я от него не слышала ничего подобного… Он мне наговорил такого…

В слове «такого» глаза хозяйки выразили неповторимую бездну противоречий, что Петр Иванович решил сгладить их:

– Возможно, оздоровительная процедура оказалась не очень полезной или даже вредной?

– Несомненно, это – она… Мне показалось, что этот врач-экстрасенс… была женщина.

– Почему вы так решили?

– Не могу сказать точно, но сердце мне подсказывает… Петр Иванович, вы должны его вернуть… Надо вам сходить в эту клинику, в которой он находится… Если хотите, сын подвезет вас… она не так далеко… в городе…

Неожиданный разворот событий, связанных с нервной перегрузкой приятеля, обеспокоил Петра Ивановича, и ему уже не терпелось оказать возможную помощь.

«Конечно, было бы неплохо съездить туда с кем-нибудь»,– подумал он.

– А когда это можно будет сделать? – робко согласился Петр Иванович.

– В любое время… Сейчас я позвоню сыну.

Она взяла трубку телефона и через минуту уже говорила с ним:

– Игорек, когда ты поедешь к отцу в клинику?

– В выходные?.. В субботу? Надо взять с собой папиного приятеля, Петра Ивановича, – она повернулась к гостю.– Он предлагает забрать вас в субботу около входа в метро и вместе проехать в клинику… Часов в 10 утра вас устроит?

– Вполне…

– Игорек, спасибо… В десять Петр Иванович будет тебя ждать, – она повесила трубку.

– Я могла бы сама съездить с вами, но не хочу мешать вашим разговорам…

«Какая внимательная… и досконально знает пристрастия мужа… »– подумал он.

– У вас дружная семья… Это всегда приятно наблюдать, – не без удовольствия заметил гость.

– Игорь живет недалеко, через квартал… у него прекрасная жена… Правда, уже довольно долго ждем внуков, – улыбнулась хозяйка.

– Внуки… это совсем не дети… в наше время они не являются по команде сверху…

– А у вас есть внуки?

– К сожалению, мои дети живут за границей и не хотят себя обременять, как они говорят, пока не встанут на ноги…

– Вы в этом похожи с Михаилом Александровичем… Хотя он сам до сих пор остался ребенком…

После этих слов Петр Иванович направился к выходу.

– Не хочу вам сильно надоедать, – произнес он.

– Мне было очень приятно познакомиться с вами воочию, – доброжелательно провожала его хозяйка.

Закрывая входную дверь, Петр Иванович обратил внимание, что и глаза собаки провожали его с надеждой.

Он возвращался домой через парк и, вспоминая недавнюю прогулку с Михаилом Александровичем, приятно ощущал уже некоторую дружескую связь с ним, предвкушая и дальнейшее знакомство теперь уже и с его близкими.

Личная жизнь его самого с некоторых пор была довольно замкнута и в некоторой степени однообразна. Как ни странно, ему даже не очень нравились выходные и праздники, когда день нарушался от привычного ритма – работа и будничные домашние заботы после нее.

С некоторых пор Петра Ивановича не очень привлекали общественные и развлекательные мероприятия. Он всегда считал, что основная миссия представлений, выставок, экскурсий и прочих развлечений по большому счету сводится к простому и очевидному – собраться вместе и увидеть взгляды и эмоциональную оценку других, тебе подобных. Но поскольку сегодня он глубоко чувствовал необычайную разобщенность людей, это стало мало интересным и возможным для него и к тому же требовало немалых затрат времени и средств.

Именно из-за этого современные развлечения многих людей формируются под влиянием менее затратного телевидения, Интернета и иных средств коммуникации, включая назойливую, всепоглощающую, как навозную муху, рекламу. Вместо объединения эти популярные невысокого качества тренды в большей степени становятся средством еще большего разъединения общества.

Все это закулисно отторгали у пожилого мужчины и былые теплые представления о дружбе и привязанности. Дети уже как три года покинули страну, лет пять назад он лишился своего единственного школьного друга, который искренне разделял его взгляды на жизнь.

«Возможно, это старость и нежелание предаваться былым чувствам… – размышлял порой Петр Иванович.– Но ведь не случайно многие и даже молодежь перестали посещать театры, кинозалы и тем более выставки… и лишь углубляются в гаджеты незаменимого смартфона… И это не прихоть, а закономерность развития… Уход из реальности становится уже непреклонным требованием жизни … Это – не какая-то заоблачная потребность, а уже близкое настоящее, за ним – лишь небольшой отрезок времени… »

Петру Ивановичу не очень хотелось противостоять всему этому, и он смирился, в душе шутливо мечтал уплыть на необитаемый остров и наслаждаться одиночеством, где, как ему казалось, он чувствовал бы себя достаточно комфортно.

Порой ему даже казалось, будто что-то оборвалось и провалилось в пропасть перед безысходным остатком жизненного времени.

Но встреча с Михаилом Александровичем всколыхнула чувства былых времен. Ему после длительного затворничества захотелось общения с этим явно одаренным и интересным человеком.

4

В назначенное время Петра Ивановича окликнул уже достаточно немолодой человек и пригласил в машину. Он сел в скромный по нынешним временам автомобиль Игорька, как назвала его Надежда Матвеевна, и они поехали в сторону центра города.

Петр Иванович совсем другим представлял сына Михаила Александровича, он не был похож на отца, и черты Надежды Матвеевны тоже не очень просматривались.

За рулем сидел крупный, склонный к полноте мужчина. Открытые серые глаза немного напоминали взгляд отца, но тяжелый подбородок напрочь отвергал романтические настроения и говорил об уравновешенном складе ума. В отличие от своих родителей, он был не очень многословен. Краем глаза, оглядев пожилого человека, он невозмутимо внимательно смотрел на дорогу и умело вел быстро двигающуюся машину.

Петр Иванович первым прервал молчание:

– Я, видимо, нарушил ваши планы на сегодня.

– Нисколько, я собирался к отцу как раз в это время, – быстро отреагировал водитель, будто вовсе не молчал до этого.

– Мне очень понравились ваши родители, – не желая продолжать молчание, опять заговорил пассажир.– Всегда приятно видеть дружную интеллигентную семью…

Игорь, как показалось, хотел что-то возразить, но молча только взглянул на соседа.

– По-моему, ваш папа, Игорь Михайлович, просто уникальный творческий человек… Я таких давно не встречал… разве что в книгах…

– Вы знаете, со стороны всегда все кажется привлекательным… Но в жизни существуют определенные законы существования, – будто выдавил из себя водитель.

– Это, несомненно, так, но я говорю о вашем батюшке совершенно искренне, имея определенный опыт общения с людьми.

– Опыт – это научный термин. Чтобы понять друг друга, он вовсе необязателен. Я это говорю только потому, что мы с отцом совершенно по-разному смотрим на мир.

– И как же вы смотрите на этот мир? – с живым интересом взглянул Петр Иванович.

– С самого детства отец меня удивлял неординарным отношением к действительности… некой ее импровизацией на фоне воображения… Казалось бы, я должен иметь подобный характер, но во мне родился скорее анализатор, чем импровизатор.

– И кем же вы стали?

– Я к этому и веду… Еще в молодости мне было интересно узнать, как рождается внутренняя психология человека… Со временем я стал научным работником и занимаюсь очень интересным – во всяком случае, для меня,– делом.

– Каким?

– Я работаю в институте мозга человека… изучаю его свойства.

– Это еще более интересно, чем я подумал.

– Ваши взгляды, по-видимому, ближе к пониманию моего отца, а вот я стараюсь подвергать все, как вы сказали, опыту…

– И что же подсказывают в таком случае результаты эксперимента?

– Наше мышление часто просто не способно распознать некоторые представления о возможностях последующих действий… Они не всегда, так сказать, правильные и в большинстве случаев даже ошибочны…

– Так вы считаете, что наши поступки неправильны?

– Я этого не сказал… Просто мы находимся в некой ловушке ограниченности нашего мышления, подобно лабиринту, и оттого часто наносим себе непоправимый вред… А вот наш мозг выбирается из этой головоломки незаметно для нас и порой совершенно спонтанно.

– Я не совсем понял вас, Игорь Михайлович… Что вы этим хотите утверждать?

– Я полагаю, что человек сам не в силах найти правильное решение, и, следовательно, он либо идет по ошибочному пути, либо руководствуется неким провидением… Опыт подсказывает, что наш мозг принимает решение намного раньше, чем это его решение приходит в наше сознание.

– И сколько это по времени?

– Несколько секунд, которые порой спасают нашу жизнь… Иногда нам кажется, что это случайно или под действием непонятных сверхъестественных сил…

Петр Иванович недоуменно посмотрел на собеседника.

– Тогда очень важно то, что вы считаете окончательным решением.

– Основной принцип развития – движение вперед, но не исключено, что возврат на исходные позиции нам иногда помогает разобраться в предмете исследования… Это, как в лабиринте, пойдешь после ошибки дальше – заблудишься безвозвратно… При всей кажущейся разумности, наука порой топчется на месте или делает неожиданные скачки, отказываясь от общепризнанных аксиом… Например, считается, что человек использует лишь 5-10 процентов способностей своего мозга, но опыты говорят, что он использует почти все его возможности, однако наша психика воспринимает лишь малую часть из всего этого…

– Это очень интересно… Но я не совсем понимаю, как это сказывается на нашей жизни…

– Глаз ученого, естественно, примечает, что такие понятия, как всеобщее информационное поле или некое сознание вселенной, имеют биофизическую основу… Можно предположить, что эта вселенская субстанция имеет более объективный взгляд на окружающий мир, но одновременно сама учится и использует для развития человеческую реакцию… И тогда становятся более близкими к пониманию такие ранее эфемерные на первый взгляд понятия, как существо наших мыслей, сознание, подсознание и, наконец, душа каждого человека…

– И как же можно по-научному истолковать эти понятия?

– Так уж сложилось, что нами управляют мысли, и мы являемся заложниками нашего внутреннего разума. Каждый день у нас в голове появляется огромное их количество. Каким-то мы рады, другие вызывают абсолютно противоположное ощущение, но большинству мы удивляемся, и именно эти неожиданные восторги или разочарования – настоящее живое движение вперед… У молодого человека они больше среди обычной рутины, хотя более опытные люди, казалось бы, должны быть совершеннее… Ан нет… настоящее развитие основано на обновлении, и консервативное должно со временем отмереть, как отработанный хлам… Хотя все люди несоизмеримо разные, и независимо от возраста, каждый по-своему участвует в развитии, находясь в постоянном созерцании окружающего мира и реагировании на него.

– То есть вы хотите сказать, что, отвергая, как вы выразились, хлам, идете немного впереди своих родителей?

– Не совсем так… Все мы по-своему равнозначны, но порой молодой организм ближе к неразгаданной истине в силу более мощной, здоровой воли и интуиции. Однако я вовсе не отрицаю накопленный опыт предыдущих поколений… Хотя все мы – в очередном заблуждении или на тропе лабиринта…

– Как же все это сказывается на отношениях с родителями?

– С отцом –просто и сложно одновременно.

Игорь Михайлович вдруг опять резко замолчал.

– А с вашей доброй замечательной мамой?

– С моей теперешней мамой проще, она действительно замечательный человек…

Петра Ивановича несколько смутило слово «теперешняя», но Игорь спокойно пояснил:

– В десять лет я узнал, что моя биологическая мать умерла, когда мне было полтора года, но именно сейчас я чувствую осколки генетического родства с ней… Это я осознал совсем недавно, как ученый, постоянно анализируя себя и окружающих… Правда, это не мешает любить и понимать посвятившую мне часть своей жизни Надежду Матвеевну…

– В чем же выражаются, как вы назвали, осколки генетики?

– Моя психика устроена немного иначе… С некоторых пор я понял, что Надежда Матвеевна слишком любит меня, как бы вам это сказать… Переизбыток чувств с ее стороны порой рождал во мне сопротивление и нежелание быть похожим на нее… Странно, но это так…

– Мне немного непонятна эта странность… Вам же легко и уютно в этом окружении, когда вас все любят?

– Сейчас бытует некая парадигма, что во главе жизни стоит любовь… Это, конечно, привлекает и на определенном этапе решает некоторые проблемы… некое умиротворение добра… Но мир живет на противоречиях, и практика подсказывает, что им правят в равной степени добро и зло…

Петр Иванович не ожидал такого перехода в рассуждениях и осторожно промолчал.

– А ведь понятие добра и зла не было объяснено человеку Богом, как гласит предание, – продолжал Игорь Михайлович, глядя на дорогу.– И нарушение его запрета – не подходить к Древу познания добра и зла – привело к тому, что Адама с Евой выгнали из рая…

– Да, это поразительное назидание,наглядно раскрывающее слабости человека…

– Это подтверждает, что человек далеко не совершенен… Я не случайно упомянул свои молодые годы… И опыты подсказывают, что именно в начале жизни индивидуальность человека интуитивно ближе к истине… потому как молодыми руководят не догматы образования или противоречия накопленной памяти, а напористая сила воли юности или надежды, которая часто побеждает некоторые жизненные принципы или издержки пожилых.

– Любопытно.

– Кто знает… Вот вы по-иному смотрите на это… и по-своему правы.

– Но быть до такой степени расслабленным и в большей степени доверять интуиции в 21-ом веке, согласитесь, не очень рационально…

– Согласен, что это иррационально… Но именно математика гласит, что иррациональных чисел намного больше…

– Вы знаете, Игорь Михайлович, то, что вы говорите, я слышал немного в другой интерпретации в пору своей юности… Были тогда в 70-е, тоже споры «физиков и лириков»…И самое интересное в том, что тогдашние физики были не в меньшей степени лириками… При всей увлеченности молодежи, в том числе и меня, при значимых достижениях науки и техники, девушки всегда предпочитали лириков…

– Тут нет никаких противоречий… Женщины живут больше чувствами, а не разумом… И заметьте, живут значительно дольше рассудительных мужчин… Моя жена просто обожает моего отца, если не сказать – боготворит…

Петр Иванович улыбнулся:

– Их можно понять… Жить без романтики очень скучно.

– А со скептиком – просто невыносимо, – тихо, будто про себя, произнес Игорь.

Несколько минут ехали молча, и Петр Иванович попытался представить жену своего попутчика:

«Стройная блондинка с живыми голубыми глазами, рассматривающая яркие полотна Михаила Александровича… »– подумал он, и ему очень захотелось ее увидеть.

– Но я не могу назвать лириком вашего отца, тут что-то другое…

Игорь Михайлович вздохнул:

– Да, вы правы… Вот по-вашему описанию настоящий физик – это его брат, Владимир Александрович… во многом со мной солидарен и по характеру – совершенная противоположность отцу.

5

Скоро машина подъехала на стоянку известной клиники в районе Загородного шоссе. Мужчины вошли на территорию через ворота из красного кирпича. Петр Иванович здесь никогда не был, и его поразило ощущение благостного настроения и покоя. Само старинное ухоженное здание клиники с белыми обрамлениями окон и множеством архитектурных проходов и аллей в старорусском стиле было подобно музею Васнецова или Новодевичьему монастырю. Кругом царила доброжелательная атмосфера ухоженного старинного заведения: приятные глазу зеленые дорожки, клумбы цветов.

Видимо, предупрежденный заранее, Михаил Александрович ждал сына, сидя на лавочке у корпуса клиники. Увидев Петра Ивановича, он несказанно обрадовался, и это было очень заметно по его светящимся глазам.

– Игоряша, это замечательно, что ты приехал с Петром Ивановичем, – радостно говорил он, пожимая руки сыну и желанному посетителю.

– Отец, я привез тебе то, что просила мама… Сегодня ты выглядишь хорошо и, надеюсь вполне освоился здесь.

– Да-да… Все хорошо… И день сегодня замечательный… вот Петр Иванович здесь…

– Я занесу в палату и поговорю с твоим лечащим врачом, – продолжал он.– А вы тут побродите… побеседуйте… я вас скоро нагоню…

– Конечно, Игоряша, мы далеко не уйдем…

Когда Игорь Михайлович пошел в медицинский корпус, Петр Иванович сначала немного стушевался, не зная, с чего начать, но доверительный взгляд приятеля сам подсказал необходимые слова:

– Какой у вас взрослый и очень знающий сын, – начал он.

– Да… Он молодец, хороший ученый, – он немного замялся.– И Верочка, его жена, – просто замечательная девочка… тоже умница и такая тонкая и чуткая… моя любимица…

– Вы говорите, как о своей дочери…

– Очень верно, хотя Вера – не дочь… она самостоятельная и необычная женщина… я ее как-то по-особому люблю… к ней много не только платонических чувств… и отеческих… в ней что-то необычно женственное, несмотря на то, что она мне в дочери годится, она очень напоминает настоящую мать Игоряши…

Михаил Александрович сказал об этом так непосредственно, будто знал, что приятель был в курсе его семейной хроники:

– Люба, его мать… ни на кого непохожая женщина, яркая, умная, волевая, словно красная роза. Я ее в шутку или всерьез называл часто по отчеству – Любовь Лукинична, но вот так получилось…

Петр Иванович задумчиво, с интересом слушал.

– Она, как первая осознанная любовь, незабываема и осталась навсегда рядом со мной…

– Вас все время окружают интересные женщины, – задумчиво произнес невольный слушатель неожиданной исповеди.

– Мне кажется, Петр Иванович, в каждые периоды жизни любовь разная… я бы сказал – разноликая… В молодости Люба была просто необходима мне… искренняя и разжигающая душу страсти желания…И я не знаю, как бы продолжалась моя жизнь, если бы она осталась рядом…

– Разноликая… Интересно. У вас каждое чувство подобно цвету…

– А как же… Все так просто… Цвет – это и есть отражение жизни…

– Я видел ваши картины у вас дома…

– Многим они кажутся нелепыми…

– Да нет, я бы этого не сказал… Наоборот, они очень оригинальны и по-своему открывают вашу душу другим…

– Иначе я не могу, поверьте…

– Не знаю, вправе ли я судить, но я заинтересовался глубиной вашей живописи.

– Вам я готов рассказать все, что вас интересует… Дело в том, что порой испытываю острое необъяснимое желание рисовать, а потом вдруг оно резко пропадает… Потому многие работы не закончены и еще ждут своего часа… Увиденное мною хотя бы один раз остается надолго… даже, мне кажется, навсегда…

Доверчивость Михаила Александровича сама открывала двери к беседе.

– Так вот, на последней в сине-фиолетовых тонах… просматривается сильный образ, – Петр Иванович дипломатично промолчал о догадках Надежды Матвеевны.

Михаил Александрович побледнел, видно было, что он не готов говорить об этом, но слова вырвались помимо его воли:

– Да, эти краски несут определенный смысл, и за ними стоит определенное лицо… Оно завладевает мною…И тревога во мне растет с каждой встречей…

– О какой встрече вы говорите?

– Она мне помогает, но я теряю себя, сила эта меня превращает в молодое существо… я вижу только ее, влекущую меня в неизвестность… я все время вижу… эту женщину… какая-то жгучая, неведомая мне красота, яркая… лилово-сиреневая…

Рука Михаила Александровича задрожала, и он вдруг умолк.

– Не беспокойтесь… Это может спровоцировать нервный криз… Надо послушаться врачей и держать себя спокойно… не думать об этом… забыть.

– Да-да. Я понимаю… Хотя забыть это трудно, даже невозможно… Это какая-то сверхсила, она выше моих возможностей сопротивления… Помните, я говорил вам про «Демона поверженного»?

– Помню… Но это лишь художественное воображение.

– Да, но и преображение… несколько, правда, безысходное… Мне трудно пояснить…

– Михаил Александрович, давайте не будет трогать эту тему… Вам трудно одному в этих стенах… поговорим о ваших близких… они помогут вам выйти из клиники как можно быстрее…

– Конечно, здесь мне немного одиноко, и прежде всего я не могу писать свои картины… Я уже вижу последний портрет по-иному… Но мне все время кто-то мешает представить его окончательно, хочет намеренно исказить…

– Вот вернетесь домой и напишите так, как надо… Вместе обсудим его…

– Вы, Петр Иванович, хорошо меня понимаете… душа моя с вами отдыхает.

Он посмотрел с улыбкой на приятеля:

– Еще не хватает прогулок с собакой… Вот Лола только молча смотрит… и понимает все во мне… без слов…

– Я постараюсь почаще бывать у вас.

Они шли по аллее, и глаза больного вновь засветились:

– Петр Иванович, а вы не думали никогда, что пожилые люди понимают и осознают свою молодость лучше, но не могут объяснить это своим детям?

– Что вы имеете в виду?

– Мне кажется, человек устроен так, что только собственные шишки от ударов на брошенные под ноги грабли способны по-настоящему его убедить и направить по избранному пути, если он, конечно, стремится к этому…

– Ну, да… педагогика движет цивилизацию, но вещь эта с индивидуальным подходом… старики должны жить немного отстраненно… своими интересами… и не очень мешать молодым.

– Это еще раз подтверждает, что и вы такого же мнения… Нельзя уподобляться мелким нравоучениями и, тем более, обидам… Все это в конечном счете называется совершенно правильно – занудством или чрезмерным брюзжанием.

– Ну, это вы немножечко перехватили, Михаил Александрович.

– Нисколько. Я еще раз убеждаюсь, мы должны жить своими интересами и двигаться независимо ни от кого… Хотя многие все время нам твердят, что мы – уже вышедший из употребления некий израсходованный материал… Я хочу сказать, что потенциал человеческого мозга рассчитан на более длительный период жизни, и только к реальной зрелости или даже старости он насыщается необходимой глубиной. Возможно, даже более значимой ее стадией восприятия мира… Вот, к примеру, мой сын… Я вижу, что мое присутствие к этой клинике как-то по-иному влияет на него, и он становится более отстраненным… Да и вообще, здешнее лечение – это просто абсурд, если не примитивный идиотизм…

– Конечно, я вас понимаю, но медицина есть медицина.

– Вы думаете, я ничего не осознаю и не понимаю, где нахожусь? Но ведь это может произойти с каждым. И если человек до этого не дожил, он лишился чего-то, ему непонятного… ранее неизведанного.

Петр Иванович хотел возразить, но больной продолжал:

– Главная медицина, Петр Иванович, – в нашей голове, а все остальное – «от лукавого».

– Вы твердо так считаете?

– Вы намекаете на некую грань сумасшествия… А ведь по большому счету именно за этой перегородкой я чувствую свое лучшее состояние, собственное осознание… и даже выход…

– Выход?

– Да-да… Когда мы снимаем сами же придуманные иллюзии, мы ближе к здоровью… к истине…

– Мне трудно это понять.

–Вы знаете, это прозрение… все это началось сравнительно недавно, несколько лет назад. Я будто приглянулся высшим силам, и они начали со мной разговаривать и пояснять окружающее… А вот эта самая медицина… просто смешно… надменно определила в этом мою болезнь…

– Но согласитесь, – начал было собеседник…

– Да-да. Я понимаю… более того, мне стало предельно ясно, что сама медицина – однобокая и примитивная.

– Вполне возможно, – улыбнулся Петр Иванович.

– Вы не верите, но она заставляет меня отказаться от влияния этих сил, а ведь то, что мы видим вокруг, – обман или воображение надломленного сознания нашим ложным восприятием…

– Я опять не очень вас понимаю, Михаил Александрович.

– А тут понимать нечего… Вот к примеру, у вас, Петр Иванович, большие способности к живописи, особенно при восприятии пастельных или акварельных цветов, а вы об этом не знаете и даже не догадываетесь… Я это сразу увидел, посмотрев на вас и вашу реакцию на живопись… Я всегда ярко вижу все впечатления от увиденных кем-то настоящих красок…

– Да, я люблю смотреть на нежные переходы цветовой гаммы, но сам… никогда не брал в руки кисть и даже карандаш…

– Вот видите… в этом вся суть… Мы не знаем себя, не знаем, что хотим, будто кто-то нас постоянно обманывает, завлекает страстями, кажущимися нам необыкновенной свободой, а в зрелом возрасте жизнь нам кажется некой бессмысленной увядающей чередой событий… Но мы при этом очень часто не понимаем и не знаем, что от нас требует душа или связанный с всей вселенной тонкий мир предначертания при появлении собственного «Я».

Петр Иванович молча впитывал слова приятеля, который размышлял:

– Что-то нам по жизни очень нравится, мы откладываем «на потом».Мол, сначала надо выучиться, обзавестись семьей, обеспечить хороший быт, даже о интересующей нас работе забываем, трудимся где попало, лишь бы побольше заработать… Часто откладываем свои самые заветные мечты на будущее… А будущее в этих условиях – это плод собственного искажения действительности, не более того, его просто не будет… Существует реально только то, что сейчас… в данную минуту… Это и есть жизнь настоящая, а не иллюзорная… в будущем… или в прошлом… Человеку трудно вообще осознать, что жизнь ограничена во времени… И вот настает момент, когда он это осознает, но силы уже не те, что в молодости, и не подкрепленные ничем мечты моментально угасают…

– Наверно, вы правы…

– И вот тот, кто являлся мне раньше во сне в сиреневом цвете, говорил это… Он, конечно, не говорил речью, но как-то в тишине внушал… Правда, многого не досказал… с ним хочется продолжать общаться…

Михаил Александрович продолжал, немного прикрыв глаза:

– Но это все происходило на грани поиска себя, хотя немного было страшно… с этими силами нельзя поравняться… Он менял мои мысли и желания под каким-то непонятным чувством страха и напирал сверхъестественной волей.

– Может, это и переутомляет вас?

– Вовсе не переутомляет, даже страхом вселяет некий покой и понимание своего «Я».

– Вы так считаете?

– Я не считаю… Я знаю и чувствую это давно, а последнее время особенно остро… Это подобие какого-то демона, он все время меня настраивает на свою волну, и медицине и еще многим другим кажется, что я действительно вижу… не так, как раньше… А меня это обогащает и… воодушевляет, а многим окружающим я кажусь нелепым…

– Может, тут какая-то религиозная основа?

– Если бы мы жили в прошлом веке, то это было бы возможно… Религия не противоречит всему этому, и я православный человек. Но для меня сегодня религия – мои краски… Они – мое «Я»

– Странно. Вы действительно так себя ощущаете?

– Утром, когда лежу после сна и думаю, как все просто в жизни. Но почему нас кто-то отвлекает и заставляет заниматься другим – неестественным… ненужным… А как прекрасно живется птице! Когда хочет – поет, когда хочет – вьет гнездо и потом улетает на другой конец земли… Ищет свои постоянно меняющиеся краски и наслаждается жизнью.

Пожилые люди услышали за спиной шаги и обернувшись.

– Насилу вас нашел. Вы просто бегаете, как молодые, – выдохнул Игорь Михайлович.

– Ну, что сказал доктор? – невозмутимо произнес отец.

– Все нормально… Но через десять минут у тебя процедуры.

– А-а… Ну, пойдемте обратно, – как-то безнадежно продолжил Михаил Александрович.

– Игоряша, я забыл у тебя спросить: как там ведет себя Лола?

– Мама справляется с ней, они даже подружились.

– Лола не может не подружиться… Я скучаю по ней… Мне кажется, в ее глазах столько слов и красок, они всегда наполняют меня.

Петр Иванович вдруг невольно почувствовал, что после этих процедур, когда их бесполезное, как считает больной, действо будет закончено, Михаил Александрович вновь будет страдать, ощущая безысходное одиночество.

– Завтра я обязательно забегу к вам часам к 17, у меня тут недалеко назначены переговоры в середине дня, – произнес он.

– Прекрасно! Буду вас ждать.

– И непременно захвачу маленькую бутылочку коньяка…

– Ну, это ни к чему, врачи против, – вставил Игорь Михайлович, он знал о пристрастиях отца.

– Игоряша, не горячись! Немного не повредит никогда.

На этой позитивной ноте будущей встречи они попрощались, и Михаил Александрович пошел в палату.

6

Возвращаясь после посещения больного, оба мужчины также долго молчали в машине, и каждый думал о своем.

Вспоминая последние слова приятеля, Петр Иванович думал в влиянии близких и своей бывшей жены.

«Вот, если бы она была рядом, мог ли я также рассуждать и думать – и тем более подружиться с Михаил Александровичем? Нашлась бы масса дел и занятий, которые оградили и в то же время ограничили мою свободу размышлений, не говоря уже об интересующем меня общении… Хорошо ли это? Или не очень? В то время я даже бы не задумывался об этом… »

Петр Иванович вдруг вспомнил слова своего весьма скучного и необщительного тестя:

«Если что-то непонятно в обществе, посмотри и сравни, как это делается в живой природе более низшими существами – животными… Они ведь – как дети, ведомые не только разумом… Противоположные особи, самцы и самки находятся вместе, только когда надо размножиться и вырастить детей, а потом жизнь их разводит и делает в остальное время даже далеко не друзьями».

Он попытался проанализировать разговоры с новым приятелем:

«Михаил Александрович близок к детскому восприятию жизни… он спокойно, не раздумывая, отвергает то, что не принимает душа… и радуется больше природному инстинкту… Его сознание не ломает естество и само существование в этом сложном мире природы…»

Петр Иванович смотрел в окно на не смолкающее и давящее на сознание шумное автомобильное движение.

«А ведь Игорь Михайлович думает больше об обгоняющих машинах или еще о чем-то… Вряд ли глубина его внутренней мысли сейчас активна в естестве… в лучшем случае она затаилась… либо уже давно утратила желание расслабиться… Живем мы все… на автомате…»

Молчащий пассажир смотрел на дорогу, и ему становилось неуютно и даже страшно:

«В каком мире мы живем? Нет ничего стабильного и вселяющего надежду на спокойное будущее… Если будет приниматься решение – нажать ли на кнопочку или нет, все произойдет автоматически и с такой скоростью, что мы даже не узнаем. Мы играем с огнем! Этот мир только мерцает огнями, а на самом деле он – почти гибридный. И он уже меняется необратимо…»