А сейчас было еще хуже. Выть хотелось, но Кирилл не мог, чтобы не сбежались люди, чтобы жутковатая, похожая на врача из концлагеря, Милявская не стала делать ему уколы, от которых он провалился бы в дурное забытье. Поэтому он давил в себе этот вой, и он, не имея выхода, распухал внутри, подобно опухоли, затопляя тело, клетку за клеткой, пока не занял целиком все естество Кирилла. И лишь потом боль притупилась.
Стало немного легче от мысли, что мама ушла в свой внутренний мир, который, уж точно, теперь намного лучше реального. Ей не больно, она чувствует себя сильной и решительной. Это куда лучше, наверное, чем если бы она оставалась в здравом уме, и понимала, что ее сыну бежать просто некуда, что он останется в этом бункере навсегда, состарится, ничего в этой жизни не сделав, и умрет, не оставив после себя ничего. Ведь матери, совсем не для этого рожают своих сыновей.
Через час Кирилл начал потихоньку приходить в себя.
«Самому бы крышей не съехать!» – подумал он.
Но боль, оставшаяся в сердце, однозначно указывала, что он еще в здравом рассудке.
Через час в стальную дверь еле слышно постучали снаружи.
– Да! – ответил Кирилл. – Можно войти!
Дверь открылась, и на пороге показалась Рита. Она шагнула в помещение, и закрыла за собой дверь.
– Выглядишь на двоечку, – честно сообщила она. – Я вчера, спьяну, тоже соплями давилась. Сегодня вроде отпустило немного. Но дело ведь все равно – дрянь. С какой стороны на него ни смотри.
– Да уж… Садись. – Кирилл кивнул в сторону стула. – Зато бодун, как рукой сняло.
– Я бы предпочла мене радикальное средство. Менее радикальное, чем апокалипсис.
– Ты же вроде пила за него вчера?
– Это я хабалила. Непонятно, что ли?
– Что делала? Я этот ваш московский жаргон не понимаю.
– Ну, делала хорошую мину, при плохой игре. А что я должна была, соплями растечься при всех? Хотя, я вывалила много того, что реально чувствую.
– Про нашу ротожопую цивилизацию? – Кирилл невесело усмехнулся.
– Да хотя бы. А разве не так? К тому же, мы все вынуждены носить маски. Чтобы не впускать кого попало в душу, чтобы там не наследили и не насрали.
– Может лучше не общаться с кем попало? – не без иронии спросил Кирилл. – Тогда и маски не понадобятся.
– Это у вас, в Питере, может и лучше. Вы тут все живете, как бомжи. Даже у кого бабосы есть, все равно одеваетесь, как чмори, ходите в винтажных каких-то свитерах, а в любую квартиру зайди – помойка. В Москве общаться приходится не с кем хочется, а с кем надо, или с кем положено.
– И зачем там тогда жить? – удивился Кирилл. – Ради третьесортного «евроремонта» с ламинатом и плинтусами из дешевого пластика? Нет, спасибо. Или ради шмоток со стразами?
– Да хотя бы ради того, чтобы не жить в помойке, в этом болоте, которое вы называете городом. Уже достаточная мотивация. У вас у всех грибы за ушами растут, вы этого просто не видите.
– А у вас ценник на лбу у всех набит, и вы этого тоже не замечаете.
– И у меня? – Рита нахмурилась.
– И у тебя тоже, – без всяких церемоний ответил Кирилл.
– Сколько же я стою, по-твоему?
– Столько, чтобы хватило не жить в нашем болоте. Хотя знаешь, я сейчас, как Нострадамус, выдвину пророчество, и сто процентов не ошибусь. Хочешь?
– Валяй.
– Ты не коренная москвичка. Ты жила в какой-то дыре за Уралом, а потом у родителей возникла возможность перебраться в Москву, ну, например, отца туда по службе перевели. Ну и начали подниматься, как у вас говорят. И так ошалели от открывшихся вам возможностей, что до сих пор в себя прийти не можете. Все, включая тебя. Хотя ты не дура совсем. Просто у тебя бардак в голове. Никто не научил тебя жить собственную жизнь, вот и проживаешь чужие шаблоны.
– За умного решил сойти? – Рита вздохнула. – Ну, в чем-то ты прав, наверное. В том, что мы из дыры приехали – точно. Да и насчет шаблонов. Меня потому и колбасит из стороны в сторону, что я в какой-то момент просто устала понимать, где я, а где то говно, которым мне каждый день засерают голову. Или родители засерают, или из телевизора. И вот, прикинь, теперь нет ни родителей не телевизора. Я вчера рыдала полдня, оплакивала маму с папой. А потом вдруг поняла, что рыдаю не от горечи потери, а потому что так положено. И меня это напугало, до усрачки. А на самом деле я ничего, ровным счетом ничего не испытываю. Я привыкла, что мне кто-то все время указывал, как жить, чего хотеть, даже что чувствовать. А тут раз, и все пропало. Некому подсказывать. И я рухнула носом в землю, как тот воздушный змей, который все сетовал, что его держат на ниточке не пускают в небо, но стоило ниточке оборваться, и он в пике.
– Меня мама, наоборот, всегда учила думать и чувствовать самостоятельно. Говорила, что нельзя жить чужую жизнь. Никакое повторение чужого пути не приведет человека к счастью. Счастье ждет каждого только на его собственном пути.
– Красиво сказано. Но, боюсь, это просто теория. Мы часть общества. Для нас это общество, как ниточка для воздушного змея. Поэтому люди и сходят с ума на необитаемом острове. Теряются все настройки, все ориентиры.
– Я бы не сошел там с ума, – уверено заявил Кирилл.
– А я бы точно сошла. И здесь схожу. Пока вчера трепалась, несла всякую фигню, вроде было ничего. А утром накрыло. И ноги сами понесли к тебе. Ты мне сразу понравился, честно. Просто я виду не показала. Ну, типа, приличные девочки не должны показывать своих чувств к приличным мальчикам.
– Ты мне тоже понравилась, – спокойно ответил Кирилл. – Хотя и не сразу.
– Ты простой, как сто рублей одной бумажкой. – Рита усмехнулась. – А чего рыдал?
Кирилл подумал было, что незачем делиться сокровенным с той, которую знаешь меньше суток, но потом решил, что теперь разницы нет. В бункере нет случайных людей. С ними и пройдет его жизнь. Вся целиком. Только с ними и ни с кем больше. Так что нет ни малейшего смысла что-то утаивать, и носить, как Рита выразилась, маски.
– Из-за мамы, – ответил он. – Мне кажется, она сошла с ума от пережитого. Несет какую-то чушь. Ну и вид у нее стал не такой, как всегда.
– Наверняка, у нас тут у всех крыша поедет, – предположила Рита. – Вот сегодня Олег тоже такой бред нес, что шуба заворачивалась.
– Олег? – не понял Кирилл.
– Ну, тот, что сопля на палке, – напомнила Рита. – Мы вчера над ним ржали, а сегодня они с жирдяем сами в столовке подошли к Андрею знакомиться. Поняли, кто тут лидер.
– А он уже лидер? – удивился Кирилл.
Он подумал, что так увлекся разговором с мамой в столовой, что пропустил нечто важное.
– Разве не видно? Мы, женщины, такое сразу чувствуем.
– Чего же ты ко мне пришла, а не к нему?
– С лидерами дружить невозможно, – объяснила Рита. – Они вечно из себя что-то строят, да так, что аж не могу. А ты нормальный.
– И что за бред нес этот Олег?
– А! Прикинь, подмывал всех свалить из бункера! Типа, пока не поздно.
У Кирилла словно сердце в пятки ушло от неожиданности.
– Что такое? – Рита заметила, как изменилось его состояние.
– Не поверишь, но моя мама пыталась меня убедить сделать то же самое. Может это какой-то новый вид сумасшествия?
– Блин, что-то страшно. – Рита поежилась. – А вдруг это вирус проник в бункер, но его мало, и он не может толком никого заразить, поэтому побуждает носителей выгнать людей наружу, чтобы они там заразились по полной программе?
– Не бывает таких вирусов, – без особой уверенности возразил Кирилл.
– Я с тебя балдею! – Рита фыркнула. – А такие вирусы, которые людей в зомбаков превращают, они что, бывали раньше? Это же вообще неизученная фигня. Она любыми свойствами может обладать.
– У Хайнлайна была такая повесть. Там прилетели такие инопланетяне, которые подключались к нервной системе человека и заставляли делать и говорить, что им нужно. А ведь тут в чем-то похожая ситуация! Мутанты ведь тоже от вируса! Он их изменяет прямо на генетическом уровне наверняка. Иначе как они настолько перерождаются? Может он их контролирует и в более широком спектре. Ты заметила, что мутанты на зараженных меньше кидаются, чем на укрывшихся в машине?
– Ага. Мы проезжали мимо автобуса, там зараженные укрылись от мутантов. Мутанты лезли внутрь, но стоило нам подъехать, они тех бросили, и за нами рванули. Жуть.
– Вот-вот! – подхватил Кирилл. – Я вот и думаю, что вирус так запрограммирован, чтобы всех побуждать как действиям ведущим к заражению.
– Запрограммирован? Это же не комп.
– Не знаю. Мама вообще вчера была уверена, что его нарочно создал кто-то. А раз создал, он мог его наделить определенными свойствами. Но вообще странная история. В одно утро, двое несут одинаковый бред.
– Он еще такие страшные аргументы приводил… – Рита понизила голос почти до шепота. – Типа, тут нам точно капец. Мол, заражение бункера, это только вопрос времени. А если вирус попадет в бункер, то треть его обитателей превратится в мутантов, и начнет уничтожать выживших. Я как представила, так и не стала дальше слушать.
– А остальные что?
– Не знаю. Андрей, мне показалось, задумался. Непонятно только, над чем.
– Если эта форма сумасшествия будет распространяться, если умом тронется кто-то из начальства, так могут и шлюзы открыть. – Кирилл задумался. – В этом случае мы ничем не сможем им помешать. Нам дали свободу перемещения, но отгородили от остального бункера. Знать бы, что у них в головах!
– Мне кажется, это можно узнать, – неожиданно заявила Рита. – Я вообще за этим к тебе пришла, если честно.
– О, как! Ну, выкладывай.
– Ты только в обморок не падай. Я сопоставила сегодня ряд фактов. Смотри сам. Андрей вчера сказал, что прибыл без отца. Но отец его крупная шишка, поэтому парню и выдали такие хоромы. При этом въехало в бункер всего семь машин. В шести были мы и наши ровесники, в одной Влад с двумя мужиками, не разглядывала их. А в седьмой были две женщины за сорок, и водила. Значит, его отца быть в бункере не может. И что, ему хоромы по телефонному звонку выдали? Какой бы шишкой ни был отец Андрея, тут в бункере, никого нет рангом выше Измайлова. И на любые приказы он плевать бы хотел.
– В качестве предположения сойдет. Но фактом я бы это не назвал.
– Ладно, смотри еще. Именно Андрей выступает против майора на занятиях с костюмами. Причем, вспомни, задает он совершенно идиотский вопрос. Мол, зачем нам нужны костюмы. Это ведь дураку понятно. А Андрей не дурак.
– Погоди. Ты намекаешь, что Андрей с Грохотовым были в сговоре?
– Ну, да. Есть у меня такое предположение. Они как бы начали, и спели дуэтом песню, предназначенную для всех остальных. Вот ты бы задал такой вопрос?
– Сам? Нет, конечно.
– Даже я не задала бы, хотя я, типа, тупая телка, и все такое. Получается, что Андрей мог задать вопрос нарочно, чтобы поднять тему взаимоотношений начальства и прибывших, расставить все точки, указать нам наше место, а заодно загнать нас в определенные поведенческие рамки. А?
– В принципе, все три факта имеют место быть. Но я пока не вижу единого стержня, на который их можно было бы нанизать, – признался Кирилл.
– Стержень? Ну, на тебе стержень. Допусти, что Андрей является сыном Измайлова, тогда все сойдется.
Кирилл присвистнул.
– Ни хрена себе, интрига, – задумчиво произнес он. – А какой смысл ему шифроваться?
– Да он и не особо шифруется. Как-то половинчато. Если бы он всерьез шифровался, то не жил бы в таких хоромах, что я балдею. Дали бы ему комнату, как у нас. А так – палево голимое.
– Да. Но, похоже, им нужны были хоромы, чтобы нас туда заманить.
– Влад тогда, тоже с ними заодно? Он же придумал по вентиляции ползать?
– На вентиляцию никто не рассчитывал, наверняка, – подумав ответил Кирилл. – Они думали нас там собрать сегодня вечером, а не вчера, когда разрешат свободные перемещения по сектору.
– Да, возможно, – согласилась Рита. – Для этого придумали легенду с каким-то нереально крутым папиком, о котором никто не знает, кто он и что. Но придумывали наспех, поэтому вышел косяк с машинами.
– Это лишь предположения. Хотя, факты тоже есть. И лучше держать эту версию в голове. Может и Владу стоит сказать. Он мне показался нормальным.
– А тебе не кажется, что оно того… – Рита замялась. – Ну, гей.
– Гонишь? – напрягся Кирилл. – С чего бы?
– Ну, волосы длинные, на меня не особо пялился.
– Волосы длинные в Питере многие мужики носят. Это хрень. А насчет пялился… Тебе, конечно, виднее, но я на тебя тоже не пялился?
– Ты не пялился? – Рита не удержалась от короткого смешка. – Я с тебя балдею. Да я боялась, что у меня на бедрах синяки от твоего взгляда останутся.
– Ой, не преувеличивай. Ну, посмотрел пару раз. Ты красивая.
– Да ты тоже ничего. Ловкий, подкачанный в нужных местах. Ладно, наверное ты прав. У вас тут в Питере и мода другая и манеры. Наверное я насчет Влада погорячилась. Но ты, если хочешь с ним сам поделись.
– Поделюсь, – ответил Кирилл. – А как тебе здоровяк?
– Никак. – Рита поморщилась. – Мне кажется, он жирдяй, а не здоровяк. Зовут Стасом. Молчит все время, и жрет неопрятно. Фу. Сегодня вечеринки не будет, у Андрея тоже бодун, и дурное расположение духа. Но на следующие посиделки Олег со Стасом обещали прийти. Познакомитесь. Не хочешь со мной пройтись?
– Сектор осмотреть? – уточнил Кирилл.
– Ага. Где что. Разве не интересно?
– Полезно уж точно. – Он поднялся с кровати и надел кроссовки. – Но я как представлю, что нам тут всю жизнь сидеть, сразу дурно становится.
– Тебе еще ладно, ты парень. А мне каково?
– Есть разница?
– Конечно есть! – Рита недовольно надула губы. – Мне хочется нравиться, быть любимой, замуж, может даже детей. Представляешь, какой был выбор там? Можно было найти и доброго, и нежного, и богатого, и щедрого, и честного, и верного одновременно. Чисто по закону больших чисел. Москва ж. А тут только то, что есть. А есть такое себе. Ты, да Андрей. И чего мне? Одного в мужья, другого в любовники? Давай руку.
Усмехнувшись, Кирилл позволил взять себя под руку, и они с Ритой выбрались в коридор. Запирать дверь не имело смысла, все равно нет никакого имущества. Это было непривычно, но Кирилл от отсутствия барахла ощутил не разочарование, а скорее легкость. Отдав смартфон Владу, он ни разу и не вспомнил о нем.
Впрочем, осматривать оказалось особо нечего. С одной стороны коридор заканчивался наглухо запертой снаружи стальной дверью, которая вела, скорее всего, прочь из сектора. Другая сторона уводила в столовую, но перед этим коридор делал несколько ответвлений уводящих в функциональные зоны. Среди них обнаружилась не только баня с парилкой, душевыми кабинами, но без бассейна, не только прачечная, но и неплохой тренажерный зал. К удивлению Кирилла один из коридоров вывел к запасному шлюзу. Тот был значительно меньше основного, транспортного, и выводил сразу в коридор, а не в технический ангар. Но все равно это был шлюз, ведущий наружу.
– Это то, о чем я подумала? – глухим голосом спросила Рита.
– Если ты подумала о шлюзе, то это он, – кивнув, ответил Кирилл.
– Страшно, – призналась Рита. – Как подумаешь, что там, снаружи, сразу оторопь берет.
Кирилл поразился, какой двойственной оказалась натура Риты. С одной стороны напускное, как она выразилась, хабальство, жаргонные словечки, подчеркнуто московские манеры, а с другой – просто напуганная девчонка, нуждающаяся в защите.
– Ты мне без масок своих больше нравишься, – без обиняков выдал Кирилл. – Без напускного цинизма, без вульгарности. Правда. Ты лучше, чем хочешь казаться.
– Я же объяснила. Не хочется, чтобы кто-то топтал душу. Отсюда и привычка, не открываться, а выставлять вперед себя куклу для битья. Пусть критикуют, ненавидят, принимают за свою. Нет разницы. Это же не я. Вот только иногда я уже начала забывать, где кончаюсь я, и где начинается кукла.
– Я подскажу, – спокойно пообещал Кирилл.
– Что? – Рита удивленно глянула на него.
– Помогу тебе разобраться.
Рита не ответила, подошла к шлюзовым воротам. Видно было, что ей хочется потрогать их, но страшно.
– Пойдем отсюда, – предложил Кирилл. – Знаешь, ты не одна тут в ужасе. Я тоже боюсь заразиться. И когда об этом думаешь на кровати в бетонной камере, это одно. А тут, у шлюза – совсем другое.
– Интересно, они откроются, если кнопку нажать?
– Хочешь, чтобы я проверил?
– Нет. Я так. Просто. Вряд ли бы их оставили, если бы они открывались. Да, пойдем отсюда.
Глава 6
Проводив Риту, Кирилл забрался на кровать, и, незаметно для себя, уснул. А когда проснулся, понял, что их тут не просто заперли, не просто оставили в покое, а предоставили самим себе. На обед его никто не разбудил.
И тут же пришло беспокойство. Ладно, не пригласил никто из военных. Но почему мама не зашла? Или она заходила, но увидела, что сын спит, и решила не беспокоить? Или она сама спит?
Мучимый тревогой, Кирилл обулся, и поспешил в комнату, выделенную маме. Дверь оказалась запертой. Пришлось стучать. От долгой паузы сердце ушло в пятки, но через несколько секунд внутри лязгнул замок, и дверь отворилась. Мамино лицо выглядело заспанным.
– Я тоже обед проспал, – произнес Кирилл. – И неизвестно, что с ужином.
– Ты не узнаешь? – спросила мама. – А то я не очень хорошо себя чувствую.
– Конечно! Ничего серьезного?
– Устала очень. И отец. Мне кажется, он к нам больше не придет. Меня это несколько выбило из колеи. Столько лет вместе, а он даже не пришел ни разу, за все время, что мы в бункере. И чувствую, что уже не придет. Представляешь? Столько лет!
– Ты не волнуйся, наверняка у него просто очень много работы. Сидит, рапорты пишет.
– Нет, Кирюша. Думаю, что нет. Я уже смирилась. Он очень изменился за последние годы. А тут удобный повод.
– Ладно. Ты тогда полежи, а я разузнаю.
Но то, что Кириллу удалось узнать, мало его порадовало. Их действительно бросили. Часть кухни оказалась заставлена коробками с разными консервами, на плиты и кухонное оборудование подано напряжение. Но никакого персонала прибывшим не оставили. Кто-то предложил всем собраться в столовой, и выбрать главного, кто будет руководить бытом и отвечать за него. Но быстро оказалось, что ответственность никто на себя брать не хочет. Одно дело власть в старом мире, которая несла с собой материальные блага, другое власть здесь, где от нее ничего, кроме лишних волнений. Взрослые быстро перессорились и разошлись, набрав консервов, кто сколько смог унести за один раз.
Кирилл хотел было последовать их примеру, взять еды на себя и на маму, но быстро понял, что это путь в никуда. Столь наплевательский подход неизбежно приведет маленький социальный кластер, каким являлось уже изолированное сообщество выживших, к деградации. Обширный социум, каким было общество до катастрофы, способен выдержать некоторое число лентяев и беспросветных нытиков, за счет тех, кто способен, и даже любит, работать один за троих. Но тут весь социум – двадцать человек, большая часть которых были мужчинами, привыкшими только командовать, и из женщин, не поднимавших в своей жизни ничего, тяжелее маникюрной пилочки. Они и в лучшие времена ни на что не были способны, по большому счету, а сейчас, подавленные обстоятельствами, депрессией, отсутствием каких бы то ни было перспектив, они и вовсе стали стремиться к животному, а то и к растительному существованию.
Для Кирилла было очевидно, что со взрослыми точно начнутся проблемы. Когда и какие, сказать было сложно, но, в любом случае, он считал себя ответственным не только за собственную жизнь, но и за жизнь мамы. И в нем с каждой секундой крепла уверенность, что пускать ситуацию на самотек нельзя, что ее, по возможности, следует подавить в зародыше. Вопрос состоял лишь в том, по силам ли такая задача ему самому, а если нет, встанет ли на его сторону кто-то из ровесников. Сразу обращаться к Андрею не хотелось. И не потому, что он, считая себя природным лидером, потянет, как говорят, одеяло на себя, а скорее из подозрений о его связи с высшим руководством бункера. Конечно, он все равно не останется, все узнает, и полезет руководить, но чем позже это произойдет, тем сложнее ему будет отодвинуть Кирилла на задний план, полностью и безраздельно перехватить инициативу. Конечно, если Измайлов действительно приходится отцом Андрею, то при поддержке сил основного гарнизона Андрей сможет установить любые порядки, отодвинет кого захочет, и куда захочет. Но править одному сложно и не интересно. Кирилл понимал, что если проявит себя раньше, чем Андрей возьмет бразды правления в свои руки, то у него будет немало шансов и потом остаться его «правой рукой».
Поэтому, выбрав консервов получше, прихватив хлеба, сахара и вскипятив на плите чайник, он направился с этим к Рите. Оказалось, та тоже проспала, причем, не ясно, обед или ужин. Кирилл попытался выяснить, который час, но оказалось, что Влад вчера и у девушки изъял мобильник, под тем же предлогом, что и у остальных, мол, хочет полазать по вентиляционным тоннелям, а для этого нужны источники света. Время все больше теряло смысл, превращалось из величины условной, в величину малозначимую. Еще вчера от времени зависело, хотя бы, когда принимать пищу. Но если руководство бункера самоустранилось от участия в жизни прибывших, то и этот фактор обнулился.
Время остановилось, почти перестало существовать, и от этого сделалось почти так же страшно, как от прикосновения к внутренним воротам шлюза. Теперь только признаки старости могут стать чем-то вроде часов. Ничего больше. Другой смысл время для заживо погребенных в бункере просто утратило.
Кирилл решил не делиться этими мыслями с Ритой, видно было, что ей тоже приходится нелегко. Первый шок после спасения от мутантов прошел, и теперь, потихоньку, ко всем начинало приходить понимание безысходности текущего состояния. И Рита не была исключением. Так что усугублять это не стоило.
– Меня аж колотит, – призналась Рита. – Смотри.
Она, сидя на кровати, вытянула вперед руку. Пальцы заметно дрожали.
– Тебе надо расслабиться, – сказал Кирилл. – Такие соматические состояния до добра не доводят. Хрен знает что с организмом может случиться.
– Ты мне поможешь? – спросила Рита, чуть отведя взгляд.
– В чем?
– Ну, расслабиться.
– В смысле? – не понял Кирилл.
– Блин, ты тупишь. Ляжешь со мной? Как еще тут можно расслабиться? Бухать вообще не тянет.
От такой откровенности у Кирилла словно ком в горле застрял, мешая вдохнуть. Волна возбуждения поднялась снизу и ударила в голову.
– Не надо только говорить ничего, – попросила Рита. – Дверь закрой.
Кирилл, как загипнотизированный, встал и запер задвижку. Рита легла на кровать у стенки и вытянулась по струнке.
– Что ты, как деревянный? – Рита перевернулась на бок. – Ляг рядом.
Кирилл неуклюже снял кроссовки и прилег рядом с Ритой. Он взяла его руку и положила себе на плечо.
– Ты такая приятная, – прошептал Кирилл. – У меня сейчас сердце выскочит. Можно тебе погладить по волосам?
– Тьфу на тебя! – Рита улыбнулась. – Ты девственник, что ли?
– Ну… – Кирилл замялся.
– В двадцать пять лет? Я с тебя балдею. Как такое возможно?
– Ну, так получилось.
– Это прикольно. Но сейчас учить чему-то у меня нет никакого желания. Хотя нет. Кое-чему научу. Никогда не спрашивай у женщины, что можно, а что нельзя, если она не проститутка.
– А как тогда? – Кирилл удивился.
– Просто делай, что хочется тебе, что тебя возбуждает. Если женщине приятно, она ответит, если неприятно, остановит.
– Стремно.
– Почему?
– Вдруг сделаю что-то, что ей не понравится, она ничего не скажет, но больше со мной не захочет.
– В этом весь смысл, – призналась Рита. – Ты не должен делать ничего на заказ. Потому что это будешь уже не ты. Делай что тебе самому приятно. А женщина или выберет тебя или нет.
– А если я очень хочу, чтобы выбрала, и готов играть для не любую роль?
– Перетопчешься. – Рита рассмеялась. – Ладно, двественник, секс хоть и отменился, но расслабиться ты мне очень помог.
– Ясно. Значит, ничего больше не будет?
– Сегодня не будет точно. А так, вообще, должна быть интрига. Скучно же ждать. Надо верить.
– Да ладно тебе колоться надо мной. – Кирилл сел на краю кровати.
Рита дотянулась и нежно поцеловала его в шею почти у линии волос.
– Так норм? – спросила она.
– На тебя невозможно злиться, – смущенно ответил Кирилл.
– Вот и не злись. Надо придумать, как людей ободрить. А то если все скиснут, не будет не только секса, но и вообще ничего.
– Им нужна какая-то цель, – уверенно заявил Кирилл. – Надо попытаться устроить регламент на кухне.
– Как это?
Кирилл сам еще не понимал толком, как хочет организовать жизнь прибывших в выделенном им секторе, но, в общих чертах, обрисовал суть своей идеи о кухонном регламенте. Она состояла в обеспечении людей горячим питанием, сделанным из выделенных продуктов, но так, чтобы это питание можно было получить только в определенное время. Кирилл считал, что именно ярко проявившаяся в бункере бессмысленность времени, на многих оказала подавляющее воздействие. Если вернуть времени смысл, через более или менее твердый распорядок, это может и людям вернуть желание жить, а не просто существовать. При этом пищевой стимул, как один из главных природных, мог сыграть ключевую роль – кто захочет питаться не просто консервами, а получать горячие блюда, тот станет следовать регламенту по собственной воле, и отпадет необходимость кого-то к чему-то принуждать.
– Для этого надо уметь готовить, – со вздохом ответила Рита. – А я не бум-бум. Ни одного рецепта не знаю.
– Мама умеет!
Наскоро перекусив и попив чаю, Кирилл с Ритой отправились к маме. Та, увидев сына с подругой, тут же проявила крайнюю заинтересованность и энтузиазм. Благостная улыбка сошла с ее губ, сменившись привычной волевой твердостью.
– Приготовить на двадцать человек, задача не простая, – прикинула мама. – Но втроем справимся.
Кирилл попытался выяснить который час, и определиться, что им готовить, ужин, или завтрак следующего дня. Но его ждало разочарование – мамин смартфон, который, судя по рекламным уверениям, должен был держать заряд двое суток, тоже сел.
– Кнопочные телефоны неделю можно было не заряжать, – со вздохом произнесла она, глядя на сенсорный экран бесполезного теперь устройства.
– Это мы решим. У Андрея в комнате есть комп. Если найти USB-шнур, можно будет у него заряжать телефоны.
– Чтобы использовать их только как часы?
– Еще книжки почитать. – Кирилл пожал плечами.
– Сейчас не до книжек, – уверенно заявила Рита. – Давайте, вы с мамой идите на кухню, и разбирайтесь там, что из имеющегося можно приготовить. А я потребую у военных одни механические часы на всех.
– Попытаться стоит, – согласился Кирилл.
– Только осторожнее там с солдатами, – попросила мама.
– Кстати, да, – поддержал ее Кирилл. – К военным пойду я. А ты, Рита, оставайся с мамой.
– Типа, кухня – женское дело? – насупившись, уточнила Рита.
– В условиях апокалипсиса – да, – без церемоний ответил Кирилл. – А охоту, войну и другие опасные предприятия, придется передать мужской части населения.
Рита показала ему язык, но возражать не стала.
Миновав коридор, Кирилл принялся колотить ногами в запертую герметичную дверь. Вскоре ему открыл лейтенант в сопровождении трех вооруженных автоматами солдат. Кирилл коротко объяснил, что ему надо, уточнив, что надо это не ему лично, а требуется для нужд всего сектора. Офицер велел ждать, но дверь все же запер, оставив Кирилла ждать.
Прошло около получаса. Кирилл уже начал раздумывать, не начать ли снова стучать в дверь, но она открылась раньше, чем он приступил к исполнению задуманного. Лейтенант, не переступая порог, передал Кириллу картонную коробку, в которой лежал плоский настенный хронометр, похожий по конструкции на корабельный, и трое наручных механических часов «Командирские».
Стоило Кириллу взять коробку, дверь тут же снова закрылась, даже поблагодарить лейтенанта не удалось. Но механические часы, в условиях нового мира, показались Кириллу штукой весьма ценной, поэтому одни «Командирские» он сразу надел на руку, застегнув на запястье простенький ремешок, другие решил отдать Рите, а третьи приберечь для Андрея, когда тот очухается и вступит в права «природного лидера», как он сам себя называл.
Взглянув на часы, Кирилл с удовольствием отметил, что ужин еще впереди, а значит, можно будет отличиться уже сегодня. Хронометр единогласно решили повесить на кухне, из одной кастрюли сделали подобие рынды, чтобы можно было колотить в нее половником, созывая народ на обед. Мама решила, на первый раз сильно не заморачиваться, а приготовить с сорокалитровой кастрюле суп из ветчины, картошки, зеленого горошка и других консервированных овощей. В качестве крупы, за неимением другого, в ход пошла все та же перловка. Разогрев духовку, мама запекла в ней гренки с паштетом, в качестве второго блюда.
К шести часам все было готово, и Кирилл отправил Риту созывать народ на ужин. Про рынду пока никто не знал, так что ее пускать вход можно будет только с завтрашнего дня.
– Хорошая идея пришла тебе в голову! – похвалила мама. – Даже мне стало полегче.
Новость, что на ужин будет горячая пища, всем пришлась по вкусу, как и мамина стряпня. Проблемы начались позже, когда Кирилл, перед тем, как народ начал расходиться, выступил с предложением учредить дежурство по столовой, чтобы у мамы были сменные помощники.
– Ты с какого перепугу тут взялся командовать? – тут же поинтересовался тучный мужчина, возможно, бывший сотрудник городской администрации. – Ты, щенок, мне хочешь предложить на кухне работать?
– Совсем молодежь распустилась! – негодующим тоном взвизгнула дама лет сорока пяти. – Мы должны кастрюли тягать и картошку чистить? Почему сюда не назначат солдат?
– Нам не дадут солдат, – спокойно ответил Кирилл. – Нам выделили целый сектор, мы сами им должны распоряжаться и сами себя обслуживать.
– Вот сам себя и обслуживай, – грубо ответил лысый старичок. – Хоть правой рукой, хоть левой. А мы будем требовать соблюдения наших прав!
Народ загудел. Кирилл заметил, что Андрей собрал ребят, и они, слаженной группой, направились к Кириллу.
– Каких прав? – громко спросил Андрей, кивнув Кириллу, и повернувшись к народу лицом. – Тут осталось лишь одно право. И это право сильного. Вы на себя посмотрите. Вы не люди, вы настоящие свиньи.
– Что ты сказал? – выпучив глаза, завизжала женщина. – Кого ты назвал свиньей? Да ты знаешь, кто мой муж?!
– Думаю, что скорее всего, такая же свинья, как и остальные, – спокойно ответил Андрей. – Кем вы были в прошлой жизни, давно уже никого не волнует. Ни нас. – Он показал на друзей у себя за спиной. – Ни, тем более, руководство бункера. Я удивлен, что нас вообще сюда пустили. Но, думаю, как раз из-за нас, из-за молодых. И уж точно не ради того, чтобы вы тут портили воздух своими грязными жопами. Не хотите быть скотами, ведите себя по-человечески. Кирилл предложил всем, на равных правах, вносить часть труда в приготовление горячей пищи. Вы сытно и вкусно пожрали, но отрабатывать жратву не хотите. И кто вы после этого, если не свиньи?