– Почтальон! Почтальон! Ора, почтальон! – звал письмоносца Тадари, бродя в его поисках по лесу.
– Слышишь, – настороженно сказал Арноу Бутба, – по его душу пришли.
– Чувствую добром, это не кончится. Валить надо! А то межгосударственный конфликт назревает, – боязливо добавил Алиас Каджая. И уже через пару минут они забрали посылку и скрылись. Оставив выпившего человека трезветь в одиночку.
Когда Шарах вместе с друзьями обнаружили доставщика писем, тот уже начинал приходить в себя. Внешний вид гражданина России шокировал сельчан: весь мокрый, рубашка нараспашку, лицо красное от ударов ладонями. Он сидел на пеньке потерянный, не осознавая, что произошло и где он находится. Но одно он помнил точно, что выполнял кремлевское задание: нес посылку. Такое разве забудешь. Обыскался кругом, а ее нет. Испугался за последствия такой промашки настолько, что дар речи потерял. Шарах и Тадари вокруг него кружили, спрашивали о самочувствии, о случившимся, чистили ему туфли и брюки, а он молчал будто немой.
– Шарах может ему язык отрезали? – вполне серьезно спросил Тадари.
– А может он секретный агент? И ему нельзя ни с кем разговаривать, – ответил Шарах. – Ладно, что гадать, давай его в дом Нарсоу Квициния отведем, пускай старшие с ним разберутся.
***
В жилище Насроу Квициния к тому времени собралось практически все село, образовав своим присутствием самый что ни наесть настоящий абхазский суд. В середине двора, держа в руках палку вместо молоточка, которым обычно выносят приговор и, теребя седую бороду вместо парика, сидел старейшина Джарназ Мукба. Именно ему предстояло выяснить суть дела и разобраться в нем. Справа от него в одном ряду расположились неподкупные ветераны. Их задача состояла в том, чтобы выслушать каждого и высказать свое мнение по поводу произошедшего. Они являлись присяжными. Слева стоял хозяин дома, по совместительству подозреваемый в совершении преступления Квициния Нарсоу. Он нервно покуривал сигареты, одну за другой, и недоверчивым взглядом осматривал собравшихся людей. Когда свои папиросы закончились, он бесцеремонно забрал пачку сигарет у стоящего рядом парня и продолжил выпускать дым. Остальная толпа находилась возле забора по обе его. Привело их всех в дом к Нарсоу Квициния присущее всем любопытство, и они стали вольными слушателями. Узнав о случившимся, они бурно обсуждали всевозможные варианты, не стесняясь, озвучивая различные версии, даже самые нелепые. Тишина образовалась лишь тогда, когда Шарах с друзьями, напоминавшими в тот момент конвоиров, завели во двор пострадавшего, который был единственным и главным свидетелем.
– Вы почтальон из Москвы? Вы несли к нам в село посылку из кремля? – обратился долгожитель к подошедшему человеку в потрепанной одежде.
– Да, – покорно, кивнул истец.
– Надеюсь, вы понимаете, какие серьезные и авторитетные люди сидят вокруг вас. Поэтому советую вам говорить исключительно правду, а то последствия могут оказаться плачевными, – продолжил старейшина, облокотившись на посох. – Вы можете рассказать, что с вами произошло?
– Я не помню, – опустил голову почтальон.
– Где посылка? – Джарназ Мукба нахмурил брови. А присяжные ветераны немного наклонили голову, в надежде, что это поможет узнать им новые детали.
– Я не знаю, – покрутил головой почтальон.
– Вы знакомы с этим человеком? – сто девятнадцатилетний дед указал на Нарсоу Квициния.
– Возможно, меня кто-то споил и обокрал, – почтальон вновь опустил голову.
– Возможно?! – подхватил первый присяжный.
– Он сказал, возможно? – продолжил второй.
– Да именно так, – подытожил третий.
После чего к рассуждению подключились и остальные присяжные ветераны.
– Возможно – это да или нет.
– Значит, он не исключает возможности того, что возможно они знакомы.
– Раз Нарсоу Квициния главный подозреваемый! Скорее всего, он и совершил это преступление.
– Я с вами согласен. Лишь он был заинтересован в совершении такой пакости.
– Виновен. Я считаю, человек перешедший черту закона однажды, не побрезгует сделать это и второй раз.
– Виновен. Он должен ответить по заслугам.
В порядке размышлений и дискуссий присяжные ветераны сами того не подозревая вынесли приговор. Мрачный Нарсоу Квициния продолжал курить сигареты. Он выслушал каждого, при этом никому не возразил. Даже когда задумавшийся старейшина предоставил ему право на последнее слово, тот лишь выбросил в сторону окурок и выдохнул полный рот дыма, ничего не сказав.
– Неужели это твоих рук дело? Какую страшную тайну из прошлого ты пытаешься утаить? Мы за тебя много чего постыдного слышали, но ты понес за это наказание. Что на этот раз? – спросил Джарназ Мукба и, выдержав паузу, ожидая ответной реплики, которой не последовало, продолжил:
– Оправдай себя.
– Кто-кто но он не нуждается в оправданиях, – пробираясь сквозь толпу выкрикнул Бутба Арноу.
– Вот ваша посылка, – протянул Алиас Каджая коробочку старейшине, – она в целости и сохранности.
Какого было удивление всех, когда посылку открыли. Когда золотистая звезда засияла под солнечным светом. Даже Нарсоу Квициния увидев ее замер, держа в руках тлеющую сигарету. Присяжные ветераны встали и отдали воинское приветствие наивысшей награде, а собравшиеся единогласно провозгласили звук: «Ах». Следом старейшина вынул записку и подозвал Шараха, чтобы тот ее прочел:
– Уважаемый Нарсоу Квициния! Мы отыскали и распаковали похищенный вами во время войны ящик. Его содержимое нас поразило. В нем хранились секретные чертежи вражеского химического оружия, которое благодаря Вам так и не было создано. Из чего следует что вы настоящий герой, спасший огромное количество жизней. Честь вам и хвала! – прочитав письмо, Шарах с первого раза не поверил своим глазам, поэтому проделал эту процедуру еще несколько раз. Жители деревни с большой гордостью, продолжали слушать один и тот же текст, радуясь за односельчанина. Наверняка это продолжалось бы еще долго, если два разбойника не выкрикнули бы: «Довольно слов! Ура герою!» и подбежав к нему, взяли его на руки и стали подкидывать вверх. Никто никогда не видел Нарсоу Квициния таким счастливым, он улыбался каждому кто стоял рядом с ним. Звезду обмыли, как полагается: три дня со стола не вставали. Во главе сидел «герой – разбойник», а по обе стороны от него разбойники помладше, но тоже своего рода герои того дня.
С тех пор Нарсоу Квициния кардинально изменился. Начал со всеми дружить, да по-братски жить. Курить бросил. И на последующих днях победы сидел на самом почетном месте, а на груди его блистала звезда. Тадари сделал себе целый альбом фотографий, в центре которых красовался герой. Нарсоу Квициния завещал награду его музею, о такой находке Тадари даже и не мечтал. Бутба Арноу и Алиас Каджая стали жить вместе с Нарсоу, помогать ему по дому и огороду. Благодаря им скудное хозяйство быстро расцвело. На жизнь хватало сполна, кражи остались в прошлом.
Вовремя проснувшаяся совесть может изменить не одну жизнь. Никогда не поздно поменяться. Правду невозможно скрыть. Через годы, расстояния, невзгоды – она непременно явится и воздаст всем по заслугам!
Сон Шараха
В середине девятнадцатого века Уинстон Черчиль – политик мирового масштаба – заявлял, что очень любит спать после обеда. Учитывая успешную карьеру и популярность англичанина, многие люди следовали его примеру и все разговоры о лени и чрезмерном безделье парировали, ссылаясь на то, что так поступает сам премьер-министр. Таким образом, было принято считать, что именно британский государственный деятель ввел моду на послеобеденный отдых. Как бы не так! Эта традиция возникла давным-давно, с первым абхазом, а если быть совсем точным, сразу после того, как он в первый раз поел. Но древний абхаз не спешил раскрывать своих секретов. Ведь если все будут дремать, кто будет работать? Спустя много веков эволюции, человек значительно изменился: он стал разумнее. Человечество достигло определенного прогресса: изобрело телевидение, открыло пенициллин, была образована мировая экономика, расщеплен атом, созданы инновационные технологии, в космос отправлены космические туристы, но кое-что осталось неизменным.
– Ух, как вкусно, – облизывая пальцы одной руки, а другой поглаживая живот, наслаждался Шарах развалившись на стуле, – наелся я от души, даже дышать тяжело.
– Эх, – с трудом оторвав свою пятую конечность, он начал напевать песню, – где ты моя любимая, моя мягкая, моя душистая?
– Нэ?! Шарах, дорогой, что на тебя нашло? Как приятно, – счастливая жена прибежала с кухни.
– Обара, ты что хочешь? – хозяин бросил на супругу не понимающий взгляд. – Пропусти, я к подушке своей, спать охота. Сам Бог велел отдохнуть, – подвинув хозяйку, он подошел к койке и плюхнулся на нее.
– Ах так! – возмутилась супруга и, встав над ним, принялась причитать:
– Пусть тебе тогда твоя кровать еду готовит! Столько лет вместе, хоть доброе слово сказал бы! Только и знаешь, то "принеси", то "унеси", "стол накрой". Если что-то говорю, а тебе не нравится, то "рот закрой". А я ведь – женщина, мне внимания хочется.
На что Шарах ответил ей легким храпом.
– И не смей меня игнорировать! – завелась хозяйка с еще большим энтузиазмом. – Придумали тут! Раз кавказская женщина, значит мое место на кухне?! А я ведь карьеру могла бы сделать. Жила бы сейчас в Сухуме, имела бы магазин или даже ресторан. Нет же, дура, тебе жизнь посвятила. А ты?
На этот раз Шарах издал храп такой силы, что стекла в доме задрожали. Потом еще один, что кошка во дворе испугалась и побежала куда подальше. После третьего, супруга смирилась и отправилась на кухню домывать посуду.
Шарах уснул и ему явилось сновидение. Он стоит, а сзади него горы белые-белые, перед ним море синее-синее, а над головой солнце яркое-яркое. Стало Шараху жарко, окунулся он. Вынырнул дедушка освежившийся, но липкий от соленой воды. И тут вмиг море превратилось в горную речку: чистую, холодную, бодрящую. Погрузился в нее старик и, коснувшись дна, всплыл, ощущая себя на пятьдесят лет моложе. Купание пробудило голод, заурчал живот. Обыскал себя Шарах и нашел одно маленькое семя, которым и воробья не накормишь. Выбросил он его опечаленный на почву, как в ту же минуту из земли кукуруза выросла. Разжег Шарах костер, чтобы ее сварить, как смотрит заяц бежит и прямо в котел прыгает. Отобедал дедушка, после чего сделал большой вздох и с мыслью: «Какая же у меня замечательная страна», – пошел к своему другу.
Тадари лежал на гамаке, а по дому щеголяли незнакомые люди, которые вели себя не соответствующим местному менталитету образом: мужики разгуливали в шортах, женщины курили, а дети слишком шумели. Не выдержал Шарах, полюбопытствовал:
– Что тут происходит?
– Ты не поверишь, дорогой, – даже слегка не оторвавшись от лежанки, ответил Тадари, – я золотую жилку открыл, называется, туризм. Сдаю отдыхающим комнаты. Не бесплатно. Это очень выгодно, тебе тоже советую.
– Да, но почему некоторые из них работают в твоем огороде?
– Этого молодого человека зовут Егором. Всю жизнь он прожил в мегаполисе вместе со своей семьей и проработал программистом. В ферму только на компьютере играл. А я ему предоставил возможность. Теперь мой огород – не огород, а сельскохозяйственно-развлекательный комплекс. И клиент доволен, и хозяин сыт! – Тадари не скрывал радости, – Мне предлагали уже за мой бизнес неплохие деньги. Но я не спешу, выжду момент повыгоднее.
– Ты желаешь продать свой участок?
– Бог дал нам землю, почему бы не заработать на ней?
– Так вырасти благородный урожай! Приезжие ценят товар с грядок.
– Странный ты, Шарах. Зачем зарабатывать трудом, если можно без него?
– Легкие деньги – к беде. Испокон веков мы кормили себя сами, – Шарах поднес свои ладони к лицу друга, демонстрируя их как инструмент для заработка. Но руки ни с того ни с чего задрожали. Дрожь усиливалась и уже через минуту покрыла все его тело. Дедушка стал ворочаться во сне. Разговор с другом заставил его изрядно понервничать. Хоть и никогда в жизни он и предположить не мог, что Тадари способен на такие мысли, но так и не догадался, что увиденное ему приснилось. Немного покрутившись с одного бока на другой, он успокоился, и сразу же пред ним предстала следующая картина:
На сей раз приснилась ему калитка Гудалия Анри. Узнал Шарах место, в котором ему неоднократно доводилось отдыхать. Поспешил вовнутрь, чтобы поведать историю, случившуюся с Тадари. Заходит во двор, а хозяин уже ждет на крыльце, толстый-толстый, совсем на себя не похожий. Питавшийся всю жизнь мамалыгой и будучи стройным даже на старости лет, Гудалия Анри изрядно изменился в пропорциях. Шарах спрашивать о причинах послуживших появлению лишнего веса не стал, постеснялся.
– Проходи дорогой, располагайся, – встретил его Гудалия Анри, – хочешь перекусить?
– С удовольствием, – ответил ему во сне Шарах, – отказаться от мамалыги сделанной твоими руками выше моих сил.
– Мамалыгой я уже давно не занимаюсь. Попробуй ты лучше это, – и положил он старому товарищу в тарелку большой, сочный гамбургер. Посмотрел Шарах на него со всех сторон, обнюхал и задался вопросом: «есть или ни есть?». Как вдруг перед ним появились другие сельчане, жадно уплетающие за обе щеки этот американский фастфуд и набирающие массу прямо на глазах. Увидев такую картину, Шарах потерял аппетит. Попросил он вместо еды попить, желая промочить немного пересохшее от волнения горло. Гудалия Анри и тут преподнес сюрприз, поставив перед ним бурлящий напиток черного цвета.
– Отчего твое вино пузырьки пускает? Не кипит ли оно часом? – удивился Шарах.
– Да не вино это, а кока-кола. Сделай глоток, тебе понравится.
Попробовал Шарах и сразу начал икать. А Гудалия Анри смотрит на него, мучающегося, и нет, чтоб стакан воды подать, хохочет во все глотку. Заворочался Шарах, да так сильно, что чуть ли с кровати не упал. Долго уняться не мог, едва не заплакал, но во время вспомнил, что слезами горю не помочь и стал искать выход из ситуации. И наведался случайно к Бения Ардашину в гости. Доселе маленький проволочный забор был заменен высоким блочным. Поверх него была натянута сетка. Шарах предположил, что она предназначается для того, чтобы птицы не перелетали, и оказался прав. Внутри хозяин содержал: кур, индюшек и уток. Да в таком большом количестве, что если бы их раздать по всем дворам в селе, людям беспечно хватило бы мяса на несколько лет.
– Я тебя приветствую – главный специалист по мясу, – обратился Шарах к Ардашину. – Раньше у тебя было хозяйство, а теперь целая мясная империя.
– Знал бы ты, как легко мне все это далось, – помешивая в руках корм, ответил птичий барон.
– Легко?! Все это? – крайнее удивился Шарах, указав на обитателей лужайки. – Что ты говоришь? Я не понаслышке знаю, что такое взрастить одного цыпленка, а тут их тысячи.
–Хех, – улыбнулся Ардашин, – смотри сюда, – он звуками подозвал цыпленка и бросил ему одно зерно. Стоило цыпленку погрузить его в клюв, как он превратился в курицу.
– Чудеса, – воскликнул Шарах, – твоего вкусного, тающего во рту мяса будет в изобилии.
Бения Ардашин провел другу небольшую экскурсию. Шараха удивил способ приготовления: куры были нанизаны целиком на большой вертел и, крутясь в закрытой алюминиевой коробочке, обдавались жаром. Еще пару минут назад бегающие по траве птицы были готовы к употреблению в пищу. Шарах, оторвав одну ножку, испробовал ее. Хорошенько пережевав и проглотив, он удивился: некогда невероятный вкус, прославивший изготовителя на всю деревню, стал каким-то обычным. Шарах откусил еще раз, в надежде, что в первый раз не смог разобрать всей прелести блюда, но результат не изменился.
– Мне кажется, но увеличив количество, ты изрядно потерял в качестве?
– А что мне до качества? Есть захочешь и не такое поешь, – без капли стеснения ответил Ардашин. – На вид такие же, даже крупнее. Запах приятный. А вкус… Что вкус? Свыкнется.
– Я с тобой не согласен, не так уж нас много, чтобы за количеством гнаться. Вот я сейчас поел твоего мяса, я сыт, но недоволен.
– Ты сам говорил, сколько труда надо, чтобы вырастить из цыпленка курицу: корми его, от мороза и дождя убереги, от хищников защити, заболеет – вылечи. А тут бросил зерно и все, дело готово! Новые мировые технологии.
– Знаешь, я понял. Труд и был следствием изысканного вкуса твоих блюд. Трудясь, ты вкладывал в них душу, а у технологий души нет.
И вновь заворочался Шарах во сне, да так сильно, что на этот раз упал с кровати. Слегка приоткрыв глаза, спросонья посмотрел налево, потом направо, не увидев ничего интересного, забрался обратно в койку и снова закрыл глаза. Как сразу ему явилось следующее сновидение: стоит перед ним Инал Харбедия с ломом и лопатой. Первым инструментом землю рыхлит, после вторым раскапывает.
– Дорогой Инал, ты уже вино в земле ищешь? – рассмеялся Шарах.
– Ты не поверишь, но есть жидкость куда лучше, чем вино, – договорив, тамада ударил ломом о землю с такой силой, что из-под нее ключом стала бить черная-черная жидкость. – Вот оно – мое богатство, – обрадовавшийся винодел достал стакан с выгравированным на нем собственным именем.
– Не дури, – обратился к нему Шарах, – неужели ты выпьешь эту отраву?
Но не слышал Инал Харбедия своего друга. Ослепленный богатством, хранившимся в недрах его двора, он выпил нефть. В ту же секунду во рту у него появились золотые зубы. Наполнив, Инал протянул кружку Шараху, но тот даже не шелохнулся, чтобы принять дар, напротив сделал шаг назад. Тогда он сам осушил стакан, и золотом покрылась его рука. Жадностью переполнила тамаду настолько, что он выбросил сосуд и принялся пить прямо из земли. И уже через пять минут он стоял перед Шарахом весь покрытый золотом.
– Не кажется ли тебе, что ты наслал на себя проклятие, друг мой, осквернив тот рай, что подарил нам Господь? – Шарах указал на забрызганную черными каплями природу.
– Проклятье?! Всевышний?! – захохотал Инал Харбедия. – Взгляни на меня! Теперь я сам Всевышний!
И вновь беспокойство настигло Шараха, да настолько сильно, что он закричал во сне. Супруга в туже секунду прибежала к нему и принялась спрашивать: случилось ли чего? Благо дедушка вспомнил о старейшине, об оплоте своего доверия, о, славном, добром Джарназе Мукба.
Двор Джарназа Мукба был переполнен людьми. Странным Шараху показалось то, что они стояли не в хаотичном, вальяжном порядке, присущим гостям, а расположились строго в очередь, уткнувшись носом в затылок впередистоящего человека. Шарах попытался обойти всех и зайти в дом к старейшине. Как его сразу стали покрывать далеко не лестными словами и велели встать позади остальных.
– Пропустите, у меня вопрос государственной безопасности, – воскликнул Шарах.
– У нас у всех вопросы государственной безопасности, – ответили хором люди образовавшие цепочку перед домом старца, после чего пальцем указали на прежде озвученное место.
Вопреки всем научным исследованием заявлявшим, что максимальная продолжительность сновидений несколько минут, Шараху показалось, что он простоял там несколько часов. Дедушку особенно разозлило, когда мимо очереди состоящей из людей преклонного возраста прошел молодой, ничем не примечательный парень. Шарах стал возмущаться и требовать возмущения от окружающих. Но те безмолвствовали, разве что одна горбатая женщина сказала:
– Ты знаешь, кто это? – и, не дождавшись слов из уст Шараха, сама ответила на свой вопрос. – У Джарназа был троюродный брат. У того была жена. У ее жены была двоюродная сестра. У той была внучка. Она тоже была замужем. Так вот, это троюродный брат ее мужа.
Дождавшись своей очереди, Шарах забежал к старейшине в дом и сразу был крайне удивлен обстановке, которая пред ним предстала. Обычные стулья и скамейки были заменены на кожаные кресла и диваны. На столе вместе графина вина красовалась бутылка американского виски. Долгожитель, никогда не носивший за свои сто девятнадцать лет побрякушек, сидел весь усыпанный ими: на каждом пальце блестели кольца, руки были увешаны драгоценными браслетами, а на шее висела огромная золотая цепочка. Немногочисленные, седые волосы прилизанные назад, приподнятый вверх воротник рубашки и дымящаяся вместо привычной трубки большая сигара придавали старцу гангстерский вид.
– О дорогой Джарназ Мукба! Ты не представляешь, что творится за твоими окнами. Дом Тадари, славившийся своим гостеприимством, напрочь позабыл о нем. Горе нам, о горе! Мы, восхвалявшие руки Гудалия Анри, не делающие комочков в нашей любимой мамалыге, теперь должны жиреть от котлет в хлебе. Да простит нас Всевышний – ведь мы пошли против него! Бения Ардашин имеет заколдованные семена. Он кормит ими птиц, и растут они не по воле Божьей. Месяц становится для них днем. Оперение происходит быстро, жаль, что вырастают птенцы, лишь внешне похожие на представителей своего вида. Да обойдут все беды мой народ и взвалятся на мои плечи! Инал Харбедия – наши славные уста и чудный винный творец, во дворе отыскал жилу с черным проклятием. Красивым тостам и шумным, братским застольям он предпочел золото. Нынче он весь блестящий, но при этом холодный, тяжелый и бесчувственный. Джарназ! Как нам быть? Что нам делать?
Старейшина, внимательно слушавший речь сказанную гостем, задумался. Спустя пару секунд размышлений и почесывания подбородка, он заговорил:
– Немало бед ты мне рассказал. Не зря ты ко мне пришел. Ты знаешь, что я самый авторитетный человек в нашем селе Аамта, и что мое слово может решить много проблем? Но вот не задача, ты мне не сказал, что я буду иметь с того, если помогу тебе. Каков мой интерес в этом деле?
– Ты ли это, Джарназ? – единственное, что успел ответить Шарах на меркантильность старца. После чего заорал от душевной боли намного громче, чем в первый раз. Жена захотела разбудить мужа, но он так кричал и махал конечностями, что она не решилась к нему подойти. Ей показалось, что в комнате слишком душно, от чего ее супруга и беспокоят кошмары. Она открыла все окна, чтобы проветрить помещение.
Стало холодно Шараху, как во сне, так и наяву. Съежился он клубочком на кровати. И в сновидении стоит весь дрожит, скрестив на груди руки пытаясь ими согреться, а вокруг все белым бело, даже черного пятнышка нигде не увидишь. Посмотрел он прямо – никого нет, посмотрел налево – пустота, направо – такая же картина. Обернулся дедушка, как предстала перед ним маленькая девочка со свечкой в руках.
– Привет, – поприветствовал ее Шарах, – ты здесь одна?
– Нет, – ответил вместо нее непонятно откуда появившийся ее возраста мальчик, подошедший к ним с такой же свечой в руках.
– Что вы тут делаете? – удивлено спросил Шарах.
– Идем туда, – показал направление третий ребенок, державший в руках такую же свечу. Дедушка Шарах недоверчиво посмотрел на него, так как пару секунд назад его там не было. Но он все же взглянул туда, куда указывал детский палец. И увидел Шарах нечто белое-белое, такое белое, что даже в месте, где все было белым бело, оно было белее всего.
– Что это? – выпучив глаза и слегка приоткрыв рот, поинтересовался Шарах.
– Это будущее! – сказал доселе не знакомый ему детский голос. Шарах оглянулся. Вокруг него стояли тысячи детей со свечками в руках пристально смотрящих в светлое будущее.
– Дети, а вам не холодно? – спросил дедушка, из-за прохлады постукивая зубом о зуб. – Давайте зажжем ваши свечи, – старик потянулся в карман за спичками.
Достав коробок, он зажег одну и приставил к фитилю свечи, но она не загорелась. Тогда Шарах сделал вторую попытку, ну и она оказалась безрезультатной. Старик попробовал зажечь другие свечи, истратив почти весь коробок, но желаемого результата так и не достиг.
– Дедушка Шарах, эти свечи спичками не зажечь, – ответила маленькая девочка, та которую он увидел первой. – Они волшебные.
Девочка замолчала. Образовалась тишина. После она сделала глубокий вдох, и на выдохе, дыша в сторону свечки тихонько произнесла:
– Владислав.
И зажглась свеча. Стоящий рядом мальчишка, продолжил:
– Нестор Лакоба.
И зажглась вторая свеча.
– Сергей Багапш, – третья.
Стали доноситься имена великих деятелей посвятивших свои жизни процветанию Абхазии и каждое из них зажигало огонь в сердцах.
– Мы будем учиться, чтобы в последующем добросовестно работать во благо нашей страны, – единогласно сказали дети, стоящие в одном ряду, как у всех у них вспыхнули свечи.
– Мы будем беречь нашу родину, нашу природу, обычаи и традиции! – загорелись свечи другого ряда.
– Мы будем помнить, какой ценой досталась нам эта свобода и сделаем все, чтобы передать ее последующим поколениям!
– Мы будем честны перед собой и ближним, перед законом и Богом!
Каждая фраза подобно великим именам вселяла надежду и воспроизводила легкое пламя. Загорелись все свечи.
Тем временем супруга Шараха забеспокоилась, не простынет ли муж? Гадать не стала, принесла одеяло и накрыла его.
То ли от маленьких огоньков, то ли от услышанных слов, то ли от одеяла Шараху стало тепло. Согревшись, он гордо выпрямил грудь. Дети, держа зажженные свечи в руках, восприняли жест дедушки, как сигнал и дружно, маршем, как на великих парадах, зашагали в сторону светлого будущего. Радости Шараха не было предела. Только он решил пойти за ними, как задумался:
– Мое время прошло! Я, пожалуй, останусь здесь и прослежу, чтобы никто из не прошеных гостей не смог попасть в светлое будущее, к нашим детям.
Словно в лучших традициях американских боевиков: дедушка, сжав кулаки и нахмурив брови, встал в стойку в ожидании неприятелей.
– Шарах! Шарах! О, Шарах! – услышал он голос своего лучше друга Тадари.
– Ора, Шарах! – донеслись еще голоса Анри Гудалия, Ардашина Бении и Харбедия Инала.
– Нет уж! – воскликнул Шарах и побежал на голос. – Мы с вами останемся здесь! В настоящем! – он обхватил своих товарищей и начал с ними падать вниз.
Падает, падает, падает. А внизу палка торчит. Шарах наткнулся телом прямо на нее и подлетел вверх, потом снова упал на нее, потом подлетел, потом упал. И так продолжалось до тех пор, пока Шарах не открыл глаза и не увидел, как в него палкой тычет старейшина Джарназ Мукба, а он, крепко вцепившись своими руками в свою же спину, протяжно стонет. А друзья стоят рядом и, крича его имя, пытаются разбудить. Вскочил Шарах с кровати. А перед ним стоят четыре его друга красавца в папахах и черкесках с газырями. У одного в руках мука и палка для размешивания мамалыги, у другого нож и барашек, у третьего вино и чача, у четвертого приборы и посуда. А в центре, между ними расположился аксакал Джарназ Мукба. Обрадовался Шарах, что снился ему кошмарный сон и все это неправда, так как перед ним его орлы в лучшем свете кавказской нации.
– Так ты идешь с нами отмечать?
– А какой повод? – спросил Шарах.
– Пошли! По дороге придумаем, – засмеялись все.
– Узнаю родную Абхазию, – сказал Шарах и вышел с друзьями в путь к славному, доброму застолью.
Весь вечер он рассказывал про свой сон, чем вызывал у слушающих товарищей смех. Все поражались масштабам его бурной фантазии, заверяя, что такого в селе Аамта никогда не будет!