Tasuta

Философские притчи и мысли о важном

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

11. Принцип допустимой жертвы

– Почему свобода – главная человеческая ценность?

– Потому что только свобода проявляет настоящего Человека. По-настоящему свободный человек никогда не злоупотребит свободой и всегда будет чувствовать свою ответственность за неё. В этом его главная сила и слабость и человечность.

– Получается, он всегда будет несвободен?

– Получается, так.


(Попытка осмыслить одиночество человека, ставшего заложником своих убеждений, на примере власти. Всё содержание вымысел.)

Человек в костюме без галстука закрыл глаза. Откинул голову в кресле. Расслабил лицо, видимо, что-то обдумывая.

На столе лежала докладная записка, в которой содержался обширный отчёт о расследовании выскочки. Расследование было достоверным, с хорошими и обстоятельными обзорами всех нелегальных аспектов деятельности лиц, в отношении которых оно было произведено. Некоторое время он размышлял, анализируя ситуацию с безмятежным лицом. Иногда на нём проскальзывала мимика недовольства, иногда желваки сжимались, говоря о внутреннем напряжении. В целом лицо было спокойное.

«Как же нам его заткнуть? Скоро не будет ни одного человека в его окружении, про кого выскочка не выпустил бы своё расследование. Всё роет и роет. Как же он мне надоел. Как муха возле стола жужжит и раздражает».

На какое-то время мысль унеслась к морю, захотелось отдохнуть, искупаться и позагорать. Отмахнувшись от притягательной картины, он постарался вернуть её в рабочее русло.

«Кого оставить после себя? Кто выдержит такой стресс? Надёжный и верный. Кто не предаст». Такого человека не было на горизонте. А между тем потребность в нём росла с каждым днём. Время шло. Всё его окружение рассадило своих детей по верхушкам госкомпаний. Все они самозабвенно пользовались открывшимися возможностями покормить своё самолюбие (якобы чего-то стоящих отпрысков) за счёт госбюджета. Но никто не хотел работать. Все только воровали, используя свои связи и своё положение. Он был не против воровства во имя преданности. Но преданности не было. И как её найти, когда вокруг остался только страх?

Вот уже почти тридцать лет он ведёт войну за свою страну. Время, которое без пощады изменило его жизнь. За это время многое ушло из того, что выдержало американские горки девяностых. Изменения коснулись семьи, личной жизни, его страны.

И не понятно, где лучше, где хуже.

На заре своего единовластия он пытался быть открытым и дружелюбным. Но в мире ничего не изменилось. Либералы из-за океана по-прежнему везде лезут со своей правдой, их тень-калека с континента молчит либо привычно поддакивает. Демократы недобитые.

Наивность свободы слова прошла быстро: если не проявлять волю и твёрдость, то тебя заклюют. Вотрутся в доверие, а потом предадут, забрав самое ценное. Он неоднократно с этим сталкивался и в первые годы власти ещё пытался опираться на веру в силу слова и дипломатию уважения. Но нет. Чуть дашь слабину, и тебя забросают камнями свободные СМИ. Малейший шаг не в ту сторону – и можно полететь в пропасть.

Начало было трудным, но тогда казалось, что всё можно изменить, если поставить во главе своих людей. Верных и надёжных, тех, кто понимает и разделяет свою любовь к родине и трезво оценивает угрозы со стороны. Тех, кто поймёт, что иногда можно пожертвовать меньшим, чтобы выиграть большее. Он назвал это «принцип допустимой жертвы».

Ещё в годы учёбы в институте, анализируя шаги народного диктатора до и во время войны, он, с одной стороны, тушил мятежный дух, поднимавшийся в нём как протест репрессиям и убийствам, проводимым по всей стране, а с другой стороны, ловил себя на мысли, что, может быть, по-другому было нельзя. Может быть, именно их жертвы и принесли стране те успехи, что даже не снились бы аграрной стране. В шахматах же есть приём пожертвования фигуры. Игрок понимает, что этот ход необходим сейчас, потому что потом принесёт победу. Возможно, тот был опытным шахматистом. Именно тогда он придумал название его стратегии: принцип допустимой жертвы. Безусловно, это была сделка с совестью, где большее оправдывает гибель меньшего.

Именно по такому принципу он и выбирал всё своё окружение. Честных и принципиальных он пропускал. Система, которую он планировал создать для защиты страны и её развития, не допускала принципиальностей внутри себя. Только гибкость и лояльность.

Сначала все работало как часы, но потом пошли сбои.

То, что он позволил своему окружению, его окружение сразу позволило своему. И так по кругу до самых первых исполнителей. Он понимал, что им нужно будет дать наесться, заполнить все свои церковные, жизненные дыры. Но потом он ожидал, что они заработают. Однако оказалось, что ошибся. Время беспощадно посмеялось над его ожиданиями.

У окружения стали расти дети, один круг сменял другой, но никто не хотел делать что-то для страны. Все только и смотрели ему в рот, чтобы понять: так ли они ничего не делают. Он недооценил страх инициативы. Его стали бояться. Бояться что-либо делать так, как подсказывает разум и сердце. Отдавать себя стране. Вместо этого всё встало. Страх остановил движение во благо его целей, этих же целей боясь не достигнуть. Изменения, на которые он рассчитывал, не шли, потому что никто ничего не хотел делать, боясь потерять то, что получил за свою лояльность.

И что самое главное, ему нечего было им сказать. Они не шли против него. Всегда были за. Но только того, что он говорил, было мало, это нужно было делать, но система лояльности и преданности, послушно смотрящая ему в рот, уже где-то на втором колене ломалась.

Импульс активности угасал, увязнув в кланах интересов отпрысков построенной им системы. Системы, в которой не нашлось места идейным людям. Где было только море прикормленных горе-ястребов, зажравшихся от лёгкой добычи. Вывези таких на охоту в дикие леса, и они первые станут добычей хищников, потому что мыслят шаблонами и боятся сделать креативный шаг. Не умеют, да и не хотят ценить свободу. Предпочитая свою сытую неволю.

Иногда хотелось их всех сменить и провести прилюдную порку. Показать, что неприкасаемых нет и быть не может. Но потом это желание гасло. Точнее, он сам его останавливал.

Их он знал. Они своё украли. И на каждого был свой том с полным раскладом, где и сколько. И они это знали. И понимали, что теперь, если не на них, то на кого ещё он может положиться.

Их дети не его выкормыши. Они преданная плеяда системы. Но не его самого. Их понятия о чести, совести и другом образном мериле человеческих ценностей свелись к одному: мне можно всё, а значит, пусть эти ценности управляют жизнями холопов.

Он не мог изменить их подход. Он сам его создал. Стране не хватало идеи. Идейных людей. Чести и совести. А ещё законности. Про законность его система вообще успешно умела забывать. Но в этом и была слабость. Свобода и креативность, инициативность и предприимчивость не сочетались с беззаконием и системной лояльностью. А при выборе между ними он всегда был за систему. Худо-бедно она подтвердила свою жизнеспособность, вытащив страну из хаоса демократической анархии в сильную и относительно независимую страну. И тут в голову пришли исторические аллегории про царского колосса на глиняных ногах. Только ноги сегодня были не глиняные, а нефтяные, и чем дешевле была нефть, тем менее устойчиво держался этот колосс.

Он открыл глаза и снова стал просматривать доклад.

Очередное расследование про птенцов. Выкормышей с руки. Миллиардные дома. Он тяжело выдохнул. Миллионы – это не их уровень, по-царски все строят – на миллиарды. Как в пошлой пословице: либо с королевой спать, либо миллиард воровать. «Ещё бы работали на миллиарды, – подумал он, – работы как не было, так и нет. Где-то принцип допустимой жертвы дал сбой. Где же он ошибся?»

Для него было неоспоримо, что народу нужна жёсткая рука. У нас это в крови – полагаться на сильного защитника.

Былинные богатыри дали старт этой мутации генов. Это он реализовал в полной мере. Поддержка у народа была. Но вот качество этой поддержки было неэффективным. Люди без образования, село, рабочие и специалисты на государственной службе. Те, кто работают для кого-то.

Для них он практически сделал церковь частью государства, де-факто позволив строить храмы и забирать землю везде, где им будет угодно. Рассчитывал, что верующий народ будет более лоялен. Лояльности было хоть отбавляй. Только на ней всё и заканчивалось.

Те, кто строил свой бизнес, те, кто мог и должен был развивать страну, от него отвернулись и не поняли его благих целей. Каждый доклад бизнес-омбудсмена показывал, что бизнес умирает или еле-еле выживает. Каждый вертится как может, не желая платить налоги стране, которая, как им казалось, одним давала всё, а других обдирала до нитки.

Сильная и жёсткая рука бизнесу не понравилась. Бизнес и интеллигенция хотели демократии, законности, равноправия и уважения. Свободы.

Они не понимали, почему ради процветания страны можно закрыть глаза на смерть человека, погибшего по вине лояльного системе чиновника или его родственника.

Они не признавали выгодные контракты и политику протекционизма по принципу лояльности, так как считали, что тоже имеют право.

Они всячески отрицали свою приверженность курсу и вот нашли того, кто начал проводить расследования и говорить то, что они в себе не находили смелости озвучить вслух.

Иногда он их понимал. Иногда действительно видел сходство происходящего с рассказом про Чиполлино. Но потом приоритеты брали вверх. Принципиальность, единственная принципиальность в его системе, побеждала благоразумие, и он снова говорил себе, что малая жертва даст возможность взрасти великому. Время всё расставит на свои места. Как сейчас: никто не вспоминает преступления тирана прошлого, а помнят только величие и победы, достигнутые при нём.

Такими мыслями он часто оправдывал то, против чего на заре своей карьеры неоднократно выступал, борясь за мир и спокойствие граждан своей страны. Справедливость. Маленький мальчишка из притчи, вечно прячущийся от людей.

 

Её было слишком мало в этом мире, и вряд ли следовало давать ей шанс проявить себя, чтобы нарушить веру в защищённость тех, кто верен его курсу. Но иногда, его начинала охватывать внутренняя пустота за грехи, что несли его слуги, получая свои миллиардные дома от терпящего всё народа.

И тогда страх мелькал в мыслях, и ассоциативный ряд исторических событий снова рисовал в его сознании революцию и царя.

«Что будет со всей этой челядью, которая сейчас сидит и плюёт сверху вниз, считая, что так будет всегда? Что его форма правления – это тренд и народ будет терпеть?»

Устал. Расследования выскочки частенько стали вызывать в нём философский тайм-аут. Он взглянул на свои дорогие часы. Стрелка равномерно отсчитывала бег времени. Нужен преемник или нужно менять систему. Пока силы есть. Время бежит, и уже не в его пользу счёт. Но силы ещё есть, чтобы начать менять то, что стало само себя пожирать.

P.S.

Вера в собственную исключительность часто приводит к тоталитаризму. Но иногда она трансформируется в убеждение: «Я лучше знаю, как лучше». Один человек никогда и ни при каких условиях не может знать, что лучше для миллионов других. Он только может заблуждаться в своих убеждениях.

Рассказ не попытка сказать слова «за» или «против». Это личное убеждение автора, что для процветания народа в нём должна жить идея, мечта.

Эта идея не должна превозносить одних над другими, не должна ломать и калечить. Она исключает принцип допустимой жертвы одним своим существованием. Она должна давать свободу и творчество людям для реализации своих возможностей. Она должна объединять и заставлять конкурировать. И она должна давать равные шансы.

Идеализированность текста не означает, что её не может быть. Но пока в головах людей сидят покорность и смиренность, пока объединение умов происходит через церковь, в которой вера одного человека внедряется в сердца и верования миллионов, эта идея никогда не появится. Потому что для её появления ограничения не нужны. Нужна лишь ответственность каждого из нас за права и свободы другого, пусть даже отличающегося от нас по цвету кожи, религии, сексуальным предпочтениям или политическим убеждениям человека. По-другому этот мир лучше не станет.

12. Почему моя жизнь хуже других? Лена и выбор

Часть 1

Люди, сравнивающие свою жизнь с другими, всегда будут столь же несчастливы, сколь счастливы будут те, с кем они себя сравнивают.


Нажав на кнопку аварийной остановки, Лена направила машину к обочине. Выключив двигатель, некоторое время сжимала руль, как бы раздумывая, что сделать дальше. Напряжённое лицо и буквально раздувающиеся ноздри, сигнализировали о высшей форме внутреннего напряжения и волнения.

Затем резким движением открыла дверь и начала спускаться с обочины в поле, раскинувшее зелёный ковёр свежих посевов во все стороны влево и вправо.

Редкие машины нарушали тишину, проезжая мимо. Только лёгкий ветер завывал в ушах, пока она бежала от машины прочь в середину поля. Немного запыхавшись, остановилась. Потом опустилась на колени, подняла голову в небо и прошептала:

– Почему? Почему?

Слово срывалось с губ всё чаще и чаще.

Сначала негромко, но, словно набираясь решимости, скидывая контроль над своими чувствами, она вкладывала в свой вопрос всё больше голоса и наконец перешла на крик.

– А-а-а-а-а! Почему!

И дикий, уже почти неразборчивый рёв вопроса растворялся в потоках ветра, свободно шелестящего весеннюю траву.

Состояние Лены было эмоциональным выплеском не на какое-то событие, резко надломившее привычный уклад жизни. Это был крик души на казавшееся несправедливым распределение счастья, везения и удачи в её жизни, по сравнению с людьми, которые, как ей казалось, ничем это счастье не заслужили. Ну или по крайней мере были ничем не лучше, чем она, а где-то даже хуже. Но у них было всё, а у неё, по сравнению с ними, ничего.

Лена ехала в деревню со встречи выпускников. Четыре класса реализованных и нереализованных амбиций встретились, чтобы посмотреть, кто чего добился за эти пятнадцать лет жизни.

Лена не сделала карьеру, не добилась успехов в бизнесе, не выросла в начальника какой-нибудь госструктуры и вообще была одной из самых скромных фигур этого юбилейного мероприятия. Но именно перед ней многие щеголяли своими успехами. Подходили, обнимали, целовали, и каждый стремился узнать: «Ну как ты, где ты?»

Всем хотелось узнать, в кого выросла самая активная и популярная девочка выпускных классов, как сложилась судьба отличницы, активистки школы во взрослой жизни. И если сначала она ещё отшучивалась, то потом поняла, что им нравится показывать, как же сильно они преуспели по сравнению с ней. Каких достигли высот и как с плохо скрываемым удовлетворением узнавали, что она не стала ни звездой экрана, ни моделью, ни журналистом.

Она никому не рассказала, что её, как мотылька на огонь, притянула судьба бандита, от которого она забеременела и осталась матерью-одиночкой, работающей простым бухгалтером. А потом был брак с ещё одним нерадивым мужчиной, чей блеск и щедрость оказались пшиком игромана, от которого ей остались куча взятых кредитов и ещё один ребёнок.

Казалось, что жизнь специально сжигала её мечты и желания, каждый год подбрасывая какие-то испытания, пока она наконец не смирилась и не сняла свою мысленную корону самой популярной девочки выпускных классов.

Единственное, что жизнь в ней не сломала, – это любовь к этой самой жизни. Природный оптимизм, который ещё в школе сделал её звёздочкой, поддерживал и не позволял падать духом даже в самые безнадёжные времена.

Понятие о честности, верности и доброте не смогли вытеснить из неё ни встречи с проходимцами «с большим любящим сердцем», ни одиночество матери, воспитывающей двух детей.

Наоборот, когда появились дети, то любовь к ним только усилили её веру в себя. Жизнь закалила и сделала несгибаемой, казалось, к любым жизненным неурядицам. Оказалось, ошиблась.

Обычная встреча одноклассников, и её самомнение о том, что она сильная, знающая себе и своим убеждениям цену девушка-женщина, разбилось от жизненного щелчка по носу.

И вот она в центре зелёного поля, где без единой слезинки сухим надломленным голосом спрашивала у неба одно и то же: «Почему в её жизни всё произошло именно так, за что жизнь вылила не неё помои отбросов общества, в чём она провинилась молодой девчонкой, чьи мечты и желания после выпускного были безжалостно раскатаны катком реального мира?»

Весь день она смотрела на своих друзей и подруг прошлого и отмечала, как сильно все изменились. И весь день волей-неволей была вынуждена прикладывать шаблон успехов и достижений чужих жизней к своей. И чем больше сравнений было не в её пользу, тем острее в ней поднимался протест и негодование этой несправедливости.

Вот Мишка, управляющий банком. Три плюс два складывал с трудом.

Вот Альбина, чуть ли не шалавкой считалась среди парней, приехала аж на личном «Бентли». «Муж подарил на юбилей свадьбы, он у меня с нефтью связан», – как бы мимолётом ответила она на вопрос: «Откуда дровишки на такой лакшери».

Или Олег, которого почти отчислили из школы за оскорбление директора, последний хулиган, приехал на «Тесле». Развивает цифровые технологии, энергосбережение и заботу о природе.

И так далее и тому подобное. Нет, она не говорила себе, что они недостойны своих удавшихся жизней. Она лишь не соглашалась с позицией своей, неудавшейся по сравнению с ними, жизни. Отчего и сбежала с этого праздника и уехала в деревню: чтобы побыть в тишине, оставив детей родителям.

Но даже в пути она не могла избавиться от воспоминаний о ехидно насмешливых улыбочках тех нимфеточек, что ставила ниже себя в школе. От ободряюще понимающих мужских кивков, фальшивого сочувствия её нелёгкой жизни, моментально выключающегося, как только кто-нибудь подходил и весело предлагал выпить.

Воспоминания разожгли в ней такой протест, что она ехала и не видела дороги, а только машины, улыбки и рассказы: «Я там, я здесь, я не работаю, я в отпуске, у меня свой бизнес» и т. п. Именно они и довели градус эмоционального стресса до такой степени, что она была вынуждена остановиться и выплеснуть в мир все своё отрицание сложившегося положения вещей.

Раскинув руки и ноги звездой, она лежала на траве в полной тишине. Тишина снаружи поддерживала тишину внутри, резко наступившую после выплеска накопившегося негатива. Тело обмякло, глаза стали тяжёлыми, и захотелось спать. Расслабление наполнило сознание полным безразличием ко всему. В голову не приходило больше ни одной мысли. Все раздражители потухли, растворившись в окружающей природе, принявшей в своё лоно потерянную Ленкину душу и тело.

Солнышко пригревало, щебетали соловьи, ветер создавал свою симфонию в оркестре из травы и редких деревьев, разделяющих пахотные земли.

Лена впитывала в себя это мгновение безмятежной гармонии, которой не было пять минут назад.

«Спасибо», – послала она мысленную благодарность в пространство.

Потом фокус её мыслей сместился на анализ своей реакции на успехи и достижения однокашников.

«Все изменится, – неожиданно для себя, но очень убедительно сказала она вслух. – Это хорошо, что мы встретились. Теперь я знаю, чего хочу».

В лёгком, воздушном платье белоснежного цвета Лена сидела на скамейке, мечтательно улыбаясь своему восхитительному настроению.

Она ждала свою подругу, всегда опаздывающую, чтобы обсудить их совместный бизнес-проект.

День был жаркий, и только ветерок с реки спасал положение, позволяя не расплавиться в лучах палящего солнца. Мимо проезжали машины, водители которых откровенно поворачивали голову в её сторону. Она чувствовала себя прекрасно. Смена имиджа на блондинку а-ля Мэрилин Монро и образ девушки пин-ап придали её жизни и уверенности, и свежих мыслей. Откровенные взгляды мужчины только подчёркивали эти ощущения: она поймала струю жизни с новым «я», в котором время работало на её успех и счастье.

– Какой всё же странный мир нас окружает.

Мысли Лены были вынуждены вернуться из своего заоблачного путешествия к собственному счастью, чтобы сконцентрироваться на том, чей голос посмел нарушить её внутреннюю гармонию. Она открыла глаза и посмотрела на говорящего. На другом конце лавочки примостился мужчина, одетый в плотный чёрный костюм и такую же чёрную рубашку с расстёгнутой верхней пуговицей.

Часть 2

Чувство неполноценности собственной жизни возникает, только когда ты её неправильно воспринимаешь.


Мужчина в чёрной одежде щурился на солнце, видимо, нисколько не страдая от жары. Более того, он, похоже, получал удовольствие, откинув голову и задрав подбородок, как бы максимально подставляя себя лучам солнца.

«Как можно в такую жару сидеть на самом солнцепёке в чёрной одежде?» – мысль мелькнула и тут же растворилась под воздействием новой: «Странный тип, ему вроде бы и не жарко. Ни капли пота на лице».

Лицо было загорелое и ухоженное. Гладко выбритое, с резкими чёрными прямыми бровями и тёмными глазами. Тонкие губы придавали лицу вид скульптуры.

«Откуда он взялся? Я так размечталась, что даже не слышала, как он сел на лавочку».

– Извините, Вы мне?

– Ой, простите. Не хотел Вас побеспокоить. Просто люблю иногда поразмышлять вслух.

Мужчина как бы извинялся, но одновременно с этим его взгляд оставался каким угодно, только не извиняющимся.

– Я говорю, насколько же странно устроен этот мир, Вы не задумывались? Вот посмотрите на эту сцену. Бабушка стоит на остановке и ждёт автобус. Она пропускает уже второй, потому что он неудобный и в нём много народа. Человек всю жизнь честно работал, не воровал и не обманывал, чтобы на пенсии стоять на остановке и не иметь возможности сесть в автобус.

Лена взглянула на остановку неподалёку, где стояла бабушка, которая действительно нерешительно делала шаг в сторону автобуса, после чего останавливалась, видя плотно заполненный салон.

– А посмотрите в другую сторону – светофор. Видите этот прекрасный кабриолет со жгучей брюнеткой за рулём. О! Она чувствует себя королевой жизни, управляя этим превосходным автомобилем. Как с картинки сошла с надписью: «Моё имя “Успех и благополучие”».

Лена перевела взгляд на брюнетку за рулём «Мерседеса». Белые очки на загорелой коже лица хорошо гармонировали с её черными волосами.

– Никто и не подумает, что она приходит домой, где её ждёт муж, у которого две любовницы, одна из них – его секретарша, с которой она дружит когда та периодически приходит к ним в дом со своей семьёй. Отличный пример договорных отношений со своим «я», чтобы на пенсии не стоять на остановке в ожидании автобуса.

 

Или взгляните на этот образец автомобильного искусства. Шестьсот лошадиных сил. На мой взгляд, один из лучших аналогов спортивному скакуну. Пересев с лошади за его руль, я впервые не испытал дискомфорта.

За рулём сынок местного бандита, сросшегося с властью. Ему девятнадцать лет, а он думает, что возит с собой в портмоне бороду бога. Поймал и не отпускает. Он даже так и называет своё портмоне – «исполнитель желаний». Первые деньги папы пришли с рэкета и торговли фальсифицированной водкой.

Или вот мосье. Подставил партнёра и захватил весь бизнес. Добрейший человек в своём подъезде.

Лена внимательнее взглянула на мужчину в чёрной одежде. Она даже не подумала, откуда он знает всё то, о чём говорил. Она удивилась тому, почему он говорил это ей. Говорил буквально её мыслями другие истории.

Прошёл год с того памятного дня, когда она пересмотрела свою жизнь, раскинув руки и ноги в центре поля в обретении своей новой личности. Но мысли того дня остались, и вопрос, обращённый в небеса словом «почему» не получил ответа.

И вот на лавочке сидит странный человек, который, по сути, размышляет о том же самом.

– Мы живём и не понимаем, почему мир так устроен. Мы живём с постоянным ощущением дефицита справедливости. Мы живём или существуем? А может быть, те, про кого мы сейчас говорим, на самом деле живут полной жизнью, а нам остаётся ждать свою пенсию на остановке? Всё-таки мир – большой насмешник.

Человек в чёрной одежде замолчал.

Лена внезапно захотела, чтобы он продолжал. Словно его голос содержал в себе зерно правды, которое она хотела найти, и сейчас он остановился на самом интересном месте, именно тогда, когда ей безумно захотелось узнать ответы на все свои вопросы.

– И почему же он так насмехается? – неожиданно сдавленным голосом спросила она.

Поворот головы, улыбка. Разводит руками, словно показывая на всё, что перед ними:

– Потому что он не любит правила. Любит эксцентрику и экспромт, любит смеяться над занудами, давая им по носу своими противоположностями. Мораль и принципы всегда будут у него в конце списка ценностей, за соблюдение которых можно дать пряник.

Он закрыл глаза, вытянул губы трубочкой, как бы посылая кому-то воздушный поцелуй.

– За любой красивой картинкой счастья и успеха в этой жизни скрывается полное отсутствие моральных принципов. Любой богач – это хищник, который пойдёт на любые жертвы ради своего благосостояния. Конечно, не сразу, но беспринципность как наркотик. Она затягивает своей вседозволенностью.

В этот момент со стороны, где сидела Лена, подошёл дедушка с протянутой рукой.

– Подайте на хлебушек.

Лену будто окатили ледяной водой – настолько контрастным и неожиданным был голос и прошение этого дедушки.

Реакция человека в чёрном была мгновенной и странной. Он поднял голову в небо, покачал отрицательно головой, одновременно доставая из кармана деньги.

– Нам с Вами пытаются помешать. Хотят отвлечь от понимания устройства этого мира. Вы думаете, стоит помочь этому человеку? Ведь он тоже своего рода отказался от принципов и моральных устоев.

Ест с мусорных бочков, везде с протянутой рукой. Он привык ходить и просить. Разве он не достоин осуждения, как та красотка, что, по вашему мнению, не заслужила свой кабриолет? Разве он достоин милости, жалости и сострадания за отказ от своих моральных убеждений? Отказался, но богатым не стал. Полная противоположность. Но его вам жалко и ему вы хотите подать, а брюнетка для вас – шалава беспринципная. Разве вы сами таким выбором не поддерживаете этот самый дефицит справедливости?

Лена хотела было отдать деньги, чтобы подать, но сначала увидела, что деньги достал человек в чёрном, а потом после его слов она словно снова оказалась очарована его голосом и аргументами, отчего желание подать милостыню куда-то исчезло.

Немая пауза смотрелась нелепо со стороны: старик, протягивающий руки к двум сидящим на лавочке людям. Два человека держат в руках деньги, но не дают их третьему в руки.

Забыв о старике, Лена спросила, сжав купюру в кулаке:

– Вы профессиональный ценитель человеческих душ или судья? Или мастер слова, открывающего тайны мироздания?

– Ой, что Вы. Я всего лишь психоаналитик, вот моя визитка, приходите ко мне. Уверен, нам есть, что вместе обсудить.

Одной рукой он достал визитку и передал Лене, вторую протянул старику, разжал кулак и подул на свою ладонь. Смятая купюра полетела в сторону старика, он попытался её поймать, но она проскользнула мимо его рук и полетела на землю.

Старик отвернулся от сидящих на лавочке и попытался поднять купюру, но та, повинуясь порыву ветра, полетела по асфальту дальше и дальше.

Лена уже этого не видела. Она смотрела на чёрную визитку с золотым тиснением. Там был телефон и одна фраза: «Где мир теряет гармонию, там возникают вопросы, ответы на которые знают те, кто эту гармонию создал». Заинтригованная, она подняла глаза и хотела ещё спросить, но обнаружила только пустую лавочку. От человека в чёрном осталась только визитка. Чуть дальше от неё раздался звук тормозов, кто-то отчаянно сигналил, потом удар, шум, крик, бегущие люди. Лена не обратила внимания, мысленно повторяя фразу с визитки.

Старик лежал под машиной и сжимал в руке пятитысячную купюру, которую всё же поймал. Пусть и ценой своей жизни. Кровь капала изо рта. Руки дёргались от предсмертных судорог. Рядом стояла жгучая брюнетка в белых очках, чей «Мерседес» только что сбил старика, метнувшегося на дорогу за своими рублями.

– Он сам. Я не виновата. Он сам. Он прыгнул под колеса сам!

Умирающий старик так и не успел сказать фразу, которая возникла у него, когда он увидел ту блондинку.

Он не понял, почему ему в голову пришла мысль попросить у неё денег. Словно кто-то ему сказал, что она не откажет. А потом в голове возникла та фраза, и он должен был её произнести вслух: «Жизнь живёт в тех, кто жизнь поддерживает, кто не разменивает её, продавая частичку души за бумажки, жизнь там, где доброта и любовь вытесняют алчность и тщеславие».

Старик не понимал и не знал, откуда эти слова появились в его мыслях. И не понял, почему их не сказал.

«Бумажка в руке чёрного человека вытеснила все мысли, кроме желания эту бумажку получить. Вот почему», – с удивлением ответил он сам себе и выдохнул последний воздух из лёгких. Его рука обмякла, и бумажку снова подхватил ветер.

Она закружилась, завертелась, поднимаясь и опускаясь на волнах воздуха. Через некоторое время она упала на асфальт. Прямо под ноги. Чёрные ботинки, чёрные брюки. Человек в чёрной одежде нагнулся, взял купюру, вдохнул ещё свежий запах крови, оставшийся после смерти старика, поднял голову в небо и, улыбаясь во весь рот, прошептал:

– Если бы не ты, этот старик сейчас бы жил. У меня всегда будет, чем ответить тебе в этом мире, потому что мои правила и ценности ему ближе. До новых встреч, старый друг.