13. Про кроссовки и людей из стали
Часть 1
Умение быть собой в любых обстоятельствах – это сила, овладеть которой может далеко не каждый.
(Основано на реальных событиях с элементами художественного вымысла.)
– Папа, они же ненастоящие. Меня в школе забуллят[1], если я в таких кроссовках приду.
Отец с интересом взглянул на сына. Тринадцать лет – очень тонкий возраст. Грань между детством и юношеством ещё не до конца пройдена. Разговаривать как с ребёнком уже точно не получится, однако и принимать с полной ответственностью взрослые аргументы мозг ещё не готов… Сын сидел на диване с приставкой.
– Почему тебя должны зачморить за вещь, которую ты носишь?
– Потому что она ненастоящая. Если надеваешь брендовку, то она должна быть настоящей, а не подделкой. Если я надену подделку и об этом узнают, а меня обязательно попросят подтвердить, что это реальная вещь, то я окажусь на дне рейтинга.
– Какого ещё рейтинга?
– Крутых чуваков школы.
– Звучит как какой-то бред. Рейтинг популизма? Я всю жизнь учил тебя иметь свою точку зрения, отстаивать свои убеждения и принципы. А что в итоге? Ты идёшь на поводу у кучки оболтусов, возомнивших о себе бог знает что. Где твой характер?
– Пап, это сложно объяснить. Есть свои правила. Не будешь жить по ним – тебя сразу сделают изгоем.
– Сынок, дед всегда говорил: лучше быть последним среди львов, чем первым среди шакалов. Ты хочешь быть популярным среди горстки отщепенцев, поклоняющихся брендам? А где индивидуальность? Толпа никогда не была сама по себе. Ею управляет лидер. Докажи этому лидеру, что ты выше этих дурацких правил. И шакалы разбегутся.
– Ты меня не слышишь. Я не могу и не хочу никому ничего доказывать. Пусть живут как живут. Но подделку я не надену. Меня просто побьют.
– Драки в школе – обычное дело. Я сам дрался: один на один и с толпой. Особенно когда менял школу за школой. Главное – научиться давать сдачу.
– Пап, я ботаник. Я не умею драться. Не хочу драться.
Сын отложил джойстик и скрестил руки на груди. Пришлось сделать шаг навстречу. Это пока он маленький, поймать и обнять – счастье и тебе, и ему. Время объятий осталось в прошлом, и теперь всё по-другому. Обнять тринадцатилетнего сына – проблема. Действие, вызывающее неловкость и ощущение какой-то ненужности среди взрослых людей. Поэтому просто положил руку на плечо и сказал:
– Чтобы побеждать в драке, не нужно уметь драться. Я люблю и уважаю твой пацифистский мир. Но иногда нужно уметь постоять за себя. За свои убеждения, веру и правду. И если всегда подставлять одну щеку за другой своим врагам, то можно потерять себя. Просто научись быть опасным в нужный момент. Этого вполне достаточно, чтобы прекратить любую драку. Запомни: нужно быть непредсказуемым и опасным.
Крыса опасна, когда загнана в угол. Если ты будешь бить без правил и вести себя как крыса в углу, то все от тебя быстро отстанут. Они дерутся, потому что уверены в своём превосходстве. Выключи из игры самого наглого и дерзкого, пусти ему кровь, и в их сплочённости всё разрушится.
– Тебе легко говорить. А я видел, как мальчишку заплевали и в унитаз головой опустили только за то, что фотки зафотошопил, будто с девчонкой на Мальдивах отдыхал.
– Мальчишка твоего возраста с девчоночкой на Мальдивах? Нескромный парень.
Отец не видел в рассказах сына чего-то сверхсерьёзного или опасного. Все школы одинаковы, и все возрасты прошли этот этап взросления. Ему не приходило в голову, что то, что было раньше, давно изменилось с появлением интернета. Он не понимал, что драка может не быть дракой одного с десятью, а может стать избиением и унижением, обсуждаемым школой, двором, где живёшь, районом и даже городом в особо резонансном случае.
Поэтому слова о драке пропустил мимо ушей, сосредоточившись на важном, как ему казалось, психологическом аспекте противостояния личности своего сына примитивизму толпы школьных оболтусов.
Немного подумав, он молча кивнул своим мыслям:
– Хорошо. Ты не хочешь быть львом. Хочешь быть первым среди шакалов. Отлично. Если ты меня убедишь, почему тебе нужны оригинальные кроссовки, то мы их купим.
Сын с недоверием посмотрел на отца.
– За пятьдесят тысяч?
– Да. Хоть за сто.
Тут он, конечно, лукавил, поскольку в голове уже убедил себя, что никаких аргументов сын привести не сможет. Но ему было интересно послушать рассуждения в защиту его убеждений.
Мальчишка вдохнул грудью воздух, сразу начав выдавать одну фразу быстрее другой, будто боясь, что забудет более важную, отчего получилась полная неразбериха:
– Потому что в них я буду крутой. Ко мне будут тянуться. Это авторитет в школе. Это модная фишка. Это прикольно. Я буду всем нравиться, и вообще это просто суперски круто.
– Неубедительно. Круто и прикольно – это не аргумент. Если бы ты сказал, что принципиально не пойдёшь в подделке, так как считаешь, что достоин ходить либо в топовых вещах, либо в никому не известных обычных, то я бы понял. Если бы ты сказал, что тебе наплевать на мнение других, что ты не хочешь сам, так как это против твоих убеждений и оценки себя как личности, то я бы понял.
– Но я это и имел в виду.
– Нет. Ты просто подыгрываешь моим словам. Ты играешь в футбол. В каких бутсах ты бегаешь?
– В обычных.
– Но хочешь такие, как у Роналду?
– Все их хотят.
– Потому что в них играет Роналду или потому что ты будешь играть как Роналду, если наденешь их?
– Конечно, я не буду играть как Роналду. Но в них всё другое. Качество, надёжность.
– Сын, а почему ты думаешь, Роналду побеждает? Потому что бегает в этих бутсах? Может быть, всё дело в трусах? Может, просто у него удобные трусы, нигде не жмут, вот он и носится, как волшебник, по полю?
Сын заулыбался.
– Да нет же. Всё дело в бутсах.
– Нет. Всё дело в человеке. Не важно, в каких он будет играть бутсах. Хоть в ботинках. Он профессионал. Не ботинки делают человека. Не они придают вес его имени, а он своим именем и голыми пятками поднимает их цену. Так же и трусы, и твои кроссовки.
Ребята в вашей школе бегут за именем, думая, что оно поднимет их авторитет. Это психология толпы. Будь выше неё. Всегда имей свой взгляд на вещи. Если у тебя есть возможность сейчас надеть эти кроссовки, то иди и не смей никому ничего доказывать. И никто не смеет с тебя спрашивать доказательство брендованности этих кроссовок.
Просто потому, что тебе никому ничего не нужно доказывать. Будь собой. Пусть их рейтинг будет не для тебя. Пусть твоё имя там никогда не появится. Я буду гордиться тобой. Ты будешь во главе моего рейтинга.
Деньги, стоящие за брендом, – это показатель возможностей. Люди, спокойно покупающие дорогие брендовые вещи, приобретают их, потому что они для них – просто вещи. Люди, покупающие их не как вещи, а как статус, прибавку к рейтингу и авторитету человека, являются тенью этих брендов. Они пустышки. А я не хочу, чтобы мой сын был пустышкой. Стремиться казаться тем, кто ты не есть на самом деле, – это дно развития человеческой личности.
– Но зачем мне тогда вообще нужны эти ненастоящие кроссовки? Разве не лучше купить обычные и не выделяться?
– Может быть, и лучше. Но это же подарок твоего дяди. Дарёному коню в зубы не смотрят. Я думаю, что если человек покупает подделку, то он, как и тот, кто покупает вещи ради имени, живёт не своей жизнью, а образами и мнением других людей. Но он купил наверняка не потому, что это подделка. Вряд ли он в курсе всех событий молодёжных движений. Наверняка, он купил их, потому что они ему понравились, и он был уверен, что они понравятся тебе. Только поэтому я уверен, они заслуживают того, чтобы их надеть.
Помни про Стива Джобса и Марка Цукерберга. Они изменили корпоративный стиль одежды, и теперь люди в банках носят джинсы и футболки. Тебе всего тринадцать лет, а ты уже задумался об авторитете своей жизни в школе. Если ты не хочешь надевать эти кроссовки, я смогу объяснить твоему дяде, почему нет. Но если не смотреть на бренд, то посмотри на них как на обычную обувь, подаренную моим братом. Разве подарок не достоин того, чтобы его носили?
Глаза мальчишки все ещё смотрели с отрицанием. Но насупившиеся брови и упрямая складка на подбородке разгладились.
Кроссовки реально выглядели очень крутыми и, если не принимать во внимание их небольшой изъян, были наверняка самыми модными среди тех, что носили все его сверстники в школе. Соблазн ощутить лавры тщеславия взволновал его душу.
Большинство слов отца он пропустил мимо ушей, но часть в нём осталась. Он запомнил про трусы Роналду, про то, что ничего никому не нужно доказывать, и любимую поговорку деда про льва, которую раньше никогда не понимал.
– Ладно, пап. Я их надену.
Капитуляция была неявной, но, очевидно, внутри сына всё же произошёл какой-то перелом.
На следующее утро он шёл в школу в новых кроссовках и чувствовал себя на миллион долларов. Ему самому нравилось, как он выглядит. Чтобы отец ни говорил, но одежда точно красит человека, и он чувствовал себя красавчиком в фирменных кроссовках.
Поднимаясь по лестнице в школу, он видел, как на него обратили внимание девчонки из соседнего класса, как посмотрели на его ноги и что-то сразу обсудили.
В этот момент он не думал о том, что кто-то может его засмеять или зачморить за то, что носит подделку. Это был момент триумфа. Маленького счастья, распиравшего грудь тринадцатилетнего мальчишки оттого, что он не такой, как все.
Когда он вошёл в класс, то первая парта присвистнула. После чего началось обсуждение «почём», «где прицепил» и «не подделка ли это».
Он успешно отшутился на все вопросы. Но чем настойчивее звучал вопрос о том, «натура» это или нет, тем потливее становились его ладони. Испарина покрыла спину, а улыбка уже не выглядела триумфальной и непринуждённой. Прозвенел звонок, и он с облегчением уселся за парту.
Сосредоточиться на литературе не получалось, хотя это был его любимый предмет.
Учитель ходил вдоль доски, рассказывая о глубине мысли автора, когда ему на парту кто-то бросил записку. Развернув, он прочитала: «Ты бы хоть букву фломастером нарисовал, в такой дешёвке сидишь».
«Всё-таки разглядели. Ну и ладно».
Но после звонка, оповестившего об окончании урока, весь класс сразу приступил к обсуждению его обуви. Ошибка в надписи бренда превратилась в шутку, которую соединили с его фамилией, а потом превратили в его прозвище. Наконец самый старший в классе подошёл к нему и сказал:
– После школы пообщаться надо будет. Залёт у тебя, пацанчик.
Он знал, что этим всё закончится. Уверенный голос отца, убеждённость в своих словах и правильности своего выбора остались за бортом этого мгновения. Дрожащие коленки были верным признаком, что из школы он так просто не уйдёт. Но внутренняя борьба нашла в себе сил ответить:
– Пообщаемся, если время будет. С тобой, что ли, говорить? Говори сейчас, если есть что сказать!
Впервые прорезавшаяся дерзость удивила и его самого, и того, к кому она была обращена.
– Ты чего, ботан? Смелость в туалете вдохнул?
После чего схватил его за рубашку, вытягивая из-за парты.
Уперевшись в её край, он не нашёл в себе сил дать сдачи и открыто вступить в драку. Но и не реагировать на агрессию, за которой наблюдал весь класс, тоже не мог. Поэтому резко поднялся, отталкивая обидчика от себя.
– Пусти меня, урод.
Тот не удержал равновесие и от неожиданности повалился спиной на заднюю парту. В классе все дружно начали поддакивать, чтобы началась полноценная потасовка. Достали сотовые, начали снимать.
Два тела скрутились и упали на пол, но в этот момент кто-то крикнул: «Завуч идёт!» И едва начавшаяся драка была вынуждена прекратить своё дальнейшее развитие.
– Хана тебе, ботан. После школы за всё ответишь.
– Посмотрим!
Голос не дрожал, но дыхание от борьбы было сбитым, а голос – сиплым.
Спустя два часа он стоял перед дверями школы. Там его ждали. Он это знал. Ему уже сказали. Было страшно. Хотелось куда-нибудь спрятаться, позвонить отцу, чтобы встретил. Мыслей было много, но все их прогоняло упорство. Не понятно, откуда оно взялось. Или может это было упрямство. Все наставления своего отца он забыл, включая те остаточные, что сначала помнил. Все, кроме одного. Оно и дало топливо его упрямству. «Я сам по себе. Я смогу. Я прав. Драться – значит драться. Я хожу в том, что мне нравится. Это мой подарок. И я никому ничего не должен».
С такими мыслями он открыл дверь школы и вышел на улицу.
Часть 2
«Моя хата с краю» – девиз людей, которые никогда не будут впереди, оставляя своим глазам только спины впереди идущих.
Старик с упоением вдыхал майские ароматы, скопившиеся в распустившейся листве ранней весны. Прогуливаясь среди сквериков советских пятиэтажек, Пётр Алексеевич никуда не спешил. Его возраст скоро должен был зачеркнуть восьмёрки в десятках и открыть дорогу к финальной сотне. Он любил жизнь, спорт, рыбалку и очень хотел отметить столетие, участвуя в лёгком полумарафоне.
В данный же момент он мечтательно закрывал глаза, наслаждаясь прогулкой, запахами травы, черёмухи и сирени, опираясь на трость: ногу вывихнул на последней тренировке – споткнулся о корягу.
«Старик совсем стал», – подумал тогда про себя.
В голове приятно играла песня любимого фильма «Офицеры»: «От героев былых времён, не осталось порой имён…»
Пётр Алексеевич готовился встретить 9 мая, которое должно было наступить через день, но уже сегодня он шёл по улицам в своём видавшем виды костюме, сплошь увешанном орденами и медалями.
Война обняла его своими крепкими объятиями разлучницы, оторвав от семьи, братьев и сестёр, которых фрицы заживо сожгли в 1943-м за пособничество партизанам. Ему было тринадцать лет. Уже в четырнадцать он вошёл в состав диверсионной группы, вымещая всю свою злость и ненависть в поджогах, взрывах и убийствах врага.
Месть прошла, мирное время залечило раны, превратив его волевой характер в человека и гражданина, который никогда не унывал, на все перемены смотрел с воодушевлением и принципиально не жаловался.
Его супруга, бабушка Лидия Александровна, хоть и была на четыре года моложе, прожила с ним шестьдесят три года и последнее время немного сдала, предпочитая всё больше времени проводить дома. Как сегодня, например, готовила пироги, ожидая правнуков и детей.
Дорога ветерана пролегала по родным местам, где он прожил уже пятьдесят лет, зная каждый куст, скамейку и всех жителей своего возраста и чуть моложе. Время было ближе к шести часам вечера, он вошёл на территорию школы, чей забор был давно сломан, открыл дорогу тропке для сокращения пути через её территорию.
«Ещё десять минут прогулки и домой». Резкий смех привлёк его внимание. В стороне, возле забора, виднелись школьники. Человек восемь, скрытые кустами, что-то весело обсуждали и смеялись. В руках у всех были сотовые телефоны.
«Вот чудные дети, даже смеются с телефонами уже, скоро спать с ними будут», – мелькнула у него крамольная мысль. Усмехнувшись пошлости мысли, он продолжил свой путь.
Но тут из кустов, где шумели школьники, выскочил паренёк: из носа у него шла кровь, рубашка была разорвана. Он споткнулся и упал, а на спину ему тут же навалились ещё двое, а третий с разбега ударил в живот. Парень скрутился от боли.
Следом выскочили другие, продолжая держать перед собой телефоны, весело обсуждая происходящее. Только тут Пётр Алексеевич разглядел, что это скорее частично были школьники, а частично ребята и повзрослее. По его прикидкам, от тринадцати до восемнадцати лет, судя по лицам и телосложению. Всего десять человек. Три избивают, а семь снимают на телефоны и смеются.
Его не было хорошо видно за молодым кустарником, поэтому избиение продолжалось как ни в чём не бывало. Наверняка, если бы его заметили, всё изменилось. Какое-то время он размышлял, как поступить. Драка мальчишек – это обычное дело. Он сам участвовал в таких хороводах ещё мальцом. До войны. И синяков получал от старших ребят дай бог каких. В этот драке было избиение. Одного травили толпой.
Шанс изменить ситуацию своим вмешательством был, но небольшой, поскольку заправщики ещё не насытились кровью, судя по активности обсуждения происходящего. Он отодвинул кусты и посмотрел внимательнее. Парень на земле сжался, прикрыв голову руками. Его не пинали, а только толкали и, кажется, плевали в него. Но как только он приподнимался, двое сразу бросались ему на спину, парализуя попытки сопротивления и побега дружным хохотом и новым ударом.
Прошло секунд тридцать, в течение которых Пётр Алексеевич принимал решение. Единственное, чему он научился хорошо за свою жизнь, – это отличать добро от зла. Драка для него не всегда была злом, и, возможно, тот, кого били, был последним негодяем, которого современные тимуровцы ставили на путь истинный.
Именно поэтому он не вмешался с первой секунды.
Его компас не показал чётко, где добро, а где зло. Тем не менее оставить их и пойти своей дорогой у него даже не возникло мысли.
– А если я тебе так пну по уху, тебе будет смешно?
Олег автоматически повернул камеру в сторону звука, увидев выходящего из кустов пенсионера. Обе груди у него были в орденах.
Ветеран, старикан, хотя и опирался на трость, шёл бодренько.
– Дедуля, ты чего, войной ошибся? – спросил Аркашка, одноклассник Олега.
– Да, дед. Вали отсюда. Мы хулигана жизни учим, – вторил ему Лёха.
Тот был на два года старше, откосил от армии и негласно был заводилой их компании. Все засмеялись его издёвке. Кроме деда, что смотрел сурово, нисколько не оценив шутку.
– Так ежели он хулиган, а тебе есть чему его научить, что же ты один на один ему урок жизни не показываешь? Что же вы, как стервятники, его втроём клюёте? Кишка тонка?
Ромка, свернувшийся на земле, с появлением ветерана зашевелился. Приподнял голову и решил, что внезапное появление ветерана – прекрасная возможность вырваться из лап своих обидчиков. Сжавшись в пружину, он резко оттолкнул ближайшего соперника и рванулся в сторону деда, посчитав, что тот выступит некоей преградой и помешает преследованию. Нужно было вырваться к людям. Иначе они его прикончат.
Олег вовремя отвёл взгляд от деда, заметив, что их жертва собралась податься вперёд.
– Держи его!
Но крик несколько запоздал, и парень почти вырвался из круга. Витька схватил его мускулистой рукой за край рубашки, и она с треском окончательно разорвалась, остановив поступательное движение беглеца. Все снова оживились, получив возможность поглумиться над дерзким побегом.
Про деда все тут же забыли, так как Борис испытал на себе удар в пах от попытки побега, что привело других участников в ярость и восторг одновременно. Олег вдруг сам ощутил, что эта гнида слишком дерзнула. Адреналин и зрелищность, мысли о куче просмотров и лайков дёрнули его вперёд, и он со всего размаха ударил Ромку ногой в ухо. Тот отлетел на полтора метра от удара и закричал.
– Дай ему, Олежа! Пусть, сука, покушает зубы с кровью за свою наглость!
Наглость Ромки была сверхдопустимой. Он пришёл в школу в новых кроссовках. Balanciaga. Именно так, а не Balenciaga.
И всех уверял, что это фирменная вещь за восемьдесят тысяч рублей. Ему его дядя, крутой бизнесмен, подарил их на тринадцатилетие. Хотя на самом деле так Олегу эту историю преподнесли другие. Сам Ромка ещё наглее себя повёл, сказав, что ни перед кем не собирается отчитываться за то, что носит, по какой цене и какого бренда. Мол, его дело. Верх наглости.
За это его и приговорили к штрафу в десять тысяч, а также избиению с онлайн-трансляцией. Не по-пацански он решил себя приподнять, а других опустить. Шарик круглый. К нему же и вернулась его движуха. Избиение шло вялотекуще, так как Ромка был не боец, и бить его злости не хватало, зато, когда он чуть рыпался, азарт просыпался, и тогда шоу набирало обороты и просмотры в Сети.
Когда Ромка заскулил на земле, все дружно заорали:
– Давай, сучка, скули!
– Нет, хрюкни, и мы пощадим свиноматку!
– Жду, когда обоссытся в свои фирменные кросы, чтобы ему на голову надеть!
Хохот вторил коллективному пиршеству молодых хищников. Рука Петра Алексеевича сжала трость, на которую он опирался. На него никто не смотрел. Как если бы он так и стоял за кустами. Для них его не существовало.
Жгучая боль, вспышка и темнота зафиксировали последнее воспоминание Олега в тот момент, когда его ещё здоровый нос ощутил на себе тяжесть удара тростью.
Военное прошлое Петра Алексеевича осталось в прошлом. Он не был быстр и силён, его тело забыло приёмы, которым его научила война, чтобы максимально быстро убивать. Да и убивать он, собственно, не собирался. Но его характер уже однозначно ориентировался на компас добра и зла, и когда стрелка указала, где зло, руки взялись за трость, как когда-то в детстве играли в лапту, и со всего размаха ударили, резко двинувшись в самый центр драки.
Олег даже не успел закричать. Он лишь замычал, заливаясь кровью, корчась от боли и слёз, брызнувших непроизвольно из глаз.
Секундная пауза овладела хищниками, когда один из них свалился рядом с жертвой. Сумасшедший дед резко развернулся и словно молоток вогнал ручку своей трости в ухо Лехи. Громкий крик и вой ещё более усилили оцепенение.
В этот момент самый младший среди стервятников с диким лицом указал на деда и сказал:
– Ребята, валите его, столько просмотров будет – отпад полный.
Всем словно была нужна команда. Не важно, кого. Главное, что она была, и она дала цель, за которой стоял результат. Двое резко бросились старику в пояс, уворачиваясь от трости. Уронив его на землю, начали бить руками по лицу. Подбежали ещё двое, поддержав своих друзей ногами.
Пётр Алексеевич почувствовал, как кровь течёт по его лицу. Болевой шок превратился в один большой ушиб, звенящий в ушах и раздирающий старческую кожу гематомами, не совместимыми с жизнью.
Никто не заметил, откуда появился Ромка. Забитая жертва с кровавым носом и распухшим ухом без рубашки. Он ворвался в толпу с кирпичом в руке, с силой опустив его на голову парня, сидящего на грудных наградах ветерана. Тот без единого звука упал на землю. Яростный крик Ромки, бешеные глаза и брызжущую слюну зафиксировали оставшиеся снимать камеры:
– Вы что делаете, твари! Вы же его убьёте, суки! Он что вам сделал, а?
Рёв Ромки с кровавым лицом прошёлся обжигающим смерчем по лицам участников драки. А когда тот схватил трость ветерана и бросился на ближайшего, целясь в шею и голову, все дружно шарахнулись в разные стороны. Ромка стоял и плакал. Повернувшись к Петру Алексеевичу, он сел на колени и забормотал:
– Дедушка, ты не умирай, отец. Пожалуйста. Ты же войну прошёл, не умирай. Спасибо тебе, отец, держись. Что вы смотрите, суки! Скорую срочно вызывайте!
Его руки обнимали голову ветерана. Дрожащими руками он гладил редкие, окровавленные волосы и шептал ему в ухо:
– Не умирай, дедушка. Ты же войну прошёл. Не умирай.
Для Ромки он в секунду стал самым близким человеком на свете. Волна доброты, благодарности, жалости и отчаяния заливала его лицо слезами, которые падали на лицо ветерана.
Пётр Алексеевич не чувствовал Ромкиных рук и слёз. Отбитое лицо, боль и кровь сделали его невосприимчивым к таким ощущениям. Приоткрытый глаз смотрел на Ромку, дыхание с трудом пробивалось в отбитые лёгкие.
«Смерть. Вот ты, оказывается, какая. Достойная смерть. Бабку мою жаль. Как же она без меня? Родных встречу. Мама». Картинки стали сбиваться в хаотичный хоровод, только мелодия продолжала играть в голове. «От героев былых времён не осталось порой имён, те, кто принял трудный бой, стали просто землёй, травой…»
Словно нитка с иголкой, протыкая фрагменты воспоминаний, песня звучала в голове героя войны победным гимном прожитой жизни. Воспоминаний становилось всё больше, они ускоряли свой фрагментарный бег.
Человек из стали вдохнул последний раз и обмяк на руках мальчишки, чью жизнь он пошёл защищать. Спасать, потому что так его учили в детстве, в семье, в жизни, на работе, уметь различать добро и зло и защищать первое от второго, чтобы мир был лучше.
P.S.
Всем, кто защищает добро от зла, посвящается.