Пока бьётся сердце

Глава 2

Кап. Кап. Кап.

Я сплю.

Мне снится океан.

Когда мне было восемь лет, мы ездили в Диснейленд – я, Мэнди, мама и папа. Я так радовалась. Сколько себя помню, мне хотелось окунуть ноги в соленую воду. Однажды днем мы взяли напрокат машину и поехали к Тихому океану, и я до сих пор помню, как бешено колотилось мое сердце в груди, когда на горизонте показалась бескрайняя синева. Я представила себе Ариэль и ее морских сестер, плавающих под поверхностью воды.

Это было волшебно. Красиво.

А потом я начала задыхаться. Плюхнулась задницей на песок и издали наблюдала, как моя сестра с родителями плескались, смеялись и создавали воспоминания, которые мне так отчаянно хотелось с ними разделить.

Но я не могла пошевелиться. Я застыла на пляже, окруженная замками из песка и незнакомыми лицами. Когда я подошла поближе, вода показалась очень темной и зловещей. Необъятность океана напугала меня, и я была в ужасе от того, что меня смоет волной.

А потом пришло время уходить.

– Уверена, что не хочешь помочить ножки? Ты же так радовалась поездке, – подбадривала меня мама, собирая игрушки и разноцветные пляжные полотенца.

Я с трудом сглотнула, внимательно оценивая взглядом накатывающие волны. Может быть… Может быть, я смогу это сделать.

Я заставила себя подняться на ноги, мои пальцы погрузились в мокрый песок. Робко, на дрожащих ногах, я двинулась в сторону ревущего океана. Но остановилась недалеко от воды, взглянув на серые облака над головой.

– Пойдем, Кора! – крикнул мой отец издалека. – Сейчас дождь начнется.

Подождите, подождите, нет… Я почти дошла. Мне нужна лишь минутка.

Я сделала глубокий, полный храбрости вдох и продолжила свой медленный путь вперед. Вот тут-то и начался дождь. Я наблюдала, как капли падали в океан, вода перемешивалась с водой. Сон медленно тает перед глазами.

Кап. Кап. Кап.

Все началось быстро и с неистовой силой. Я попыталась подбежать, но сильная рука обхватила мое предплечье, оттаскивая назад.

– Пора уходить, Корабелла. Надвигается сильный шторм.

Я сглотнула, и глаза наполнились слезами, когда отец потащил меня назад. Я так и не ощутила, как вода плещется у моих лодыжек. Так и не почувствовала, как морские водоросли щекочут мне пальцы ног. Мой отец обещал, что мы вернемся на следующий день, но этого не произошло…

По сей день я так туда и не вернулась.

Кап. Кап. Кап.

Я распахиваю глаза, непрерывные капли вырывают из сна, который преследует меня на протяжении всей жизни. Но я слышу не дождь. И я не лежу в своей теплой постели, готовясь к новому дню в школе, где преподаю английский старшеклассникам. Я где-то в другом месте. Где-то, где холодно, темно и страшно. В затылке пульсирует тупая боль, и я пытаюсь дотронуться кончиками пальцев до источника дискомфорта. И тут я понимаю, что мои запястья скованы за спиной, соединены и связаны, как у животного.

О боже.

Я широко и настороженно распахиваю глаза. Обездвижена. Я гремлю цепями, прикрепленными к наручникам, пытаясь сориентироваться, пытаясь вспомнить, как, черт возьми, я сюда попала. Здесь темно, но не слишком. Просто глаза пока еще не привыкли к полумраку. Я быстро моргаю, осматривая помещение, ставшее моей тюрьмой. Я нахожусь в какой-то камере. Может быть, в подвале. Пытаюсь сфокусировать взгляд и замечаю маленькое узкое окно напротив меня с едва заметным отблеском света. Сквозь мой новый кошмар пробивается восход солнца, подтверждая, что я действительно проснулась.

Вот тогда-то я это и слышу. Глубокий, хриплый стон.

Через боль я выворачиваю шею и обнаруживаю Дина Ашера, прикованного цепью к противоположному углу цементной комнаты в такой же позе. Он мотает головой, возвращаясь в сознание.

Не знаю, можно ли счесть за трагичную иронию тот факт, что я попала в заточение с единственным человеком, которого ненавижу больше всего на свете, но при этом чувствую некое подобие облегчения от того, что я не одинока.

– Дин. – Мой голос охрип и ослаб, превратившись в едва слышный шепот. Он нарушает окутывающую нас тяжелую тишину. Я наблюдаю, как Дин поднимает голову, а затем откидывает ее на стену, издавая новый стон. – Дин, – повторяю я на этот раз немного громче.

– Где я, черт бы меня побрал? – хрипит он, но это больше, чем вопрос. Это требование. Я вижу, как он щурится, глядя на меня сквозь клубящийся мрак, сомневаясь в моем существовании, сомневаясь, не играет ли его разум с ним злую шутку. Он сомневается во всем. – Кора?

– Дин.

Его имя с трудом срывается с пересохших губ. К глазам внезапно начинают подступать слезы, когда в груди разрастается страх. Я чувствую тошноту. Опустошение. Я начинаю дергаться в своих путах, тянуть и дергать их, гремя цепями о стальную трубу.

Дин следует моему примеру и делает то же самое, зовя на помощь и лязгая наручниками, пока я кричу во всю глотку.

– Что, черт возьми, происходит? Где мы находимся? – Дин задыхается и сыплет вопросами с безумным отчаянием. – Ты ранена?

Думаю, я должна удивиться, что мое благополучие оказывается на первом месте среди его тревог, но меня слишком переполняют ужас и тоска, чтобы о таком задумываться. Я с трудом сглатываю.

– Моя голова… – большего я из себя выдавить не могу, потому что на глаза наворачиваются слезы, и подавленное состояние мешает произнести что-то еще.

– Ага, моя тоже.

Я пытаюсь взять себя в руки и прерывисто дышу сквозь стиснутые зубы. Чувствую, как меня охватывает приступ паники, но не могу позволить ей взять верх. В панику буду впадать, когда потеряю надежду, когда все попытки спастись потерпят неудачу, все варианты будут исчерпаны и смерть окажется неминуема.

Сейчас же мне нужно сосредоточиться. Сохранять спокойствие. Нам нужно отсюда выбраться.

Я смотрю, как Дин поднимается на ноги, его руки соединены за спиной наручниками и прикованы к очередной трубе. С каждым движением металл скрежещет о металл, а затем Дин со всей силы ударяет наручниками по стали, снова и снова.

– Кто-нибудь, на помощь! Вытащите нас отсюда, черт побери! – ревет он, его голос эхом разносится по сырому подвалу, вторя лязгу цепей.

Я прислоняюсь головой к стене.

– Как ты думаешь, чего он от нас хочет?

Дин продолжает отчаянно шуметь и греметь металлом.

– Не знаю. И не хочу знать. – Бум, бум, бум. Лязг, лязг, лязг. – Ублюдок, я тебя грохну к чертовой матери! – выкрикивает он.

– Он знает, что ты не можешь его убить. Ты прикован к трубе.

Дин прекращает свои попытки, чтобы впиться в меня взглядом с другого конца подвала.

– И что, значит я должен просто сдаться и гнить здесь? Черта с два. – Лязг, лязг, лязг. – На помощь!

– Как думаешь, ему нужен ты или я?

Я слышу тяжелое пыхтение Дина в нескольких футах от меня. Он колеблется, прежде чем ответить, и с его губ слетает тихое рычание.

– Ты.

Боже.

Я закрываю глаза, сдерживая новый поток слез. Несколько капель находят выход и скатываются по покрытым синяками щекам, задерживаясь на краю подбородка. Я вытираю их плечом.

– Полагаю, ты счастливчик.

– Это я-то счастливчик? Я прикован цепью к гребаной трубе в подвале психопата. Ты хоть какую-то ценность представляешь. А я покойник.

– Я скорее умру, чем стану полезной этому психу. Ты ведь знаешь, что это значит, верно? – Я подтягиваю ноги к груди, желчь подступает к горлу при одной только мысли. – Он собирается меня изнасиловать!

Между нами воцаряется молчание, потому что, положа руку на сердце, что тут можно сказать? Ничего. Абсолютно ничего.

Мы оба знаем, что у меня на повестке дня, и никто из нас ничего не может с этим поделать. Но я не знаю наверняка, почему он похитил Дина. Может быть, потому, что тот видел лицо подонка?

Злость с привкусом горечи прорывается наружу, и я выплескиваю ее единственным известным мне способом.

– Поверить не могу, что из всех людей мне выпало умереть здесь, внизу, с тобой. Наверное, Высшие Силы действительно меня ненавидят.

– Серьезно? – тут же огрызается в ответ Дин. – Нам, вероятно, собираются выпустить кишки и изнасиловать, а ты затаила обиду на Высшие Силы? Господи, Кора.

Шатаясь и пытаясь удержать равновесие на своих высоких каблуках, я подтягиваюсь, скользя цепями по трубе. Мои колени дрожат, и я почти падаю обратно на усеянный мусором пол.

– Почему ты не поехал? Я же сказала тебе гнать. – Восходящее солнце льет все больше света в нашу проклятую дыру, освещая выражение возмущения на лице Дина. Стиснув зубы, я отвожу взгляд.

– Хочешь сказать, что это я виноват? Я пытался тебя спасти!

– Нажми ты просто на газ, он бы отпустил меня, и мы бы сейчас нежились в тепле и безопасности наших собственных постелей! – Негодование буквально выплескивается из меня, и, возможно, Дин этого не заслуживает, но так проще. Это проще, чем принять реальность нашей ситуации.

Я вижу, как он явно оскорбленно качает головой, глядя на меня.

– Ты просто нечто, Корабелла.

Я рассчитываю, что он продолжит. Я хочу, чтобы он сказал что-нибудь еще. Хочется, чтобы он заглотил наживку, обернул свой собственный страх и разочарование в злость и выплеснул ее прямо на меня.

Давай, вываливай на меня все, что у тебя накопилось, Дин.

Но на этом все. Он больше ничего не говорит, и я снова чувствую себя потерянной.

Я соскальзываю обратно на задницу, не в силах больше выдерживать на ногах вес своего тела и всей ситуации. Несколько мгновений спустя Дин тоже садится, вытягивает ноги перед собой и прислоняется спиной к столбу, закрывая глаза. Мои собственные кажутся сухими, а под веками жжет как от лимона. Моргать больно.

Между нами долгое время плещется тишина. Солнце взошло, освещая радостными, яркими лучами нашу темницу, проливая свет на мучительную правду о сложившихся обстоятельствах. Я почти желаю темноты. Она хоть немного сглаживает суровую реальность.

Я сижу, уткнувшись подбородком в грудь, когда дверь со скрипом открывается, и по ступенькам лестницы стучат громоздкие ботинки. Медленно, размеренно.

Тук. Тук. Тук.

Я резко вскидываю голову и впиваюсь взглядом в Дина, который смотрит на меня с таким же встревоженным выражением лица. Наши глаза не отрываются друг от друга, когда мы оба снова поднимаемся на ноги.

– Мои малыши проснулись, – произносит мужчина, появляясь у подножия лестницы. Его живот выпирает из-под слишком короткой для него футболки, а подмышки темные от пота.

К горлу подступает тошнота, и мне хочется выть.

– Какого черта тебе нужно? – рявкает Дин, лязгая наручниками о трубу. – У меня есть деньги. Я могу перевести тебе все со своего счета.

Невысокий, коренастый мужчина заходится от хохота, а затем давится и сгибается пополам, начиная хрипеть. Когда он приходит в чувство, то выпрямляется и подходит к нам. Его маленькие глазки едва удостаивают Дина быстрым взглядом, а затем все его внимание фокусируется на мне.

В его взгляде застывает все то же плотоядное желание, что и ночью. Он разглядывает меня с ног до головы. Его взгляд останавливается на моей груди, и я пытаюсь сдвинуть плечи, чтобы хоть как-то прикрыться, но мои усилия тщетны. Наоборот, грудь колышится от моих движений, и мне кажется, что это его заводит. Я медленно отступаю назад, как будто могу куда-то деться, спрятаться.

– Мы хорошо повеселимся вместе, котенок, – говорит он мне, вытягивая губы для поцелуя и издавая отвратительный мурлыкающий звук.

Я чувствую, как моя решимость рушится. Сердце бешено колотится о грудную клетку, пытаясь вырваться, но я должна заставить его успокоиться. Бежать некуда.

Дин снова начинает греметь цепями, пытаясь отвлечь отвратительную свинью, которая раздевает меня своими бездушными серыми глазами.

– Мужик, это глупо. У нас обоих есть семьи. Работа. Друзья. Они обязательно начнут нас искать. Тебе это никогда не сойдет с рук.

Мужчина снова заливисто смеется, но даже не смотрит в сторону Дина. Он продолжает пялиться на мою грудь, и высовывает язык, чтобы облизать тонкие губы.

– Тесси Эванс и ее сводный брат-клоун несли ту же самую чушь, – говорит он, шагая вперед. Еще ближе ко мне. – Их мясо теперь компост в моем сарае. А из их костей вышли замечательные игрушки для собак.

С моих губ срывается вопль.

Я кричу, и кричу, и кричу, ослепленная слезами и дрожащая от ужаса.

– Пожалуйста, не делай этого. Я не хочу умирать, – выдавливаю я, брыкаясь ногами в сторону мужчины, который подходит еще ближе. – Нет, нет, нет. Пожалуйста!

– Проклятье! – кричит Дин с другого конца подвала, все еще неистовствуя в своих цепях, как будто это как-то поможет. Как будто это поможет нам выбраться из настоящего ада.

– Оставь свой боевой настрой на потом, большой мальчик, – рявкает мужчина Дину, его внимание сосредоточено на мне.

Я чувствую, как зловонное дыхание касается моего лица. От него несет вареной морковью и бензином, вперемешку с вонью немытого тела. Я крепко зажмуриваюсь, мои плечи трясутся в такт рыданиям. Он наклоняется все ближе и ближе…

– Дай мне несколько часов, котенок, и я покажу тебе, как надо веселиться, – бормочет он, подмигивая, его нос почти касается моего. – Но сначала я должен организовать пропажу вашей машины.

О боже.

Он отступает назад, переводя взгляд с меня на Дина, затем разворачивается и, посвистывая, исчезает на лестнице.

Я падаю на пол – ничком, плача и трясясь.

У меня нет никаких сомнений, что он собирается убить нас. Сначала он развлечется, а потом перережет нам глотки и скормит наши тела своим собакам.

– Проклятье. Гребаный ад. Гребаный, мать его, ад!

Дин продолжает бубнить, меряя шагами крошечное пространство, которое ему позволяла цепь, а затем тянется к трубе, надеясь каким-то образом ее сломать. Он дергается и напрягается, сердито рыча, и я начинаю искренне беспокоиться, что он сломает себе запястья.

– Это бесполезно, – тихо говорю я, прислоняя голову к металлическому столбу, который приковывает меня к этому кошмару. К этой тюрьме. – Мы в ловушке.

– Я не сдамся.

Я наблюдаю за ним сквозь пелену слез, пока он продолжает свои бесполезные усилия, издавая стоны и проклятия.

– Ты поранишься.

Рывок. Выкручивание. Крик. Ругательство.

– Уверен, что тебя ужасно волнует эта мысль, – ворчит он.

Я закрываю глаза и прерывисто вздыхаю. По щекам снова катятся слезы.

– Как ты думаешь, нас уже кто-нибудь ищет? – Задаю я вопрос, на самом деле не ожидая ответа – узнать его нет никакой возможности.

В конце концов Дин прекращает попытки побега, утренний свет выхватывает на его лице капли пота. Он смотрит на меня, и наши взгляды несколько мгновений прикованы друг к другу. Жестокая правда о нашем затруднительном положении больно бьет под дых.

Нас ищут.

Мы собираемся стать объектами поиска спасателей, кинологов, ищеек, новостных репортажей и ужасных документальных фильмов о криминалистике на Дискавери.

Я и Дин Ашер.

Дин с содроганием вдыхает, прислоняясь плечом к столбу.

– Знаешь, я обычно шутил, что однажды все кончится тем, что мы поубиваем друг друга, – бормочет он, пиная носком кроссовка маленький камешек. – Наверное, у меня всегда было предчувствие, что мы закончим вместе.

Я знаю, он пытается относиться к нашему испытанию легкомысленно, но его слова поражают меня. Они выбивают весь воздух из легких, пока не становится нечем дышать. Я не могу дышать.

Я сижу на холодном, жестком полу и тихо плачу, пока слезные протоки не пересыхают. Слишком измученная и слабая, у меня нет сил даже пошевелиться.

Дин начинает петь.

Мне известно, что он довольно хорошо поет. Успела наслушаться за последние десять лет во время семейных вечеров караоке в доме моих родителей. Обычно я сидела на диване, скрестив руки на груди, с каменным взглядом и раздраженная звуком его глубокого, хриплого голоса.

Мэнди слушала в экстазе. А мои родители наблюдали за ним с сияющими лицами и гордостью во взгляде. Даже чертова собака смотрела с обожанием, виляя хвостом при каждой идеально взятой ноте. Затем все хлопали, кроме меня, а Дин кланялся, время от времени украдкой мне подмигивая. Я же показывала ему язык или мерила переполненным презрением взглядом. Мэнди толкала меня локтем в бок, а мать иногда отчитывала за грубость.

Ха! Грубость.

Оборачивать всю мою машину полиэтиленовой пленкой перед собеседованием, которое должно изменить жизнь – вот, где грубость.

Я пытаюсь не обращать внимания на звук его голоса и закрываю глаза, но нахожу хриплые мелодии странно успокаивающими. Он поет одну из моих любимых песен – «Hey Jude» группы The Beatles.

И каким-то образом, несмотря на страх и неуверенность, несмотря на камни, впивающиеся в бедра, и раздирающий сердце ужас, мне удается заснуть.

Глава 3

Просыпайся, просыпайся!

Я резко просыпаюсь, на одно восхитительное мгновение кажется, что все это сон. Больной, ужасный сон.

Но надо мной нависает мужчина, его дыхание теперь пахнет табаком и грязными носками, а губы изогнуты в гротескной ухмылке.

Я определенно нахожусь в кошмарном сне, но это не тот кошмар, от которого можно проснуться в ближайшее время – и он только начался.

Я снова возвращаюсь на холодный цемент, подошвы моих туфель скребут по полу. Я пытаюсь обогнуть трубу, как будто это каким-то образом помешает маньяку до меня дотянуться, но он рывком за волосы поднимает меня на ноги. Я протестующе вскрикиваю, кожа головы горит.

– Отвали на хрен от нее! – орет Дин из противоположного угла. Используя временное отвлечение, я ударяю ублюдка коленом по яйцам. Если мне суждено проиграть, я все равно буду сражаться до последнего. Мужчина воет от боли и отпускает мои волосы, затем сильно бьет меня по челюсти тыльной стороной ладони. Боль пронизывает всю голову, и мне кажется, что сейчас из ушей начнет вытекать мозг.

– Тупая маленькая шлюха! – рявкает мужчина, а затем плюет мне в лицо. Его слюна стекает по моей щеке, и меня чуть не рвет.

– А ты дерзкий маленький котенок, да? – продолжает он, пальцами беря меня за подбородок и заставляя посмотреть ему в глаза.

Я плачу ему той же монетой и плюю прямо в лицо, попав в глаз. За этим последует неминуемое наказание, и я собираюсь с силами.

Мужчина замирает на целых пять секунд, совершенно шокированный моими действиями. Он вытирает слюну с глаза, пялясь на меня с непроницаемым выражением лица.

А затем начинает смеяться.

Он сгибается пополам от смеха, похрюкивая и задыхаясь, и хлопает жирными ладонями себя по коленям. Я бросаю взгляд на Дина, который наблюдает за происходящим с осторожным интересом. Он хмурится и продолжает теребить наручники.

– Котенок хочет поиграть.

Внезапно мужчина бросается на меня, разрывая мое платье прямо посередине.

Боже, нет.

– Ты ждала, чтобы поиграть с Эрлом, правда? – подначивает он, тиская жирными ладонями мою грудь под бирюзовым кружевным бюстгальтером.

Эрл. Этого ублюдка зовут Эрл.

Я отклоняю голову вбок и встречаюсь взглядом с Дином. Он беспомощно и с ужасом в глазах наблюдает, как Эрл меня лапает, словно я гребаная подопытная крыса в его извращенном эксперименте.

Эрл собирается меня изнасиловать. Меня изнасилуют, прямо здесь и сейчас, с Дином Ашером в качестве зрителя. Тошнота нарастает и подступает к горлу, но я сдерживаюсь. Из глаз текут слезы.

– Пожалуйста, не делай этого, – хнычу я, пытаясь ногами отпихнуть его.

Эрл прижимается ко мне своим огромным, тучным телом, пригвождая к столбу, чтобы я не двигалась, пока щиплет через кружево мои соски.

– Какой симпатичный котенок… – пыхтит он, едва не капая слюной по всей моей груди.

Дин снова начинает рычать, с огромной силой ударяя цепями по трубе.

– Клянусь Богом, я убью тебя, если ты, прикоснешься к ней, ублюдок! Я найду способ выбраться и закопаю твою жирную задницу в землю!

Эрл хихикает, но не поднимает глаз. Он слишком сосредоточен на моей груди, тут же наклоняясь и просовывая мясистый язык в ложбинку.

Я кричу, извиваясь под ним, молочу острыми каблуками по его ботинкам. Но на них едва ли остаются вмятины. Ничто не остановит то, что сейчас неизбежно произойдет.

Я никогда не чувствовала себя такой беспомощной.

Эрл просовывает руки под подол моего порванного коктейльного платья и скользит ими вверх по бедрам. Я с силой стискиваю ноги, пытаясь сопротивляться и дать отпор любой ценой.

– Держу пари, у моего милого котенка красивая киска, – шепчет он мне на ухо, от его дыхания у меня сводит живот.

Я размахиваю цепями, топаю ногами, извиваюсь, корчусь и ору, пока не начинают физически болеть легкие.

– Пожалуйста, – умоляю я. – Отпусти нас. Мы никому не скажем, клянусь. Просто отпусти нас… – Боже мой, я веду себя как в дешевом детективном сериале. Я всегда думала, что буду более изобретательной, если окажусь в опасности. Более убедительной.

Но с этим человеком к логике взывать бесполезно. С ним невозможно никак договориться, нельзя никак обмануть, даже если тщательно все продумать. Инстинкты подсказывают мне, что он слишком далеко зашел. У него нет совести, нет души. Ни следа сочувствия, которым я могла бы попытаться манипулировать.

Эрл стягивает с меня трусики до самых лодыжек. Я напрягаюсь всем телом, делая все возможное, чтобы противостоять мерзости, которая вот-вот случится.

Дин все еще продолжает бунтовать, орет и выкрикивает красочные непристойности и пустые угрозы. Но они лишь сотрясяют воздух. Эрл не обращает на него внимания.

Я возвращаю взгляд к Дину, когда все остальное начинает меркнуть. Я воздвигаю стену, как защитный механизм – ментальный блок. Полностью отключаюсь, уставившись на Дина, который изо всех сил пытается до нас добраться, в то время как Эрл уничтожает меня наихудшим из возможных способов.

– Смотри на меня, Кора. Не отводи взгляд. Слушай мой голос, – приказывает Дин, делая все возможное, чтобы удержать мое внимание. Чтобы отвлечь меня от того факта, что меня оскверняют прямо у него на глазах. – Мы отсюда выберемся, ты меня слышишь? Я собираюсь вытащить нас отсюда. Просто сосредоточься на мне. Сейчас реален только я. Здесь только ты и я, Кора. Сосредоточься, ладно? Посмотри на меня… сосредоточься на моем голосе…

Голос Дина начинает угасать, весь мой разум отключается и реальность затуманивается. Я не спускаю глаз с Дина. Он пусть и скованный, но его движения отрывисты и дерзки. Его губы продолжают шевелиться, но я больше не могу различить слов – все в тумане. Смазано. Мне кажется, что я под водой, тону, иду ко дну, растворяюсь…

Думаю, океан в конце концов нашел меня. Думаю, что мне здесь нравится.

Кап. Кап. Кап.

Я слушаю мерный звук капающей из трубы воды, пока лежу, растянувшись на жестком полу. Голова прислонена к каменной стене слева, а ноги вытянуты передо мной.

Семнадцать минут и двадцать две секунды.

Столько времени прошло с тех пор, как надо мной надругались. Использовали и бросили, как кусок ненужного хлама. Я считаю секунды, бегущие в такт каплям.

– Кора.

К мерному стуку капель примешивается голос Дина, и я медленно моргаю, мой взгляд совершенно расфокусирован.

– Кора.

Кап. Кап. Кап.

Я не двигаюсь. Я заставляю себя дышать, просто чтобы не умереть.

– Поговори со мной, Корабелла.

А что я должна сказать? Дин прекрасно знает, что произошло. На этом представлении у него было место в первом ряду. Я наконец набираюсь сил, чтобы поднять голову, и смотрю на лестницу в дальнем конце подвала. Я с ужасом жду того момента, когда снова появятся эти неуклюжие черные ботинки – прелюдия к новому акту ужасов.

– Ты в порядке?

Наконец, Дину удается привлечь мое внимание, и я заставляю себя посмотреть вправо. Дин сидит спиной к своей трубе, полностью повернувшись ко мне, его руки скованы за спиной. Я поднимаю взгляд от его вересково-серых кроссовок к растрепанным темно-каштановым волосам на макушке. Они начинают завиваться чуть ниже его ушей. Я помню, как Мэнди жаловалась, что у него слишком отросли волосы, и она собиралась сама их подстричь.

Я с трудом сглатываю.

– Все в порядке.

Обычно лжец из меня никудышний, поэтому я впечатлена, насколько честной сейчас прозвучала. Конечно же, это была неправда. Это величайшая ложь, которую я когда-либо произносила.

И Дин отлично это видит.

– Ничего не в порядке. Ты можешь поговорить со мной.

Я безотчетно приподнимаю брови, продолжая лениво оценивать его взглядом. В какой-то момент он остался без куртки, так что теперь на нем только голубая футболка, подходящая к его глазам, и выцветшие джинсы.

– Я могу с тобой поговорить? – С моих губ слетает хриплый смешок. Горло саднит от долгих бессмысленных криков. – Потому что мы очень хорошие друзья, правда?

Я замечаю, как он хмурится и на его лице появляется выражение негодования.

– Я единственный друг, который у тебя сейчас есть, – натянуто произносит он.

– Я бы предпочла быть одна. – Еще одна великолепная ложь.

Мне не хочется быть одной. Но Дин здесь, и он мне не особо нравится, поэтому я собираюсь выместить на нем весь свой страх и боль. Сейчас это единственное, что я могу контролировать.

В этом моя единственная сила.

– Послушай, – продолжает Дин, его голос тихий и надломленный. – Знаю, между нами существуют проблемы, но нам нужно работать вместе. Как только мы выберемся отсюда к чертовой матери, ты можешь продолжить меня ненавидеть, но сейчас стоит вопрос жизни и смерти, Корабелла. Пересиль гребаную обиду, которую ты ко мне испытываешь, и давай соберемся с мыслями.

– Не называй меня так. – Я отвожу глаза, опуская подбородок.

Язвительный смех наполняет мои уши.

– Ну конечно, это единственное, что ты услышала. – Краем глаза я вижу, как он качает головой, затем ударяет наручниками по трубе, и я подпрыгиваю на месте. – Ты разбудила меня посреди ночи, чтобы я приехал забрать твою задницу, хотя мы уже предлагали подвезти тебя домой! Но я все равно приехал, потому что хочешь верь, хочешь нет, Кора, но ты мне чертовски небезразлична. Мы собираемся стать семьей.

От его слов глаза вновь застилают слезы. Забавно, не думала, что во мне еще что-то осталось.

– Я приехал за тобой почти в два гребаных часа ночи, и в итоге оказался здесь! Прикованный к чертовой трубе, в ожидании того, что этот мудак для нас приготовил. И теперь ты вымещаешь на мне свою злость?

– Меня только что изнасиловали! – шиплю я сквозь стиснутые зубы, мой голос повышается, но тут же срывается. – Изнасиловала отвратительная свинья! Ты хоть представляешь, на что это похоже? – С моих губ срывается горький смешок, и я отворачиваюсь. – В данный момент я не в состоянии иметь с тобой дело.

Он на мгновение замолкает, переваривая мои слова, а затем выдает:

– Я же сказал тебе – ты можешь поговорить со мной.

– Я не хочу с тобой разговаривать! Ты мне не нравишься!

– Прекрасно! – Дин недовольно ворча хлопает по своим цепям. – Черт подери! Я всего лишь пытаюсь помочь.

Я всхлипываю, стараясь не дать слезам пролиться.

– Может быть, если бы ты начал помогать пятнадцать лет назад, проявлять небезразличие к моей персоне, как ты выразился, – я была бы более склонна к откровениям. Но ты только и делал, что дразнил меня, причинял мне боль и унижал. У меня нет причин тебе сейчас доверять. – Моя грудь тяжело вздымается, тоска смешивается с долгими годами сдерживаемой горечи и обжигает изнутри.

Дин долго обдумывает мой ответ. Единственные звуки, нарушающие тишину между нами, – это наше дыхание и капающая вода из трубы. Затем он шаркает подошвой кроссовки по грязному полу и смотрит на меня с другого конца подвала.

– Это всегда было нашей фишкой, – бормочет он. – Я закидывал тебя грязью, а ты отвечала мне тем же.

– У меня никогда не было выбора, – возражаю я. – Я запрограммирована защищаться рядом с тобой. Мой меч всегда обнажен и готов к бою.

– Потому что это весело.

– Ничего веселого не вижу. Ты вел себя по отношению ко мне отвратительно.

Я пронзаю Дина испепеляющим взглядом, и он отводит глаза. Дин снова шаркает подошвой, и тихий шорох по песку в пустом помещении кажется очень резким. Это раздражает.

– Тогда я был козлом, – наконец отвечает он, все еще глядя в сторону. – Я был глупым подростком. Но теперь все по-другому. Я доставал тебя, потому что ты никогда не оставалась в долгу, и это безвредные козни, в этом все мы. – Дин смотрит в мою сторону своими пронзительными голубыми глазами. – Ты не можешь отрицать, что тебе нравятся наши мелкие пакости, подколы и все те глупости, которые мы друг другу устраиваем.

Мой ответ быстрый.

– Не нравятся.

– Ты врешь.

– Я не вру, Дин. Мне не нравится, когда до меня докапываются. Не нравится всегда быть рядом с тобой начеку, думая, какое очередное тупое дерьмо ты собираешься выкинуть. – Я делаю эффектную паузу, позволяя обдумать свои последние слова. – Или гадая, как ты собираешься испортить мои следующие отношения.

В его глазах мелькает нечто, чему не могу дать название. Это не чувство вины или раскаяния. Но и не удовлетворение.

– Неважно.

Я вскидываю брови, ожидая, что он продолжит, а не просто отмахнется от меня.

– И это все?

Это все, что ты можешь сказать о той роли, которую сыграл в прекращении моих четырехлетних отношений?

– Ага. Неважно.

Я чувствую, как в груди лесным пожаром распространяется пламя, обжигая шею, уши и следом язык.

– Ты чертов придурок! – Я всем телом разворачиваюсь влево, пытаясь отодвинуться как можно дальше от Дина Ашера. Я вжимаюсь в стену и закрываюсь в собственной ментальной тюрьме.

Я слышу, как сзади вздыхает Дин, и не уверена, что это значит.

Затем он бормочет себе под нос:

– Я единственный придурок, который в твоем распоряжении.

Я была не права.

Лучше остаться одной.

Невозможно сказать, сколько проходит времени, но солнце, похоже, садится, потому что в пыльном окне над нами приглушенный свет приобретает оранжевые тона. Я представляю, как освобождаюсь от наручников и взбираюсь на стену, решительно бью кулаком в окно и протискиваюсь через узкое отверстие. Я высвобожусь, и мне будет плевать, где я окажусь.

Где угодно лучше, чем здесь.

Мы с Дином не разговаривали с момента нашей ссоры, которая, должно быть, произошла несколько часов назад. Вскоре после этого он заснул, прислонившись спиной к трубе и склонив голову на плечо. Он выглядит умиротворенным, и я время от времени ловлю себя на том, что разглядываю его. Я завидую, что он сейчас где-то в другом месте. Снова заснуть не получилось – каждый раз, закрывая глаза, я чувствовала на щеке мерзкое дыхание похитителя, пока он меня насиловал.

А еще мне очень хочется писать, и я не знаю, что с этим делать. Что нам теперь, ходить в туалет под себя? Неужели посадить нас на цепь, как животных, насиловать и издеваться над нами для этого больного ублюдка недостаточно? Я стискиваю бедра, зная, что скоро у меня не будет другого выбора, кроме как облегчиться. Мои щеки горят огнем от одной лишь мысли об этом.

Я думала, что должна сейчас остро чувствовать голод, но вместо него пустота в животе вызывает тошноту. Хотя, чего бы я только не отдала за стакан воды…

Я мечтаю о том, как пью ледяную воду, и от этого у меня еще больше ноет мочевой пузырь. Я делаю глубокий, успокаивающий вдох.