«Командир! Дядя Ильхам! Вы меня простите, что я ушёл, не предупредив вас. Не думайте обо мне плохо, мне нужно уехать в Москву, к товарищу Сталину, и рассказать ему о войне. О той войне, которая начнётся в 41 году. Возможно, я смогу остановить эту страшную войну, в которой погибнут миллионы ни в чём неповинных людей, в том числе и мой папа. Я хочу изменить ход истории.
Надеюсь, вы меня поймёте, и не будете строго судить за мой поступок. Я верю, что товарищ Сталин выслушает меня и предпримет нужные меры. Ведь у него ещё есть время, чтобы избежать кровавой бойни. Я объясню ему всё, он должен мне поверить, я надеюсь, товарищ Сталин поймёт меня!
С уважением, Бахтияр».
– Что случилось, уважаемый Ильхам? На вас лица нет! – забеспокоился Ахмед.
– Мне срочно нужно уехать, Ахмед, пока наш Бахтияр не наломал дров!
– Может быть, вам нужна моя помощь, вы скажите, я всегда рад буду вам помочь!
– Спасибо, Ахмед, вы и так сделали для нас много. Мне необходимо вернуть Бахтияра, но у меня будет к вам одна просьба. Если вы не возражаете, пусть Майя останется с вами до той поры, пока мы не вернёмся.
– Конечно, друг мой, у меня двое детей, пусть будет трое! Майя уже подружилась с моей женой, их просто не разлучить. С утра они разговаривают, шутят, словно дочь с матерью. Не беспокойтесь за неё и возвращайтесь скорей!
Я надел пиджак и, попрощавшись со всеми, вышел из дома. Майя стояла у порога, она понимала, что мне необходимо вернуть Бахтияра, поэтому не задавала лишних вопросов.
– Майя, ты на какое-то время останешься здесь, хорошо? Мне нужно отыскать Бахтияра. Ты всё понимаешь, дочка! – Я обнял её и направился к трамвайной линии, которая проходила неподалёку от дома Ахмеда.
У граждан я спросил, как проехать к железнодорожному вокзалу. Бахтияр мог задержаться на вокзале, дожидаясь поезда на Москву, поэтому я очень спешил, надеясь застать юношу в зале ожидания.
«Ах, простодушный ты человек, ну куда ты едешь? К кому? Кто тебе поверит, Бахтияр?» Я не мог смириться с тем, что Бахтияр после всего, что произошло с нами, поступил так необдуманно.
Через двадцать минут трамвай привёз меня наконец-то к вокзалу. Выбежав из вагона, в спешке я стал искать беглеца.
В зале ожидания среди пассажиров Бахтияра не было. Я кинулся на перрон, где скопились толпы людей.
Вокзальные перроны напомнили мне восточный базар. Здесь было настолько шумно и многолюдно, что найти человека среди пестрой многоголосой толпы казалось невозможным. Шум машин перемешивался с криками людей. Одни что-то продавали, оглушительно зазывая покупателей, другие провожали и встречали своих родных и близких – все разговаривали громко, пытаясь перекричать гудки паровозов.
Паровозы, словно чёрные драконы с красной звездой на лбу, громоздко стояли у перронов в ожидании пассажиров. Иногда эти мощные машины издавали громогласные гудки и выпускали белый пар, будто подтверждая своё величие перед людьми.
Я попробовал телепатически связаться с юношей, но он как в воду канул. Я не чувствовал его присутствия на вокзале и не мог понять, неужели он так быстро отсюда уехал. В справочном бюро меня ждала нерадостная новость: на мой вопрос, есть ли сегодня поезд «Баку – Москва», я получил ответ, что он час назад отправился, а следующий будет только послезавтра.
«Ждать два дня! Что же делать? Без браслета Бахтияра я не смогу поднять наш корабль в воздух, придётся дожидаться следующего поезда». С этими невеселыми мыслями я направился в центр города.
Странно было ощущать себя в своём родном городе туристом, прибывшим из далёкого будущего.
Я прошёлся по набережной и увидел знакомую мне парашютную вышку. Я смотрел на радостные возбуждённые лица парашютистов, и мне как-то непривычно было за этим наблюдать, так как в моём времени на вышке были установлены электронные часы, и она не была приспособлена к развлечениям.
Бакинцы настолько привыкли к этой вышке, что забыли о её первоначальной функции. А семидесятиметровая вышка была построена именно для прыжков с парашютом. В то время она была самой высокой в Советском Союзе.
Прогуливаясь по бульвару, я любовался морем и белыми парусниками, проплывавшими вдоль берега. Неожиданно кто-то постучал меня по плечу и громко покашлял. Я обернулся и увидел перед собой трех милиционеров в белой форме.
– Сержант Прошин. Прошу предъявить документы, гражданин! – Отдав честь, представился старший группы.
– А разве я нарушил что-то, товарищ Прошин? – спросил я удивлённо.
– Мы за вами наблюдаем в течение часа – ваше поведение вызвало у нас подозрение. Гражданин, ваши документы! В городе орудует группа бандитов, из тюрьмы сбежали… вот мы и задерживаем всех подозрительных.
– Но у меня нет с собой документов, и потом, по какому праву вы… – Сержант не стал слушать, вытащил из кобуры револьвер и направил на меня.
– А вот в отделении милиции мы и разберёмся, кто вы такой. Следуйте за нами!
Мне заломили руку и повели к милицейской машине, которая стояла неподалёку от набережной.
В отделении милиции дежурный офицер в звании лейтенанта начал меня допрашивать:
– Как вас зовут? Где ваши документы? Где живёте, гражданин?
– К сожалению, у меня, кроме военного билета, других документов нет.
– Вы обыскали его, сержант Прошин? – спросил сидевший за столом офицер.
– Никак нет, товарищ лейтенант!
– Так что же вы ждёте, проверьте карманы и все вещи. Может быть, он диверсант или шпион! Если у вас есть военный билет, почему вы раньше не сказали о нем работникам милиции?
– Послушайте, товарищ лейтенант, какой я вам диверсант, что вы такое говорите?! – воскликнул я и, отвернувшись, не стал больше ничего говорить, понимая, что любые объяснения бесполезны.
У меня изъяли из кармана военный билет и записку, которую написал Бахтияр.
– Так, так! Значит, у вас есть всё-таки документ! А это что? – изумился лейтенант, рассматривая внимательно мой военный билет.
– Товарищ лейтенант, здесь записка какая-то! О товарище Сталине написано! – прошептал Прошин и передал бумагу лейтенанту.
– А это уже интересно, гражданин Ализаде! – И лейтенант принялся тщательно изучать каждое слово записки. После небольшой паузы он с торжеством посмотрел на меня и заявил:
– Очень неуклюже вас подготовили к диверсионной операции, гражданин диверсант. Ведь надо же было так оплошать! Ваши имперские хозяева думают, что советские чекисты так глупы, что не заметят такой мелочи, как дата выдачи билета?
Значит, вас зачислили в рядовые Советской Армии в 1941 году? Смешно! Посылают шпиона с липовой бумажкой! А насчёт письма… Прошин, звони в НКВД, пусть они им займутся! Это не по нашей части! Уведите задержанного в камеру, пока не приедут сотрудники Народного комиссариата.
Меня посадили в одиночную камеру и приставили надежную охрану: за толстыми дверями дежурили два милиционера.
«Почему они задержали именно меня? – размышлял я в камере, – ведь я достаточно долго гулял по бульвару и не видел, чтобы милиция кого-то задерживала для проверки документов. Здесь что-то не так!»
Металлическая дверь со скрипом отворилась, в камеру вошли мужчины в штатском. Они опять надели на меня наручники и увезли из милицейского отделения в чёрном автомобиле Газ М-1, который в народе называют «чёрным вороном».
Мы оказались за городом, в старом кирпичном здании, похожем на завод, возможно, построенном ещё до революции. Автомобиль въехал во двор. Здесь уже стояли подобные «воронки» и грузовик с вооружёнными солдатами.
Меня привели в дом, в один из кабинетов, двери которого были обиты кожей. Сопровождающий доложил:
– Товарищ майор, по вашему приказанию задержанный диверсант доставлен! Вот его документы! – Человек в штатском положил на стол начальника мой военный билет и записку Бахтияра.
Майор оторвал взгляд от бумаг, которые он изучал, взглянул на меня, вытащил из стола коробку с лекарством, проглотил таблетку, запил ее водой и только после этого обратился ко мне:
– Так, значит, вы – диверсант? Кто вас прислал к нам и с какой целью? – Майор надел пенсне и разглядывал мой военный билет. Затем он встал и подошёл ко мне.
Из-за яркого света, направленного на лицо, я видел только силуэт майора. Но когда он приблизился ко мне, я оторопел: сначала не поверил, но, внимательно присмотревшись, узнал знакомое лицо. Это был Александр Шмидт…
Глава 15
В Москву к Сталину
Шмидт внимательно посмотрел на меня ещё раз, неожиданно сморщился и, схватившись за грудь, закашлялся.
– Что, товарищ Шмидт, легкие побаливают? – спросил я телепатически, зная, что и он может читать мысли на расстоянии. Шмидт широко раскрыл глаза.
– Что? Нет, не может быть! Кто вы такой? Вы знаете, куда вы попали? Отсюда живым не каждому удаётся выйти! А если и выходят, то становятся или калекой, или же работают на нас. Если вы диверсант одной из империалистических держав, вас ждёт расстрел. Но если вы будете сотрудничать с нами, то мы рассмотрим вашу дальнейшую судьбу, и, возможно, она у вас будет неплохой.
– Шмидт! Интересная фамилия, майор! Немецкая?
– Почему вы спрашиваете? Пётр Петрович Шмидт – известный в России революционер! А фамилия да, немецкая, и я ей горжусь! И потом, здесь вопросы задаю я, а вы обязаны мне отвечать!
– Конечно, я слышал о знаменитом революционере, но я ещё слышал и о другом Шмидте! Генерал-лейтенант Ганс фон Шмидт – это имя вам о чём-то говорит? И ещё неизвестно, кто из нас тут в шпионы играет!
Мы разговаривали телепатически. Александр побледнел, услышав имя отца, но сдержался и не произнес вслух ни слова.
– Сидорчук! – крикнул майор. Не отрывая от меня глаз, вытащил из стола револьвер, засунул за ремень.
В кабинет вошёл охранник.
– Слушаюсь, товарищ майор!
– Уведите задержанного в подвал, в камеру для особо опасных преступников. Я через несколько минут буду там! Ты понял меня, Сидорчук?
– Так точно, товарищ майор! – Сидорчук вытолкнул меня из кабинета и повёл по тёмному коридору в полуподвальное помещение с металлическими дверями по обеим сторонам. Из камер слышались крики и стоны людей, которых допрашивали и пытали. Охранник втолкнул меня в камеру с прочной металлической дверью. Кроме стола с лампой и двух табуретов в комнате ничего не было. В нос ударила омерзительная вонь – смесь пота, крови, мочи вперемешку с запахом сырости и заплесневелых стен.
– Что, не нравится? – с усмешкой произнес Шмидт, заходя в камеру. Он подошёл ко мне, взял за ворот пиджака и рывком усадил на табурет.
– В этих стенах побывали многие знаменитости, которые сначала сопротивлялись, ну а потом, как дети, раскаивались и подписывали себе смертный приговор. Сидорчук, выйди, мне нужно с этим гражданином наедине поговорить! – Шмидт, приставив дуло к моему лицу, стал говорить со мной телепатически:
– Кто ты такой? Говори, что ты ещё знаешь обо мне, иначе я прострелю тебе голову!
– Ах, мы с вами уже на ты, Александр?! Ну, стреляй, если ты такой смелый!
– Откуда тебе известно про меня и моего отца? Кто тебя сюда прислал? И где ты научился телепатии? Говори или я убью тебя!
– Послушай, убери с моего лица эту железяку, у меня на неё аллергия! – Я сорвал с себя наручники и поднялся на ноги. Шмидт в растерянности от увиденного стал хаотически стрелять. Я же только вытянул руку в сторону револьвера и ждал, пока не закончатся в барабане патроны. Свинцовые пули падали у моих ног. Шмидт расстрелял все патроны, затем, как истукан, замер с протянутой рукой и в изумлении смотрел на меня.
– Что за чертовщина, почему тебя не берут пули? – закричал он.
– Всё, поиграли и хватит, мне завтра утром ехать в Москву, некогда с вами забавляться! Откройте дверь! Вы, как стервятники, может, и привыкли к запаху крови, но меня тошнит от него!
– Шмидт в истерике перезарядил револьвер и сделал выстрел, надеясь сразить меня.
– А вот это вы зря, херр Шмидт! – Шмидт не слушал меня, продолжал хаотично стрелять, отходя назад к стене. Когда он в очередной раз прицелился в меня, я вытянул ладонь руки, и пистолет, выскользнув из рук майора, повис в воздухе.
Увидев дуло пистолета перед своим лицом, он тут же поднял руки вверх и трусливо залепетал:
– Не убивайте меня! Пожалуйста! Мы можем договориться!
– Поумнел? Веди меня к своей машине! И без глупостей, иначе ты меня серьёзно рассердишь, и я разнесу всю вашу контору.
– Я всё понял, товарищ!
– Зови своего архаровца, пусть откроет двери! Мы вдвоём выйдем из вашей душегубки и сядем в автомобиль. Ты меня отвезёшь туда, куда я тебе скажу. И игрушку свою забери! – сказал я, и пистолет Шмидта рухнул у его ног.
Шмидт поднял револьвер и вновь попытался выстрелить в меня. Но курок был мною заблокирован. Пистолет сковал руки Александра так, что он не мог оторвать их от оружия.
– Что это вы сделали с моей рукой? Я её совсем не чувствую!
– Я же сказал тебе: будешь баловаться – накажу! – Мне пришлось самому постучать в дверь.
– Товарищ майор, вызывали? – спросил вошедший в камеру охранник.
– Да… да… вызывал! Задержанного необходимо отправить в центр. Я сам этим займусь!
Во дворе мы сели в чёрный автомобиль. Уже светало, нужно было поторапливаться, чтобы не опоздать на утренний поезд.
– А теперь на железнодорожный вокзал! И побыстрей!
– Я не могу ехать с одной рукой. Я прошу вас: уберите пистолет и освободите мою руку. Я обещаю честью офицера, что больше не стану стрелять.
– Честью какого офицера, советского или немецкого, Шмидт? И вообще есть ли она у вас, честь? – спросил я с сарказмом, забирая пистолет.
– Кто вы: друг или враг? – вместо ответа спросил Шмидт. Как мне к вам относиться?
– Во-первых, Александр, относиться ко мне нужно с уважением, а во-вторых, я вам и не друг, и не враг. Вам трудно понять, но я человек не из вашего времени. Я пришёл к вам из двадцать первого века.
После моих слов Александр выехал на обочину дороги и, выключив двигатель автомобиля, сказал:
– Послушайте, товарищ Ализаде, мне необходимо с вами поговорить и рассказать вам очень важные вещи. Выслушайте меня, а потом действуйте как вам заблагорассудится.
– Я вас слушаю, только рассказываете быстрее, пока мы не доехали до вокзала!
– Боюсь, что ваша поездка в Москву будет бесполезной. Вы не сможете уже ничем помочь вашему юному другу, он в руках НКВД и будет расстрелян за попытку ликвидации Председателя Наркома СССР Иосифа Виссарионовича Сталина. Мы о вас знаем всё! Вас на набережной неслучайно арестовали. Я был рядом и руководил операцией по задержанию.
– Откуда вы могли знать, если нас нет в этом промежутке времени? В любом случае я не оставлю друга в беде…
– Послушайте меня внимательно, товарищ Ализаде, вам необходимо поехать со мной в Германию. Вас ждут большие перспективы, вы станете одним из немногих людей на самой вершине власти! Мы скоро уничтожим эту коммунистическую заразу, а потом весь мир будет перед нами. В Берлине ждут нас, дружище.
– Заманчивое предложение, Александр! Наверное, одним из правителей мира будет Адольф Гитлер? Лучше расскажите, откуда вы знаете меня, ведь я всего лишь один день здесь, в прошлом.
– Я сейчас расскажу вам и об этом! Но ваша ирония… напрасно вы так несерьёзно относитесь к этой идее. Есть могущественные люди, которые стоят за спиной фюрера, они уже обсуждают передел мира. Фюрер – это всего лишь видимая часть айсберга, остальная часть гигантской силы и энергии таится под водой. Вы даже не представляете, кто они!
– Вы хотите сказать, что есть силы, которые управляют вами и действиями вашего фюрера? Шмидт, я пришёл из будущего и я знаю, как распорядилась история с Гитлером и нацисткой Германией. Фашизм уничтожен в сорок пятом и осуждён всем миром как зло против человечества. Я могу догадываться, кто там, как вы выразились, под водой руководит вами. Будущая война приведёт к огромным жертвам, и всё это ради вечной власти над людьми, которая недостижима. Предположим, вы станете победителями в будущей мировой войне, хотя я знаю обратное, а что с людьми? Вы думаете, кто-то из людей будет править миром и наслаждаться господством над всей цивилизацией? Нет, господин Шмидт! Эти силы, о которых вы мне говорили, – а они действительно есть! – никогда не позволят человеку стать властителем мира. Фактическими властелинами Планеты являются они. Вы сами толком не понимаете, с кем имеете дело и во что вы ввязались. Тёмные силы воспользуются германскими реваншистами, чтобы начать войну и уничтожить нас нашими же руками, а затем властвовать над всей Планетой. Я устал об этом говорить, но иногда приходится повторяться, чтобы донести людям истину. Возникла пауза, но Шмидт словно не слышал меня и думал только о своих планах и амбициях. Я легко прочитал его преступные мысли. Он вновь попытался схватить свой револьвер, но я выхватил его и одной рукой смял в комок.
– Теперь я буду уверен, что он никогда не выстрелит! – сказал я и бросил металлический комок Александру на колени. Шмидт удивлённо посмотрел на смятый пистолет и произнес:
– Видимо, настало время рассказать, как мы узнали о вашем существовании и нашли вас. Это было непросто, но мы смогли это сделать. Вы знаете, что такое «аненербе»? С немецкого переводится как «наследие предков», а полное название «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». Это тайное общество, в которое входят самые видные члены нацистской партии. Я один из членов этой организации, которая была организована в 1935 году рейхсфюрером СС Гимлером при прямой поддержке самого Адольфа Гитлера. Нашим агентам стоило больших трудов, чтобы внедриться в НКВД и отыскать людей, подобных вам, наделенных особыми способностями.
В тридцать четвёртом году мы снарядили экспедицию в Гималаи, на Тибет, с целью сбора информации о таинственных и загадочных явлениях. С большим трудом мы смогли добраться в эти отдалённые края. Больше года я жил в Тибете, изучая язык и обряды местных жителей. Но самое главное – мы многое узнали о загадочной Шамбале. О ней нам поведали старейшины Тибета и монахи. Сведения засекречены, но всё же я могу рассказать об одном монахе по имени Цетан. Он живет один высоко в горах, в специально вырубленной для монахов-отшельников пещере. Он почти ничего не ест, но сохраняет ясность ума и бодрость тела. Монах не сразу заговорил с нами и даже прогнал моих товарищей. Он сказал, что мы присланы демонами и он не будет говорить с нами. Я не знаю почему, но он согласился говорить только со мной и оставил меня у себя в пещере. И тогда он рассказал мне удивительные вещи. Об этом разговоре с монахом никто не знает. Люди, которые были со мной в экспедиции, погибли в горах.
– Зачем вы мне это рассказываете? Какое я имею отношение к вашей экспедиции, к Тибету?
– Самое прямое, Ильхам! Монах говорил мне о вас, поэтому мы сейчас сидим с вами рядом и говорим об экспедиции. Монах сообщил, что во мне таится божественная сила и что только один человек способен её во мне открыть. Цетан сказал, что все боли в грудной клетке у меня из-за того, что эта сила мечется во мне и не может выйти наружу. Но скоро я освобожусь от этих мучений и смогу управлять этой сверхъестественной силой. И в этом мне поможет человек из будущего. Монах мне так и сказал, что этот человек послан богами, чтобы избавить мир от зла и насилия. И добавил: «Человек, пришедший в этот мир из нового века, будет очень сильным, он не враг и не друг – так он сам о себе скажет!» Сегодня я увидел вашу силу и услышал от вас слова, которые произнес тибетский монах. Пророчество сбылось, этот человек из будущего – вы, Ильхам! Невероятно, но Цетан назвал ваше имя и рассказал, как и где я могу с вами встретиться.
– Да, очень оригинально вы меня встретили, Шмидт! А монах предсказал, когда это случится?
– Нет, это и неважно, главное, что вы рядом! После стольких лет поисков, после всего, что я пережил, наконец-то я встретил вас.
– Жаль, что предсказатель не сообщил, в каком году это произойдет! Но даже если пророчество Цетана сбудется, что вам это даст, Александр? Что вы будете делать с той силой, которая откроется в вас?
– Я ещё не знаю, была бы сила, а идеи сами придут в голову! Да всё что угодно! Мы с вами вместе, Ильхам, сможем изменить этот мир по своему усмотрению. Мы уничтожим вся и всех, кто будет стоять на нашем пути. Мы будем править Миром, мы покажем свою силу и поставим всех на колени, чтобы уважали и поклонялись нам, как богам.
– Да вы больны! У вас явный диагноз: мания величия. А кстати, вы знаете, почему эта сила заложена именно в вас?
– Я избранный!
– Возможно, вы правы! Но эта сила не предназначена для зла и для претворения в жизнь ваших бредовых нацистских идей о властвовании над всем Миром. Вы мне сейчас напомнили старуху из сказки Пушкина «О золотой рыбке». Старуха тоже многого хотела, но в результате осталась с разбитым корытом. А знаете что, Александр, я, пожалуй, избавлю вас от этой болезни!
Я приложил ладонь ко лбу Александра. Закрыв глаза, я внушал Шмидту, чтобы он забыл обо мне и обо всём, что произошло в последние часы. Через несколько минут я открыл глаза и откинулся на спинку автомобиля, вздохнув с облегчением.
Александр ещё какое-то время находился в трансе. Открыв глаза, он удивлённо посмотрел по сторонам, а затем воскликнул:
– Вы кто? Как я попал в этот автомобиль? Где я нахожусь, чёрт побери?
– Успокойтесь, товарищ Шмидт, вам стало плохо, вы потеряли сознание на некоторое время. Я еду в Москву, в Кремль! Ваше начальство поручило вам отвезти меня на железнодорожный вокзал. Выполняйте же скорей приказ, товарищ Шмидт, пока поезд не ушёл!
– Извините, что так получилось, я вас мигом довезу до вокзала!
– Александр испуганно нажал на газ.
Я полностью стёр из сознания Александра всё, что он знал обо мне. Через несколько часов он окончательно придёт в себя и будет жить привычной жизнью.
В это раннее утро вокзал был почти пуст. Работали только дворники, сотрудники вокзала и милиция. Милиционеров в белой форме, как мне показалось, было слишком много. Они то и дело осматривали перрон, проверяли вагоны и следили, как дворники приводят в порядок центральную часть вокзала. Возможно, готовились к встрече какого-то высокопоставленного гостя.
На какой-то момент всё здесь мне казалось мирным и спокойным. Я шел по перрону и вспоминал, когда мне было восемь лет, мы с отцом и старшей сестрой ехали поездом в Москву.
Запах железнодорожных шпал, специфическая атмосфера вокзала и солнечного раннего утра окутывали моё сознание и уносили в далекое детство.
Шмидт вышел из машины и крикнул мне вслед:
– Товарищ, я могу ехать?
– Да! Вы можете ехать, товарищ Шмидт! До скорого свидания в будущем!
Шмидт, конечно, не понял значения моих слов, сел в автомобиль и вскоре скрылся за поворотом.
Нам ещё представится возможность встретиться с Александром Шмидтом в сорок первом, но сейчас взаимодействие с ним противоречило времени, в котором я находился.
Я смотрел в сторону исчезнувшего за поворотом автомобиля с Александром Шмидтом и думал о возможных последствиях и непредвиденных ситуациях, с которыми мне, видимо, придется столкнуться в будущем.
Прозвучал гудок паровоза, я торопливо поднялся в вагон. В купе уже сидели женщина средних лет и подросток, который смотрел в окно.
– Вы тоже едете в Москву или раньше сойдете? – поздоровавшись, спросила женщина.
– Да, в столицу, еду по делам! А как зовут этого славного мужчину? – спросил я у мальчугана, который внимательно рассматривал меня. Потом он повернулся лицом к женщине и жестами что-то ей показал.
– Это мой сын Александр! Он, к сожалению, говорить не может. Это из-за сильного пожара у нас в квартире, в Баку. Сашеньку чудом удалось спасти! Вот, после этой катастрофы он больше и не говорит. Мы были у всех докторов города, даже ездили в Киев, там мои родственники живут, но всё бесполезно… В столицу, в Москву – это так здорово, сейчас, весной, там должно быть хорошо… А мы вот едем к нашему папе! – поглаживая сына по плечу, сказала женщина. – Мой муж полковник артиллерии. Саша скучает по отцу, вот мы и решили навестить его на школьных каникулах.
Я посмотрел внимательно на мальчика и спросил:
– Александру, когда он говорил в последний раз, было пять лет?
– Да! Саше было пять. Он у нас и так поздно заговорил, а потом случилась катастрофа. Вообще-то сын наш очень талантлив, прекрасно рисует, сам собирает радио, ходит в радиокружок. Слышать-то он слышит, даже выучил азбуку Морзе, а вот говорить так и не начал снова, – с грустью поведала женщина.
– Всё поправимо! Я думаю, что он сегодня сможет поговорить с отцом!
– Вы что такое говорите, товарищ! – недоверчиво воскликнула женщина и обняла сына.
– Саша, подойди ко мне, не бойся, я хочу помочь тебе!
– А вы что, врач? – удивилась мать мальчика. Я не ответил ей, улыбнулся и приложил ладонь к голове ребенка.
Несколько минут я держал руку на голове мальчика, потом с уверенностью сказал:
– Вот и всё, сынок, давай вновь с тобой познакомимся! Меня зовут дядя Ильхам, я тебе помог, а ты в благодарность должен сказать мне волшебное слово!
Мать Александра смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
– С-с-пасибо! С-с-спасибо… д-дядя Ильхам! М-м-мама, я мммогу… я могу г-г-говорить! Мама! Мама! Я могу говорить!
Женщина схватила сына и, не веря своим глазам, обнимала и просила, чтобы он повторил «Мама, мама». Но затем неожиданно, видимо от чрезмерного волнения, ей стало плохо. Она потеряла сознание и упала на лавку.
– Мама, мама, что с тобой? – кричал испуганно мальчик и тряс мать за руку.
– Ну-ка, Александр, дай-ка мне графин с водой! Не беспокойся за маму, она потеряла сознание от радости. Сейчас мы с тобой ей поможем!
– У мамы больное сердце, дядя Ильхам. Месяц тому назад мама вышла из больницы, у неё был сердечный приступ. Помогите ей, пожалуйста, я не хочу, чтобы моя мама умерла! – Александр заплакал.
– Ну-ну, перестань плакать, ты уже большой мальчик! Ничего плохого не случится с мамой, успокойся, сынок! – Я взял женщину за руку и прощупал пульс. Он бился очень слабо. Я вдруг почувствовал непонятное ощущение холода, идущего от матери мальчика, если срочно не оказать ей помощь, ей осталось жить совсем немного.
Мальчонка плакал всё сильнее, словно он чувствовал смерть, которая тихо подкрадывалась к его матери. Пульс постепенно ослабевал и в любую минуту мог затихнуть. Я был в растерянности и не знал, как поступить. Я ощущал себя виноватым за всё, что произошло в купе вагона. Внезапно я услышал голос, знакомый голос, который успокаивал и вдохновлял меня на решительные действия. И теперь я уже знал, что нужно делать, чтобы не дать матери мальчика умереть. Я приложил руку к сердцу женщины, и через какие-то доли секунды с них прошла энергия в тело умирающей. Женщина сразу же открыла глаза. Она вела себя, словно пробудилась от сна.
– Что со мной случилось? Где я? Саша, Сашенька! – позвала она сына и показала мне на графин с водой – попросила попить.
– Мама, как хорошо, что дядя Ильхам вылечил тебя!
– Сашенька! Сынок! Ты заговорил! О боже, какая радость! – плача, повторяла женщина.
– Как вы себя чувствуете? Мы с вами так и не познакомились!
– Ой, простите меня, пожалуйста… Меня Ольга… Ольгой Николаевной зовут. Я учительница русского языка и литературы. В начальной школе. А вас я уже знаю, вас зовут дядя Ильхам! – сказала Ольга, поправляя на себе одежду. – Я вашего имени никогда не забуду, я даже не знаю, как отблагодарить вас, вы сделали для нас невозможное! Я не знаю, как у вас это получилось, но, поверьте, самые известные врачи города разводили руками и не могли ничем помочь. Спасибо вам огромное! А знаете что, Ильхам, когда вы вернётесь в Баку, приходите к нам в гости, мы все будем рады вам. Баку, Крепостная 7, вы спросите учительницу русского языка, там вам каждый мальчуган покажет нашу дверь.
– А в какой школе вы преподаёте, Ольга Николаевна? – спросил я, стараясь успокоить женщину.
– В школе номер шесть.
– Шестая школа! Так ведь я тоже там…
– Да, вы наверняка знаете эту школу! Она напротив Губернаторского сада! У нас прекрасные учителя и новый директор школы Борис Семёнович Горчаков…
Я с грустью и волнением слушал рассказ о школе, где когда-то учился и где прошло моё детство.
В памяти мелькнула девчонка с огромными белыми бантами, сидевшая впереди меня за чёрной деревянной партой.
Чернильные ручки, которыми я аккуратно вырисовывал буквы азбуки.
Необыкновенный запах новых тетрадей и книг, деревянных карандашей и пластилина, из которого я любил лепить всяких зверюшек.
Я вспомнил наш школьный буфет и пионерскую комнату, где висели на стенах круглые барабаны, пионерские флаги, горны с красными вымпелами.
Всё это олицетворяло прошлое, оставшееся в моем сознании и в моём времени. А ещё этот незабываемый запах натёртого паркета, который веял по всей школе ранним утром перед началом занятий. В купе вошёл пожилой проводник с полевой сумкой на плече и попросил предъявить билеты.
Билета на проезд у меня не было, я протянул свой военный билет, отобранный у Шмидта. Тот посмотрел на фотографию и спросил:
– Командированный?
Я кивнул в ответ. Прокомпостировав билеты Ольги и ее сына, проводник вышел из купе и сказал, что скоро принесёт горячий чай и постельное бельё.
– Так вы тоже военный? – спросила меня удивлённо Ольга.
– Выходит, что так!
– Ах, ясно! Если вы в штатском, то это значит, что вы… – Ольга прервалась на полуслове, подумав, видимо, что я сотрудник НКВД или отношусь к каким-то другим, не менее опасным для этого времени структурам. Она по-солдатски поправила на себе одежду и стала серьёзной. После этого мы практически не общались.
Атмосфера страха, царящая в эти годы в стране, как холера, распространялась среди людей – и они предпочитали молчать и не говорить лишних слов.
Я понимал Ольгу. Мне хотелось отдохнуть. Укрывшись плащом, я закрыл глаза и уснул.
Разбудил меня голос проводника, который вошёл в купе и крикнул слово «постель!» Он положил стопку со спальными принадлежностями на нижнюю полку и спросил:
– Хотите чая, гражданин пассажир? Кроме меня в купе никого нет.
– Товарищ проводник! А где мои соседи?
– Вы имеете в виду женщину с мальчишкой, так они в Астрахани сошли!
– Как, в Астрахани? Ведь у них билеты были до Грозного!
– Гражданин пассажир, чаю хотите? – проводник не собирался отвечать на мои вопросы: или боялся, или не имел права.
В опустевшем купе я сел у окна. На улице уже стемнело, и в этом маленьком пространстве купе мне стало грустно и одиноко.
Возможно, не хватало человеческого общения и теплоты, в которой и был смысл жизни. Я был рад, что помог сыну Ольги и ей самой, ощущая себя полезным людям. В этом, наверное, и заключается та самая неизмеримая божественная сила, которой наделил меня Нарс.