Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества

XXI. Первобытные люди современности не являются абсолютно примитивными^[28]

Надлежит остерегаться одного распространенного заблуждения. Современные первобытные дикари примитивны только в относительном, а не в абсолютном смысле. Они примитивны по сравнению с нами, но далеко не примитивны по сравнению с истинно первобытным человеком, то есть с человеком, каким он был, когда впервые вышел из чисто звериной стадии существования. По сравнению с человеком в его абсолютно первозданном состоянии даже самый примитивный туземец современности, несомненно, является высокоразвитым и культурным существом. Все доступные свидетельства говорят в пользу того, что каждое человеческое сообщество, как самое отсталое, так и самое цивилизованное, достигло своего нынешнего уровня культуры только в результате медленного и мучительного продвижения вверх, которое растянулось на многие тысячи, а быть может, и миллионы лет. Поэтому, когда английский язык позволяет нам называть существующих в наше время первобытных людей примитивными, всегда следует помнить, что мы применяем к ним это определение в относительном, а не в абсолютном смысле. Мы имеем в виду, что их культура недоразвита по сравнению с культурой цивилизованных народов, но ни в коем случае не тождественна культуре истинно первобытного человека. Необходимо подчеркнуть относительность использования определения «примитивный» в применении ко всем известным дикарям без исключения, так как двусмысленность, возникающая из-за двойного значения этого слова, является источником многих недоразумений и неточностей. Невнимательные или недобросовестные авторы играли с ним ради полемики, употребляя слово то в одном, то в другом значении в зависимости от нужд аргументации, не замечая или, во всяком случае, не указывая на двусмысленность. Чтобы избежать этих словесных блужданий, необходимо лишь постоянно помнить, что если социальной антропологии есть что сказать о первобытном человеке в относительном смысле, то ей нечего сказать о первобытном человеке в абсолютном смысле по той простой причине, что она ничего о нем не знает и, насколько мы можем судить в настоящее время, вряд ли узнает. Восстановление истории человеческого общества от абсолютно первобытного человека до социальных институций существующих сейчас дикарей (что должно было бы охватить сотни тысяч лет), возможно, имеет достоинства как полет воображения, но совершенно лишено их в научном смысле. Следовать этим путем означало бы в корне нарушить правильный порядок научной процедуры. Это означало бы движение от неизвестного к известному, а не от известного к неизвестному. Мы многое знаем о социальном положении дикарей нынешнего и вчерашнего дня, но напомним, что мы ничего не знаем, об абсолютно первобытном человеческом обществе. Поэтому трезвый исследователь, стремящийся прояснить социальную эволюцию человечества до начала истории, должен отталкиваться не от неизвестного и чисто гипотетического первобытного человека, а от самых низших дикарей, которых мы знаем теперь или о которых имеем достаточные сведения; и, опираясь на их обычаи, верования и традиции как на прочную основу, можно было бы гипотетически проделать небольшой путь назад в безвестную толщу прошлого. То есть можно было бы попробовать создать разумную теорию того, как эти реально существующие обычаи, верования и традиции росли и развивались в период, более или менее отдаленный, но, вероятно, не слишком отдаленный от того времени, в которое они были обнаружены и зафиксированы. Но здравомыслящий исследователь никогда не будет рассчитывать на то, что эта реконструкция человеческой истории зайдет очень далеко в прошлое, и тем более не будет мечтать связать ее с самым началом развития человечества, поскольку осознает, что мы не располагаем ровно никакой доказательной базой, которая позволяла бы нам даже гипотетически преодолеть пропасть в тысячи или миллионы лет, разделяющую современного дикаря и первобытного человека.

XXII. Низший не значит падший^[29]

Расположение на нижней ступени человеческого общественного развития иногда путают с деградацией, но такая связь вовсе не обязательна. В животном мире муравей, пчела, слон, собака занимают низкое положение по сравнению с человеком, но это отнюдь не результат их упадка, и было бы клеветой называть их глупыми, ленивыми, жестокими и т. п.; ведь многие из этих существ проявляют такие ум и трудолюбие, мужество и привязанность, которые могут послужить примером для многих людей.

XXIII. Значимость фольклора^[30]

Современные исследования ранней истории человека, проводимые на разных направлениях, почти неопровержимо доказывают, что все цивилизованные народы в тот или иной период вышли из состояния дикости, более или менее напоминающего то состояние, в котором многие отсталые народы пребывают до настоящего времени; и что еще долгое время после того, как большинство людей в обществе перестало мыслить и действовать как дикари, в привычках и общественных институциях народа сохраняются следы прежних грубых форм жизни и мышления. Такие пережитки включаются в понятие «фольклор», которое в самом широком смысле слова охватывает всю совокупность традиционных верований и обычаев народа в той мере, в какой они являются результатом коллективного действия людей и не могут быть обусловлены индивидуальным влиянием выдающихся личностей. Несмотря на высокий уровень нравственного и религиозного развития древних евреев, нет оснований полагать, что они составляли исключение из этого общего закона. По всей видимости, они тоже прошли через стадию варварства и даже дикости, и эта версия, основанная на аналогии с другими народами, подтверждается изучением их литературы, где содержится множество упоминаний верований и обычаев, которые трудно объяснить иначе, как рудиментарным пережитком гораздо более низкого уровня культуры.

XXIV. Фольклор и поэзия^[31]

Фольклор и его непрямые смыслы еще предстоит изучить. При изучении этой и других областей фольклора мы можем кое чему научиться у поэтов. Они интуитивно понимают то, что большинству из нас приходится узнавать путем кропотливого сбора фактов. Действительно, без обращения к поэтической фантазии едва ли можно проникнуть в сердце народа. Бесстрастный рационалист будет тщетно стучаться в зачарованные, увитые розами врата сказочной страны. Привратник не пропустит диккенсовского Томаса Грэдграйнда.

XXV. Отсталость аборигенов Австралии^[32]

Среди огромных пространств мировой континентальной суши Австралия является одновременно и самой маленькой, и самой изолированной территорией, поэтому ее растительный и животный мир в целом менее развит и более архаичен, чем на других континентах. По этой же причине аборигенный человек в Австралии в целом сохранился до наших дней в более примитивном состоянии, чем в других местах. В борьбе за существование развитие тесно связано с конкуренцией: чем больше конкурентов, тем острее борьба и тем быстрее, соответственно, эволюция. Сравнительно небольшая площадь Австралии в сочетании с ее климатическими особенностями, прежде всего засушливостью и пустынностью значительной части территории, отнюдь не способствовала росту населения, а малочисленность населения тормозила развитие. Это относится прежде всего к центральному региону, который не только отрезан от внешнего мира, но и изолирован естественными преградами даже от остальной части континента. Здесь, в сердце самого уединенного континента, исследователь может с полным основанием ожидать увидеть дикаря в самой его сути, обнаружить человечество в стадии куколки, отметить первые слепые шаги нашего вида к свободе и свету.

XXVI. Прилив прогресса идет от моря^[33]

Внутренние районы страны, естественно, менее подвержены внешнему влиянию, чем ее побережье, и поэтому там лучше сохраняется более старый образ жизни. Но помимо иноземного влияния, которое до прихода европейцев, похоже, почти не затронуло коренных австралийцев, есть особая причина, по которой прибрежные племена Австралии должны были сделать первые шаги к цивилизации, – это большее изобилие воды и пищи в их регионах по сравнению с иссушенными и бесплодными плоскогорьями внутренних районов. Центральная Австралия находится в пустынной зоне Южного полушария, здесь нет высоких гор, которые могли бы задерживать и остужать пар, поступающий от окружающего ее океана. Наиболее протяженные участки плодородной и хорошо увлажняемой земли находятся на востоке и юго-востоке, где горная цепь в районе Виктории приближается к границам вечных снегов. А на севере, на берегах залива Карпентария, более обильные осадки дают более обильную растительность и более обильные запасы пищи, чем в засушливой пустыне внутренних районов. Таким образом, даже среди грубых дикарей Австралии мы можем наблюдать действие тех природных законов, согласно которым все великие цивилизации мира должны возникать на хорошо обводненных и плодородных землях, находящихся под атмосферным воздействием моря. Обилие продуктов питания стимулирует прогресс не только в одном направлении. У людей появляется больше времени, не занятого заботой о пропитании, оно дает им больше возможностей для наблюдений и размышлений, чем людям, вся энергия которых поглощена напряженной борьбой за пропитание. Изобилие съестного повышает физическую выносливость, укрепляет и обостряет интеллектуальные способности, которые так или иначе подавлены и заторможены при ослабленном питании. Таким образом, если в Австралии медленный, но ощутимый прилив прогресса идет от моря в глубь страны, то, вероятно, в значительной степени благодаря более обильным источникам продовольствия, которое, в свою очередь, доступно благодаря более обильным осадкам на побережье и в прилегающих областях.

XXVII. Материальный прогресс как мера интеллектуального развития^[34]

Естественно и, пожалуй, неизбежно, что первые усилия человека по улучшению своего положения должны быть направлены на удовлетворение физических потребностей, поскольку материальная сторона его природы является той необходимой основой, на которой в материальном мире должно покоиться его интеллектуальное и нравственное благополучие. Однако прогресс в материальной культуре является в то же время верным признаком интеллектуального прогресса, поскольку любое орудие труда, от простейшей дубины туземца до сложнейших инженерных изобретений, есть не что иное, как физическое воплощение идеи, предшествовавшей ему в сознании человека. Следовательно, в эволюции культуры интеллектуальное совершенствование является главным фактором и движущей причиной; материальное совершенствование вторично, оно следует за прогрессом интеллектуальным, как его следствие. Было бы прекрасно, если бы некоторые недалекие умы, осуждающие прогресс инженерной науки в наш век, осознали эту истину. Тогда они увидели бы, что, осуждая то, чего они не понимают, они на самом деле порицают развитие сознания человека. Мы не знаем ни стимула этого развития, ни его цели, но совершенно ясно, что оно является источником всего самого лучшего и благородного в человеческой природе.

Из вышесказанного следует, что прогресс народа в области материальной культуры является не только наиболее очевидным, но и в целом самым надежным мерилом его интеллектуального и социального прогресса. Высокий интеллект и твердый характер никогда не встречаются у бесхитростных аборигенов; они встречаются только у народов, достигших наивысшего уровня материальной культуры, доведших искусства и ремесла до совершенства. Именно в городах, а не в пустыне распускались самые прекрасные цветы человечества. Истинная цивилизация начинается, как следует из самого названия, с основания городов. Там, где нет таких узлов, концентрирующих энергию, население пребывает в дикости и варварстве.

XXVIII. Эволюция и распространение культуры

История умственного развития человека имеет куда больше пробелов, чем история его физического развития, и изучать ее труднее не только из-за несравненно более тонкой и сложной природы предмета, но и потому, что исследователю мешает густой туман предрассудков, который в гораздо меньшей степени застилает поля сравнительной анатомии и геологии. Наш собственный вклад в изучение человеческого разума состоит не более чем в схематичной и чисто предварительной классификации фактов, собранных почти полностью из печатных источников. Если из массы частностей и вытекает какой-то общий вывод, то мы осмелимся предположить, что этот вывод – наличие существенного сходства в работе менее развитого интеллекта у людей по всему земному шару, что соответствует сущностному сходству их телесного устройства, выявленному сравнительной анатомией. Но хотя это общее сходство психики можно считать установленным, мы должны быть осторожны, чтобы не списать на него множество частных сходств, которые могут быть и часто являются следствием простой диффузии, поскольку вполне очевидно, что различные народы заимствовали друг у друга многие искусства и ремесла, а также идеи, обычаи и общественные институции. Отсеять элементы культуры, которые народ выработал самостоятельно, и отличить их от тех, которые он позаимствовал у других, – задача чрезвычайно сложная, которая еще долго будет занимать исследователей, изучающих человека. Факты имеют большое число истолкований, а исторические записи часто столь несовершенны, что вызывает сомнения, что в отношении многих народов мы когда-нибудь сможем прийти к чему-то большему, чем вероятностные предположения.

XXIX. Сходство обычаев и их возникновение^[35]

Вопрос этот таков: чем можно объяснить те многочисленные и поразительные черты сходства, которые обнаруживают верования и обычаи народов, живущих в разных местах земного шара? Следует ли рассматривать эту общность обычаев и верований как следствие заимствования их одним народом от другого благодаря непосредственному контакту между ними либо через посредство других народов? Или же они возникли у каждой расы самостоятельно как следствие одинаковой работы человеческой мысли под влиянием одних и тех же обстоятельств? И вот если мне позволено высказать свое мнение по этому горячо обсуждаемому вопросу, то я должен со своей стороны прямо заявить, что сама постановка вопроса в форме противопоставления двух взаимно исключающих друг друга точек зрения представляется мне в корне неправильной. Насколько я в состоянии судить, весь накопленный запас наблюдений и все соображения говорят за то, что обе причины оказывали свое широкое и могущественное воздействие на процесс образования сходных обычаев и верований у различных народов. Иначе говоря, во многих случаях сходство объясняется простым заимствованием, с некоторыми более или менее значительными видоизменениями, но немало бывает и таких случаев, когда сходные у разных народов обычаи и верования возникают независимо друг от друга, в результате одинаковой работы человеческой мысли под влиянием аналогичных условий жизни. Но если так (а я думаю, что это единственно правильная и приемлемая точка зрения), то отсюда следует, что, пытаясь в каждом отдельном случае объяснить замеченное нами сходство между обычаями и верованиями у разных народов, мы отнюдь не должны исходить из одной какой-нибудь общей теории, будь то теория заимствования или теория самобытного образования. В каждом отдельном случае нужно учитывать конкретные особенности, подвергая факты беспристрастному анализу, и тщательно взвешивать все доказательства, говорящие в пользу той или иной причины. В случае же равноценности доказательств обоего рода приписать сходство совокупному действию обеих причин. Этот общий вывод о приемлемости обеих теорий – теории заимствования и теории самостоятельного образования, как одинаково правильных и в известных пределах соответствующих действительности, подтверждается, в частности, исследованием легенд о потопе. Известно, что легенды о Великом потопе распространены среди многих различных народов в отдаленных друг от друга странах; и, насколько возможно говорить в подобных случаях о доказательствах, можно считать доказанным, что сходство, несомненно существующее между многими из этих легенд, отчасти является результатом прямого заимствования одним народом у другого, а отчасти следствием совпадающих, но вполне самостоятельных наблюдений, сделанных в различных местах земного шара и относящихся к великим наводнениям или другим чрезвычайным явлениям природы, вызывающим представления о потопе. Таким образом, изучение этих легенд, независимо от нашего мнения относительно их исторической достоверности, может оказаться полезным, если мне удастся смягчить остроту существующего спора и убедить крайних сторонников обеих теорий, что в этом споре, как и во многих других, истина оказывается не на чьей-либо стороне, а где-то посередине.

XXX. Множество источников или один общий источник?^[36]

Я закончил свой основной недолгий доклад об изучении дикарей – теме, которая интересует меня уже давно, а теперь, позвольте, я несколько минут уделю вопросу происхождения, ответ на который уже несколько лет пытаются найти многие ученые. А именно я хочу затронуть следующую тему: возникновение нового происходило у разных племен независимо друг от друга, или же все началось с одного-единственного человека. Многие ученые пытаются понять, почему у различных диких племен представление о мире, навыки и социальные институции так похожи, хотя племена эти и находятся в разных уголках света. Интересно, причина совпадений кроется в схожести человеческого разума, и, следовательно, это влияет на появление одинаковых идей? Или же причина совпадений в том, что люди заимствуют друг у друга представление о мире, навыки и социальные институции, а это значит, что мы можем проследить, кто что у кого заимствовал и узнать, откуда все началось, найти тот человеческий мозг, благодаря которому все эти представления продолжают возникать по кругу во всем мире? Проще говоря, представления о мире, практические навыки и социальные институции, одинаковые у разных народов, появились у каждого народа отдельно, или же есть точка, откуда все и пошло?

Как видите, это два противоположных предположения. Рассматривая первое, согласно которому все началось с одного человека, а потом остальные это переняли, будь то прямым или опосредованным путем, нельзя отрицать, что большая часть представлений о мире, навыков и социальных институций распространилась по планете именно этим способом. Факт слишком очевиден, и я не буду тратить время, вам это доказывая. Давайте, к примеру, вспомним великие научные открытия и технические изобретения наших дней. Как только какой-то высший разум открывает новый закон природы или изобретает новую машину – для улучшения человеческой жизни или же для ее скорейшего разрушения, – все тут же перенимают это волшебное изобретение и увеличивают тем самым свой достаток или уничтожают соседей. Таким образом, какая-то новая идея или новое изобретение переходит от человека к человеку, а потом появляется уже и у каждого народа на планете. Так же, только намного медленнее, по земле распространились мировые религии: христианство, буддизм и ислам. Эти религии появились благодаря трем гениям, и потом посредством общения и перенятия они распространялись по всей планете и развивались из века в век.

Но, как опрометчиво отрицать, что люди заимствуют друг у друга идеи и представления о мире, так же опрометчиво, по моему мнению, утверждать, что среди миллионов людей лишь один дошел до истины, придумал тот или иной механизм, создал общественную институцию и, не родись этот человек, все бы остались без представления о мире, без механизма и общественной институции. Придерживаясь такого предположения, мы выступаем против человеческой природы и обвиняем ее в слабоумии, чего эта природа уж точно не заслуживает. Напротив, история показывает, что разные люди могут приходить к одинаковым умозаключениям и делать одинаковые открытия независимо друг от друга, даже если речь идет о совсем непростых умозаключениях и очень сложных открытиях. Не будем вспоминать известный случай спора по поводу дифференциального исчисления между Ньютоном и Лейбницем, давайте лучше о вашем известном астрономе Леверье^[37] и нашем известном астрономе Адамсе, которые примерно в одно время и независимо друг от друга доказали существование Нептуна через сложные математические расчеты, основанные на наблюдении за движением Урана. Спустя несколько лет два наших великих биолога Дарвин и Уоллес одновременно и независимо друг от друга пришли к единой теории, разъясняющей органическую эволюцию и происхождение видов растений и животных. Два выдающихся ученых провели много лет за различными наблюдениями, выдвигали различные предположения, прежде чем прийти к этой теории, которую никак не назвать простой.

После приведенных примеров великих научных открытий, которые произошли в нашу эпоху чуть ли не на наших глазах, разве можно отрицать, что одна и та же идея никогда не придет в голову двум людям одновременно? Неужели для развития навыков, формирования социальных институций и развития науки нужно ждать случая, когда природа наделит одного представителя невероятными способностями? Лично я не превозношу величие человеческого ума, но при этом и не считаю, что человечество столь тупо, чтобы зависеть от одного гения.

Итак, возвращаясь к дикарям, я хочу сказать, что одинаковые формы миросозерцания, социальные институции и умения можно объяснить заимствованием, но у кого-то открытия возникали одновременно за счет схожести человеческого разума, который в любом уголке мира, пытаясь приспособиться к условиям жизни, порождает аналогичные изобретения. Разумеется, если взглянуть на простейшие открытия человечества, никто, я думаю, не станет спорить, что две особи могли прийти к единому заключению. Вспомним, к примеру, арифметику и ее простейшие правила. Никто не возразит, что дважды два – четыре, даже Эйнштейн. Но разве стоит предполагать, что за все время к этой истине пришел всего один математический гений – какой-нибудь там недоразвитый Галилей, что это предположение возникло из его уст и с тех пор мы верим ему на слово? Никто, я думаю, по поверил бы в этот абсурд. И такие примеры можно приводить до бесконечности. Каждый день солнце встает на востоке и садится на западе, эта истина уж точно не ускользнула от большинства наших диких предков, им не нужно было ждать рождения гениального астронома, чтобы проверить наблюдение, сделанное каждым взрослым и даже ребенком.

Мы рассмотрели самые простые наблюдения и открытия, никто не станет отрицать, что они могли прийти в голову совершенно разным людям независимо друг от друга, но остаются наблюдения и открытия, гораздо сложнее, которые появились в разных уголках планеты, и по их поводу можно вполне серьезно задуматься: были ли они открыты одним-единственным человеком или все-таки разными? Рассмотрим, к примеру, освоения огня, один из самых важных шагов в развитии человечества, ведь именно приручение огня отличает человека от его древних соперников, зверей. Может возникнуть вопрос: приручил ли огонь один-единственный человек, Прометей примитивный, который вскоре сообщил о своем открытии остальным, или же разные люди в разных местах научились независимо друг от друга не только обращаться с огнем, но и добывать его либо трением, либо ударом камня о камень? По моему мнению, открытие было сделано скорее несколькими разными людьми, а не одним человеком во всем мире. Если представить, что, по всей вероятности, человек добыл огонь случайно, потерев между собой куски дерева или ударив двумя кусками кремня друг о друга, пока мастерил каменное орудие, и если затем представить себе, сколько раз этот человек тер деревяшки и ударял между собой камни, то мы, я так думаю, поймем, что это происходило множество раз и, следовательно, великое открытие доисторического времени должно было повторяться так же множество раз. Таким образом, нет никакой необходимости приводить миф об одном-единственном Прометее, чтобы объяснить повсеместное использования огня людьми.

То же самое можно сказать и о других этапах развития, которые проходили многие дикие племена: приручение животных, обработка металла, возделывание земли. Возможно и даже вероятно, что каждый из этих необходимых этапов повторялся независимо друг от друга в различных уголках планеты.

А вдруг нас спросят, как отличить открытие, сделанное одним человеком, от открытия, сделанного разными людьми? Ответа точного нет, потому что в нашем распоряжении лишь догадки. Но вообще можно сказать, что чем проще открытие, тем больше вероятность, что в истории оно повторится. И наоборот: чем открытие сложнее, тем больше у нас права считать, что сделал его какой-то один выдающийся гений. Иначе говоря: вероятность, что открытие сделал кто-то один находится в прямой зависимости от того, насколько непросто было сделать это открытие. Однако, приведенные мною примеры великих научных открытий, сделанных несколькими учеными одновременно, показывают, что человеческая гениальность не исключительна и не стоит ее сравнивать с алоэ, что, по поверьям, цветет раз в сто лет.

И в завершение своего выступления я бы хотел привести еще один пример человеческого творения, которое вряд ли можно было бы создать дважды, а именно всем известные сказки Шарля Перро и братьев Гримм, не говоря уже о других, с которыми каждый знаком с раннего детства. В самых известных сказках, мне кажется, так много идей и все они так непохожи, мы бы и предположить не могли, что разные люди, не зная друг друга, их придумали и составили прелестный, талантливый сборник. Хотя я лучше положусь на мнение знатоков, считающих, что эта сказочная сокровищница корнями своими уходит во времена Древней Индии.