Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества

XXXIX. Распространение тотемизма^[46]

Если оставить в стороне догадки и обратиться к фактам, то можно обобщенно утверждать следующее. Тотемизм практикуют многие дикие и отсталые народы на континентах и островах тропиков и Южного полушария, а также в значительной части Северной Америки. Цвет их кожи варьируется от угольно-черного до темно-коричневого и красного. За сомнительным исключением нескольких монголоидных племен в Ассаме, ни желтая, ни белая расы не знают примеров тотемизма. Если в целом цивилизованность коррелирует с цветом кожи, прибавляясь у светлокожих народов и убывая у темнокожих, выведем общее предположение, что тотемизм свойствен темнокожим и наименее цивилизованным расам человечества, населяющим тропики и Южное полушарие и частично распространившимся в Северной Америке.

Возникает вопрос: каким образом тотемизм распространился среди столь значительной части человечества и на столь обширной территории? Возможны, по крайней мере, два ответа. С одной стороны, тотемизм мог возникнуть в едином эпицентре и распространился оттуда в результате мирных сношений между соседними народами или в результате миграций и завоеваний. С другой стороны, тотемизм мог возникнуть независимо во многих различных племенах в результате действия определенных законов интеллектуальной и социальной эволюции, универсальных для всех народов, происходящих от общего корня. Две мысли эти друг друга отнюдь не исключают, ведь тотемизм мог возникнуть независимо в ряде племен и распространиться от них к другим. Есть основания считать, что как раз такое распространение тотемизма от племени к племени имело место на северо-западном побережье Америки. Но взглянув на тотемическую карту мира, мы убедимся, что объяснить распространение тотемизма в рамках теории единого происхождения затруднительно. Такое объяснение было бы достаточно правдоподобным, если бы тотемические народы были объединены на огромном цельном пространстве Европы, Азии и Африки, составляющем бóльшую часть обитаемой суши. Но племена, практикующие тотемизм, наоборот, разбросаны далеко друг от друга именно в той части земного шара, где океан значительно преобладает по площади над сушей. Бескрайние водные пространства, безусловно казавшиеся непреодолимыми первобытным людям, пролегают между тотемическими народами Австралии, Индии, Африки и Америки. Разве была возможна какая бы то ни было коммуникация между первобытными аборигенами Южной Индии и Северо-Восточной Америки, дравидами и ирокезами? Или между племенами Нового Южного Уэльса и Южной Африки, камилароями и гереро? Системы тотемизма и родства у этих однозначно разделенных народов вполне согласуются друг с другом, что было бы легче объяснить теорией независимого происхождения, иными словами, аналогичные друг другу типы сознания действовали схожим образом для удовлетворения схожих потребностей. А бескрайние моря, которые отделяют тотемические племена друг от друга, могут указывать на причину, по которой дикость вообще и тотемизм в частности так долго сохранялись в этой части света. Географические препятствия, разделяя человечество, мешали свободному обмену идеями, невероятно затрудняли интеллектуальный и нравственный прогресс, тормозили развитие цивилизации. Нет ничего удивительного в том, что первобытная дикость дольше всего сохранялась в Южном полушарии и в Новом Свете, которые можно назвать океаническими регионами земного шара; в то время как, напротив, самые ранние очаги цивилизации возникли внутри гигантского суперконтинента Европы, Азии и Африки. Там, где первобытные люди, еще неспособные бросить вызов океану, могли безо всяких препятствий контактировать по суше.

XL. Производственная теория тотемизма^[47]

Общее объяснение тотемизма, к которому подводят магические церемонии интичиума^[48], состоит в том, что тотемизм есть в первую очередь организованная система коллективной магии, призванная обеспечить членов сообщества обильным запасом всего необходимого, и, с другой стороны, защитить от природных опасностей. Согласно этой теории, каждой тотемной группе присущи наблюдение и контроль над определенным сегментом природы. От этого сегмента данная группа и образует свое название и именно с ним она стремится отождествляться. В тех случаях, когда данный сегмент охватывал, например, съедобные растения или промысловых животных, группа считала своей обязанностью заботиться о них и приумножать их. А если, напротив, это были опасные звери, ядовитые змеи, дождь, ветер, снег, то обязанностью группы было учиться им противодействовать, нейтрализуя всякое вредоносное воздействие, а также, возможно, делать их орудиями борьбы с врагами. Эта последняя сторона тотемической магии, которую можно обозначить как позитивную, или исправляющую, почти не встречается в имеющихся описаниях тотемизма Центральной Австралии. Но мы встретимся с ней в других местах.

В пользу этого гипотетического объяснения тотемизма мы бы настаивали на том, что оно просто и естественно и полностью соответствует как практическим потребностям, так и образу мыслей дикаря. Что может быть более естестыенным, чем желание человека насытиться, когда он голоден, пить, когда он испытывает жажду, добыть огонь, чтобы согреться, искать прохладу, когда ему жарко? Для дикаря нет ничего проще, чем обеспечить себя этим и всем другим необходимым с помощью магического искусства. Нас не должно удивлять, что в очень древние времена сообщества людей более или менее сознательно организовывались для достижения столь естественных целей теми средствами, которые казались им столь простыми и правильными. Первой потребностью дикаря, как и цивилизованного человека, является еда, и с этим согласуется то, что везде, где существует тотемизм, большинство тотемов – животные или растения. Иными словами, то, что можно употреблять в пищу. Огромная значимость этого факта до сих пор ускользала от нас из-за запрета, столь распространенного в тотемных кланах, употреблять в пищу свое тотемное животное или растение. Но открытие церемоний интичиума у аборигенов Центральной Австралии доказывает, что, изучая запрет на съедение тотема, мы до сих пор рассматривали только одну сторону медали, причем менее важную из двух. Эти церемонии демонстрируют – о чем никто раньше и не думал, – что тот, кто сам воздерживается от употребления в пищу своего тотема, тем не менее, сделает все, что в его силах, чтобы тотем могли употреблять в пищу другие. Более того, его функция и смысл жизни в том и состоит, чтобы обеспечивать собратьев тем животным или растением, от которого он получил свое имя и с которым находится в столь близком родстве. Новые факты позволяют с уверенностью предположить, что каково бы ни было происхождение запрета на употребление в пищу своего тотема, этот запрет занимает подчиненное и вспомогательное положение относительно главной цели: дать возможность сообществу есть его, иными словами – внести свой вклад в общую добычу продовольствия.

Рассматриваемый под таким углом тотемизм – это сугубо практическая система, разработанная для четкого и прямолинейного удовлетворения повседневных потребностей человека. В этом нет ничего туманного или мистического, ничего от той метафизической дымки, которой некоторые авторы любят окутывать вопрос истоков человеческого размышления, но которая совершенно чужда простому, конкретному, чувственному образу мышления дикаря. И все же, несмотря на всю его простоту и прямоту, мы не можем не ощутить нечто впечатляющее и почти грандиозное во всеобъемлющести, завершенности и размахе этой системы, порожденной грубым первобытным мироощущением. Вся природа была расчерчена на области, все люди были распределены по соответствующим группам, на каждую группу людей с необыкновенной непреложностью была возложена ответственность за какую-либо одну область природы во имя общего блага. Религии нет места в этой системе, но об этом чуть позже. Человек все еще наедине с природой и воображает, что может управлять ею по своей воле. Позже, когда он обнаружит свою ошибку, он изобретет божества и будет просить их потянуть от его имени за нити, для него недосягаемые.

XLI. Тотемизм зачатия^[49]

После долгих размышлений я пришел к заключению, что простая идея, или примитивное суеверие, лежащее в основе тотемизма, вероятно, прослеживается в самом способе, которым аборигены Центральной Австралии по сей день назначают тотемы для каждого мужчины, женщины и ребенка в племени. Этот способ основан на первобытном понимании зачатия. Не зная истинных причин родов, они полагают, что ребенок входит в женщину только в тот момент, когда она впервые чувствует, как он шевелится в ее утробе, и, соответственно, им приходится объяснять себе, почему это происходит именно в этот момент. По их представлениям, зародыш попадает непременно со стороны и, следовательно, является следствием чего-то такого, что сама женщина, возможно, видела или чувствовала непосредственно перед тем, как поняла, что беременна. Жители Центральной Австралии считают, что дух ребенка вселяется в нее с ближайшего из тех деревьев, скал, водоемов или других природных объектов, у которых духи умерших ожидают своего нового рождения. Духи людей одного определенного тотема, по их мнению, собираются в одном определенном месте, к тому же аборигены хорошо знают, какие тотемные духи обитают на каждом почитаемом участке земли. Таким образом, женщине нетрудно определить тотем своего еще нерожденного ребенка. Если ребенок вошел в нее, то есть если она почувствовала, что понесла во чреве, возле дерева, населенного духами народа кенгуру, тогда ее ребенок будет принадлежать к тотему кенгуру; если первые предчувствия материнства застали ее возле скалы, населенной духами народа эму, тогда ее ребенок будет принадлежать к тотему эму. И так далее по всему спектру тотемов. Это известно совершенно определенно. Насколько можно судить по имеющимся данным, такого верования придерживаются все племена Центральной и Северной Австралии.

Вполне понятно, что эта теория зачатия сама по себе не объясняет тотемизма, понимаемого как отношение групп людей к видам предметов, останавливаясь буквально в шаге от ответа. То, что, по воображению женщины, входит в ее тело при зачатии, – не животное, не растение, не камень и не что-либо иное в этом роде. Вселяется лишь дух человеческого ребенка, чей тотем – нечто из вышеперечисленного. Если бы женщина считала, что в нее вселяется определенный объект и что именно этот объект в человеческом обличье и будет ее ребенком, то в нашем распоряжении было бы полное разъяснение тотемизма. Ибо суть тотемизма, как мы неоднократно отмечали, состоит в отождествлении человека с вещью; это отождествление было бы полным, если бы человек верил, что он и есть эта вещь или существо, вошедшее в утробу его матери при зачатии и вышло на свет при родах. Исходя из этого, мы предположили, что центральноавстралийские верования насчет зачатия всего лишь на шаг отстоят от наиболее примитивного тотемизма, который, по нашему мнению, заключается скорее всего в вере в зачатие без участия мужчины и конкретно в тот момент, когда женщина уже ощущает себя беременной. Это верование вполне объяснило бы суть тотемизма, а именно отождествление групп людей с группами предметов. Таким образом, если мы правы, ключ к тотемизму обнаруживается именно там, где наиболее разумно ожидать его найти, а именно в верованиях и обычаях самого примитивного из известных нам тотемных народов – австралийских аборигенов. Ключ к разгадке был рядом в течение многих лет, но мы не находили его.

Одного звена в цепи доказательств все же недоставало. Австралийские верования, как было указано чуть выше, нельзя считать абсолютно примитивными. Через три года после того, как мы изложили свою теорию, недостающее звено было найдено, и цепь соединилась благодаря стараниям У.Х.Р. Риверса. На островах Банкс он встретил ряд верований и обычаев, которые в точности соответствуют нашему теоретическому определению наиболее примитивного тотемизма. Читатель уже был ознакомлен с необходимыми фактами^[50]; вкратце обобщим их здесь. На некоторых из этих островов жители отождествляют себя с определенными животными или фруктами и верят, что обладают качествами и чертами характера этих животных или фруктов. В соответствии с этим убеждением они воздерживаются от употребления определенных животных и фруктов на том основании, что это было бы своего рода каннибализмом: делая так, они в некотором смысле поедали бы самих себя. Объясняя это, они сообщают, что их матери были оплодотворены в результате проникновения в их утробы духов животных или плодов и что сами они являются не чем иным, как конкретным животным или растением, которое поселилось в их матери и в должное время родилось, обладая лишь поверхностным и обманчивым сходством с человеческими существами. Поэтому они и перенимают характер животного или растения, поэтому они не едят животных или растения этого вида. Это не называют тотемизмом, но тем не менее нет ничего более похожего на тотемизм в его первозданной простоте. Теоретически это и есть объяснение деторождения, основанное на вере в то, что зачатие может произойти без совместного времяпрепровождения двух людей. На практике это выражается в особом отношении к определенным видам животных, растений или к другим природным объектам на основании их утверждаемой идентичности с человеческими существами. Эта практика долгое время была известна как тотемизм и сейчас получила теоретическое объяснение благодаря открытиям Спенсера и Гиллена в Центральной Австралии, а также У.Х.Р. Риверса на островах Банкс.

Тут, наконец, мы, по-видимому, находим полное и достаточно точное объяснение происхождения тотемизма. Свою третью и, насколько можно судить, окончательную теорию тотемизма мы назвали теорией зачатия. Она объясняет все факты простым и естественным образом. Объясняет, например, почему люди обыкновенно воздерживаются от убийства и употребления в пищу своих тотемных животных и растений и вообще стремятся не причинять вреда своим тотемам. Причина в том, что, отождествляя себя с тотемами, они стараются не причинять им вреда и не уничтожать их. Кроме того, она объясняет, почему некоторые люди считают себя обязанными время от времени съедать фрагмент тотемного животного или растения. Причина опять же в том, что, отождествляя себя с тотемом, они желают поддерживать и укреплять эту идентичность, время от времени ассимилируя его плоть и кровь или растительные ткани. Объясняет она и то, почему часто считается, что люди перенимают качества и характер тотемов. Причина опять же в том, что, отождествляя себя с ними, они неизбежно копируют тотемные качества и черты характера. Также становится понятным, почему мужчины утверждают, что обладают магическим контролем над своими тотемами, в частности, способностью их умножать: отождествляя себя с тотемами, они полагают, что наделены особыми способностями для размножения или контроля над видом. Проясняется, почему люди обычно считают себя потомками тотемных животных и растений и почему о женщинах иногда говорят, что они дали жизнь этим животным или растениям. Причина в том, что предполагается, что эти животные, растения или их духи вошли в число матерей клана и родились от них в человеческом обличье. Также мы теперь получаем объяснение всему огромному спектру тотемов – от животных и растений и величайших творений природы, с одной стороны, до самого скромного творения рук человеческих – с другой. Причина в том, что совершенно что угодно, начиная от света солнца, луны или звезд и заканчивая элементарными предметами быта, может поразить воображение женщины в соответствующий физиологический период и может быть отождествлено ею с зародышем в утробе. Наконец, наше построение объясняет, почему тотемные народы часто путают своих предков со своими тотемами. Считая предков, в сущности, животными или растениями в человеческом обличье, они затрудняются даже умозрительно провести различие между их внешним человеческим обликом и их внутренней звериной или растительной природой. Они смутно представляют их и как людей, и как животных или растения; противоречие между тем и другим не ставит их в тупик, хотя ясного умственного представления они тоже не могут сформулировать. Смутность вообще вполне типична для умственных построений дикарей. Подобно евангельскому слепому из Вифсаиды, они бродят в потемках и видят людей, похожих на деревья и животных. Таким образом, в теории зачатия мы находим достаточное объяснение всех фактов и вымыслов тотемизма.

Так мы приходим к выводу, что основным источником тотемизма является первобытное неведение в отношении процесса, посредством которого люди и животные воспроизводят свой вид. В частности, отсутствие понимания роли самца в производстве потомства. Цивилизованному уму все это кажется невероятным, однако небольшое размышление убедит нас в том, что, если человечество действительно произошло от низших форм животной жизни, то в истории нашего вида наверное был период, когда роль отцовства не осознавалась вообще никем из людей. Роль матери в производстве потомства не требует логических умозаключений и очевидна даже животным; роль отца гораздо менее очевидна и выявляется только в результате умозаключений, а не фактического восприятия. Разве мог младенческий разум первобытного дикаря понять, что ребенок, который выходит из утробы, является плодом семени, извергнутого целых девять месяцев назад? Аналогично, как мы знаем на примере австралийских аборигенов, недоступна ему и та простая истина, что семя растения, посеянное в землю, взойдет и принесет плоды. Разве мог он каким-то образом умозаключить, что дети – результат аналогичного процесса? Его неведение является естественной и необходимой фазой интеллектуального развития нашего вида. Да, в течение многих веков и тысячелетий тайна деторождения была от него скрыта. Но как только древний человек вообще начал рассуждать, он обратил свои мысли к этому самому важному и самому таинственному событию, повторяющемуся пред его взором с непреложной регулярностью и так необходимому для продолжения рода. Если он и строил догадки о чем-либо вообще, то в первую очередь, конечно, об этом. И конечно же, наиболее очевидным и подкрепленным фактами ему казалось то, что ребенок входит в утробу матери только в тот момент, когда она впервые чувствует, как он шевелится внутри. Неужели он мог додуматься, что ребенок был там уже задолго до того? В его системе координат как раз такое предположение вполне могло показаться неразумным и абсурдным. А коль скоро ребенок оказывается внутри женщины только тогда, когда она это чувствует, то наиболее естественно было отождествить его с чем-либо, что поразило ее воображение и, вероятно, в то же время исчезло. Это мог быть кенгуру, который прыгнул перед ней и исчез в чаще; это могла быть игривая бабочка, промелькнувшая в лучах солнца с металлическим отблеском сверкающих крылышек или какой-нибудь попугай в великолепном пурпурно-малиново-оранжевом оперении. Это могли быть и солнечные лучи, достигшие ее кожи сквозь прогал в лесных сводах или же сверкающие лунные отблески на воде, когда серебряный диск показался в разрыве облаков… Это могли быть дуновения ветра в листве деревьев или шум прибоя на берегу, его глухой рев отозвался ее слуху голосом заморского духа… Действительно, любая вещь, поразившая женщину в тот таинственный момент ее жизни, когда она впервые осознает себя матерью, могла быть непосредственно отождествлена ею с ребенком в утробе. Подобные мысли будущей матери, столь естественные и кажущиеся столь всеобщими, по-видимому, и являются корнем тотемизма.

Таким образом, нынешнее распространение тотемизма на значительной части земного шара объясняется причинами, которые в очень отдаленные времена, вероятно, действовали одинаково у всех человеческих рас, а именно незнанием истинного источника деторождения в сочетании с естественным любопытством к этому предмету. Не стоит предполагать, что это в какой-либо значительной степени заимствовалось одним народом у другого. Вероятнее всего, оно повсюду независимо проистекало из одного и того же простого корня в сознании человека. Но было бы большой ошибкой считать, что причина, породившая тотемизм, по-прежнему сохраняется там, где сам тотемизм практикуется. То есть было бы неверно делать вывод, что все тотемические народы все так же не имеют понятия об отцовстве. В истории общества сплошь и рядом бывает так, что обычай, однажды возникший, продолжает практиковаться еще долго после того, как мотив, породивший его, забыт. Просто в силу некоторой инерции устоявшиеся представления идут по старой, хорошо проторенной колее, хотя первоначальный импульс, возможно, угас много поколений тому назад. Так было и с тотемизмом. Его по-прежнему практикуют многие племена, которые прекрасно знакомы со смыслом отцовства в деторождении. Тем не менее даже у них новые знания не всегда полностью рассеивали древнее невежество. Некоторые из них все еще полагают, что известные действия мужчины при всей обыкновенности вовсе не необходимы для производства потомства. К примеру, африканский народ баганда твердо уверен, что женщина может забеременеть, когда пурпурный цветок банана падает ей на плечи, или же от духов самоубийц и неправильно рожденных младенцев, которые вселяются в нее из своих обесчещенных могил на перекрестках дорог. Даже среди цивилизованных народов, которые давно расстались с тотемизмом, следы первобытных представлений сохранились в некоторых брачных обычаях. Например, в Англии существуют определенные обряды, совершаемые бесплодными женщинами в надежде зачать; а в народных сказках мы читаем, что девственница зачала и родила ребенка безо всякого контакта с противоположным полом. Спустя века после того, как такие истории перестали рассказывать о простых людях, они продолжают ассоциироваться с детской верой в героев и полубогов. Непорочное зачатие этих почитаемых людьми персонажей теперь называют сверхъестественным, но по-настоящему примитивному дикарю подобное видится как раз совершенно естественным; на самом деле он просто не знает другого способа, которым люди рождаются на свет. Короче говоря, вера в то, что девственница может зачать и родить ребенка, является одним из последних сохранившихся пережитков первобытной дикости.