Проблемы кодификации корпоративного и вещного права

Проблемы кодификации законодательства о юридических лицах

С принятием новой редакции гл. 4 Гражданского кодекса РФ (далее – ГК, Кодекс), посвященной юридическим лицам^[56], несомненно, сделан принципиально важный шаг по пути совершенствования действующего в этой сфере отечественного гражданского законодательства. В ее новых нормах получили законодательное закрепление многие подходы, соответствующие современному уровню экономического и правового развития, в том числе сделаны необходимые законодательные выводы, прямо следующие из ранее произошедшего признания корпоративного права составной частью гражданского права (абз. 1 п. 1 ст. 2 ГК в редакции Федерального закона от 30 декабря 2012 г. № 302-ФЗ): введено деление юридических лиц на корпоративные и унитарные организации (ст. 65.1 ГК); появились общие положения о корпорациях (ст. 65.1–65.3 ГК); значительно расширены общие правила об основных коммерческих корпорациях – хозяйственных обществах и товариществах (ст. 66–68 ГК); установлены общие положения о некоммерческих корпорациях (ст. 123.1 ГК). Можно сказать, что тем самым сформирована Общая часть корпоративного права как самостоятельная подотрасль гражданского права.

Вместе с тем, не вдаваясь в анализ достаточно спорного содержания многих новелл отечественного корпоративного права^[57], следует подчеркнуть, что с обновлением общих правил ГК о корпоративных и унитарных организациях работа по совершенствованию законодательства о юридических лицах по существу лишь начинается. Как известно, положенная в основу реформирования Гражданского кодекса РФ Концепция развития гражданского законодательства РФ исходит из необходимости упрощения и унификации законодательного регулирования в этой области, устранения множественности действующих в отдельных законах однотипных норм и их взаимных противоречий, повышения роли ГК в регулировании статуса юридических лиц^[58]. Из числа названных задач отчасти решенной можно считать лишь последнюю, поскольку теперь любые юридические лица могут создаваться и действовать только в таких организационно-правовых формах, которые прямо предусмотрены ГК (п. 2 ст. 48). Тем самым Кодекс стал действительно основополагающим законом, определяющим гражданско-правовой статус таких лиц, а конкретизация его норм в отдельных федеральных законах должна служить именно (и только) развитию его общих предписаний.

Строго говоря, такой подход и ранее вытекал из правил п. 2 ст. 3 ГК, которые, однако, не соблюдались практически уже с момента их введения в действие: в частности, ряд норм Федерального закона от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее – Закон об акционерных обществах) постоянно находились в противоречии с некоторыми общими правилами ГК. Более того, появились примеры последующего приспособления некоторых общих норм Кодекса к содержанию специальных норм акционерного законодательства. Так, первоначальная редакция п. 1 ст. 166 ГК допускала возможность признания сделки недействительной исключительно по основаниям, прямо предусмотренным самим Кодексом. Однако с введением в 2001 г. в Закон об акционерных обществах норм о крупных сделках и сделках с заинтересованностью условия и последствия их недействительности были установлены этим Законом, в связи с чем в 2013 г. появилась новая (действующая) редакция рассматриваемой нормы ГК, допустившая признание сделок недействительными по основаниям, предусмотренным уже не только Кодексом, но и любым федеральным законом, что едва ли можно признать «несущественным изменением» ГК^[59].

Примечательно, что такого рода ситуации складывались главным образом именно в сфере действия акционерного законодательства, т. е. корпоративного права. К сожалению, эта далеко не лучшая «традиция» продолжилась и в ходе нынешнего обновления ГК. Так, Федеральный закон от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» в конце 2013 г. был дополнен нормами о «специализированных обществах»^[60]. Формально эти общества рассматриваются как разновидности акционерных обществ и обществ с ограниченной ответственностью (что вытекает из п. 5 ст. 15.1 этого Закона). Но поскольку они не создают никаких коллегиальных органов, а функции единоличного органа обязаны передавать управляющей компании, причем специализированным финансовым обществам даже запрещено «иметь штат работников и заключать трудовые договоры» (п. 8 и 13–15 ст. 15.2 названного Закона), а уставы специализированных обществ в соответствии с его подп. 1 п. 6 ст. 15.2 могут устанавливать «запрет на объявление и выплату дивидендов (распределение прибыли)», едва ли такие корпорации могут считаться разновидностями обычных хозяйственных обществ. Не случайно в новой редакции гл. 4 ГК отсутствуют какие-либо упоминания о таких юридических лицах или хотя бы о возможностях их создания, поскольку Министерство экономического развития РФ не без оснований опасалось того, что эти инициированные им новые юридические конструкции не будут поддержаны в ходе обсуждения законопроекта об изменениях ГК. К тому же по разным причинам ГК по-прежнему «умалчивает» и о такой разновидности коммерческих корпораций, как «акционерные общества работников» («народные предприятия»)^[61], вопрос о статусе которых даже не поднимался представителями Минэкономразвития России в ходе дискуссий по поводу новой редакции гл. 4 ГК. Таким образом, новой редакцией ГК (как, впрочем, и действующим Законом об акционерных обществах) предусмотрены далеко не все разновидности хозяйственных (акционерных) обществ.

Имеются также серьезные опасения относительно того, что в ходе обновления действующих законов о хозяйственных обществах, также готовящихся Минэкономразвития в связи с внесением серьезных изменений в общие нормы ГК о коммерческих корпорациях, правила, содержащиеся в ГК (и во многом являющиеся результатом с трудом достигнутых компромиссов), могут быть «творчески развиты», «дополнены» и (или) «детализированы» в направлениях, представляющихся наиболее обоснованными и перспективными работникам этого министерства и обслуживающим его потребности бизнес-адвокатам, несмотря на те или иные отличия их предложений от текстуального содержания соответствующих новых норм ГК. Все это не позволяет надеяться на достижение полного соответствия указанных правил ГК и призванных лишь в необходимой степени конкретизировать их норм специальных законов. Негативный характер последствий таких противоречий в действующем корпоративном законодательстве вряд ли нуждается в специальном обосновании.

С учетом изложенного следует признать вполне сохраняющей актуальность задачу разработки единого федерального закона о хозяйственных обществах, сформулированную в Концепции развития гражданского законодательства РФ^[62]. В пользу этого говорит возможность включения в этот закон норм обо всех имеющихся разновидностях хозяйственных обществ (не только названных выше, но и созданных в ходе приватизации государственного имущества, а также действующих в отдельных сферах предпринимательской деятельности – банковской, страховой и др.), что не только позволит в должной мере унифицировать содержание актов корпоративного законодательства и устранить ряд имеющихся в них противоречий, но и несколько сократит их общий объем за счет объединения дублирующих друг друга правил.

Если ранее этому в известной мере могли препятствовать классические представления о том, что акционерные общества и общества с ограниченной ответственностью являются двумя совершенно самостоятельными видами юридических лиц – коммерческих корпораций, то теперь новой ст. 65.3 ГК они объединены под общей рубрикой публичных и непубличных обществ. Такое деление откровенно заимствовано из англо-американского права, которому в силу исторических причин остались неизвестными принципиальные различия акционерных обществ и обществ с ограниченной ответственностью. В этой правовой системе исторически сложилась единая главная организационно-правовая форма коммерческой корпорации – «компания с ограниченной ответственностью на паях» (limited company by share), существующая либо в форме «публичной компании» – public limited company (publicly held, PLC), либо в форме «частной компании» («закрытой корпорации») – private limited company (closed corporation) или limited (Ltd.), статус которых регулируется единым законом^[63]. Но при таком подходе в отечественном корпоративном праве классическая конструкция общества с ограниченной ответственностью не просто искажается, а по сути преобразуется в новую, иную организационно-правовую форму, гражданско-правовой статус и структура управления которой теперь определяются не столько императивными нормами закона, сколько секретными условиями корпоративного договора, заключаемого «всеми или некоторыми» участниками «непубличного» общества (п. 3 и 4 ст. 66.3 ГК). В любом случае безотносительно к оценке обоснованности этого положения можно констатировать исчезновение ряда существенных различий между непубличными акционерными обществами и становящимися «непубличными» в силу самой своей юридической природы прежними обществами с ограниченной ответственностью.

В пользу целесообразности унификации гражданско-правового статуса хозяйственных обществ в едином законе свидетельствует как отечественный исторический опыт, так и современный опыт многих зарубежных правопорядков, обновивших свое корпоративное право. Как известно, проект Гражданского уложения Российской империи в книге пятой «Обязательственное право» содержал исчерпывающее регулирование статуса товариществ, включая нормы об акционерных обществах (называемых тогда «акционерными товариществами») и даже о кооперативах («товариществах с переменным составом» и артелях) (гл. XVIII «Товарищества» разд. II «Обязательства по договорам»). Точно так же выглядела и структура Гражданского кодекса РСФСР 1922 г. (гл. X разд. «Обязательственное право»). Стоит также отметить, что в этом вопросе российское гражданское законодательство ранее традиционно следовало наиболее передовому опыту, закрепленному сначала Гражданским кодексом Швейцарии (Закон 1911 г. о дополнении Швейцарского гражданского кодекса пятой частью «Обязательственное право» (das Obligationenrecht, OR des ZGB), которая в гл. 24–29 своего третьего раздела содержит исчерпывающее регулирование гражданско-правового статуса торговых обществ и кооперативов, включая акционерные общества и общества с ограниченной ответственностью), затем – Гражданским кодексом Италии ( Codice civile) 1942 г. (5-й титул «Общества» и 6-й титул «Кооперативы и общества взаимного страхования» кн. 5 «Трудовое право») и Гражданским кодексом Нидерландов (Burgerlijk Wetboec) 1992 г. (кн. 2 «Юридические лица»). В этом же направлении развивается и французское корпоративное право, нормы которого (в том числе правила ранее действовавшего единого Закона о торговых товариществах 1966 г.) в 2000 г. практически целиком были инкорпорированы в действующее Торговое уложение (Code de commerce) 1807 г.

Аналогичную по сути картину демонстрируют и современные восточноевропейские правопорядки, решающие во многом схожие с российскими социально-экономические и юридические задачи. Так, в Польше действует Кодекс торговых обществ (Kodeks spolek handlowych) 2000 г.; в Венгрии принят новый Закон о хозяйственных обществах 2006 г. (ему предшествовали аналогичные законы 1988 и 1997 гг.); в Чехии одновременно с новым Гражданским кодексом вступил в силу и новый, единый Закон о торговых корпорациях 2012 г. (Zákon o obchodních korporacích); в Эстонии действует Коммерческий кодекс (Äriseadustik) 1995 г., посвященный исключительно статусу предпринимателей, в том числе хозяйственных обществ; и т. д.

С этой точки зрения сохранение «двухуровневого регулирования» корпоративных отношений (Гражданский кодекс – специальные законы^[64]) представляется известным анахронизмом, достоинства которого фактически состоят лишь в возможности относительно быстрого внесения изменений и дополнений в отдельные законы о хозяйственных обществах. Вряд ли, однако, такую нестабильность (а по числу изменений отечественный Закон об акционерных обществах давно сравнялся с Законом о банкротстве и с Налоговым кодексом, что говорит лишь о непродуманности и слабости положенных в его основу подходов) следует считать достоинством законодательного регулирования. Поэтому в перспективе представляется весьма желательной не только известная унификация норм о хозяйственных обществах в едином законе, но и его последующая инкорпорация в Гражданский кодекс (это также предлагалось Концепцией развития гражданского законодательства РФ).

Поскольку Минэкономразвития России при обсуждении проекта новой редакции гл. 4 ГК было озабочено исключительно защитой интересов крупного бизнеса, его представители в ходе дискуссий совершенно не затрагивали статус таких небольших коммерческих корпораций, как производственные кооперативы (оставив его целиком на усмотрение рабочей группы Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства). Между тем действующее законодательство о кооперативах представляет собой яркий пример хаотичности законодательного развития, отличаясь несогласованностью и прямым дублированием норм в ряде специальных законов, а также наличием давно устаревших законодательных актов. Достаточно упомянуть о повторах и логически необъяснимых содержательных несоответствиях между принятыми с относительно небольшим разрывом во времени федеральными законами от 8 мая 1996 г. № 41-ФЗ «О производственных кооперативах» и от 8 декабря 1995 г. № 193-ФЗ «О сельскохозяйственной кооперации», а также о все еще сохраняющемся в силу необходимости частичном действии Закона СССР от 26 мая 1988 г. «О кооперации в СССР».

Путаница имеется даже в вопросе признания тех или иных корпоративных юридических лиц кооперативами, что особенно касается потребительских кооперативов. Новая редакция гл. 4 ГК установила здесь относительную ясность. К числу потребительских кооперативов теперь прямо отнесены общества взаимного страхования и кредитные кооперативы (в том числе общества взаимного кредита, существовавшие в советское время в форме касс взаимопомощи), а также садоводческие, огороднические и дачные «некоммерческие товарищества» (подп. 1 п. 3 ст. 50 ГК). В то же время садоводческие, огороднические и дачные кооперативы, участники (члены) которых полностью внесли паевые взносы за предоставленное им в пользование кооперативное имущество и в соответствии с п. 4 ст. 218 ГК стали его собственниками, теперь вместе с товариществами собственников жилья получают новую организационно-правовую форму товариществ собственников недвижимости, действующих с целью совместного использования имущества, остающегося в их общей собственности (подп. 4 п. 3 ст. 50 и п. 1 ст. 123.12 ГК). Такие товарищества не являются кооперативами по причине отсутствия паевых отношений у их участников, они становятся разновидностями новой некоммерческой корпорации (в том или ином виде известной и большинству европейских правопорядков). Объединения же кооперативов (главным образом территориальные объединения потребительской кооперации) теперь отнесены к ассоциациям или союзам (подп. 3 п. 3 ст. 50 ГК), а не к кооперативам (в связи с чем отпала необходимость в конструкции «кооператива кооперативов»).

К сожалению, эту «расчистку» не удалось провести последовательно. Так, особенности гражданско-правового статуса «акционерных обществ работников» и их участников обусловлены тем, что такие общества в действительности представляют собой разновидность производственного кооператива, а не акционерного общества, что следовало бы прямо отразить в посвященном им специальном законе (в случае признания необходимости его сохранения). Точно так же общины коренных малочисленных народов (ст. 123.16 ГК) с гражданско-правовых позиций представляют собой не особую разновидность некоммерческих корпораций (что формально следует теперь из правил подп. 6 п. 3 ст. 50, абз. 1 п. 1 ст. 65.1 и п. 2 ст. 123.1 ГК), а потребительские кооперативы с паевыми отношениями участников, что прямо вытекает из норм посвященного им специального федерального закона^[65]. В связи с этим стала очевидной необходимость соответствующей этим подходам дальнейшей унификации многочисленных законодательных актов о производственной и потребительской кооперации путем сведения их к двум федеральным законам – о производственных кооперативах и о потребительских кооперативах^[66]. Эти законы должны основываться на общих правилах соответственно подразд. 8 § 2 «Производственные кооперативы» и подразд. 2 § 6 «Потребительский кооператив» гл. 4 ГК, а сами кооперативы должны рассматриваться в них как разновидности коммерческих и некоммерческих корпоративных юридических лиц.

Относительно количества и соотношения «уровней регулирования» статуса различных юридических лиц в отечественном гражданском законодательстве также сохраняется серьезный разнобой, обычно не вызываемый какими-либо разумными причинами. Так, хозяйственные товарищества исчерпывающим образом регулируются исключительно нормами ГК, что можно считать вполне оправданным, в том числе и с практических позиций («одноуровневое регулирование»). Хозяйственные общества и большинство унитарных юридических лиц (предприятия и учреждения) регулируются как общими нормами ГК, так и специальными законами, в основном (хотя и не во всем и не всегда) соответствующими положениям Кодекса («двухуровневое регулирование»). В сфере некоммерческих корпораций в качестве общего правила сохраняется «трехуровневая» система правовой регламентации, связанная с наличием «промежуточных» (между нормами ГК и специальных законов) федеральных законов от 12 января 1996 г. № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях» и от 11 августа 1995 г. № 135-ФЗ «О благотворительной деятельности и благотворительных организациях» (далее – Закон о благотворительной деятельности). Наконец, о некоторых видах юридических лиц ГК только упоминает в общем перечне (п. 2 и подп. 11 п. 3 ст. 50, п. 1 ст. 65.1), но не содержит никаких положений об их гражданско-правовом статусе. К ним относятся хозяйственные партнерства и публично-правовые компании (такие «компании» вопреки своему названию являются унитарными и притом некоммерческими организациями), а также Центральный банк РФ (п. 4 ст. 48 ГК). Кроме того, следует отметить, что в ГК отсутствуют даже упоминания о государственных корпорациях и государственной компании, которые пока сохраняются в соответствии с п. 6 ст. 3 Федерального закона от 5 мая 2014 г. № 99-ФЗ, хотя их существование теперь является прямым нарушением императивного требования п. 2 ст. 48 ГК, закрепившего принцип исчерпывающего перечня (numerus clausus) отдельных видов юридических лиц.

Что касается «госкорпораций» (и «госкомпаний»), то они изначально были выведены из-под действия общих правил ГК о юридических лицах. Для этого инициаторы создания отдельных федеральных законов, регулирующих статус каждой из корпораций, воспользовались тем, что в первоначальной редакции п. 3 ст. 50 ГК содержался «открытый» перечень организационно-правовых форм некоммерческих организаций (в результате чего в число таких организаций «попал» Внешэкономбанк). Оценка их особого статуса и предложения по его упразднению были обоснованы в Концепции развития гражданского законодательства РФ^[67]. Различные попытки их сохранения под новой «вывеской» («юридических лиц публичного права», «публично-правовых компаний» и др.) пока не увенчались успехом, однако законодатель не оставил намерения преобразовать их в специально создаваемую для этого новую организационно-правовую форму унитарного юридического лица (по-видимому, публично-правовую компанию^[68]). В случае успешной реализации этого намерения общие положения о «публично-правовых компаниях» наверняка появятся в ГК, что будет свидетельством традиционного «двухуровневого» характера регулирования их статуса как юридических лиц. Аналогичная судьба скорее всего ожидает и статус хозяйственных партнерств в случае, если и эта не имеющая аналогов новая организационно-правовая форма коммерческой корпорации все же «приживется» в отечественном праве.

Весьма интересным с этих позиций представляется новое правило п. 4 ст. 48 ГК, согласно которому правовое положение Центробанка определяется Конституцией РФ и специальным федеральным законом^[69]. Из этого следует, что Гражданский кодекс намеренно не включает в свое содержание никаких общих положений о гражданско-правовом статусе этого юридического лица, иначе говоря, этот статус по сути подлежит «одноуровневому регулированию» нормами специального закона вне и помимо ГК. Данная ситуация объясняется тем, что речь здесь идет именно и только об особом юридическом лице, статус которого не укладывается ни в одну из известных моделей (организационно-правовых форм) юридических лиц^[70], а не о каком-либо особом виде юридических лиц (ибо все остальные коммерческие банки в соответствии с ч. 1 ст. 1 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. № 395-I «О банках и банковской деятельности» (в ред. Федерального закона от 3 февраля 1996 г. № 17-ФЗ) действуют в форме хозяйственных обществ, а «некоммерческий» Внешэкономбанк – в форме «государственной корпорации»).

Такого рода немногочисленные исключения из предусмотренного ГК общего перечня видов юридических лиц давно известны многим европейским правопорядкам, обычно пытающимся прямо или косвенно охватить их с помощью исторически сложившейся категории «юридические лица публичного права». Однако при этом следует иметь в виду, что, как показал А.В. Венедиктов, противопоставление юридических лиц публичного и частного права «затемняет тот основной факт, что все организации, принимающие участие в гражданском обороте в качестве самостоятельных носителей гражданских прав и обязанностей, являются в этом своем «качестве» субъектами – а следовательно, и юридическими лицами – гражданского права, хотя бы их внутренняя структура определялась нормами не гражданского, а иного права…»^[71]. Он указывал, что «когда буржуазные кодексы устанавливают те или иные положения о юридических лицах публичного права, они подходят к ним как к участникам гражданского оборота, т. е. как к носителям гражданской правоспособности, иными словами, – как к юридическим лицам именно гражданского права»^[72]. Для введения (а точнее – для восстановления) в отечественное гражданское право такой сугубо исторически складывавшейся категории только ради того, чтобы охватить ею особый, причем сугубо гражданско-правовой статус нескольких конкретных юридических лиц (Центробанка и госкорпораций либо «публично-правовых компаний»), нет никаких серьезных оснований точно так же, как и для их искусственного «двухуровневого» регулирования, которое ничего не изменит в их правовом положении.

Несколько сложнее обстоит дело с названными выше двумя «промежуточными» законами, посвященными статусу некоммерческих корпораций и превращающими его гражданско-правовую регламентацию в «трехуровневую». Закон о некоммерческих организациях был принят с целью введения в отечественное право не предусматривавшихся первоначальной редакцией гл. 4 ГК таких видов юридических лиц, как корпоративные «некоммерческие партнерства» и унитарные «автономные некоммерческие организации». Впоследствии именно он (а не ГК) был дополнен некоторыми общими правилами об унитарных «государственных корпорациях» и «государственной компании». Но в новой редакции гл. 4 ГК некоммерческие партнерства признаны разновидностями ассоциаций и союзов (подп. 3 п. 3 ст. 50), автономные некоммерческие организации – самостоятельной разновидностью унитарных юридических лиц (подп. 9 п. 3 ст. 50 и п. 1 ст. 123.24), а государственные корпорации и государственная компания рано или поздно, по-видимому, будут преобразованы в специально создаваемую для них новую организационно-правовую форму унитарного юридического лица – публично-правовую компанию. В результате этого необходимость в существовании особого Закона о некоммерческих организациях очевидно отпадает.

Относительно Закона о благотворительной деятельности следует сказать, что предусмотренные его ст. 7 «благотворительные общественные организации (объединения)», «благотворительные фонды» и «благотворительные учреждения» не имеют никаких гражданско-правовых отличий соответственно от обычных общественных организаций (подп. 2 п. 3 ст. 50 и п. 1 ст. 123.4 ГК), фондов (подп. 7 п. 3 ст. 50 и п. 1 ст. 123.17 ГК) и частных учреждений (подп. 8 п. 3 ст. 50, ст. 123.21 и ст. 123.23 ГК). В связи с этим большинство его норм следует признать неосновательно дублирующими положения ГК о соответствующих юридических лицах и внести в этот Закон необходимые изменения.

В новой редакции гл. 4 ГК удалось добиться некоторого объединения многочисленных разновидностей некоммерческих корпораций в три группы:

1) потребительские кооперативы, к которым подп. 1 п. 3 ст. 50 ГК относит садоводческие, огороднические и дачные кооперативы («некоммерческие товарищества»), общества взаимного страхования, кредитные кооперативы (общества взаимного кредита) и фонды проката;

2) общественные организации, к которым подп. 2 п. 3 ст. 50 ГК относит политические партии, профсоюзы, общественные движения и органы общественной самодеятельности, выступающие в качестве юридических лиц;

3) ассоциации, или союзы, к которым подп. 3 п. 3 ст. 50 ГК относит некоммерческие партнерства, различные объединения работодателей, профсоюзов, кооперативов и общественных организаций, а также торгово-промышленные, нотариальные и адвокатские палаты.

В результате этого вполне можно говорить о давно назревшей унификации гражданско-правового статуса перечисленных организаций, иначе говоря, о том, что различные «объединения» и «палаты» с точки зрения гражданского права представляют собой один вид юридического лица – ассоциации (союзы), точно так же, как и политические партии, профсоюзы и другие разновидности общественных организаций представляют собой один вид юридического лица – общественные организации. К последним, разумеется, следовало бы относить и казачьи общества (подп. 5 п. 3 ст. 50 и ст. 123.15 ГК), поскольку с гражданско-правовых позиций они ничем не отличаются от других общественных объединений граждан. Их обособление в отдельный вид юридического лица (вызванное давлением со стороны весьма авторитетных органов публичной власти) является исключительно результатом недоразумения, которое ни в коей мере не украшает обновленный Гражданский кодекс; думается, что рано или поздно от этого странного вида юридических лиц отечественному законодателю все равно придется отказаться.

Вместе с тем общественные организации и ассоциации (союзы), строго говоря, представляют собой две разновидности одной и той же организационно-правовой формы, давно известной развитым правопорядкам под именем «объединение» (Verein, association) или «союз лиц» (см., например, § 21–79 Германского гражданского уложения – Bürgerliches Gesetzbuch, BGB). В действующем российском праве они отличаются друг от друга по сути лишь субъектным составом (участие юридических лиц исключается для общественных объединений, но допускается и даже предполагается в ассоциациях и союзах). Именно поэтому закон разрешает свободное преобразование общественной организации в ассоциацию (союз) либо ассоциации (союза) – в общественную организацию (п. 4 ст. 123.4 и п. 4 ст. 123.8 ГК).

Появление этой формы некоммерческой корпорации в отечественном праве исторически связано с активно проводившимся в конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого века упразднением различных министерств, часть из которых правительственными решениями была преобразована в «добровольные объединения» – ассоциации (союзы) и концерны – ранее подведомственных им унитарных предприятий и других организаций. При этом в союзном законодательстве «концерны» считались разновидностями «хозяйственных ассоциаций» (п. 1 ст. 16 Закона СССР от 6 марта 1990 г. «О собственности в СССР»), а в российском рассматривались как разновидности общей категории «предпринимательского объединения» (п. 1 ст. 16 Закона РСФСР от 24 декабря 1990 г. «О собственности в РСФСР»)^[73]. В п. 2 ст. 23 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 г. ассоциации и концерны были названы разновидностями «хозяйственных объединений» юридических лиц. В качестве особого признака этих «объединений» первоначальной редакцией п. 4 ст. 121 ГК 1994 г. была установлена ограниченная субсидиарная ответственность их участников по долгам такого юридического лица. Но после того как ассоциации и союзы стали действительно добровольными объединениями самостоятельных юридических лиц и в них было допущено участие физических лиц (граждан-предпринимателей), возможность установления субсидиарной ответственности их участников по общим долгам перестала быть их обязательным признаком (абз. 2 п. 4 ст. 121 ГК в редакции Федерального закона от 11 февраля 2013 г. № 8-ФЗ). Это положение закреплено действующей редакцией ГК (абз. 3 п. 3 ст. 123.8 и п. 1 ст. 123.10 в редакции Федерального закона от 5 мая 2014 г. № 99-ФЗ).

Таким образом, наличие или отсутствие субсидиарной ответственности теперь не может оказывать принципиального влияния на гражданско-правовую природу и статус таких некоммерческих корпораций. В свою очередь названные обстоятельства должны вести к изменениям содержания многочисленных специальных законодательных актов о некоммерческих организациях в части определения ими гражданско-правового статуса этих юридических лиц. Последние уже не могут рассматриваться в качестве самостоятельных видов некоммерческих корпораций (как следует из норм целого ряда таких законов), а должны считаться разновидностями той или иной их группы (потребительских кооперативов, общественных организаций или ассоциаций), предусмотренной в п. 3 ст. 50 ГК. Поэтому регулирующие их гражданско-правовой статус законодательные акты по общему правилу должны содержать лишь отсылки к определяемому ГК гражданско-правовому положению соответствующих видов юридических лиц (некоммерческих корпораций)^[74], а не наоборот, как это иногда имеет место в действующем законодательстве о некоммерческих организациях.

В результате можно сделать общий вывод о том, что после существенного обновления норм гл. 4 ГК важнейшей практической задачей становится серьезная работа по внесению изменений в целый ряд законов об отдельных видах юридических лиц, особенно о статусе некоммерческих корпораций, на базе изложенных теоретических подходов, закрепленных в Концепции развития гражданского законодательства РФ. Представляется, что основным координатором и исполнителем этой работы должно стать не Министерство экономического развития (усилия которого традиционно сосредоточены исключительно на постоянном «уточнении» статуса хозяйственных обществ), а Министерство юстиции, которое должно определять основные направления развития и принципиальное содержание законодательства о юридических лицах, в том числе о некоммерческих организациях.