Великорослый и широкоплечий Август II был неприятно поражён приземистым ростом, худобою и бледностью шляхтича, и сперва он подумал, что вероятно приказание его не было понято, а потом у него мелькнула мысль, что не осмелились ли нарочно прислать к нему, в виде поучения, не состязателя, а пример воздержности.

Король насупился и грозным голосом сказал Кульчиковскому:

– Ступай прочь, ты мне не нужен; ты видно сам не знаешь, зачем пришёл ко мне.

– Пусть только вашему величеству, – сказал тщедушный шляхтич, – будет угодно объявить мне свою королевскую волю, и при помощи Всевышнего и при моей безграничной преданности к особе вашей, она будет немедленно исполнена с должною точностью.

– Выпьешь ли ты гарнец венгерского? – спросил Август.

– Отчего же один, а не три, наияснейший государь?

Король смерил глазами с головы до ног шляхтича, который, надобно заметить, занимался хождением по делам в местном трибунале, и насмешливо сказал ему:

– Что же, любезный, или ты вздумал шутить со мной? Посмотри на самого себя: ведь тебя скорее можно положить в гроб, чем посадить за бутылки.

– Осмелюсь доложить вашему величеству, – сказал шляхтич, – у нас в Польше есть старая поговорка: не суди о женщине по чепцу, о коне по сбруе и о человеке по наружности. Вероятно до слуха вашего величества дошло уже, что все мы, обитатели Пётркова, с постоянным усердием следуем примеру, так блистательно подаваемому вами, наияснейший наш государь и благодетель; но не хвастаясь пред вами, – горделиво добавил шляхтич, – я смело могу сказать, что во всём городе нет никого, кто бы решился помериться со мною за бутылкой.