По первому пункту Ежов очевидно не справлялся, даже не пытаясь защитить многих правых, второй пункт предстояло реализовать (против чего предупреждали Сталин и Маленков на пленуме), пункт третий и четвертый тоже предстояло реализовать. Пока же следовало заняться делом Ягоды. Главный следователь ГУГБ Курский уже разработал схему арестов чекистов ягодинской группы. Что точно привело к его аресту точно неясно, но скорее всего на Ягоду дали показания арестованные 22 марта: заместитель начальника операотдела ГУГБ Захарий Волович и Александр Лурье, бывший начальник ИСО НКВД. Оба были шпионами иностранных разведслужб, правыми шпиками и близкими людьми к Ягоде. Он знал, что они шпионы, покрывал их и даже позволял Воловичу прослушивать разговоры членов Политбюро. 23 марта был арестован Макс Станиславский помощник начальника Главного управления пожарной охраны, также имевший отношения к группе правых.
Ежов посетил кабинет Сталина 28 и 29 марта после 6 дневного перерыва, 30 марта Сталин никого не принимал56, а 31 марта Политбюро вынесло такое решение: «О Ягода. Поставить на голосование членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК следующее предложение: «Ввиду обнаруженных антигосударственных и уголовных преступлений наркома связи Ягода, совершенных в бытность его наркомом внутренних дел, а также после его перехода в Наркомат связи, Политбюро ЦК ВКП считает необходимым исключение его из партии и ЦК и немедленный его арест. Политбюро ЦК ВКП доводит до сведения членов ЦК ВКП, что ввиду опасности оставления Ягода на воле хотя бы на один день, оно оказалось вынужденным дать распоряжение о немедленном аресте Ягода. Политбюро ЦК ВКП просит членов ЦК ВКП санкционировать исключение Ягода из партии и ЦК и его арест».57
В этот же день Пленум ЦК в удаленном режиме одобрил это решение. Решение ЦК лишь завизировало то, что уже произошло. 31 марта Сталин не принимал у себя членов Политбюро, поэтому решение было вынесено раньше, 28 марта, именно в этот день Ежов подписал санкцию на его арест, в тот же день бывший нарком НКВД был препровожден во внутреннюю тюрьму НКВД. В тот же день был арестован Иосиф Островский, близкий человек к Ягоде. 29 марта был уволен из НКВД и арестован Павел Буланов, бывший секретарь организации 2 апреля Ягода впервые был допрошен следователями: начальником отделения 4 отдела ГУГБ Л. Коганом, и оперуполномоченными Лернером и Уемовым.
Ягода полностью отрицал предъявляемые ему обвинения. Его спрашивали в первую очередь про связь с Лурье, он отрицал, что знал о его преступной деятельности, что не знал о компрометирующих его материалах, хотя они были в НКВД. Он вообще все отрицал, любые претензии, вот отрывок из протокола допроса, характеризующее его поведение:
«Вопрос: Не вызывало ли у Вас подозрения, что однажды проваленный заграницей Лурье неоднократно туда ездит под той же фамилией и не арестовывается?
Ответ: Не думал об этом, но указания ИНО о наблюдении за Лурье заграницей давал.
Вопрос: Что же Вам ИНО докладывало о свих наблюдениях за Лурье?
Ответ: Ничего такого подозрительного мне не докладывалось, или ИНО не давало мне весь материал.
Вопрос: Допустим, что материалы ИНО ничего подозрительного в поведении Лурье заграницей не фиксировали, хотя документы говорят, что именно материалы ИНО указывали на подозрительную связь Лурье с Ульрихом. Но Вам было известно о том, что Ульрих приезжал в Советский Союз и при чрезвычайно конспиративных обстоятельствах встречался с Лурье?
Ответ: Нет, мне это не было известно.
Вопрос: Вам докладывалась спецсводка Особого отдела от 24 октября 1930 года, в которой сообщалось, что "шпион Ульрих 19 октября 1930 года посетил на Милютинском переулке квартиру Лурье и открывал калитку своим ключом". В этой же сводке говорилось и о том, что Ульрих 22 октября 1930 года вновь посетил квартиру Лурье и находился там 5 часов. Какие меры Вы приняли?
Ответ: Эту сводку я не знаю. Она мне не докладывалась.»58
Как и на пленуме, он выбрал тактику говорить, что ничего не знал. Он руководил самой сильной спецслужбой мира, контролировал аппарат ГУГБ, но говорил, что ничего не знал о грязных делах своих подчиненных. Первый допрос не принес результатов. Следствие постепенно расширяло круг фигурантов дела, 1 апреля арестовали Марка Гая, долгие годы в ягодинские времена служившего начальником особых отделов НКВД, именно он скрывал наличие военного заговора. 4 апреля арестовали бывшего помошника Гая в Особых отделах Михаила Богуславского. В тот же день застрелился глава Горьковского УНКВД Матвей Погребинский, бывший руководитель ягодинской коммуны в столице.
5 апреля арестовали Георгия Прокофьева, ранее он занимал должность зам. Наркома ВД при Ягоде, уполномоченным организации при СНК СССР, а перед арестом вместе с Ягодой руководил наркоматом связи. 7 апреля арестовали Александра Шанина, в разное время он был главой экономического отдела, затем транспортного и затем 6 отдела ГУГБ.
12 апреля один из следователей по делу Николая Бухарина был обвинен в шпионаже на Германию, он был уволен из НКВД. Утром 13 апреля к нему пришли оперативники НКВД для ареста и обыска, но он выпрыгнул из своего окна своей квартиры, которая находилась на восьмом этаже. Для Чертока факт его увольнения был неизвестен до последнего момента, перед смертью он собирался на работу. Родственник жены Чертока Сони, Борис Ефимов свидетельствовал: «За Чертоком вскоре пришли, вопреки обыкновению не ночью, а утром, когда он собирался на службу. Услышав звонок, Соня спокойно открыла дверь. Черток увидел сумрачные лица своих коллег-чекистов, ринулся к двери на балкон, рванул ее и выбросился на улицу с восьмого этажа. Пришедшие чекисты в растерянности ретировались, а через несколько минут примчался один из высших чинов НКВД комкор Фриновский.
– В чем дело? – допытывался он у Сони. – Почему он это сделал? Ему было что-то известно?»59
27 апреля арестовали Михаила Уманского, зам. заведующего отделом фотохроники «Союзфото», под этим прикрытием он возил оружие в Испанию. 28 апреля были арестованы бывший помощник особоуполномоченного при Коллегии ОГПУ СССР, до ареста занимавший должность одного из начальников ГУЛАГА, бывший работник разведки, контрразведки, особых отделов Бертольд Ильк. Все они были разоблачены как правые, троцкисты и шпионы иностранных спецслужб. Это был уже не один Молчанов, а целая группа видных чекистов-предателей.
В эти недели проводились длительные допросы, очные ставки, обвинение получало все новые порции показаний. Протия Ягоды дали показания Паукер, Гай, Волович и другие, включая Павла Буланова и Георгия Прокофьева, оба ранее были ближайшими помощникам наркома в органах. 25 апреля Буланов полностью признал свою вину: «С другой стороны Ягода, приучив меня к молчаливому беспрекословному выполнению любых его поручений, сделал из меня преданнейшего ему лично слугу.
Весной 1931 года Ягода открыто и прямо мне сказал, что политика ЦК ВКП(б) неправильна, что эта политика приведет к гибели, что насаждением колхозов и совхозов ЦК разоряет крестьянство и что единственно правильная линия в такой отсталой стране – это линия правых. Ягода сказал, что он сам связан с центром правых и что если я хочу жить, то я должен разделять его линию, помогать ему, и, конечно, не болтать. Он говорил, что все сподвижники Ленина – Томский, Рыков, Бухарин, Каменев, Зиновьев – полностью разделяют платформу правых, и что он тоже с ними.
Я ответил Ягоде, что он может полностью мною располагать. После этого разговора Ягода совершенно откровенно давал мне различные антисоветские и контрреволюционные поручения, которые я аккуратнейшим образом выполнял».60
Буланов говорил, что по указанию Ягоды скрывал материалы о правых, создавал чрезмерно хорошие условия для заключенных. Что Ягода принимал меры для зашиты правых Он добавлял примечательные подробности о Ягоде, его взглядах и отдаленных планах: «Он сравнивал себя с Гитлером, увлекался его книгой "Моя борьба" и неоднократно подчеркивал, что Гитлер из унтер-офицеров вышел в государственные вожди. Важно лишь иметь таких людей, как Геббельс, Геринг и сильную преданную Чека, и можно управлять. Бухарин, говорил он, будет у меня не хуже Геббельса».
Когда его спросили про состав участников заговора, Буланов ответил: «Ягода, Прокофьев, Миронов, Молчанов, Гай, Паукер, Волович, Шанин, Лурье, Фирин, Венецкий, Черток, Островский, Гольдфарб, Лапин, Лоев, Погребинский и Иванов.» Из всех фамилий реальную пользу для следствия представляли двое – находившийся еще на свободе Семен Фирин, начальникам Дмитлага НКВД и зам. начальника ГУЛАГ и чекист по фамилии Миронов . К сожалению не совсем ясно, о каком Миронове он говорил, среди видных чекистов таковых было двое. Но скорее всего речь шла о Льве Миронове, это начальник Экономического управления ГУГБ НКВД СССР, он выступал на февральско-мартовском пленуме. Миронов хотя и не имел отношения к следствию над Ягодой, присутствовал на его допросах.
В тот же день показания дал Георгий Прокофьев. Он поведал, что Ягода всегда был противником свертывания НЭП и коллективизации, говоря, что это настроило народ против власти, наставивал на правильности политического курса правых. Ягода говорил это ему, в присутствии Молчанова и Миронова. Новым лидером СССР он видел совсем не Бухарина, а Рыкова: «Перемену политического курса страны Ягода связывал с обязательным противоправительственным переворотом. Ягода говорил, что достигнуть этого можно будет лишь путем ареста и уничтожения всех членов Политбюро, членов правительства во главе со Сталиным, после чего должно быть сформировано новое правительство при новом руководстве партии. Он останавливался на кандидатуре Рыкова, который должен занять место Сталина. Ягода говорил, что Рыков с Томским и Бухариным и другими их ближайшими сторонниками целиком и полностью обеспечат руководство страной. Этому будущему руководству обеспечена внешняя поддержка со стороны Германии. Проведение Рыковым, Томским и им, Ягодой, политической программы правых будет полностью обеспечено».61
Ягода говорил, что неизбежна война Германии против СССР, в которой Красная Армия потерпит поражение. Он восхищался дипломатическими успехами Гитлера. Силам НКВД он отводил решающую роль, с ориентацией на заграницу: « Ягода мне говорил, что в делах подготовки заговора и успешном осуществлении наших планов особо серьезная, прямо решающая роль принадлежит НКВД. Силы чекистов решат все дело, говорил Ягода. Без нашего участия сталинского режима не свалить. Ягода указывал, что наша основная задача должна заключаться в том, чтобы выждать и выбрать наиболее благоприятный момент для совершения противосоветского правительственного переворота. Он говорил, что для этого у нас все возможности есть, имеется и договоренность с правительственными кругами Германии. Как я узнал от Ягоды позже, непосредственную связь с правительственными кругами Германии поддерживал Карахан».
В этом отрывке две значимые детали, первое это союз с Германией, договоренности, которые гласили, что переворот будет совершен во время войны. РККА потерпит фиаско, силы НКВД вместе с военными устроят внутренний переворот и заключат перемирие с Германией. Вторая деталь это упоминание Льва Карахана, бывшего замнаркома иностранных дел, с 1934 г. посла в Турции. Карахан был связным не только правых в НКВД и группы Бухарина, но и связывал Германию с заговорщической группой в РККА. Прокофьев дал намек на участие видных военных в заговоре: «Ягода мне говорил, что для совершения переворота обязательно привлечение на нашу сторону военных авторитетов. Лицом, на которого больше всего обращал внимание Ягода и делал попытки сблизиться с ним, был Тухачевский М.Н. Ягода его считал наиболее талантливым военным руководителем. Ягоде было известно, что Тухачевский по ряду вопросов оппозиционно относится к Ворошилову. К Ворошилову Ягода относился резко враждебно. Ягода не раз почти открыто говорил: "Я Ворошилова не выношу". Ягода всегда был рад, если где-нибудь кто-либо выступал против Ворошилова. Ягода считал, что Ворошилов борется против него, поэтому он ненавидел Ворошилова.»
Далее он назвал фамилии еще трех потенциальных заговорщиков в армии – Корк, Эйдман, Уборевич. Ягода поручило Марку Гаю установить связь с Тухачевским и Эйдманом, Паукеру с Корком. Прокофьев не дал однозначного ответа, согласились ли военные принять участие в заговоре. Далее он назвал еще две видные фигуры, первый нарком лёгкой промышленности РСФСР Константин Уханов, с которым Ягода часто вел секретные переговоры наедине. По свидетельству Прокофьева Ягода завербовал Уханова самым распространенным способом: шантажом. У него на многих был компромат, который он пускал в ход, подчиняя себе людей.
Прокофьев, назвал в числе близких к Ягоде людей Георгия Благонравова, начальника Главупра строительства шоссейных дорог НКВД СССР, но он так и не сказал, были ли они оба вовлечены в заговор или нет.
Прокофьев также свидетельствовал, что Ягода требовал себе личной преданности: «Роль Паукера, по словам Ягоды, в перевороте особо ответственна, так как именно он должен был отобрать людей у себя в аппарате и в охране и воспитать их в духе личной преданности Ягоде и беспрекословного выполнения его приказов. Это проделывалось под различными предлогами. Например, вдруг Ягода предлагал воспитывать и подбирать людей то в духе мушкетеров Дюма, то в духе участников ордена иезуитов и проч. Это дело он поручал, кроме Паукера и Воловичу».
26 апреля Ежов доложил Сталину, что Ягода сделал первые признания. Отрицая, что он сам занимался антисоветской террористической деятельностью, он все же признал то, что знал про связь его подчиненных с германской разведкой и подготовке террористических актов против членов руководства СССР, он прикрывал их.62
Ягода в этот день признал самое главное: он никогда не был большевиков по убеждениям, он все время двурушничал, приспособленчествовал: «Всю свою жизнь я ходил в маске, выдавал себя за непримиримого большевика. На самом деле большевиком, в его действительном понимании, я никогда не был. Мелкобуржуазное мое происхождение, отсутствие теоретической подготовки, все это с самого начала организации советской власти создало у меня неверие в окончательную победу дела партии. Но собственного мировоззрения у меня не было, не было и собственной программы. Преобладали во мне начала карьеристические, а карьеру свою надо было строить, исходя из реальной обстановки. Какова была эта обстановка? Советская власть существовала, укреплялась, я оказался в аппарате ОГПУ и поэтому я вынужден был исходить именно из этих конкретных факторов.»63
В период начального бардака Ягода сумел втереться в доверие к руководству ВЧК, сначала к Феликсу Дзержинскому, а затем и к Вячеславу Менжинскому. Последний души не чаял в нем, в всем ему доверял и помогал. Менжинский так ему доверял, что пренебрег правилом «не клади все яйца в одну корзину», он отдал полный контроль над центральным аппаратом ОГПУ Ягоде и его окружению. Такое доверие Ягода получил послушно выполняя распоряжения Менжинского, просто подхалимажем и «заботой» о здоровье. Когда больной Менжинский ездил на машине, Ягод, будучи уже большим начальником накрывал ему плед. Ягода «отблагодарил» Менжинского за все, приказав залечить его, убить весьма циничным способом. Ягода был оборотнем, который отлично вжился в личину коммуниста.
Ягода признал, что в 1928 г. действительно встал на сторону правых. Сталин тогда узнал об этом из троцкистской листовки, но за Ягоду поручился Менжинский и Сталин поверил, что это была «троцкистская клевета». Но это была правда. Ягода так признал это на допросе: «Это было в 1928 году, у Рыкова в кабинете. О характере этого разговора у меня в памяти сохранилось, что речь шла о каких-то конкретных расхождениях у Рыкова, Бухарина, Томского с Политбюро ЦК по вопросам вывоза золота и продажи хлеба. Рыков говорил мне, что Сталин ведет неправильную линию не только в этих вопросах. Это был первый разговор, носивший скорее характер прощупывания и подготовки меня к более откровенным разговорам.
Вскоре после этого у меня был еще один разговор с Рыковым. На сей раз более прямой. Рыков изложил мне программу правых, говорил о том, что они выступают с открытой борьбой против ЦК и прямо поставил мне вопрос, с кем я……Я сказал Рыкову следующее: "Я с вами, я за Вас, но в силу того, что я занимаю положение зампреда ОГПУ, открыто выступать на Вашей стороне я не могу и не буду. О том, что я с Вами, пусть никто не знает, а я, всем возможным с моей стороны, со стороны ОГПУ помогу Вам в Вашей борьбе против ЦК".»
Ягода тогда обманул Сталина и Менжинского, он признал, что выбрав правых, решил конспирироваться, ставя на первое место личное благополучие. Когда правые проиграли на легальном поле, он стал прикрывать их преступную деятельность, это стало очевидным после разговора Ягоды и Рыкова в конце 1929 г.: «…коль скоро речь шла о нелегальной работе правых, естественно повлекшей за собой репрессии, моя помощь правым уже не могла ограничиться информацией.
На меня центром правых была возложена задача ограждения организации от полного провала. В разговоре с Рыковым на эту тему я так определил свое положение: "Вы действуйте. Я Вас трогать не буду. Но если где-нибудь прорвется, если я вынужден буду пойти на репрессии, я буду стараться дела по правым сводить к локальным группам, не буду вскрывать организацию в целом, тем более не буду трогать центр организации".»
Ягода заявил, что Томский и Рыков были в нелегальной организации правых. Он признал, что завербовал в организацию правых Молчанова. С ним они создали некий «щит» для организации правых и троцкистов, за незначительными исключениями защищая их от провала: «Агентурные материалы об их контрреволюционной деятельности поступали со всех концов Советского Союза во все годы.
Мы шли на удары по этим организациям только тогда, когда дальнейшее их покрывательство грозило провалом нас самих. Так было с Рютинской группой, которую мы вынуждены были ликвидировать, потому что материалы попали в ЦК; так было с бухаринской "школкой", ликвидация которой началась в Новосибирске и дело о которой мы забрали в Москву лишь для того, чтобы здесь его свернуть; так было с троцкистской группой И.Н.Смирнова и в конце концов так продолжалось даже и после убийства Кирова.
Надо признать, что даже в таких случаях, когда мы шли на вынужденную ликвидацию отдельных провалившихся групп организаций, как правых, так и троцкистов и зиновьевцев, я и Молчанов, по моему указанию, принимали все меры к тому, чтобы изобразить эти группы организациями локальными, и в особенности старались скрыть действующие центры организаций.»
Все это можно с полной уверенностью отнести и к самому Ежову, который делал все, чтобы хоть малейшее подозрение не пало на него. Он репрессировал множество заговорщиков, потому что материалы все чаще уходили прямо в ЦК. На допросе Ягода признал, что не воспрепятствовал убийству Кирова. Называя имена сообщников в органах, он почти не называл имен тех, кто еще оставался на свободе. Или он мог их называть, но Ежов вычеркивал их из протоколов допросов перед отправкой Сталину. Исключением в протоколе допроса стал Петр Пакалн, бывший нач. 1 отдела АХУ НКВД СССР. Он еще не был арестован, но уже лишился доверия.
Наконец Ягода связал Радека с Бухариным, признав свои преступные контакты с ними. В этом протоколе допроса было достоверно все, кроме одного – рассказа Ягоды, как он с Булановым пытался убить Ежова. Новый нарком Ежов, несмотря на доверие ЦК всегда боялся, что его могут связать с правыми и искал пути противопоставления им. Что может быть лучше этого, как не попытка правых «убить» Ежова. Кто после такого заподозрит Ежова в связях с правыми? Михаил Фриновский свидетельствовал: «Безусловно, тут ЕЖОВЫМ руководила необходимость прикрытия своих связей с арестованными лидерами правых, идущими на гласный процесс.
По существу отравления ЕЖОВА. Мысль об его отравлении подал сам ЕЖОВ – изо дня в день заявляя всем замам и начальникам отделов, что он плохо себя чувствует, что, как только побудет в кабинете, чувствует какой-то металлический привкус и запах во рту. После этого начал жаловаться на то, что у него из десен стала появляться кровь и стали расшатываться зубы. ЕЖОВ стал твердить, что его отравили в кабинете, и тем самым внушил следствию добиться соответствующих показаний, что и было сделано с использованием Лефортовской тюрьмы и применением избиения.»
В Лефортовской тюрьме сидел Буланов, там его вынудили дать признательные показания по делу «отравления» Ежова, после чего Ягода дал такие показания: «Все мои мысли были направлены на то, как бы спасти свою шкуру. Мои люди оставались в НКВД. Спасением бы явился мой возврат в НКВД. Это при Ежове было невозможно. Я просил об оставлении меня в системе НКВД на любой работе, но мне отказано было. Рассчитывать на то, что следы моих преступлений будут скрыты, я не мог. И я решил убрать Ежова, убить его.»
4 мая Ягода продолжил давать показания, более подробно рассказывая о преступных действиях Молчанова, связи с И. Штейном (застрелился в 1936 г.), о том, что узнал от Гая про работу Уманского на германскую разведку, в этом он подозревал и Бертольда Илька. Всех шпионов он заставлял служить в интересах правых, через них он мог иметь выход на зарубежные правительства. Ягода рассказал, как в 1932 г. завербовал Матвея Погребинского и Сергея Пузицкого. Следующие два допроса прошли в уточнении деталей преступной деятельности группы Ягоды, 19 мая его допросил следователь Курский (тогда уже не начальник 4-го отдела ГУГБ) вместе с следователем Коганом. Ягода разложил так состав антисталинского заговора:
«В заговоре принимали участие следующие партии и группы, которые имели свои собственные организации:
1. троцкисты,
2. зиновьевцы,
3. правые,
4. группа военных,
5. организация в НКВД,
6. меньшевики,
7. эсеры.»64
Он дал ответ Курскому на вопрос о лидерах заговора:
«Вопрос: Вашими показаниями, таким образом, устанавливается, что в 1932-1933 гг. в стране был организован единый заговор для свержения советской власти, был создан центр вашего общего заговора, куда вошли:
1. Каменев, Пятаков – от блока троцкистско-зиновьевской организации.
2. Рыков, Томский – представляли центр организации правых, меньшевиков и эсеров.
3. Енукидзе – который представлял в этом центре правых, а также заговор в НКВД.
4. Корк – представитель заговорщической группы среди военных.
Так это?
Ответ: Да, так.»
Бухарин тоже входил в состав правого центра, но был слишком острожным конспиратором, передавая рискованные дела Томскому и Рыкову. Следствие продолжало набирать обороты.
Люди Ягоды
На февральско-мартовском пленуме пошатнулись позиции руководителя ГУГБ Якова Агранова, его вялые и довольно глупые оправдания оставляли мало возможностей на лучший исход для него. 15 апреля он был снят с поста главы ГУГБ, он был понижен до начальника 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР, на короткое время став главным следователем. Новым начальником ГУГБ и первым заместителем наркома стал Михаил Фриновский, это назначение было очень продуманным шагом со стороны Ежова. Фриновский считал себя одним из самых верных ягодинцев, по край не мере он так говорил. Так, заместитель начальника Управления НКВД по Московской области Александр Радзивиловский вспоминал слова Фриновского: «Вот Вы меня мало знаете, а я ведь не такой, как все начальники отделов центра. Я человек прямой и принципиальный. Все же эти Мироновы, Молчановы, Гаи, Паукеры лебезят перед Ягодой, разыгрывают из себя преданных ему людей, а по существу по отношению к нему они предатели. Я их вижу насквозь, они в глаза Ягоде говорят одно, а за спиной готовы его продать. Терпеть не могу это. Я люблю Ягоду, и он это знает, но это не мешает мне прямо ему в глаза говорить о том, что с теми или иными указаниями его я не согласен и всегда настою на проведении своей точки зрения. Именно за мою прямоту Ягода меня ценит, доверяет мне и знает, что я его не подведу. Я же его так люблю, что если потребуется, готов отдать за него свою душу. Все это я Вам говорю для того, чтобы Вы знали какой у меня характер».
Сложно сказать насколько был искренен Фриновский, он был мастером подхалимажа, это точно. Одновременно он поддерживал дружеские отношения с Евдокимовым, о чем Ягода догадывался и вряд ли испытывал какие-то иллюзии насчет верности Фриновского. Он никому не доверял полностью, в каждом из чекистских руководителей видел конкурентов. Поэтому он не отдавал Агранову возможность руководить ГУГБ. Теперь, когда он сам сидел в тюрьме, он ждал, что эти «верные» чекисты его поддержат. Радзивиловский далее рассказывал: «Когда Ягода был арестован, то следствием по его делу лично не только руководил, но и вплотную занимался Фриновский. Уже одно это обстоятельство вызвало во мне убеждение, что для чекистов, знавших близость Фриновского к Ягоде, его столь же близкое и активное участие в допросах Ягоды носит довольно прозрачный характер. Это подтверждалось еще тем, что бывая в Лефортовской тюрьме, я наблюдал участие в допросах Ягоды кроме Фриновского и Миронова. Участие Фриновского и привлечение Миронова к допросам Ягоды иначе нельзя было расценивать как желание показать или дать понять Ягоде, что близкие ему люди его не покидают, и взяли следствие в свои руки. Несколько позже я наблюдал, как вместе с Фриновским бывал в Лефортово, специально приезжавший из Ленинграда в Москву демонстрировать Заковский. Он был также известен широким чекистским кругам, как "ягодинский человек" и совместно с Фриновским участвовал в допросах Ягоды.»
Все они, Фриновский, Миронов, Заковский и все остальные руководители НКВД так или иначе были ягодинцами. Генрих Ягода был одним из руководителей органов 16 лет и фактическим руководителем около 6 лет, не было ни одного видного чекиста, не попавшего под его влияние. С этими чекистами Ежов теперь вел дело Ягоды. Чтобы сохранить себе карьеру и возможно жизнь, им теперь приходилось делать все, чтобы поскорее избавится от своего бывшего начальника и благодетеля. Ягода рассчитывал, что они его постараются вывести из под расстрельного удара, но где-то интуитивно он не мог не понимать, что его предают. Точно также, как он предал Зиновьева и Каменева. Он обещал им жизнь, что будет просить им смягчить наказание, а сам требовал в Политбюро расстрела.
Ежов, находясь совсем в другом положении, тоже не мог быть уверенным в своем чекистском коллективе, этим можно объяснить его частые перестановки кадров. Новый нарком н собирался опираться только на старые ягодинские кадры, он разбавлял их, во-первых евдокимовскими кадрами из Северного Кавказа, во вторых на своих выдвиженцев из партийных органов. Среди людей Ежова в НКВД можно выделить Владимира Церарского, бывшего работника аппарата ЦК и референта-докладчика Ежова, а также Михаила Литвина, начальника Отдела кадров ГУГБ НКВД, ранее он работал в ЦК УССР. Им обоим Ежов очень доверял.
Конструкция к концу апреля выглядела так – нарком Ежов, первый заместитель М. Фриновский, заместители М. Берман, Л. Бельский. 15 апреля к ним вместо Агранова в качестве нового заместителя присоединился В. Курский из северо-кавказской группы, он потеряв должность начальника 4-го отдела, одновременно возглавил 1-й (охрана правительства) и 3-й (контрразведка) отдел ГУГБ . Особыми отделами руководил И. Леплевский.