Купидон позволил себе заплакать. Он неоднократно слышал об этом, даже от Иннокентия, слышал об истинной любви, о том, что порой вмешательство любовных стрел даже не нужно, но только теперь, по счастливой случайности выйдя на боевое задание с пенсии, Филипп видел истинную любовь. Даже когда свет уже дали, и пара медленно двинулась по ярко освещенной аллее, купидон все еще глядел им вслед. В этот момент он понял, что отличает его от всех нынешних работников Службы, ведь никому из них никогда не откроется радостное видение высшей материи Вселенной. А ему открылось…
***
– Поздравляю, Филипп! Ты отлично справился! Показатели фантастические! Но на всякий случай надо проверить твои стрелы, сейчас постоянно все эти проверки на допинги и сверхъестественные добавки, просто невозможно…
– Кеша. Я видел любовь. Настоящую, не нашу, не искусственную. Я понимаю теперь твои чувства, понимаю почему ты остался здесь и не последовал за мной на покой.
В глазах начальника показался огонек, почти сразу же спрятавшийся за привычными линзами очков серого офисного работника. Тихим и сокровенным шепотом Афродитов произнес:
– Должен же был хоть кто-то здесь иметь представление о чудесах людских душ. Не мог я оставить все на этих лодырей из Академии. Но теперь поздравляю, ты станешь начальником Гвардии Купидонов, сможешь сам заниматься набором кадров, я постарался вытрясти из руководства как можно больше вольностей для тебя, зная твою любовь и интерес к делу. Все в твоих руках, Гефестов, не уходи в этот раз, без тебя совсем не то…
Филиппу показалось, что в Кеше также проснулась тоска по прежним временам, по боевым вылетам, по истинной любви, читаемой в глазах людей. Всего этого он лишился, став начальником офисной работы. Филлипу Гефестову, начальнику Гвардии Купидонов оставалось лишь одно средство помощи старому другу и товарищу:
– Иннокентий Афродитов, я немедленно составлю заявление с просьбой назначить вас моим заместителем и вторым гвардейцем в истории Эдема. Конечно, если вы захотите этого…
В третий раз Филиппу пришлось зажмуриться и поморщиться, настолько крепкими и сильными были объятия его старого друга.