Человек, который видел цветные сны

– Риск высок. Но это уже ваш подвиг – видеть цветные сны и рассказывать о них. А мой – остаться тут, обеспечить ваш побег, – строже ответил Алексей Тимофеевич. – Смелее, молодой человек! Вы так хотели, чтобы кто-то вас услышал и понял, что уж и сами услышьте человека пожившего и примите – мир и люди все-таки куда более разные, чем вы считаете!

Алексей Тимофеевич проснулся со счастливым ощущением, что сегодня особенный день. Он даже не включал Старостина по радио и пил мятный чай в тишине, улыбаясь и глядя за окно на облака, которые снова гнал над городом ветер.

Выходя из дома, он взял не горсть пшена для Антошки, а почти целый килограмм и еще кой-чего. Все оставшееся от спецпайка. Стоило дотащить сумку вниз по ступенькам, не обращая внимания на ноющие колени, чтобы увидеть какими счастливыми стали лица мальчишки и его матери.

В троллейбусе он представлял, что уже сейчас радиоточка вдруг передаст иные новости, расскажет о переменах. Конечно, было слишком наивно ожидать их так рано. Но Алексею Тимофеевичу очень этого хотелось.

Ему даже хотелось не пригибаться, пробираясь мимо бегунинской баррикады, однако стрельба с той стороны все-таки заставила его это сделать.

Зато уж что удалось, так это ответить коллеге в кухонном уголке в ожидании ученого совета. Николай Степанович был в подавленном настроении, но все-таки нашел в себе силы как обычно налить крепкого чая, вдохнуть аромат и заметить:

– Обожаю чабрец! Очень поднимает дух! Вот только представьте, если бы победили сторонники кофе в лаборатории! Жуть! Или даже обычного чая, без чабреца. Было бы зря. А, Алексей Тимофеевич?

– Простите, Николай Степанович, не соглашусь, – ответил Алексей Тимофеевич и, чувствуя в себе юношеский задор пояснил. – Не люблю чабрец. Предпочитаю мяту. Однако замечу – некоторым коллегам не чай, и не мята, а непременно кофе бы не помешал перед заседанием. Чтобы не проспать голосование по принципиальным вопросам.

Другими глазами он смотрел и на коллег, занимавших места за длинным столом совета лаборатории. Представлял, что и как у них изменится в ближайшее время.

Наконец, все расселись. Без обязательных приветствий и протокольных формул Иван Борисович взял слово:

– Коллеги… Запланированная операция отменяется. Вчера вечером мы потеряли объект… Точное время проверяют… Сбежал, гнида.

По столу прокатился вздох, ученые заерзали на стульях.

– Так что всем вам запрещено покидать пределы лаборатории, – сурово продолжил завлаб. – Призываю принять деятельное участие в работе следственных органов и сотрудников внутренней безопасности. От этого зависит, удастся ли нам восстановить контроль над объектом и продолжить работу. Пока же все исследования остановлены. Будем вас колоть, искать виноватого. Сейчас мы составим график допросов и восстановим посекундно все события вчерашнего дня по боксу объекта…

– Всему этому еще найдется время, коллеги! – прервал его Алексей Тимофеевич. Поймав на себе взгляды всех сидящих за столом, он продолжил. – Прежде надо понимать, что наша работа отнюдь не закончена. Позвольте зачитать последнюю запись в лабораторном журнале…

Он открыл лежащую перед ним толстую тетрадь со свежей надписью на обложке и прочел первую страницу:

– Объект видел цветной сон. Содержание сна… дата, время от прошедшей ночи. Приглашаю ознакомиться.

Он перевернул журнал от себя и подтолкнул его через стол.

– Как это возможно? – подал голос Константин Григорьевич. – Ведь вот же… еще вечером испытуемый сбежал!

– Так и есть, коллеги, – кивнул Алексей Тимофеевич. – Хотя теперь вы вряд ли позволите мне так себя называть…

– Почему?

Алексей Тимофеевич посмотрел на людей за столом, и улыбнулся самой искренней и теплой своей улыбкой. Которую давно уже не мог себе позволить:

– Потому что это я видел цветной сон.