Точка Скольжения. Архипелаг. Часть вторая

– Слушай, Серёга, а что ты будешь делать, если нас даже особо спрашивать не станут – есть нам куда поехать или нет? И попросту выгонят всех в отпуск? – поделился не очень-то радостной мыслью Дерас.

– Да, наверное, что-нибудь придумаем, – ответил Серёга, которому перспектива оказаться без помощи друзей в незнакомом мире вовсе не улыбалась. В его ситуации только и оставалось, что придумывать выход из подобной ситуации.

– Девчонок поспрашивай, – предложил Дементьеву напарник по патрулированию, – Может, кто-нибудь из них согласится.

– Ага, представляю себе, как подхожу к Нийе или Касти и предлагаю им: девчонки, а не пригласите ли вы меня к себе на отпуск?

– А что? – в голосе Дераса послышалась насмешка, – Глядишь, с радостью согласятся и даже предложат ночевать в одной койке.

– Дерас, не надо свои мечты мне приписывать, – не остался в долгу Серёга, – Весь арсиан знает, кому ты глазки строишь.

– И весь арсиан знает, кто строит их тебе, – рассмеялся Дерас, – Так что я на твоём месте бы задумался!

– Да брось, дружище, я даже не знаю толком, что для девчонок является приличным, а что – нет, – вспомнил свою «легенду» Серёга.

– Так в том и дело, понимаешь? Никаких тебе условностей и попыток произвести лучшее впечатление, чем есть на самом деле. То есть если даже подойдёшь к девчонкам с глупым или наглым вопросом, по лицу не съездят – спишут всё на твою потерю памяти и простят.… Мне бы так!

– Нашёл, к Архаку, чему завидовать, – отшутился Серёга в ответ.

– Кстати, у меня бортовой компьютер уже показывает отклонение курса на два тисана от пеленга на базу. Поворачиваем?

– Поворачиваем…. – соглашается Дементьев.

– На два тисана влево, к повороту… один, два! – в полном соответствии с нормативами отдачи команд в полёте раздаётся голос Каринеша в наушниках.

И на счёт «два» правая рука Дементьева чётким, но еле заметным движением кладёт штурвал влево. Это тебе не учебный авиалёт, где штурвал требуется отклонять от нейтрального положения на приличный угол – перехватчик на любое движение штурвала реагирует сразу и чутко. Авиалёт плавно опускает левое крыло, в хвосте шевельнулась стоящая вертикально пара рулей горизонтали, и на лобовом стекле двинулась вправо линейка прокрутки с указателями курса. Взгляд падает на экран бортового компьютера – тот хранит в своей памяти пройденный курс, безошибочно держит направление на точку начала полёта и теперь услужливо подсказывает, что направление это изменилось из-за того, что машину сносит к северу от этой точки.

Бортовой компьютер – это этакий электронный штурман, которому можно дать задачу указать пеленг на любую известную ему точку на карте. Это незаменимый подсказчик в бою, распознающий среди всех находящихся в воздухе объектов ракеты врага, их местоположение и курс, и незамедлительно сообщающий об этом пилоту. Это…. Функции бортового компьютера можно было перечислять бесконечно, но именно он брал на себя большую часть работы по ориентированию в воздушном пространстве, по самоконтролю остальной электроники, по наведению ракет и расчётам дистанций.

Выровнялись машины почти одновременно. Перехватчик слушался рулей сразу, незамедлительно – и при этом нужный угол поворота достигался почти мгновенно, без постепенного нарастания, как на авиалётах учебных. Там для того, чтобы положить машину в резкий разворот, нужно было сначала наклонить штурвал до отказа в нужную сторону, а потом подождать, пока крылатая машина будет постепенно увеличивать угол поворота. Седьмой же «солокс» реагировал сразу: если штурвал положить до отказа, скажем, вправо, то и авиалёт незамедлительно сорвётся в максимальный из возможных угол разворота. Правда, здесь следовало быть аккуратнее – пресловутый срыв потока на запредельных углах поворота при соответствующем ветре не раз приводил к тому, что машина теряла управление. Это ощущение немного подстерегающей опасности делало управление перехватчиком не просто удовольствием от того, насколько хорошо авиалёт слушается управления, но и ответственным подходом к каждому движению штурвала.

Теперь машины двигались уже не на запад, а под углом к западу на юг. Нужно было пройти расстояние, на которое их снесло, борясь с ветром, чтобы направление на базу снова стало строго западным. Серёга скосился на машину Каринеша, загораживавшую ему почти весь вид на северо-запад – вроде всё в норме, дистанция до авиалёта и интервал вправо соблюдены, держимся как надо.

– И оставят тебя, Серёга, на базе плац подметать, – пошутил Каринеш, возвращая разговор на точку, на которой он был оборван куда более важным делом.

– Да и пусть, – не стал возражать Серёга, – Лишь бы на улицу не вышвырнули. И потом, поговорю с глайнесом Валенсес, глядишь, разрешит в свободное время потренироваться дополнительно.

– Тебе не к Валенсес, тебе к Пинтро нужно с такими вопросами. Не забывай, арсианом командует он, а стало быть, в обход него подобные вопросы решать нельзя, – напомнил Дерас.

– Забудешь тут, – хмыкнул Серёга, снова по привычке оглядывая приборы. Управление перехватчиком уже потихоньку въедалось в подсознание, впитывалось в кровь. Глаза сами находили требуемое табло или экран, руки – нужную кнопку на пульте управления. И если Пинтро стал им как отец родной, опекая весь арсиан, то Валенсес был чем-то вроде кумира, идеала для подражания. Именно он и добивался того, что было основной задачей базы Риемкоро – превратить молодёжь, в глаза авиалёты не видевшую, в группу пилотов, знавших свои машины лучше, чем кокетка – свои ноготки. И, нужно признать, ему это удалось, правда, в разной степени. К примеру, тот же Дерас Каринеш со сложным в управлении перехватчиком справлялся лучше всех – собственно, поэтому именно он и был сегодня в роли ведущего пилота, а Дементьев в роли ведомого. А вот тот же Сатаки еле-еле справлялся с пилотированием штурмовика, где управление было не в пример проще. И это несмотря на отсутствие разницы в возрасте между Каринешем и Сатаки. Дерас, к слову сказать, был на два года старше Серёги, точнее, относительного эмиадийского возраста Дементьева, рождённого на планете с другим исчислением времени. Самыми младшими в группе были Тамис Шаджоу и Касти Винаро, а самым старшим – Висдеш. Тот был старше Серёги на четыре года, и выходило, что на службу он отправился уже в том возрасте, когда ему оставался всего лишь год до той поры, когда на обучение в войска уже не принимают. Только на работу – и то в таком случае на более низкую оплату и без присвоения воинского звания. В более старшем возрасте отправиться служить было, конечно, можно, но только в том случае, если у кандидата уже имелось востребованная военная специальность. Проще говоря, отслужив положенный срок после обучения, пилот мог спокойно уволиться и вновь вернуться на службу спустя какое-то время – при наличии вакансий, естественно.

– Выравниваемся, – заметил Каринеш спустя несколько кинсов молчания, и Дементьев бросил взгляд на борт-компьютер. Направление на базу снова стало строго западным, а курс авиалётов по-прежнему имел отклонение к югу. И вновь: плавное движение штурвала должно вернуть авиалёт на прежний курс – триста тисанов, строго запад. Однако воздух – это, как учил Валенсес, среда всё-таки подвижная. Мало того, ещё и изменчиво-подвижная, и случилось то, что в воздухе Эмиадии не было редкостью: ветер изменил силу и скорость как раз в тот момент, когда авиалёты начали поворот. Ветер ударяет в приподнятое крыло, и вместо плавного поворота машина начинает валиться в крутой – и опасный из-за своей неожиданности.

Реакция пилотов мгновенна: штурвал наклоняется в другую сторону, авиалёт выравнивается в изменившихся условиях – но курс уже сбит, он стал круче к северу, и теперь придётся снова вставать на курс прежний.

– Кажется, отклонились на двадцать тисанов, – говорит Каринеш, и его голос ещё напряжён из-за пусть и не страшной и кратковременной, но всё-таки потери управляемости, – Бывает же…

– Не везёт, – вставил свой веский комментарий Дементьев, который особо волноваться-то и не начинал. Если занервничаешь, можно натворить дел – слишком резко, например, дёрнуть штурвалом в противоположную сторону, – Хотя Валенсес предупреждал: «семёрка» машина лёгкая, на ветер реагирует резковато.

– Нас уже порядком снесло к северу. Мало того, что курс сейчас триста двадцать восемь, так ещё и ветер прилично изменился, – Дерас словно и не услышал, погружённый в отклонение от курса, – К тому же…

Писк радара обрывает его слова, Дементьев сейчас не видит лица своего ведущего, но знает: тот сейчас точно так же смотрит на экран радара и не верит своим глазам. Потому как писк радара, означавший обнаружение нового объекта, дополнился информацией от системы распознавания «свой-чужой» – точка на радаре была красной!

– Чего-то я не понимаю, – признался Дерас, – Нас что, куда-то снесло?

– За такое время? – хмыкнул Серёга, – Вряд ли. Посмотри – скорость в норме, а навигационный компьютер показывает, что мы в воздушном пространстве Селлестии. А точнее, в четырёх сотнях гаустов от побережья острова Тихуес. Проще говоря, в двадцати с небольшим кинсах лёта от базы.

– Это-то и я понимаю, – отвечает Каринеш, – Но мы, по идее, не должны бы пересечь границу выделенного нам квадрата, верно? А в нашем квадрате не должно проводиться никаких учебных стрельб, стало быть, здесь нет – да и не может быть – учебных воздушных целей. Тогда откуда тут объект, воспринятый радаром как противник?

– Может, сбой электроники? – предположил Дементьев.

– На двух авиалётах сразу? Одновременно и одинаковый? – уточняет Дерас.

– Маловероятно, – соглашается Серёга, и тут же радар подбрасывает новую задачку: еще два писка с небольшой паузой, и тут же на экране оба объекта отображены красным.

– Сдаётся мне, надо с базой связываться, – поделился Дементьев.

– Только сначала курс выровняем, – отвечает его ведущий пилот, – Готов?

– Всегда.

– К повороту… один, два! – в полном соответствии с правилами групповых полётов командует Дерас. Крутые и резкие повороты чреваты столкновением, если один авиалёт повернёт, а второй не успеет. Поэтому подобные маневры должны происходить синхронно – то есть по команде.

Обычно в таких случаях уточняют курс, на который нужно выйти по окончании поворота, но сейчас это не требуется – триста тисанов ровно, другого курса и быть не может. Отметки потенциальных целей – почти на самой кромке радара, компьютер уже вывел на экран данные о противнике: высота, курс, скорость.… На это посмотрим потом, сейчас – всё внимание на авиалёт Дераса. Вот наклонилось левое крыло – поворот начался, отлично, значит, и нам пора. Плавно, не нервничая, ветер давит слева – учтём и запомним. Побежала горизонтальная линейка на стекле кабины, услужливо показывая изменение курса. Ведущий авиалёт идёт впереди, Серёга следит, чтобы угол наклона крыльев совпадал – тогда и угол поворота останется одинаковым.

Бегут числа на стекле кабины – триста шестьдесят, триста пятьдесят, триста сорок…. Немного упала высота – это ветер давит, наклоненные крылья для него всё равно, что парус, поставленный галсом, вот он и толкает его. Наконец – триста десять, ведущий авиалёт начинает принимать горизонтальное положение. И – тоже плавно, постепенно, начинаем отпускать штурвал, ослаблять давление руки на него. Остальное сделают пружины под полом кабины, которые стараются вернуть рукоять в нейтральное положение. Машина тоже начинает задирать левое крыло и опускать правое, выравниваться – замедляют свой бег электронные числа отметок курса на стекле, слева пропадает вид на облачный покров с просветами далёкой зелёной воды, расстелившийся внизу. Ещё чуть-чуть, почти выровнялись – и число «триста» горит чуть левее неподвижной стрелки-отметки, нужной, чтобы создать точку отсчёта относительно бегающей линейки курса. Не дотянули поворот где-то на полтисана, ну это ничего, сейчас поправим, а заодно и дистанцию с интервалом относительно ведущего отладим. Ещё пара движений штурвалом. Теперь – порядок, курс ровно триста, и хоть пеленг на базу сейчас на три тисана левее, это можно исправить потом. Ветер всё равно снесёт машину к северу, тем более, скорость его увеличилась – уж лучше позже исправить курс. Сейчас гораздо интереснее глянуть на экран радара.

Итак, три объекта – и, судя по всему, не «точечных». Точками радар обычно отмечает объекты маленькие и незначительные, такие, как авиалёты, катера, птицелёты – всё то, что принято называть «средней» и «малой» авиацией. А тут – три половинки эллипсов, так сигнал отражают корпуса кораблей. Расчёты бортового компьютера всё подтвердили – высота сто пятьдесят, скорость восемьдесят три гауста в лейс. На таких высотах и с такой скоростью ходят корабли средних классов тяжести – сухогрузы небольшой грузоподъёмности, пассажирские корабли, или – корабли боевые, такие, как эсминцы или фрегаты.

– Вызываю Базу, – поставил в известность Дементьева по ближней связи Каринеш.

Хорошо, что сказал. Итак, щёлкаем тумблер дальней связи, теперь на динамики шлема идёт звук с обеих радиостанций – но стоит притопить пальцем клавишу на пульте связи, как ближняя будет заблокирована, а микрофон будет переведён в режим работы только на дальнюю связь. Впрочем, это сейчас нужнее Каринешу – ему, как ведущему пилоту, и принадлежит обязанность связываться с вышестоящим начальством.

– Я «Солокс-7 Рк-2», вызываю базу «Риемкоро», – раздался голос Дераса на волнах дальней, средневолновой, связи. Тоже по всем правилам – начинающие пилоты стремились следовать им неукоснительно, вот и сейчас: сначала свой позывной, потом – позывной того, кого вызываешь. В данном случае: модель авиалёта, затем сокращение от названия базы, к которой он приписан, и в последнюю очередь – его порядковый номер среди авиалётов базы.

– Говорит диспетчер учебных полётов базы «Риемкоро», слушаю вас, «С-7 Рк-2», – незамедлительно отвечает Валенсес. Серёга был готов поклясться, что, несмотря на спокойный голос, лицо глайнеса сейчас напряжено – обычно на связь ни с того, ни с сего не выходят. Чаще всего – чтобы доложить о достижении границы района патрулирования и развороте на базу либо при приближении к базе – запросить посадку. Но авиалёты Серёги и Дераса были слишком далеко, чтобы эту посадку просить – это раз; а два – о достижении границы они уже сообщали. И такой вот неожиданный, незапланированный выход на связь мог означать только одно: что-то случилось.

– Нами обнаружена группа из трёх крупных воздушных объектов, опознанных как вражеские, – докладывает Дерас, – Высота целей сто пятьдесят, скорость восемьдесят три, курс… курс север-северо-запад, триста семьдесят девять тисанов.

– Вражеские объекты? – уточняет Валенсес, – Погодите-ка, в вашем квадрате не должно быть целей! Сообщите ваше местоположение, – кажется, инструктору в голову пришло то же самое, что и пилотам: их куда-то снесло и находятся они не там, где должны.

– Квадрат 52—33, движемся примерно в центре квадрата на запад, скорость четыреста десять, высота девятьсот, – докладывает Каринеш.

– Всё верно, там вы сейчас и должны быть, – отвечает Валенсес, – Подождите, сейчас выйду на диспетчера базы Юнжи Срита.

В эфире повисла напряжённая, гнетущая тишина, которая в этот раз тянулась невыносимо долго. Прошло, наверное, кинсов пять, прежде чем Каринеш решился:

– Серёга, давай-ка курс подкорректируем, – сказал он, – Нас опять прилично снесло к северу, да и цели начинают пропадать с радара.

И точно: из трёх объектов радар видел сейчас только один, и то на самой границе зоны чувствительности.

– Не торопись, – отозвался Дементьев, – Чувствую, нам скоро придётся курс менять на север.

– Это вряд ли, – возразил Дерас, – Мы ж ещё ненастоящие пилоты, нас на реальную цель не отправят.

– Не должны отправить, – поправил Серёга, – Но подумай сам: а что, если никого, кроме нас, поблизости нет, а? Ты ведь знаешь: в нашем квадрате никого, кроме нас, нет и быть не может – чтоб мы случайно в кого-нибудь или что-нибудь не врезались, или ещё зачем-то – не знаю. Но в любом случае: где уверенность в том, что севернее нас есть хоть кто-то?

– Пожалуй, ты прав, – согласился Дерас, – Подождём, что скажет Валенсес, а пока никаких распоряжений не было, идём прежним курсом.

Снова ожидание. Теперь уже было не до болтовни между собой: ситуация из лёгкой и непринуждённой стала тяжёлой и напряжённой. Писк радара – последний объект пропал из виду, воздушное пространство на многие гаусты вокруг было абсолютно чистым. И наконец:

– Я диспетчер учебных полётов базы «Риемкоро», вызываю «С-7 Рк-2», – голос Валенсеса изменился, а это случалось не часто. Сейчас он звучал чуть ниже обычного, инструктор говорил чётко и отрывисто.

– «С-7 рк-2» слушает, – отозвался Каринеш.

– Слушайте задачу. Сейчас вам надо сменить частоту радиостанции дальней связи на тридцать два – пятьдесят два, это частота диспетчера средней авиации Восточного Флота, я ему сообщил о вас, он ждёт вашего вызова. С этого момента начинаете выполнять его указания, поняли?

– Да, глайнес, – отвечает Каринеш.

– И ещё, ребята, – добавил Валенсес, – Похоже, ситуация не из рядовых. Поэтому я даже не знаю, что вас там ждёт. В бой вас не бросят точно – во-первых, вы ещё не прошли аттестацию как боевые пилоты, во-вторых, два авиалёта, да ещё и перехватчики, тут всё равно ничего не сделают. Поэтому не волнуйтесь, приказы выполняйте чётко и беспрекословно – в общем, покажите всем, что не зря вы учились у глайнес Валенсес, – в голосе инструктора послышалась усмешка, – А теперь всё, меняйте частоту на тридцать два – пятьдесят два.

Что оба и сделали.

– Я «Солокс – 7 Рк-2», вызываю диспетчерскую Восточного Флота, – тревожный, взволнованный голос Каринеша, тем не менее, звучал отчётливо.

– Говорит геирсад Терен, – услышав голос этого человека в хоть и не изрядных, но уже всё-таки годах, Дементьев напрягся. Из занятий с Пинтро он знал, что всеми авиабазами Восточного Флота, в том числе и «Риемкоро», командует именно он. Мало того – в его подчинении находилась и авиация с «Нименгадо» – единственного авианосца Восточного Флота, а это значило, что все массовые операции с применением авиалётов выполняются под его руководством. Проще говоря, командиры крыльев, стоящих на палубах авианесущих крейсеров, имели как бы двух командиров. Первым был командир крейсера. Но стоило геирсаду Терен послать соответствующий запрос командующему Восточным флотом, как командир крейсера получал приказ о передаче подчинённого ему крыла авиалётов в распоряжение Терена. По поводу последнего же слухи ходили не очень хорошие. Поговаривали, что тот же Валенсес геирсада просто тихо ненавидит, правда, неизвестно, за что. Видимо, было что-то личное, и, тоже по слухам, именно Терен и подписал приказ о списании Валенсеса из боевых пилотов на учебную базу. Пинтро как-то говорил, что Терена не любят за то, что он ни во что не ставит подчинённых ему людей.

Хотя сейчас об этом подумалось как-то вскользь. Насторожило Серёгу другое: раз на позывные Каринеша отозвался лично командующий, значит, ситуация действительно не из рядовых.

А Терен, тем временем, продолжил:

– «С-7 Рк-2», каковы сейчас курс, высота и местоположение целей?

– Цель пропала с экранов радара, – доложил Каринеш, – Двигалась курсом триста семьдесят тисанов к северо-восточной границе квадрата 52—33.

– «С-7 Рк-2», слушайте задачу. Отправиться к месту, где в последний раз была замечена цель. Определить её курс и скорость, сообщить её точные координаты, затем войти в визуальный контакт и постараться получить как можно больше информации: вооружение – если представится возможным – и примерную длину корпуса. Если по вам будет открыт огонь, разрешено использовать боевое оружие для защиты. Атаку цели самостоятельно запрещаю, при открытии огня по вам старайтесь от боя уклониться. Чтоб передать информацию мне, вы обязаны уцелеть, понятно? И ещё: если вас собьют, спасательная операция будет проведена только в случае, если позволит боевая обстановка. Поэтому постарайтесь, чтобы этого не произошло, ясно?

– «С-7 Рк-2» понял, – отозвался Каринеш.

– «С-7 Рк – 3»? – вызвал Терен.

– «С-7 Рк-3» понял, – отозвался Дементьев, притопив-таки кнопку вещания на дальнюю связь, на которую косился ранее.

– Хорошо. Действуйте по обстоятельствам, но мой совет: по приближении к цели разделитесь, чтоб получить свободу маневра и не мешать друг другу. До связи.

– Ну, что, курс ровно ноль? – спросил Каринеш уже по ближней связи, правда, Серёга едва услышал его: в динамики шлема сейчас шло сразу два сигнала. Один – это связь ближняя, второй – это переговоры, которые какое-то звено перехватчиков вело с диспетчерской на той самой «тридцать два – пятьдесят два» – частоте средней авиации.

– Лучше триста девяносто, – ответил Серёга, убавив громкость дальней связи, чтоб не мешала, – Если цель движется на северо-восток, то так мы вернее с ней пересечёмся курсами.

– Тоже верно, – согласился Каринеш, – К повороту?

– Давай. Пойдём пока прежним строем.

– Хорошо… Один, два!

Штурвал резко вправо от себя, поворот на шестьдесят тисанов к северу, в принципе, является крутым. Хотя это смотря по траектории, можно и плавно, конечно, но тогда зачем вся эта пресловутая маневренность перехватчика? Нет, уж если машина позволяет, лучше уронить её на крыло, а потом выровнять – что, в принципе, почти синхронно оба «солокса» сейчас и проделали.

Чуть-чуть подкорректировать курс – ну это как всегда, это уже привычно, хотя стоит признать, с каждым разом эта корректировка становилась всё меньше и меньше. Это постепенно вырабатывался навык сразу по окончании поворота выходить на нужный курс одним только плавным его, поворота, завершением. Видимо, дело тут было в том, чтобы попросту привыкнуть к своей машине, её инерции, которая и без того у «семёрок» была небольшой.

Теперь они шли под небольшим углом на север, где-то между отметками «триста семьдесят пять» – то есть север-северо-восток и «ноль» – то есть север.

– Серёга, а ведь это, по сути, боевое задание, – нарушил молчание Каринеш, – И я тут подумал: а вдруг на палубах тех кораблей есть авиация? Ведь раз Терен назвал их «целью» – стало быть, это или островитяне, или пираты. А помнишь, Валенсес говорил, что Жингкон и Вивия являются одними из главных убежищ для пиратов, а у тех даже палубная авиация есть?

– Ну, на этих трёх её может не быть, – предположил Дементьев, – А ты к чему, вообще-то, об этом заговорил?

– А к тому, дружище, что высота этих кораблей всего сто пятьдесят, а высота облачности: от четырёхсот семидесяти до восьмисот двадцати. А мы идём на девятистах. То есть для визуального контакта нам придётся снижаться на четыреста пятьдесят, а это не самая удобная высота для перехватчика. Мало того: это ещё и не наша рабочая высота, то есть чувствовать мы себя на ней будем крайне неуютно – воздух там, на средних высотах, более плотный, чем здесь.

– Ну, это-то и так понятно, – перебил Серёга, – И к чему ты об этом, всё-таки?

– Да к тому, понимаешь, к тому, что, сколько тебя помню, у тебя всегда неплохо получалось планировать, – ответил Дерас, – Проще говоря, мы имеем только приказ: что делать. А как это сделать: надо подумать, понимаешь?

– Хорошая мысль, Дерас, – ответил Дементьев, – Тогда давай вспоминать, что мы вообще знаем о таких кораблях, каковые, возможно, нас там встретят.

– Что по большей части они сделаны из бывших транспортников, захваченных пиратами и переоборудованных, – хмыкнул Дерас.

– И, при этом, оборудованных чем попало, – дополнил Дементьев, – То есть, вряд ли у них там имеется полноценная система противоавиационной обороны. Если и есть у них на палубе авиация, то я сомневаюсь, что это новейшие перехватчики. Да и к чему им и то, и другое? Значит, в любом случае, наше безусловное преимущество – это высота и скорость. Если спустимся ниже облаков заранее, нам, скорее всего, конец. Предлагаю подобраться поближе на большой высоте. Тогда успеем заметить, что вылетит нам на встречу: если авиация, то один из нас постарается оттянуть их на себя и увести подальше. Если ракеты, то думаю, успеем их сбить, благо, на крыльях у нас 1,5/6С, они в качестве противоракет подходят хорошо. Ну а там – в пикирование, проходим сквозь облака, выравниваемся, пролетаем мимо них так, чтоб всё рассмотреть, и снова уходим на высоту.

– А если у них и то, и другое? – спросил Каринеш.

– Тогда разделяемся сразу, – ответил Серёга, который уже примерно представлял себе ситуацию, – Один постарается стянуть на себя авиацию врага, второй пытается прорваться сквозь противоавиационную защиту.

– И кто же будет подставляться под авиалёты врага?

– По обстоятельствам, дружище, по обстоятельствам, – хмыкнул Серёга, – Вот они!

Трижды пискнул радар, показав подряд три цели. Сомнений не было – они самые, три корабля, идут прежним курсом, вот только скорость добавили.

– Оружие на боевой взвод, – напомнил Дементьев, сам щёлкнув тумблер, включающий пульт управления огнём.

– Давай-ка лучше ты на позицию ведущего, – сказал Дерас.

– Валенсес тебя же назначил, – возразил Серёга.

– Ага, – согласился Каринеш, – Вот только назначил он меня ведущим в учебном разведывательном полёте. Тебе не кажется, что обстоятельства изменились? К тому же план действий неплох, и он – твой. А стало быть, только ты полностью представляешь себе, что делать. Поэтому и вести тебе.

С этим спорить было трудно, и Серёга согласился. Авиалёт Каринеша немного сбросил скорость, а когда Дементьев обогнал его, добавил снова, расположившись на длину корпуса сзади – это называлось дистанцией; и на размах крыльев левее – это звалось интервалом.

– Набираем высоту до тысячи семисот, – распорядился Серёга, потянув штурвал на себя. Авиалёт задрал нос вверх, но не круто, а немного. Резкий набор высоты в планы Дементьева никак не входил, дистанция до противника позволяла пока не совершать крутых маневров. Левая рука легла на пульт управления огнём.

У «семёрки» было три гашетки: одна на штурвале в передней части, под указательный палец – отвечала за пулемёты. У перехватчика их было два, малого калибра, но зато высокой скорострельности. Крупный калибр нужен истребителям: им атаковать катера и другие цели с толстой обшивкой, которую надо пробить. У штурмовиков так вообще стояла самая настоящая автоматическая пушка, стрелявшая разрывными снарядами и поэтому способная повредить даже лёгкую бронетехнику. А вот перехватчик – авиалёт, приспособленный для борьбы с себе подобными машинами, а на авиалётах толстой броне взяться неоткуда. Зато и попасть по ним сложнее из-за их подвижности – именно поэтому перехватчик был оборудован сразу двумя скорострельными пулемётами, по темпу стрельбы превосходившими все аналоги на других типах. Чем больше зарядов за то же время выпущено, тем больше вероятность того, что хоть один, но попадёт. А в случае с оружием «солоксов» скорострельность была такой, что там, где попала бы одна, цель находили сразу три пули.

Ещё одна кнопка спуска располагалась наверху штурвала – это управление подвесками на кончиках крыльев, где всегда висели ракеты 1,5/6. Особенность этих ракет как раз подходила для перехватчика – мощности заряда вполне хватало для уничтожения любого авиалёта, а в воздушном бою маневренность ракеты очень и очень ценится. Область применения перехватчиков как раз донельзя тесно пересекалась с тактико-техническими характеристиками этих ракет, поэтому подвески на кончиках крыльев были специально оборудованы только и исключительно под класс 1,5/6. Мало того: ракету, висящую на подвеске под крылом, нужно сначала высвободить из захватов, чтобы она при запуске своего двигателя не ударила бы реактивной струёй в плоскость крыла машины. А это хоть и небольшая, но потеря времени. В воздушном же бою это маленькое запаздывание пуска могло стать фатальным. Если ракету расположить на кончике крыла, то запаздывание уже не требуется – реактивная струя её при этом по большей части уйдёт в воздушное пространство, слегка задев кончик, да и то случится это уже тогда, когда её выхлопные газы успеют остыть. На тех же штурмовиках или истребителях такие крепления не применялись, и гашетке можно было назначить управление любой из подвесок. На «Солоксах» этого не требовалось – поэтому и управление огнём на них было проще.

Третья кнопка располагалась в задней части рукояти штурвала, под большой палец – а вот на ней уже было переключение. Подвески на средней части либо нижних плоскостей крыльев, либо верхних. Ракеты на них навешивались из расчёта наибольшего удобства применительно к тому заданию, которое перед вылетом получал авиалёт. Сегодня там висели ракеты 2/7,5Е, самые маневренные ракеты в классе 2/7,5. Поэтому Дементьев, не колеблясь, задействовал их, даже не переключая. Ведь и на верхних, и на нижних плоскостях стояли те же ракеты, так что разницы никакой. Опустеет одна, бортовой компьютер автоматически переключит управление подвеской с опустевшей на полную.

Тем временем вертикальная световая линейка прокрутки всё бежала вниз, показывая возле отметки всё большие числа, и уже приблизилась к значению «тысяча шестьсот девяносто пять».

– Выравниваемся, – сказал Дементьев, глядя, как на лобовом стекле прямо впереди зажглось перекрестие прицела пулемётов, а по бокам от него появилась пара световых квадратов – это подвеска кончиков крыльев; и между ними и перекрестием прицела – пара ромбов, обозначавших направление пуска ракет со средних подвесок. Нажми на гашетку сейчас – и именно в этих светящихся ромбах на стекле и будут наблюдаться дымные хвосты стартовавших ракет, не имеющих захваченной их боеголовками цели.

А цель, к слову сказать, на экране радара стремительно приближалась – высота увеличилась, плотность воздуха стала меньше и скорость возросла, заодно увеличив давление внизу крыла, державшее авиалёты в воздухе.

Выровнялись окончательно, забравшись почти под потолок – две тысячи тсэров, то есть два гауста высоты. Дальше турбинам начинало уже не хватать кислорода, такая вот неприятная особенность эмиадийской атмосферы. Тысяча семьсот – тоже хорошая высота для перехватчика, почти «рабочая» – но штурмовики и истребители обычно работали гораздо ниже, что, опять же, увеличивало время для выхода на цель и последующей атаки.

Поэтому чаще – от шестисот до тысячи двухсот. Но случай был не обычный, поэтому и высота была тоже не привычной.

Писк радара – новые объекты, на сей раз четыре и все при этом точечные. Идут с большой, слишком высокой для авиалётов, скоростью, по крутой вертикальной траектории.