– Фу, какой кошмар!
– Тебе это не грозит, дорогуша. Максимум, что тебя ждет, это севшие батарейки в твоем животе и полная потеря интереса к тебе из-за этого. Хотя… Мы не учили один фактор.
– Какой? – хором спросили мы.
– Второго ребенка. Судя по всему, нам всем предстоит как минимум радовать его во младенчестве. И хорошо, если нас всех тут уже не будет, когда братья начнут драться за игрушки. Ох, не хотел бы я дожить до этого момента.
– Ты прямо мастер по части радужных перспектив!
– Я все. Я передумала. Я хочу обратно, домой, к маме с папой. И никаких зайцев, никаких Ричардов и никаких младенцев, – запаниковала Лиетта.
– Ага, вот так все разом взяли и свалили обратно в свои жизни!
– Мне надоело все это! Надоело это «я тебя люблю», надоело смотреть, как издеваются над вами, надоело быть этим дурацким зайцем! Я, между прочим, человек! – паника грозила перерасти в истерику. Надо было что-то делать.
– Мы все тут «человеки», Лия. И мы сделаем все, чтобы побыстрее отсюда свалить. Слышишь? Все будет хорошо. Мы со всем справимся. Ты не одна. У тебя есть мы.
Начавшая было всхлипывать зайка, немного успокоилась. Растерянность в ее взгляде уступала место решимости.
– Да, ты прав! Надо постараться исчезнуть отсюда побыстрее. Джон, ты же видел других «переселенцев»? Как долго они были тут?
– Ну, Диана, то, что была драконицей, чуть больше года, а Себастиан-Супермен попал в другой дом, поэтому не знаю. Но в этом доме он провел около четырех лет.
Ох, зря она это спросила!
– Че-четыре?
– Около.
– Уедрит твайу чьерриз карамислоу!
– Лия, но это ведь вовсе не значит, что с нами будет так же. Может, там вообще запущенный случай. А мы-то делаем успехи!
– Четыре… – она меня не слышала. – Четыре…
– Джон?
– Дай ей пару минут. Она справится.
– Но…
– Том, она не такая нежная, как кажется. Дай ей время.
– …Ладно, – молвила зайка, спустя несколько минут. – Четыре, значит, четыре. Не десять же! Все равно другого выхода нет. Живем, товарищи! Здесь и сейчас!
– Э-э-э…
– Том! – шикнул на меня солдат. – Молодец, девочка! Так держать!
* * *
Все утро шестого января Ричард провел, собираясь в гости. Он то и дело брал игрушки, укладывал их в маленький рюкзачок, доставал, менял, перекладывал. Изредка задумчиво посматривал на меня, и даже пару раз брал солдатика в руки, но возвращал его обратно на кровать.
Когда Джессика вошла в детскую, Ричард уже упаковал игрушки и дорисовывал свою «картину», сидя за столиком.
– Мама, я дедушке и бабушке рисунок нарисовал!
– А ну-ка, дай посмотрю. Ух, ты! Как красиво! Это елочка? А рядом ты, я и папа? А это у меня что?
– Это братик в животике.
– А-а-а. Как ты хорошо придумал! Думаю, твой подарок им понравится. Ты готов?
– Да. Я взял с собой конструктор, Бамблби и гараж с машинками. А солдатика брать не буду. А то если сломаю, папа его выкинет.
– Это правильное решение. Ну что, поехали?
– Поехали!
Малыш взял маму за руку, в другую ручку взял рюкзак и они ушли.
Мы втроем оказались на кровати и это меня определенно радовало. Правда, я был бы рад еще больше, если бы Лия сидела у меня на коленях, но, с другой стороны, так я видел ее глаза.
– Ну что, друзья, чем займемся?
– Огласите весь список развлечений, пожалуйста, – съехидничал Джон.
– Ну-у-у… Можно поговорить о чем-нибудь. Или поговорить. А еще можно… поговорить.
– Даже не знаю, что выбрать. Наверно, последнее.
– Отличный выбор!
– Итак… Теперь выбираем тему.
– Смешные ситуации из жизни, – быстро вставил солдат, не дав Лие даже раскрыть рта.
– Лия, ты что-то хотела предложить? – тем не менее, решил поинтересоваться я.
– Нет… Нет, меня вполне все устраивает. Первым начинает тот, кто предложил.
– Да без проблем! Дело было в старших классах. Одноклассники любили надо мной прикалываться, и вот однажды, пока я был в школьном душе после урока физкультуры, они забрали всю мою одежду, включая трусы, а на ее место повесили женское мини-платье и босоножки на каблуке, которые были мне к тому же малы на два размера. И вот, подхожу я к своему шкафчику и вижу это… Делать нечего! Не ехать же голым домой. Надел на себя платье, красное, с вырезом на груди, попытался натянуть босоножки, порвал на них пару ремешков, но все же справился. И гордым шагом, больше напоминающим походку парализованного кузнечика, вышел из раздевалок. Признаться, я думал, что эти юмористы умрут со смеху. Но видели бы вы глаза учителя физкультуры, который, как назло, проходил мимо. Да я тогда вообще всю школу повеселил! Они потом еще долго называли меня Джоанной. Тогда было довольно обидно, но я старался держать лицо. Сейчас же это кажется просто забавным.
Мы с Лией смеялись в голос, предполагая и приукрашая образ Джоанны, рисуемый нашим воображением. Джон, привыкший к насмешкам из-за своей внешности, увлечений и образа жизни, снисходительно выслушивал нас, после чего с улыбкой добавил:
– Угомонились? Кто следующий?
– Дамы вперед.
– А чё сразу дамы? Давай, джентльмен, прикрой меня своей широкой спиной! – после таких слов я растаял.
– Ладно. Как-то раз пошли мы с ребятами в парк…
…Мы рассказывали друг другу смешные и нелепые случаи из своей жизни, затем переключились на веселые истории, услышанные нами от других людей, слово за слово, темы сменялись одна за другой и мы даже не заметили, как за окном стемнело. Когда часы пробили одиннадцать часов ночи, стало ясно, что домой никто не вернется.
Не приехал никто и на следующий день, поэтому Рождество мы праздновали в узком «семейном кругу», тихо и не двигаясь с мест. Наши тела затекли и просили хоть какого-то движения. Мы все, включая измученного играми солдата, были согласны на любую, самую бесшабашную идею Ричарда, лишь бы он поиграл с нами.
Но малыш не вернулся ни восьмого, ни девятого, ни даже десятого января.
Я никогда даже представить себе не мог, что игрушки могут ТАК скучать по хозяину. Темы для разговоров кончились на третий день, а потому мы все откровенно скучали. Утешало только то, что через сутки нас ждало полнолуние и свобода! А еще веселье, поскольку Лия должна была нам с Джоном по желанию, проиграв недавний спор. Вряд ли она горела от нетерпения отдать должок, но полную луну жаждала увидеть не меньше нашего.
К вечеру одиннадцатого числа дверь с грохотом распахнулась и Ричард, кидая рюкзак на пол, в два прыжка взгромоздился на кровать.
– Ми-и-и-ишка! За-а-айчик! – малыш обнял нас и тут же стукнул Лию кулачком в живот.
– «Я тебя люблю».
– Не могу ответить взаимностью, – буркнула она, когда в ее легкие вернулся воздух, – но видеть тебя рада.
– Солдати-и-ик! О, сейчас, – он спрыгнул с кровати, умчался вниз, вернувшись через несколько секунд с пакетом в руках. – Та-а-ак. – Ричард начал доставать новые игрушки: огромного интерактивного динозавра, джип на пульте управления и коллекцию новых машинок. – Вот.
Затем он вытряхнул из своего рюкзака его содержимое, посмотрел на образовавшуюся гору, и принялся расставлять всех на исходные позиции, очевидно, готовясь к игре.
Мы по-прежнему лежали на кровати, немного помятые, но счастливые. Как бы там ни было, что бы ни придумал этот мальчишка, а без него было туго. Во время его отсутствия нам стала очевидна одна простая истина: ценить нужно то, что имеем. Даже такого мучителя, как Ричард. По-любому, этот вариант хозяина-ребенка не самый худший из возможных.
– Эй, есть кто живой? – крикнул в надежде я. – Эй, новенькие!
Никто не ответил. А жаль. Чем больше народу, тем веселее было бы коротать заточение.
– Аррррр! – динозавр начал свое наступление на дракона, который был меньше его раза в три. – Виу-у-кхе-кхе-кхе, – закашлялся малыш. – Бдыщщщ!
– Он же не кашлял, – забеспокоилась Лия. Вот оно, женское внимание к мелочам!
– Не кашлял. Теперь кашляет.
– А он может нас заразить?
– Нет, души не заражаются. Только тела.
– Хорошо. То есть плохо. То есть хорошо, что нам это не грозит, но плохо, что ему нездоровится.
– Подожди еще. Может, просто поперхнулся.
– Хоть бы «да».
–…Хоть бы «нет»… – констатировал Джон, когда минут через пятнадцать Ричард снова закашлял, на этот раз достаточно сильно.
ГЛАВА 10
Едва стрелки часов сомкнулись на цифре двенадцать, мы втроем сорвались со своих мест. Сил сидеть не осталось больше ни у кого, тела ныли и просили разминки.
За весь вечер Ричард так и не прикоснулся к нам. Единственное движение, которое ждало нас всех – смена места дислокации. С кровати меня и Лию пересадили на пол, а Джона отправили на стол по просьбе мальчика. Малыш действительно приболел и к ночи стал совсем вялым. Дав ему лекарство от кашля, Джессика укутала его в одеяло, подождала, пока сын уснет, и тихонечко вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. За окном завывал холодный северный ветер, гоня по небу стаи снеговых туч, которые давали нам повод поволноваться о видимости луны. На тот момент до полуночи оставался еще час.
И вот свобода! Лично я прыгал по всей комнате, ничуть не заботясь о том, что могу во что-нибудь врезаться или кого-либо задеть. Друзья, по-видимому, тоже были опьянены возможностью двигаться, а потому бегали, размахивали руками и вопили от радости. Продолжалось это минут пятнадцать. Это все, на что нас хватило. Отвыкшие от работы мышцы давали о себе знать, дрожа и покалывая. К ним присоединилась одышка, да такая, как будто мы марафон бежали. Тем не менее, мы все были несоизмеримо счастливы.
Устав и присев в кружок около кровати Ричарда, мы обсуждали, болтая ногами, кому какой чай нравится в зависимости от сезона года, когда Джон вдруг вспомнил о желании, которое Лия была нам должна. Приняв во внимание тот факт, что она – девочка, мы решили объединиться и дать ей одно задание от нас обоих.
– Говорил я тебе: нечего спорить со старшими, – назидательно сказал солдат зайке.
– Ой, нашелся старичок! Ничего, я еще отыграюсь! Советую это учесть, когда будешь придумывать что-то для меня.
– Хочу, чтобы ты станцевала ламбаду! Если, конечно, Том ничего не хочет добавить.
– Хочет! В танце должен участвовать и хвостик тоже. Уж очень мне хочется на это посмотреть! – потер я ладони.
– Так и быть, мотивчик напою, – издевательски подхватил Джон.
– Вот и кто вы после этого? – еле сдерживая улыбку, но все же пытаясь казаться обиженной, спросила зайка.
– Выигравшая спор сторона. Если хочешь, можем вернуть два желания, – подмигнул я.
Поняв, что ничего хорошего я загадать не мог, а также примерно проследив ход моих мыслей, она быстро замотала головой:
– Нет-нет-нет! Танец, так танец. Эй, радио, давай уже, пой.
– На-а-а-а, на-на-на-на, на-на-на-на-на-на-на-на-на-а-а-а-а-а, – запел солдат, чуть фальшивя.
Лия, как и положено, задвигала попой, не забыв повилять хвостиком. Зрелище получилось презабавное и одновременно настолько умилительное, что я на миг даже подвис, глядя на нее. А потом расхохотался. Нет, надо отдать ей должное, с пластикой у нее было все в порядке! Извиваясь и прогибаясь, она нарочно строила смешные гримасы, дабы отвлечь нас от всяких дурных мыслей, которые определенно должны были лезть в головы двух мужчин, наслаждающихся танцем молоденькой девушки. Конечно, сейчас все это выглядело очень даже комично: поющий, хлопающий в ладоши и едва не пускающийся в пляс солдат, улыбающийся плюшевый медведь с горящими глазами и танцующий розовый заяц. Но мы давно научились видеть друг в друге души, абстрагируясь от временной игрушечной внешности.
Лия меня зажгла! И она это знала. Я смотрел на нее и едва ли не облизывался, подавляя желание схватить и впиться страстным поцелуем в ее нежные губы… Останавливало меня лишь то, что губ как таковых у нас не было, да и плюшевый привкус поцелуя вряд ли добавил бы романтики в наши отношения. Однако, мне, как молодому мужчине в полном расцвете сил, стоило немалых усилий оторвать от нее пожирающий взгляд, когда она закончила танцевать.
Демонстративно поклонившись, Лиетта важно прошла мимо нас на свое место, не забыв напоследок вильнуть хвостиком и подмигнуть мне. Вот заразка!
– Браво, браво! – аплодировал ей Джон. Может, на бис?
– В следующей жизни, дорогой, – сладко пропела Лия.
– Ради такого придется поискать тебя.
– В очередь! – отозвался я.
– Ты меня собираешься искать? – удивленно спросила зайка.
– А ты меня нет? – стало как-то обидно.
– Ну, я не думала еще об этом. Неизвестно, сколько мы тут пробудем. Может, через годик-другой мы с тобой станем заклятыми врагами. А может, к нам подселят более уравновешенную особу, которая не будет портить тебе жизнь своими выходками.
– Ну, нет. Еще одну я не выдержу, – рассмеялся я.
– Ах, ты… – она легонько ткнула меня в плечо и притворно надулась.
– Ты определись: ты меня ревнуешь или все же надеешься, что я уйду к другой?
– Я тебя не ревную. Но если посмотришь хоть одним своим пластиковым глазом на другую бабу, я тебе этот самый глаз… – она жестом показала, как хватает его и, проворачивая, вырывает. И, судя по ее хищному взгляду, скорее всего, вместе с половиной головы.
– Эммм, я вам не мешаю?
– Нет, что ты! – наигранно повернулась Лия к Джону, состроив лицо а-ля «я сама любезность». – Попкорн?
– Да, не откажусь. Что сегодня показывают? Роман? Драму? Триллер?
– Боевик, если этот, – она махнула головой в мою сторону, даже не поворачиваясь, – еще хоть раз заикнется о другой женщине.
– Вообще-то я начал с того, что буду искать тебя после перерождения. А второго «переселенца» женского пола нафантазировала уже ты.
– Ах, так я еще и виновата?
– О, Боги!
– Погодите, ребят. Я тут вот о чем подумал: скорее всего, в следующей жизни мы не будем ничего помнить из этой. Это же логично. Никто не помнит. Вы хоть раз встречали человека, который бы рассказывал о предыдущих жизнях? – он выдержал двухсекундную паузу, прицокнув языком. – Вот и я – нет. Так что вряд ли мы встретимся. А если и встретимся, то никто ничего не вспомнит.
– А если попробовать попросить небожителей не стирать память? – предположил я.
– Ты серьезно? Думаешь, до тебя еще никто до этого не додумался?
– Не знаю. Но я все равно попытаю счастья, когда придет время.
– Зачем? Неужели у тебя была такая классная жизнь, о которой ты забывать не хочешь?
– Я не хочу забывать эту жизнь. И не хочу забывать вас. А прошлая… Пусть горит синим пламенем! – память издевательски подкинула картинку, где я одним ударом с ноги по ребрам обрываю жизнь молодому пареньку, заступившемуся за девушку. Я мотнул головой, отгоняя негативные мысли.
– Думаю, тебя даже слушать не станут.
– Вот и прове…
В этот момент Ричард заворочался в кровати, мотая головой. Мы насторожились, готовые занимать свои места. Но мальчик не проснулся. Через пару минут к его беспокойному сну добавились едва различимые слова, лишенные всякого смысла:
– Дракон не ест… Машина… Зеленый краснее… Окно… Там мокрая… Солда… Папа, он воевал… Ехать не буду…
– Да он бредит! – вскрикнула Лия.
Мы кинулись к нему. Я помог взобраться на кровать зайке и солдату, после чего залез сам. Джон побежал к Ричарду, собираясь потрогать его лоб – солдат единственный из нас троих мог это сделать, нам с Лией мешал слой плюшевой шерсти на лапах.
– Да он горит! – отдернул руку Джон. – Градусов сорок, не меньше!
– И-и-и… И что нам делать?
– Надо звать Джесс и Билла.
– Ты с ума сошел! Как мы это сделаем? Нам же нельзя…
– Есть ситуации, когда нужно думать в первую очередь не о себе!
Мы не нашлись, что ответить, лишь растерянно смотрели на Джона, принявшего на себя командование.
– Но что мы можем?
– Дайте подумать. Выйти отсюда не получится…
– Почему?
– Ручка тугая. Мы когда-то пытались с теми, кто был тут до вас. Даже время терять не будем. Хммм… Шум! Нам нужен шум!
– И?
– Так-так-так… Это не то, это нет, это… Кубики! Они деревянные. Строим башню и рушим ее. При ударе об пол будет грохот. Должно сработать.
Мы дружно кинулись к ящику с игрушками. Джон прыгнул в него первым, зарывшись и вытаскивая из глубины нужные нам кубики. Я брал их и передавал Лие, которая строила саму башню.
Кубиков оказалось немного, но их вполне хватило, чтобы башня начала шататься.
– А теперь ломай! – скомандовал Джон.
Я выбил самый нижний кубик и сооружение рухнуло. Тихо. Слишком тихо. Ковер поглотил звук от удара и деревяшки беспорядочно рассыпались по полу.
– Не вышло. Так, Лия, убирай кубики обратно в ящик, мы сейчас что-нибудь… – он огляделся. – Нам нужен такой шум, чтоб наверняка! Что? Что? Что? Есть! Том, видишь ту фоторамку?
На полке над столиком для рисования едва различимо угадывались очертания прямоугольника, являющегося рамкой для фотографии.
– Нам ее не достать!
– А мы и не будем, – хитро посмотрел на меня Джон.
– Ты что удумал?
– Подкинь меня.
– Ну, уж нет!
– Это не обсуждается! Рискнешь ребенком в угоду своим «не могу, не хочу, не буду»?!
– Джон, ты…
– Я сказал, кидай! Я постараюсь зацепиться за рамку и скинуть ее вниз, на стол. Звук разбившегося стекла должен привлечь родителей. Кидай! – рявкнул он.
Руки сами взяли солдата, и, прицелившись, со всей силы швырнули вверх. Долетев до рамки, Джон ухватился за нее руками и ногами. За моей спиной Ричард протяжно застонал, и я отвлекся, упустив самый важный момент. Повернувшись, я, словно в замедленной съемке, видел, как падает рамка, и как вместе с ней падает спиной вниз солдат, не разжимая мертвой хватки.
Грохот пронесся по комнате, а в следующую минуту в комнату ворвался отец. Мы с Лией еле успели сесть у кровати в ту позу, в которой нас оставили с вечера.
– Что тут… – он огляделся, всматриваясь в темноту, а затем услышал стон мальчика.
Билл подошел к сыну, положил руку ему на лоб, затем судорожно ощупал его: руки, ноги, живот и бросился прочь из детской. Через несколько долгих секунд снизу до нас донеслось:
– Алло, скорая?
* * *
После приезда медиков и жаропонижающего укола, отец забрал мальчика к себе в спальню. Мы справились. И весьма вовремя, потому что температура у малыша была запредельная – сорок один градус.
Когда все стихло, и можно было осмотреться, я поднялся и направился в ту сторону, где должен был находиться наш герой, попросив Лию остаться пока на своем месте.
В крошеве стеклянных осколков и обломков рамки, на столе валялся Джон. Точнее, то, что от него осталось. От удара все клеевые швы разом разошлись, разбросав руки-ноги-голову-тело по всей поверхности столешницы.
– Джон, ну ты красавчик!
Мои слова утонули в тишине.
– Джон? Эй, дружище!
…Тишина была какой-то неправильной и пугающей. Потерять сознание он не мог, эта способность была в нас заблокирована. А потому…
– Джон! – пугаясь собственной догадки, надрывно позвал я.
Солдат молчал. Сломанная в нескольких местах, бездушная игрушка лежала на столе. Джон Рикс вновь пожертвовал собой ради другого человека.
А я… Я убил его. Дважды.
* * *
– Но он же не мог умереть! – доказывала мне мою же невиновность Лия. Мы сидели бок о бок около кровати Ричарда и пытались осознать произошедшее.
– Ага, он просто крепко уснул! – огрызнулся я на нее, хотя зайка этого не заслужила.
– Я не это имела ввиду. Я говорю тебе, что убить, пусть и случайно, ты его не мог. Джон же сам рассказывал, что есть только два выхода из этой «жизни»: призыв на небо для перерождения и «обнуление».
– Значит, второе. И я подставил его. Надо было самому лезть наверх. Ну, зачем я его послушал?
– Он тогда так рявкнул, что даже мои руки потянулись, чтобы его бросить. Да и потом, почему ты думаешь, что его накажут? Может, наоборот! Лично я не увидела в этом солдате ничего от того соплежуя, которым он мне представлялся из его рассказов. Это два разных человека. На того плюнь – и перешибешь, а наш Джон – да за таким только в бой идти!
– Доля правды в твоих словах есть, – немного подумав, сказал я.
– Почему «доля»?
– Да потому что он нарушил правила.
– Подожди! Давай посмотрим на это с другой стороны, глазами людей: где Джесс оставила солдатика, когда укладывала спать Ричарда?
– На столе.
– Когда Билл зашел в комнату, где лежал солдат?
– На столе.
– И-и-и?
– Что и-и-и?
– Ну как что?! Теоретически Джон ничего не нарушил. Просто на него сверху по какой-то неведомой причине упала фоторамка, разбившись, и разбив его. Все! Никакого криминала нет. Джон был на своем месте! Он же не побежал в спальню к родителям, дабы разбудить их там пинками. Ну, подумай сам, Том!
– Ладно, пожалуй, ты права. Будем надеяться, что у Джона скоро начнется новая, человеческая жизнь. Жаль, конечно. С ним было интересно.
– И весело, – грустно добавила зайка.
– Ты же говорила, что он зануда?
– Говорила. А что, я должна была рассказать ему, какой он классный? Иногда он был действительно невыносим. Но порой он мне даже нравился. Как человек.
– Не как мужчина?
– Нет, как человек. Ты что, ревнуешь?
– К Джону? Пффф!
– А зря, – поддразнила меня девочка.
– Ох, и любишь ты искать приключения на… свой хвостик! – я приобнял ее, притянув к себе поближе, оставляя при этом пространство для маневра, если ей вдруг захочется отстраниться.
Она не отодвинулась. Даже, как мне показалось, сильнее прижалась ко мне и замолчала. Лунный свет заливал комнату, но гулять как-то не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Лие удалось меня немного отвлечь от процесса самопоедания, но теперь я вновь погрузился в него. Так и не сумев рассказать зайке, что являюсь убийцей Джона, я считал себя слабаком, которому не хватило духа признать свою ошибку. Но было так страшно, что открой я ей правду, она меня возненавидит или, того хуже, станет презирать. Мой эгоизм брал надо мной верх каждый раз, когда я открывал рот, чтобы признаться. Возможно, если бы мне удалось открыться Лиетте, совесть мучила бы меня малость меньше, а груз вины стал бы чуть легче, но страх лишиться всего того светлого и доброго, что было у меня в этой игрушечной жизни, уверенно перевешивал на весах.
Она сидела рядом. Такая теплая и… «моя». В голове всплыл образ Лии, когда она только попала сюда. Истеричная стервочка, огнедышащая зайка, плюшевая заноза. Да, время, проведенное в заячьей шкуре, пошло ей на пользу.
Мне – тоже. Возможно, моя переоценка ценностей была столь стремительной еще и потому, что всю свою сознательную жизнь где-то там, в глубине души, я понимал, что живу неправильно. Я даже несколько раз пытался изменить себя к лучшему, но срывался, возвращаясь в свою среду и в свое окружение, потому что не представлял, как жить иначе. У меня не было ни образования, ни работы, ни машины, ни дома. Фактически, я был бомжом. Теоретически я был прописан у тетки, но ее вечно недовольное, противное лицо отпугивало меня от ее дома получше любой сигнализации.
Если бы я писал книгу о своей прошлой жизни, она бы, наверно, называлась: «Как жить не надо. Исповедь плохого мальчика». Уверен, она бы стала бестселлером. И почему светлые идеи всегда приходят в голову, когда уже не надо?!
– Лия.
– А?
– Потанцуем? – признаться, я сам от себя этого не ожидал.
– Ты чего? – она запрокинула голову так, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Не знаю. Просто захотелось насладиться последними лучами уходящей луны.
– И как ты себе это представляешь? Ты же больше меня раза в три.
– Я возьму тебя на руки.
– А музыка?
– В голове!
Я подхватил ее так резко, что зайка ойкнула, и закружил в медленном танце. Ее маленькие лапки едва доставали мне до плеч, но я крепко прижимал ее к себе, выписывая круги по комнате.
Когда минутное наваждение схлынуло и я осознал, что делаю, отступать было уже поздно. Из нас двоих только мне было известно, что я ни разу в жизни не танцевал медляк, а потому ударить в грязь лицом Том Райт просто не мог. Тем не менее, покачиваться из стороны в сторону оказалось не так уж и сложно, и вскоре я, окончательно расслабившись, стал наслаждаться моментом, смакуя его, как самый изысканный десерт. Моя плюшевая заноза все глубже проникала в мою душу, наводя там порядок и привнося туда покой и умиротворение.
…Когда последние лучи скользнули по полу, вместилища наших душ уже сидели около кровати, едва касаясь друг друга.
В детской комнате после январского полнолуния остались всего две «живые» игрушки – я и Лия.
* * *
Мне снился странный и весьма реалистичный сон. Причиной тому, возможно, было серьезное эмоциональное потрясение, пережитое накануне.
Я стоял в какой-то светлой, бесконечной комнате. Бесконечной она была потому, что ни стен, ни потолка там не было – в какую сторону ни посмотришь, на горизонте все сливалось в сплошное белое пятно.
Метрах в двадцати передо мной стояли трое: два мужчины, облаченных в легкие светлые рубашки-поло и белые брюки, и паренек в джинсах и темно-сером тонком свитере.
– Кто тут у нас? Ага, Джон Рикс, – заглядывая в планшет, сказал один.
Мое сердце сделало кульбит и застучало в два раза быстрее. Я стоял с широко распахнутыми глазами, но ничего сказать не мог, словно лишился дара речи.
Между тем, не обращая на меня никакого внимания, более старший мужчина внимательно наблюдал за действиями другого, зачитав ему, как я понял, задание:
– Джон Рикс. Двадцать восемь лет. Прошел УДК СУ, то есть «изменение» за год и четыре дня. Пожертвовал собой ради спасения ребенка, осознавая, что отправится на утилизацию. Призван для перерождения (я облегченно вздохнул). Приступай, Эалар.
– Да, Меалор.
Чуть помедлив, словно собираясь с мыслями или настраиваясь, Эалар повернулся к парню:
– Джон Рикс, Вы призваны в небесные чертоги для дальнейшего перерождения. Учитывая тот факт, что Вы спасли ребенка, по правилам Вам полагается одно желание. На обдумывание у Вас есть одна минута. Время пошло.
– Я прошу о месте в раю для моей матери, когда придет ее время, – выпалил Джон, почти не задумываясь.
– Хорошо. Мы учтем Ваше пожелание. Так как Вы просили не за себя, то у Вас есть право на выбор будущей семьи. Прошу Вас посмотреть сюда, – мужчина взял со столика что-то вроде планшета и протянул парню.
Несколько минут Джон смотрел на экран, периодически что-то нажимая на нем, а затем взглянул на Эалара:
– Вот эта.
– Хорошо. Вы будете первенцем в этой семье. Вас устраивает?
– Да.
– Прошу Вас пройти в капсулу для ликвидации воспоминаний. Вся Ваша память будет стерта. В новой жизни Вы не вспомните ничего из того, что было с Вами до этой минуты, а также часом позже. Амнезия наступит через час после процедуры, – он осторожно взял Джона за локоть и провел к устройству, напоминающему душевую кабинку.
Я усмехнулся, осознав, что вся ирония игры слов заключалась в том, что это действительно была «душевая кабинка». Вот только предназначалась она не для душа, а для души.
Когда автоматические двери из матового стекла сомкнулись, Эалар нажал несколько кнопок на панели управления, и капсула засветилась мягким голубоватым светом. Через несколько минут створки бесшумно разошлись в стороны, выпустив Джона.
– Как Вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Голова не кружится?
– Нет.
– Как Вас зовут? – это уже Меалор.
– Джон Рикс.
– Отлично, – сказал старший, и что-то пометил у себя в планшете. – Продолжай, – кивнул он ученику.
– Джон, сейчас мы пройдем в другое помещение, где Вас подготовят для спуска в мир людей. У вас есть ко мне вопросы?
– Нет.
– Хорошо. Тогда прошу Вас, – он указал рукой вперед, показывая на невесть откуда взявшуюся дверь. Просто дверь посреди пустоты.
Меалор проследовал за ними, делая пометки, и все трое исчезли в дверном проеме. Повисла тишина. Я пытался осмотреться, но ничего, кроме капсулы и стола с лежащим на нем планшетом там не было. Спустя несколько минут двое мужчин вернулись обратно, без Джона.
– Итак, Эалар. Контрольное испытание пройдено на «отлично» с одной поправкой. После капсулы первое, что нужно узнать – это имя, чтобы оценить, не наступил ли мгновенный эффект, без отсрочки. И лишь потом следует интересоваться самочувствием. А то может случиться так, что дух пожалуется тебе на головную боль, и ты дашь ему вторую «дозу». Ведь в учебнике что написано?
– Головная боль, равно как и головокружение – первый признак некачественно проведенной операции по ликвидации памяти. Необходимо повторение процедуры, – отчеканил зазубренное правило ученик.
– Верно. А если он в этот момент уже не помнит своего имени? Тогда вторая «доза» ему не нужна! Ему нужна корректировка. Но ты этого не знаешь. И засунешь его снова в капсулу, тем самым сделав душу непригодной для перерождения.
– А такие случаи были?
– Когда-то давно были. Чтобы этого не произошло, сейчас на испытаниях присутствуем мы, наставники.
– И куда потом эти души? Ну, которые непригодные? – не унимался Эалар.
– Они остаются здесь. В качестве работников. Их «перезагружают», обучают нужному виду деятельности и предоставляют рабочее место.
– Так это… – он покрутил пальцем в воздухе.
– Не все, но многие. Довольно вопросов. Испытание ты прошел. Завтра можешь приступать к своим обязанностям. В отряд АГД вступишь сегодня. Я извещу тебя о времени.
– Да, Меалор. Спасибо! – мужчина склонил голову, после чего повернулся, чтобы уйти. Старший тоже направился было к выходу, которым служила, очевидно, вновь возникшая из ниоткуда дверь, но его взгляд врезался в меня.
– Это что еще такое?! – нахмурился он.
– Не знаю, – растерялся ученик.
– Ты кто и что тут делаешь? Как ты сюда попал?
Я молчал, не потому, что не хотел говорить, а потому, что не мог.
– Сейчас, – Эалар навел на меня планшет, нажал несколько раз на экран, после чего выдал, – тут крепкая эмоциональная связь с душой, которая только что была здесь.
– Но такая связь не дает возможности проникнуть сюда. Ищи! Должно быть что-то другое.
– Сканер больше ничего не видит.
– Сканер, сканер, – проворчал Меалор, – технике никогда нельзя верить на сто процентов, – он подошел ко мне вплотную, заглянув, как мне показалось, внутрь меня, хотя смотрел просто в глаза. – Да, эмоциональная связь есть. Но есть еще что-то… Вина! Огромное чувство вины по отношению к той душе. Посмотри в планшете, кто это и откуда это чувство?
– Уже. Это Том Райт. Приговорен к УДК СУ (перевоспитанию) в июле прошлого года. Помещен в тот же дом, где был Джон Рикс. Постойте, – он вцепился в планшет так, что его пальцы побелели, – он его убил!
– Кто кого убил?
– Вот этот, Том, в прошлой жизни убил Джона. По неосторожности, как сказали бы в Среднем мире.
– Так вот оно что! – протянул Меалор. – Ну, тогда понятно, откуда такая крепкая связь. Однако, мистер…
– Райт, – подсказал Эалар.
–… мистер Райт, Вас тут быть не должно. Встретимся, когда придет Ваш срок. Сейчас вы забудете все, что тут видели и очнетесь в том же месте, где находились до того, как попали сюда, решив, что просто крепко спали, и Вам ничего не снилось.
Он щелкнул пальцами, комната передо мной поплыла, а в следующий миг я открыл глаза уже в детской. Моргнув несколько раз, я попытался стряхнуть с себя остатки странного сна. Так все натурально…