Коготь и Осьминог

– Я начну с соли.

После уроков они впервые вместе пришли к заброшенной пожарной части. Лёгкий снежок покрывал крышу каланчи, боксы, площадку. Виднелись кое-какие следы – будто люди ходили туда и обратно, иногда кружили. Как дядя в ту злополучную ночь. Дети замерли на долгие минуты перед входом, между каменными опорами забора.

Снегопада больше не было, зато под снегом угадывался лёд.

– Ну, я пошёл.

– Нет, смотри! – Моника остановила его за манжету пальто.

В одном из открытых боксов кто-то сидел на полу, качаясь из стороны в сторону.

– Живой? – тихонько спросила девочка у Генри.

– Может быть, – неуверенно ответил он. Крикнул. – Эй! Лучше бы вам уйти оттуда!

Генри почувствовал себя идиотом. Может, попробовать незаметно сделать дело? Или прийти завтра? Но человек уже услышал. Он поднялся, держась за стенку, зашатался и направился к ним. Под накинутым капюшоном Генри увидел лысый череп, а на щеке – татуировку в виде перевёрнутого креста.

– Чо те н-нада?! – блеющим голосом набросился мужик. – Чо те, трахаться негде?! Сам пшёл, я те…

Для человека под кайфом он двигался довольно быстро, и Моника уже собралась пнуть Генри и вместе сбежать, когда из-под снега, чуть сзади наркомана, прыгнуло щупальце и схватило его за ногу. Тот рухнул, ударившись головой о лёд, застонал и тут же попытался подняться. Щупальце отпустило ногу, стремительно обвилось вокруг всего тела и сжалось. С силой во все стороны брызнула кровь. Щупальце пульсировало несколько секунд, потом отвалилось и неохотно втянулось обратно под землю, не оставив следов ни на снегу, ни на брусчатке. Не считая трупа.

Генри быстро глянул на подругу. Нет, она не собиралась падать в обморок или извергать обед. Напряглась, кажется, до крови впилась себе ногтями в ладони… Держалась.

Труп поднялся невредимым, отряхнул снег с чистой куртки и джинсов, отошёл в сторону и с улыбкой сделал шутливый галантный жест.

– Проходи!

Это типа осьминог их спас, что ли?!!

Не глядя на подругу, Генри сделал два шага вперёд и, хоть и ждал этого, поскользнулся и шлёпнулся. Сердце скакнуло в глотку и рухнуло в живот, но ничего не произошло, и мальчик встал, смахнул налипший снег. Кивнул подруге и пошёл к центру, попутно расстёгивая рюкзак и доставая новенькую пачку самой обычной поваренной соли. Разорвал картонку и лёгкими движениями стал рассыпать: веер налево, веер направо. Лысый хихикнул:

– Прибираешься к празднику? Хорошо! Только ещё наметёт, приходи попозже!

Генри удержал себя на месте, только просыпал сразу полпачки. «Я в безопасности», – напомнил он себе. – «Я до сих пор жив». Сдвинул с места непослушные ноги, по хрустящей соли дошёл до башни и бросил горсть вверх, на рисунок осьминога. Кристаллы обыденно скатились вниз. Мальчик пожал плечами, не сильно-то и ожидал результата сразу, но получилось, скорее, нервное передёргивание. Удерживая себя от бега, он вышел за пределы пожарной части и без сил прислонился к холодной ограде.

– Ты просто космос, Коготь, – с уважением произнесла Моника.

– Увидимся! – мужик тоже уходил.

Они проводили его взглядом и пошли отогреваться в кофейню. За сырными слойками составили план, когда и что пробовать. Как насчёт святой воды? Неподалёку была одна церквушка, в которую мало кто ходил, но она действовала. Может, сработает пепел мертвеца – Моника знала нескольких, кто хранит урны с прахом дома. Слёзы девственницы – цинично, банально, маловероятно, но попробовать всё равно нужно.

– Попробуй свои ногти, – накинула идею девочка. – Ты Коготь, как часть твоего сильного имени. А может, поцарапаешь рисунок?

– Угу, – вздохнул Генри.

Всё это начинало казаться такой фальшью с тухлым запахом. Как игра в карты на костях, прикрытых платком. Но за такими размышлениями и действиями в голову могло прийти и что-то получше.

– Мы должны попробовать разное время суток.

– Должны.

– Ты один не справишься, тебе нужна помощь. А если я тоже дам ему своей крови?

– Даже не думай! – Генри как очнулся. Впился в девочку взглядом и дёрнулся, уронив блюдце на пол. Оно разбилось с холодным ясным звоном. – Не смей, Моника!

– Почему?

– Я не знаю. Мы не знаем, что даёт ему такая кровь, ничего не знаем. Только то, что он позволил нам думать, что я неуязвим. Он и в этом мог солгать.

– Вообще, мог, – признала Моника. – Когда лжец говорит, что он не врёт.

– Обещай, что не сделаешь этого. Пожалуйста.

Она уловила нервозность в его голосе, постучала пальцами по столу.

– Конечно. Я понимаю.

И они продолжили. Моника сопровождала его каждый раз, но Генри выматывался сильнее. В полдень, в полночь и в час Волка они приходили к воротам, и мальчик рассыпал, разбрасывал, разливал или размазывал очередное вещество, принесённое с собой. Ответственность за судьбу города придавала сил и торжественности каждому походу. Но ощущение игры и какой-никакой азарт сыграли злую шутку: им так и не пришло в голову пробовать больше одного средства за раз. А время шло. Недосып копился, и внимание притуплялось.

Они даже не заметили, когда календарь добрался до зимнего солнцестояния. 21 декабря в четыре утра они механически перешли по мосту, не забывая смотреть под ноги и порой ловить друг друга под локоть, не давая упасть на льду. Моника и Генри не видели, что у стены ближайшего дома стояли трое курильщиков. Они переглянулись и побрели за ребятами. Было очень тихо, дороги покрывал небольшой слой пушистого снега, мягко искрящегося в свете фонарей. Генри привычно прошёл к середине площадки пожарной части напротив каланчи, достал из кармана свёрток и принялся его разворачивать – кажется, теперь это были осколки зеркала, разбитого в полдень летнего солнцестояния. Моника привычно остановилась на пороге, и через полминуты по обе стороны от неё прошли незнакомцы.

Она ещё не сразу среагировала: моргнула, всмотрелась, только потом крикнула:

– Генри!

Он сжимал в руке первую горсть стёклышек. Услышав крик, обернулся, на всякий случай делая шаг назад, но это не помогло. Когда так долго ведёшь борьбу с тварями из других миров, реальные они или нет, можно упустить из виду самых обычных хулиганов. Короткий удар по скуле уложил мальчика на снег, шапка слетела и серые волосы разметались. Тут же твёрдый сапог врезал по носу, от чего брызнула и часто закапала кровь.

– Ооо! – сказал густой голос, раздававшийся одновременно из-под земли, из каланчи и от одного из нападавших. – Как же ты хорош, маленький Коготь!

Мальчик попытался встать, тут же получил ещё один ленивый, но сильный удар под рёбра. Генри перекатился дальше. Хотел посмотреть на Монику, но она исчезла. Пусть. Хорошо даже, пусть сбережётся. Ему не давали подняться всё новые удары: в живот и спину, по ногам и время от времени снова по носу и губам, заставляя их кровоточить ещё сильнее. Избивали двое, третий – лысый с татуировкой на щеке – стоял рядом, подавшись вперёд и жадно впитывая каждый стон, каждый вскрик Генри и его попытки защититься.

– Как же я надеялся, мальчик, – страстно пробормотал он, облизываясь, – что ты придёшь именно сегодня!

Генри вспомнил, какой сегодня день, и горестно зажмурился, чертыхнулся про себя. Лысый на мгновение улыбнулся, но ему сейчас было не до издевательств. Кровь мальчика сводила его с ума.

– Конечно, было бы лучше, если бы ты сам отдал её. Но даже тех капель было достаточно, чтобы вся твоя кровь стала моим вином и радостью. Сегодня я возьму всё, Генри, всё! Вскрывай!

Последнее относилось к подручным. Один из них сел на мальчика, зафиксировав ему правую руку, а другой задрал рукав пальто и слегка резанул вену поперёк. Темная струйка неохотно поползла по ладони и впилась в островок снега.

– Да-а! – как сумасшедший заорал лысый, обхватил свой череп и крутанулся на месте. – Не спешите, не спешите… Я не хочу слишком быстро. Я хочу смаковать до самого рассвета. В эту ночь так обостряются все чувства! Правда, мальчик?

Генри считал, что обострение чувств связано не с ночью, а с очень-очень близкой смертью, но заговорил о другом, с трудом ворочая языком и выплёскивая кровь изо рта:

– А как же… Как же «не причинять вред»?

– Ну что ты как маленький. Разве я тебя трогаю?

– Разве они…

Генри, насколько смог осмотрел своих обидчиков. Клона не отличишь от живого человека. А подонков всегда хватало.

– Чёрт, чёрт!..

Он задёргался от досады и ярости, попытался выскользнуть из-под хулигана, но безуспешно.

Лысый опять смеялся. Спустя несколько минут он снова приказал надрезать запястье, и новая струйка, поживее, побежала вниз. Сама земля будто дрожала от вожделения.

«Плохой охотник из тебя, Коготь», – прощался с собой Генри. Откинул голову назад, уставился в чёрное небо. Уже чувствовалась слабость. Вряд ли он протянет до рассвета. Только маму жалко.

Но прослезиться уже не успел. Лысый, смакуя каждую каплю, зажмурился и всё пропустил. Как чугунная сковородка снесла парня, сидящего на Генри, как вскочил и замахнулся ножом другой. Клон открыл глаза, когда взбешённая Каролина с растрёпанными волосами и в незастёгнутой куртке схватила нож за лезвие. Противник не сумел выдернуть нож с первого раза и отступил под её яростным взглядом. Женщина повернулась к лысому.

– Нравится смотреть, ублюдок? Наслаждаешься?

Она продолжала крепко держать нож, не чувствуя боли, а лысый задумчиво проводил взглядом первую каплю с её ладони. Приготовился вкушать и раскрыл все возможные рецепторы, чтобы не пропустить ни одной молекулы удовольствия. За миг до того, как её кровь коснулась снега, Каролина добавила:

– Тебе конец.

И земля под ними дрогнула. Двое бандитов посмотрели на каланчу, с которой посыпался снег, начали отступать подальше. Лысый посерел, и женщина перехватила нож, взмахнув перед его лицом:

– Никто, мерзавец, никто не посмеет обидеть моего сына! В сторонке не отсидишься! Каждая капля, что он потерял здесь, обернётся для тебя пыткой, я обещаю!

Каланча жалобно заскрежетала, брусчатка пошла рябью.

– Дрянь такая, сколько ты детей уже угробил?! Сдохни, тварь!

Она кинулась на лысого с ножом, тот рефлекторно увернулся, даже случайно вышиб из её руки оружие, и свирепая Кэрри рухнула на колени, впечатывая кровоточащую ладонь в брусчатку.

На краткий миг всё вокруг замерло. Генри разглядел, как у лысого расширяются зрачки. Потом с шелестом старой краски осыпался рисунок осьминога с каланчи. Генри впился слабыми пальцами в снег: ему показалось, что рисунок восстанет реальным монстром. Будто имя врага, раздался звук рвущегося железа под водой, протяжный и затухающий. Потом с пугающим громким треском раскололась каланча, и просела брусчатка. Лысый схватился за сердце, сделал ещё несколько шагов назад и неловко убежал, уводя подельников. Генри осторожно перевёл дух, косясь на башню: не рухнет?