Лан-Эа, властитель небес. Том первый

Глава девятая

Густая тьма сейчас сразу сменилась на небольшой цилиндрический предмет с заточенным нижним концом и веревочкой сверху, которая подхлестывая, приводила его во вращение. Сине-фиолетовая поверхность наблюдаемо выплыла из вращения этого предмета и расширилась до нескончаемых пределов, которые я не столько не смог, сколько не успел охватить. А кучные нагромождения буро-зеленых облаков газа сформировали горные кручи, угловатые вершины, длинные струи и полосы, закручиваясь вокруг меня, точнее моего перламутрово-серебристого сознания. Абы я не просто лишился чувств, а вновь отправился в путешествие, даятеситя, как его величали Ларса-Уту и Этлиль-Ка, находя в этом, что-то вельми достойное и уникальное.

Впрочем, в сей раз, несмотря на сильное кручение моего сознания (что также случалось не редко, ибо я не всегда летел, порой падал, как упомянутый на Риньяке Чё-Лингом метеорит), я сразу понял, что направляюсь не в систему коредейвов Паньгу и их центральную планету Невель, а в какое-то иное место. Потому как не увидел я на привычной для меня синей поверхности космоса, две яркие красные массивные звезды, вокруг которых удаленно двигалось не только множество планет, небесных тел, но и поместилась красная с тусклым светом небольшая третья звезда.

Вспять того закручивания я глубоко вздохнул и словно пройдя сквозь кучные нагромождения буро-зеленых облаков газа, прыгнув вниз, приземлился ногами на каменную серо-голубую поверхность, слегка присев. Оно как внезапно болью отозвалась моя спина, и, пожалуй, что заныл точно ударенный нос.

Я медлил совсем немного, справляясь с болью, а после подстегиваемый любопытством, выпрямился и огляделся. Скалистые серо-голубые горные гряды, собранные из рыхлых каменно-ледяных глыб, окружали со всех сторон мощное и достаточно ровное плато. Каменистая почва, которого, была изрыта глубокими узкими рытвина и округлыми впадинами. Сама поверхность гор и земли, флуоресцируя, принимала голубоватую окраску. Придавая и расположенным на плато отдельно стоящим многочисленным конусообразным строениям, ровно сотворенным изо льда, прозрачно-голубоватый цвет. Их еще более высокие шпили, кажется, упирались в черный небосвод, раскинувшийся над этой частью планеты или спутника, едва оттеняемый по краю голубоватыми лучами, в оных просматривались небольшие, почти иссиня-черные, низко нависающие круглые небесные светила, чьи поверхности созерцались во впадинах, узких каньонах, и даже возвышенностях. Среди тех многочисленных спутников и планет особой яркостью выделялась занимающая почти половину свободного пространство неба массивная звезда голубого свечения, только имеющая не круглую форму, а ровно усеченную на треть с покореженными краями, возле которых виднелось и вовсе крошево синих пятен.

На этой планете или спутнике я был впервые, ощущая к собственному удивлению ее точно ледяные скалы и грунт, чувствуя плывущий кругом холод и даже легкое покалывание ледяных крупинок на губах. Внезапно позади меня, что-то слышимо засвистело и я, резко оглянувшись, увидел движущийся в мою сторону громоздкий космический аппарат, с довольно длинным и уплощенным корпусом, точно собранный из отдельных стыковочных сегментов. Заостренный нос судна был утыкан множеством мельчайших белых глазков, выбрасывающих вперед световые полосы и будто ощупывающих ими саму поверхность планеты, на которой я находился. Ярко-синего цвета корпус имел красные широкие полосы по собственному дну, из оных торчали какие-то угловатые патрубки порой выпускающие белый дым.

Да только на это судно я толком и не смотрел, ибо все мое внимание сосредоточилось на двигающейся за ним и увеличивающейся в размерах водной волне. Черная с легким перламутровым дымком, то ли так прикрывающим ее, то ли всего-навсе летящим впереди, та волна наблюдалась густой и вязкой, словно в отличие от воды обладала тягучей тяжестью. И двигаясь направлена на меня и в след улетающего космического аппарата, зримо укрывала своим водным, густым покрывалом поверхность планеты, одновременно, смыкая той перламутрово-черной густотой и сам небосвод.

Впрочем, я видел как внутри той непонятной субстанции, сравнительно небольшие существа сизо-черные со сплюснутыми, дугообразными телами покрытые тонкими, ровно когти, конечностями, слеплялись во что-то целостное, единое. Поелику само вещество в тех местах густело, пузырилось и растапливало ледяные бока скал и гор на планете.

Судно пролетело прямо надо мной, однако достаточно высоко. Хотя я четко расслышал его свистящий гул, а из угловатых патрубков дна прямо на меня плеснулись белые, горьковатые пары. Да только я не обратил внимания на дым, так как неожиданно, нагоняя судно, перламутрово-черная густая субстанция ударила меня прямо в грудь и лицо. И я, забывая, что всего-навсего сознание, коему невозможно навредить, от испытанного ужаса, закричал. Впервые испугавшись и растерявшись, ибо с таким никогда не имел дела. А после, также сразу свернув крик, глубоко вздохнул, только не носом или ртом, а ровно всей поверхностью своего перламутрово-серебристого сознания, и, качнувшись в том вязком и пузырящемся возле меня веществе, ощутил успокоение, тепло, да тотчас сомкнул глаза, стараясь понять, что со мной происходит.

Да только я это зря сделал. Ибо порой смыкая глаза, или только гася в них яркость, я неизменно возвращался в собственное тело.

Вот и сейчас стоило перламутрово-черной воде, сменится на плотную тьму, как само пространство передо мной пошло зябью, в котором меня не качнуло, а словно срыву бросило вниз. Посему я, ощутимо пролетев какое-то неопределенное время, резко упал на, что-то твердое, и от боли в спине, руках, ногах и голове, громко вскрикнул. А уже в следующий момент услышал бархатистый голос Чё-Линга, сказавшего:

– Саиб, саиб, успокойтесь не кричите. Да, что с вами происходит такое? Тише, тише… – вельми ласково произнес авитару, и я даже не подозревал, что он может говорить так нежно и тихо, полностью убрав из голоса какое-либо недовольство.

Я тяжело выдохнул через нос. Ибо мне показалось, что я как-то сразу разучился дышать обычным образом, а после, немного приоткрыв рот, сухими губами отозвался, стараясь пояснить произошедшее:

– Это даятеситя, – потому как мне почудилось Чё-Линг уж очень взволнован.

– Это у вас так даятеситя проявляется, конвульсиями, болями и криками? – переспросил он меня, и я, желая все объяснить, наконец, открыл глаза. Да тотчас вновь вскрикнул, теперь, впрочем, не от боли, а от страха. Потому как вместо Чё-Линга с его веретенообразным туловищем, покрытого панцирем, головой шаром и расположенными на ней фасеточными черными глазами увидел иное создание, воззрившееся на меня узкими глазами с желтыми радужками, где вместо зрачков наблюдались лишь всплески сизого цвета. У этого создания уплощенное, округлое лицо с низким переносьем и приплюснутым носом, поражало вспять того массивными скулами и округлым с малой выемкой в центре подбородком. Над полными коричневыми губами росли густые черные усы, огибающие уголки, спускающиеся к подбородку и свисающие с него короткими прядями, увешанными мельчайшими желто-прозрачными камушками. Такими же густыми, огибающими уголки обоих глаз были брови, и тут на кончиках увенчанные подобными камнями. Черные, жесткие волосы, стыкующиеся на лбу с бровями, пролегали по голове в виде узкого вертикально стоящего гребня, завершающегося на затылке. Вся остальная часть головы была лысой и покрыта тонкими черными полосами, на которых располагались переливающиеся желтым светом очень мелкие символы. Кожа создания почти желтая с легким бурым отсветом состояла из мелких чешуек и смотрелась очень сухой. Высокий, крепкий с широкими плечами, торсом и выпирающими мышцами, вельми ребристыми, двумя руками и ногами. Он сидел возле меня на корточках, одетый в распахнутую, короткую и без рукавов, коричневую рубашку, такие же легкие, узкие белые штаны, кои на голени образовывали многочисленные складки, то ли заправленные в мягкие сапоги, то ли стыкующиеся с ними во, что—то цельное.

– Ты, кто? – спросил я, смыкая свой крик, и с волнением уставился в лицо создания.

– Это я, Чё-Линг, не волнуйтесь, саиб, – торопливо отозвалось создание бархатистостью голоса авитару, приводя меня еще в большую тревогу. – Я просто принял свой настоящий образ, сняв защитный панцирь, – дополнил он, и я в ответ прерывисто выдохнул, успокаиваясь.

– А руки? – вновь задал я вопрос, рассматривая новый образ авитару Ларса-Уту.

– У меня две руки на самом деле, а сие токмо вспомогательные конечности, оными я пользуюсь при необходимости, – пояснил он, и слегка наклонив на сторону голову, блеснул оранжевыми камушками, что полностью укрывали собой кожу на ушных раковинах, формируя ровную полосу. Сами уши у Чё-Линга были оттопырены, и располагались к височной кости головы под прямым углом. Я сместил взгляд с его лица и глянул на синюю дымчатость неба, словно надвигающейся на планету ночи, справа слегка загороженной широкой и длинной веткой, почти белесого цвета, не имеющей листов и лишь покрытой короткими красными шипами.

Авитару протянул в направление моего лица правую руку и шестью короткими пальцами, где присоски заместились мягкими подушечками, да желтыми круглыми ногтями, нежно провел по лбу, щекам и носу. Тем, доставив мне вновь зудящее нытье, будто нос у меня все же сломали, а на коже вскрыли все и сразу мокнущие пятна, пузырьки, узелки и жилки.

– А… больно, – простонав, пояснил я, и опять глубоко вздохнул, а Чё-Линг рывком убрал от моего лица руку. Посему и боль, теперь немного приглушив собственную мощь, лишь оставила жжение в спине на месте раны и нылое, скрученное состояние в конечностях, видимо, перед тем подвергшихся судорогам.

– У вас, саиб, всегда столь болезненно проходит даятеситя? – спросил авитару, и, медленно переместившись с присядок, сел напротив, оставив, впрочем, в наблюдении всего меня. Я в ответ лишь кивнул, подумав, что его вопрос не требует пояснений, ибо он и сам все пронаблюдал.

– Просто я не человек, – все-таки, откликнулся я, желая обсудить то, что слышал, от собеседника Этлиль-Ка. – Перед тем как меня отправили на скит-гору спутника Хияк, я слышал разговор этого Этлиль-Ка и еще кого-то. И тот второй он сказал, что я даже не существо, а по структурной сложности генома, скорей всего, создание. Сказал, что у меня отсутствует ряд органов, костей скелета, мускулатуры, а жировая, соединительная масса в целом имеют особое структуру непонятного ему вещества. И кровь моя наполнена вирионами, – однако я резко прервался, боясь досказать, то, что говорил тот второй дальше. Боясь, что коль об этом узнает Чё-Линг, то бросит меня тут и не отвезет к Ларсу-Уту.

– Да, его ясность, это также предположил, – успокаивающе сказал Чё-Линг и широко улыбнулся, явив желтые, широкие зубы, в центре каждого из которых переливались ярко-белые треугольный камень.– Предположил, саиб, что вы не человек, а нечто уникальное, абы обладаете способностями даятеситя. Да и коль, говорить откровенно, вы совсем не похожи на людской род, лишь общие данные, кои обаче присуще многим видам живых созданий и существ Веж-Аруджана, – добавил он, продолжая сверкать своими зубами и камнями в них, да ушах.

– Он тот второй, посему и не вынул из раны древко, сказал, что побоялся мне навредить, – дополнил я, ибо сейчас вот так возлежа на спине, почти и не ощущал той боли, только жжение.

– Вы уж потерпите, саиб. Днесь стемнеет, и мы войдем в град Верда, – протянул авитару, погасив улыбку и сияние камней в зубах, сведя вместе губы и, кажется, перестав ими шевелить. – А там я уверен за нами вмале прилетят. И то благо, что нас охранные системы перехватили вблизи от Верды, и поколь вы были без чувств, я вас донес до сего места. А тутоньки ужо рукой подать до града, – продолжил он говорить, все также неспешно. – Но мы не станем рисковать, сейчас покамест отсидимся. Касаемо раны, так и добре, что лекари агисов вас не тронули. Уверен, вам сумеют помочь в Научном Ведомстве тарховичей. А там гляди-ка, ежели, его ясность, попросит и сам пречистый гуру осмотрит. Яснее ясного осмотрит, ибо его ясность скорей всего свяжется с Ананта Дэви, абы тот явно в вас заинтересован. А днесь токмо потерпите и все.

Я вновь кивнул, и, упершись ладонями в землю, принялся медленно подниматься, дабы сесть. Чё-Линг моментально подскочил на корточки, и, протянув ко мне руки, подхватив подмышки и спину, придержал, одновременно, помогая сесть и прислониться к широкому стволу дерева позади. И стоило мне усесться, как передо мной открылась очень даже красивая местность.

Мы, очевидно, находились на возвышение, пологим склоном, входившим в широкую долину, по центру которой протекала река с не менее поразительным сине-багряным отсветом воды. Множество плоских коричнево-черных ребристых крыш низких домиков укрывали саму долину, формируя местами, прямо-таки, плотные их сгустки, а порой разделяясь серыми полосами улиц. Синий небосвод местами еще был разлинован розовыми полосами, и потому легкий такого же цвета дымок вроде плыл над поверхностью земли, тут поросшей низкой, мягкой на ощупь, с красноватым отсветом травой создающей сплошной покров. Не высокие деревья с белыми стволами, ровно расчерченных продольными и тут оранжевыми полосами, имели широкую раскидистую крону, где ветви местами покрывали красные, короткие шипы, и мясистые багряные листья, такие длинные и узкие, висящие на значительном промежутке друг от друга, и только на толстых ответвлениях. Деревья густо росли по склону возвышения, спускаясь и в саму долину, впрочем, там, как-то сразу замещаясь домишками. В этом лесу пахло такой сладостью, словно цвело, что-то очень рядом, и негромко перекликались между собой какие-то птицы, выводя, то пронзительное тю… тю, то короткое, обрывистое цво… цво.

От этой ощутимой сладости внутри меня, так-таки, отозвался болью голода желудок, в нем не просто, что-то бурчливо заохало, но и пискляво взвыло.

– Есть хочу, – незамедлительно поддерживая то желание, молвил я, однако все еще ощущая слабость в ногах и руках.

– Потерпите, саиб, совсем чуточку, скоро стемнеет, – также скоро и явственно обеспокоенно сказал Чё-Линг, все поколь придерживая меня под спину. – Мы войдем в град, и я вас сразу накормлю и напою, – он это добавил с таким трепетом в голосе, да, наконец, выпустив мою спину из объятий и сам, сместившись вправо, сел подле, прислонившись к стволу дерева, возвышаясь надо мной своим не малым ростом.

Я приподнял голову, чуть скосил глаза, рассматривая его новый образ, а, после, не скрывая собственной заинтересованности, ибо все время жаждал знаний, спросил:

– А куда ты дел свой защитный панцирь?

Чё-Линг слышимо усмехнулся, и, растянул в широкую улыбку свои полные, коричневые губы, одновременно, качнув мельчайшими желто-прозрачными камушками на коротких прядках усов свисающих с подбородка, неторопливо принялся пояснять:

– Я биоэлектромеханическое создание. Мой геном наполнен не только информацией биологически живого создания, в него вписаны электронные и механические компоненты. Таких, как я в Веж-Аруджане более не существует. Когда-то амирнарх Раджумкар Анга Змидра Тарх, возглавляющий Великое Вече Рас, создал нас таких пятерых и подарил представителям высокоразвитых рас, как авитары. Мои собратья в ходе тех или иных событий, военных действий, стычек погибли. Я же достался в свой срок, абы был создан последним, Ананта Дэви, кой передал меня своему воспитаннику, его ясности, прабхе Ларса-Уту.

Глава десятая

Спустившись с возвышения в долину, мы остановились на краю леса, где позади в относительной темноте, или все же в отношении моего зрения черноте, стояли невысокие деревья, сейчас слегка покачивающие на себе длинные, узкие листья и поскрипывающие белыми ветвями, расчерченными оранжевыми полосами. Сгустивший краски, до черного с просинью, небосвод, кажется, наполнялся изнутри красноватыми продольными полосами, вроде его все еще освещала звезда Кизик.

До этого момента наполненный мощной перекличкой лес, внезапно заглушил гомон голосов, шум, скрип и все неизвестные мне звуки, смолкнув.

Чё-Линг весь тот срок, несший меня на руках, днесь спустив, поставил справа от себя. Посему я смог разглядеть весьма скученно поместившиеся поперед нас бурые, деревянные стены домов, и тут, словно сотворенные из плотно сбитых между собой относительно гладких узких досок, смыкающих проход в град Верда.

– Ну, что саиб, вы сможете немного пройти? – спросил авитару и я уловил в его голосе неприкрытую тревогу, однозначно, он за меня беспокоился. Поелику это волнение было не только впервые мною прочувствовано, но и приятно, посему я повернул в его сторону голову, и, улыбнувшись, негромко ответил:

– Само собой, дойду. Я чувствую себя вполне сносно, только в спине жжет, и нос болит. А так все терпимо.

Он едва качнул головой, то ли кивнув, то ли вспять, таким образом, переживая за меня, и придержав меня под локоть левой руки, сошел с места. Потому и я торопливо шагнул вслед него. Мы неспешно миновали неширокую земляную полосу, поросшую той же мягкой, сплошной травой, и, вступив на каменную поверхность мостовой, направились к ближайшему строению. Пройдя как раз между ним и соседним, по сравнительно узкому проходу, где обе стены были собраны из деревянных досок. Да вскоре оказались на широкой улице меж двух порядков зданий, расположенных напротив друг друга. Наполненная приглушенным желто-голубым светом, льющимся из шарообразных приспособлений, висящих на тонких перетяжках (растянутых между соседними строениями) сама улица была вымощена ровным серым камнем. Стоящие двумя порядками постройки смотрелись небольшими, кособокими, а порой и вовсе кривыми, словно наспех собранными из досок. В строениях не наблюдалось окон, лишь низкие и узкие проемы, местами без дверей, лишь занавешенные серыми плотными кусками материи. Жилища теснились тут впритык друг на друга, а порой точно взбирались на крыши соседей. Возле стен зданий, как и в узких выбоинах самой дороги (где покачивалась зеленоватая водица), просматривался битый камень, остатки золы, черепки, древесная труха, шелуха и, словно перемешанные остатки пища.

Несмотря на ночное время, на улице наблюдалось множество всяких существ. Не только таких как Ачи, худых, покрытых серо-розовой шерстью с широкими, тонкими хвостами (впрочем, здесь по большей части одетых в распашные, длинные безрукавки), но и явственно людей. Если и отличимых от моих сородичей, то всего-навсего цветом кожи, коя у них была черной или коричневой с синеватым отливом, да топорщившимися (и вовсе редкостью) с подбородка узкими, длинными и весьма плотными бородками. Яснее ясного одетых не в звериные шкуры, а в легкие, чем-то напоминающие хилаи коредейвов, одежды и даже обутые в прикрепленные к ноге, тонкими веревками, деревянные подошвы. Здесь по дороге, грохотая, катили низкие повозки с сидением в виде валика, сразу на трех маленьких колесах, которые взявшись за оглобли, тянули люди. В повозках сидели по одному или два соплеменников Ачи. Впрочем, сами повозки, или точнее валики наблюдались такими низкими, что казалось люди, тянули за собой сидящих дорийцев, прямо по каменному полотну дороги.

Мы шли по проходу с Чё-Лингом, все время, прижимаясь к правой стороне улицы. Ибо повозки весьма быстро двигались по ее середине, а из-под их колес в разные стороны разлетались брызги вонючей воды. И авитару, неизменно ругаясь, старался выбрать более сухое место, так как я в отличие от него, не был обут и шлепал босыми подошвами стоп по прохладному на ощупь камню. Здесь вообще очень сильно воняло, так что я не только сморщил лицо, но и прикрыл ладонью нос. И хотя желал спросить о многом авитару, как говорится, не решился даже открыть рта. И то, хорошо, что мы шли не долго. Чё-Линг, однако, не редко останавливался, неторопливо оглядывал постройки, потому у меня создалось впечатление, он здесь бывал не часто. Всякий раз притом авитару слегка выпучивал вперед губы и гулко, что-то гыркал, видимо, опять ругаясь. Наконец, он, придержав меня, негромко сказал:

– Пришли. Саиб вы только молчите, прошу вас, – я еще толком не успел кивнуть, как он, развернув меня направо, ввел через проем (и вовсе ни чем не прикрытый) внутрь постройки. Помещение, которого имело округлую форму и опять собранное из досок, слегка лоснилось бело-оранжевыми полосами. Здесь ровными, деревянными были потолок и пол, а внутри стояло штук пять небольших круглых столиков подле которых поместились массивные стулья, только без спинок, на оных сидели люди, и дорийцы, да, что-то ели, пили из деревянной посуды. Низко свисали с потолка тонкие перетяжки, на коих висели колбообразные, небольшие устройства, наполняющие помещение желтым светом. А за массивной полукруглой, стыкующейся со стеной одним своим краем, стойкой стоял человек, с коричнево-синеватой кожей, в сравнение с Чё-Лингом невысокий, и, пожалуй, в росте уступающий даже мне, впрочем, с явно крепкими плечами и мышцастыми руками. Желтоватые, прямые волосы он стянул позади в длинный хвост, а скуластое его лицо с ярко-оранжевыми глазами и сизо-синими губами, сразу все дрогнуло, стоило нам с Чё-Лингом войти в помещение, как и качнулась его длинная, узкая и слегка переливающаяся борода (вроде в истоке и не имеющая волос вовсе). Одетый в красную без рукавов, длинную рубаху, он, очевидно, обслуживал стоящих возле стойки двух дорийцев, наливая из широкой деревянной узкогорлой бутыли им в округлые мисы, какое-то питье.

Впрочем, он сразу кивнул авитару и тотчас повел голову вправо, словно указывая на закрытую дверь, находящуюся в стене возле стойки. Посему Чё-Линг, едва сдержавший на входе собственную поступь, а с тем и мою, широким шагом направился к ней и на ходу сказал на языке дорийцев:

– Укутуа. Инуама, ингсамбу. Квай бич, – и тотчас толкнув вперед деревянную створку, склонив голову, сначала вступил сам в новое помещение, а после ввел меня. Только тут супротив только, что покинутого помещения царила тьма, однако и в ней я разглядел неширокий проход, заставленный с двух сторон дощатыми, горизонтально расположенными настилами, прикрывающими стены сверху донизу и лежащими на них бутылками, посудой, да маленькими свертками, точно обернутых в материю.

– Исанго икуба ягумба вула, – негромко протянул Чё-Линг, останавливаясь, где-то посередине прохода, и вновь толкуя на языке на котором говорил Ачи.

И тот же миг справа от меня дощатые настилы, точно лопнув посередине, опустились вниз, слышимо заскрипев, и тем самым сдвинули в сторону саму стену, являя перед нами еще одно помещение. В коем, стоило нам только вступить, ярко засветились желтоватым светом висевшие под потолком на перетяжке колбообразные устройства. Позади нас слышимо и вновь скрипнуло, и, я, обернувшись, увидел, как стена, вроде тонкой двери, съехав вправо, сомкнула проем. Оставляя нас с Чё-Лингом в маленькой, квадратной комнатке без окон, и стоящим посередине широким и явно мягким, цветастым тюфяком (где мы могли разместится вместе с авитару), словно захватившим своими массивно-выпирающими округлыми по краю формами треть комнаты. Тюфяк хоть и не имел ножек, впрочем, казался, явно приподнятым над полом. Темно-синяя его поверхность, слегка переливаясь на покатых гранях серебряной нитью, по которой в свой черед было рассыпано множество более маленьких, круглых подголовий. Справа от той лежанки поместился просторный, кожаный и мягкий стул с высокой спинкой и низкими широко расставленными ножками (схожий с креслом), да коротконогий, семиугольной формы прозрачно-синий, столик, по рубежу ограненный фиолетовыми вставками. Три стены, кроме той, где располагалась дверь, были плотно обиты, как и пол мягкой, темно-синей полстиной с высокой ворсой. Так, что глянув на эту комнату, мне почему-то показалось, она тут нарочно оборудована такой мягкостью для Чё-Линга.

Восхитительный аромат пищи, наполняющий это помещение, наотмашь ударил меня по лицу, выбив из нее вонь, что правила в граде, а я, втянув его глубоко носом, ощутил, прямо-таки, рыкающую боль в желудке. Посему обращаясь к стоящему возле меня авитару прерывисто протянул:

– Почему так воняло в граде? – тотчас дополнив просьбой, – вельми хочу кушать.

– Да, саиб! сей миг, Найт, придет, и принесет еды, – отозвался Чё-Линг, и все еще не выпуская мой локоть из хватки, повел меня к тюфяку, по полстине в коей утопали, нежась, подошвы моих стоп. – А вы покамест прилягте на ложе, саиб, – мягко добавил он.

Авитару медленно и весьма бережливо развернул меня и усадил на тюфяк, лишь после того, как я оперся и руками о его мягко-упругую поверхность, выпустил меня из хватки. Он еще немного стоял напротив, своим немалым ростом, точно перехватывая на голову и стоящие торчком волосы, перетяжку с осветительными устройствами, а после, так-таки, опустился в кресло, обаче слегка, его развернув в сторону ложа и меня.

– Да, Верда, как и иные грады агисов и служащих им существ, человеческих видов весьма грязные и неухоженные, – наконец, пояснил Чё-Линг. – Сор выкидывают прямо на улицы, на мостовые выливают помои. Болезни, грабеж, убийства, продажа существ, людей, запрещенных и вредных веществ… Сие все тут можно встретить, как нигде в иных системах высокоразвитых рас.

– Я думал, на Риньяке живут эти… горнорабочие дорийцы, – произнес я и легонечко качнулся на ложе, вверх-вниз, – ну, эти оные, как Ачи был.

– Существа, вы хотели молвить, саиб, – молвил Чё-Линг и опершись на спинку кресла, ровно слегка ее наклонил, да тотчас выпрямил свои и без того длинные ноги. – Абы дорийцы, как и проживающие тут волоты, достаточно рослые и используемые тягловой силой в горных выработках, или ктоны строящие подземные укрепления, относятся к существам. Здесь проживает токмо два отдельных человеческих подвида, может вы приметили, у них разный цвет кожи. – Я торопливо кивнул, подтверждая, что заметил данную разность, а авитару уже продолжал, – дорийцы, обаче, имеют более высокий сословный статус. Ибо данные сословия различаются не тока физическими данными, но и профессией. Вже дорийцы в основном горнорабочие, а человеческие подвиды – торговцы, скотоводы и слуги.

Дверь внезапно чуть слышно скрипнула, и, отворившись, впустила, в комнату того, человека с коричнево-синеватой кожей и желтыми волосами, схваченными позади в хвост, стоявшего возле полукруглой стойки. Он теперь предстал передо мной в полный рост. Понеже я увидел, что одет он был не только в красную без рукавов, длинную рубаху, но и широкие штаны. И также приметил, что супротив людей Земли, не имел усов, бровей или даже их подобия. Впрочем, его чуть цокнувшая деревянной подошвой обувь, стянутая веревками на лодыжках, стоило ему только ступить на ворсистую полстину мгновенно погасила все звуки. Он принес в руках большую и точно плетеную из тонких веток корзину, да склонив голову, торопливо поставил ее сверху на стол.

– Хамба, ндизакуйнза, – очень грубо рыкнул Чё-Линг, когда человек снял с корзины плетеную крышку, видимо намереваясь достать оттуда принесенное. Впрочем, тотчас еще сильней склонив голову и выгнув дугой спину, он прижал к груди крышку, да, не мешкая, развернувшись, поспешил из комнаты, скрипящее закрыв за собой весь тот срок открытую дверь. Посему мы вновь оказались с авитару вдвоем в помещение.

– Агисы, обаче не больно отличаются от дорийцев внешним видом, – произнес Чё-Линг, словно и не было прихода человека, и наш разговор продолжался, впрочем, сам подался вперед от спинки кресла и принялся доставать из корзины еду. Необычайно приятный аромат, выпорхнул, будто из рук авитару, когда он достал из корзины большой сверток и положил его слева от меня. Чё-Линг с легкостью откинул сложенные друг на друга пласты материи, и распахнул передо мной, дотоль сокрытый внутри, большущий кусок красноватого мяса, порезанный на пласты, да какие-то круглые белесые, удлиненно оранжевые плоды.

– Кушайте, саиб, мясо, тошу и итапи, – дополнил Чё-Линг, убирая руки от еды и слегка переместившись, достал из корзины деревянную узкогорлую бутыль и две округлые деревянные и расширяющие кверху мисы, поставив их сверху на стол, да тотчас снял с него саму корзину на пол. Мне, обаче, не надо было второй раз указывать, так как мой желудок столь сильно заболел, что я, кажется, даже застонал. Посему я сразу схватил одной рукой кусок мяса, а другой круглый белесый тоши, сунув ко рту, и, пожалуй, что, не откусив, запихал их внутрь. Принявшись, давясь, не столько даже жевать, сколько глотать, ибо зубов у меня после посещения Хияки, или перелета к Риньяки, осталось совсем ничего, точно я их потерял, или сглотнул. Мясо впрочем, как и тоши (с очевидностью какой-то плод) были очень вкусными, сладковато-пряными. Потому я глотал еду, хватал новые куски и торопливо запихивал их в рот.

Чё-Линг весь тот срок, молчаливо сжимая в одной руке мису, а в другой бутыль смотрел на меня, с такой жалостью, и в его узких с желтыми радужками и всплесками сизого цвета глазах, ровно поблескивали капли слез или мне это только казалось. Он, наконец, отвел от меня взгляд, чуть качнув головой, и с тем растянул в широкую улыбку свои полные, коричневые губы, одновременно, колыхнув мельчайшими желто-прозрачными камушками на коротких прядках усов свисающих с подбородка, да очень ласково сказал:

– Саиб не спешите, я все равно кушать не стану. Это все ваше, а коль будет надобно, еще принесут. Ваша жизнь, чай, как я гляжу, была дюже голодной? – спросил он, и, преклонив бутыль, тем точно откупорив ее, налил в мису и явно себе зеленую на цвет жидкость.

– Ага, – не открываясь от пережевывания, отозвался я и схватил очередной кусок мяса и пресноватой на вкус итапи. Понимая, что наесться мне не удастся ни при каком случае лишь показать собственную прожорливость.

– Ну, ничего… все теперь для вас тяжелое закончилось, – молвил Чё-Линг, пристраивая бутыль на стол и вновь опершись спиной об ослон кресла, ровно прилег. – Знали бы вы только какое, его ясность, доброе и щедрое создание, – с особой мягкостью своего бархатистого голоса протянул он, и я, было, хотел кивнуть, но не стал, боясь подавиться очередным куском мяса. – Сама чистота, – и вовсе дыхнул авитару, и, поднеся к губам мису, сделал продолжительный большой глоток жидкости, кажется, выдохнув легкий парок из ноздрей. – Прощает такие огорчения, поступки за оные бы иное создание лишило жизни, – отозвался он точно из мисы, все еще не отрывая губы от нее. – Вот толкуя об этом Этлиль-Ка, знали бы вы саиб, что он когда-то был воспитанником его ясности. И тот его обучал мастерству даятеситя. А он, что? – авитару смолк, опустил вниз мису и взглянул на меня так, что под его внезапно ставшим гневливым взором, где в желтизне радужек вспыхнули сизые пятна, я почувствовал страх. Потому, перестав жевать, так и замер с полным ртом и сжатыми в руках кусками еды. Я, однако, маленечко кивнул, проявляя интерес и стараясь под ним скрыть ужас перед этим явно суровым созданием. Ведь Чё-Линг столь мощный, крепкий с легкостью мог меня лишить жизни или, что было сейчас для меня самым страшным бросить тут на планете агисов.