Tasuta

Почти как в Мексике

Tekst
1
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

43

Ночью мало кто спал. Слишком много событий произошло в прошедший день. Тем не менее, все встали рано. Еще не было восьми, когда к Веронике заявился Роман.

– Потапова, это правда, что Зуев – твой отец?

Вероника кивнула: «Он мой биологический отец, мой настоящий папа – Петр Константинович».

– Так я и думал, что ты нос от Игоря Валерьевича воротишь. Твой паскудный характер, слава Богу, изучил. Я что хочу сказать: «Классный он мужик». Если бы не он, мы бы Вас с Максимом долго искали… Он тебе здорово помог и заботится о тебе, вон охрану нанял. Подумай, такими людьми не разбрасываются. Вот. Смотри, не пробросайся! Я это тебе, как друг, говорю.

– Ладно, учту твое пожелание. Ты мне скажи, что теперь с кикиморой будет?

– Направим на психиатрическую экспертизу: если больная, то в психушке дни закончит, если здоровая – то в тюрьме. Столько жизней загубила. Лучше бы, чтобы ее действительно психованной признали, тогда без вариантов – психушка. Я все ее признания на диктофон записал, так что доказательства железные. Если не признают психованной, то плохо дело, при хорошем адвокате дело можно развалить. Братца ее Павлика следак крепко за яйца взял. Тесть дело под личный контроль взял. Торговля психотропными средствами – это знаешь какая статья. Так что про Уткиных забудь!

– Это хорошо. Прости меня, Ромка, что я тогда при Сереге не сдержалась!

– Ладно, Потапова, проехали. Я с тестем переговорил, он два VIP катера дает, но на рыбалку лучше ехать завтра, не сегодня, а то я в ночь дежурю. И еще, Потапова, тесть обещал, что проволочки с регистрацией брака не будет. Как только платье купишь, так Вас и распишут. Все, я пошел.

После Ромки прибежала Людочка. Ей не давали покоя бриллианты. Она завалила Веронику вопросами, наденет ли она ожерелье и сережки на свадьбу и когда эта свадьба состоится. Кончилось тем, что Вероника пообещала, что даст Людочке надеть ожерелье на ее свадьбу. Людочка даже раскраснелась от радости.

Часам к одиннадцати приехал Игорь Валерьевич. Вид у него был неважнецкий. Он сразу сел на диван и начал растирать поясницу. Вероника принесла ему подушку под спину и села рядом.

– Игорь Валерьевич, я всю ночь думала. Кикимора наврала все про мать. Она Вас любила, сильно плохого Вам сделать не могла. А потом, поначалу у них с папой отношения не складывались, а перед маминой смертью вроде все нормально стало. Папе за статьи тысячу долларов заплатили, он доллары сразу маме отдал, чтобы она за границу на курорт съездила. Мама была на седьмом небе. Меня потом третировала, чтобы я не шумела, когда папа работает. Глупо, конечно, но, может, этот психиатр маму загипнотизировал или какие таблетки дал. Поди плохо: мать – воровка, а ожерелье – у кикиморы.

– Пожалуй, в этом что-то есть. Мне тоже казалось, что Ирина остепенилась. Она стала о тебе много рассказывать. Хвасталась, что ты в музыкальной школе чуть не впереди всех, все про планеты знаешь, даже про чьи-то спутники.

– Про спутники Марса. Слово Фобос я сразу запомнила, а Деймос – никак. Я очень на себя злилась.

– Ты что астрономией увлекалась?

– Нет, просто Макс все про спутники Марса знал, а я чем хуже?

– Ясно, что-то в характере у тебя есть и от меня.

– Игорь Валерьевич, Вы с мамой встречались, когда она за папу замуж вышла?

– Не суди нас строго. Конечно, встречались, поэтому и не пойму, чего ей не хватало. Может быть, ты и права, что ей кто-то голову сильно задурил. Тогда ее вдвойне жалко. Между прочим, я сегодня ночью задумался, что бы я сделал, если бы Петька тебя не удочерил и перед тобой замаячила бы перспектива детского дома? Я сходу пять вариантов придумал. Шестой, не очень желательный – к моей тетке бы отправил. Суровая она очень, никогда меня не одобряла.

– Она жива?

– Да, до сих пор детей образом Наташи Ростовой в русской литературе мучает.

– Я смогу с ней встретиться?

– Не вопрос.

– А почему Ваша мама, моя бабушка, так рано умерла?

– Шла по улице, а там пьяный к женщине пристал. Она кинулась женщине на подмогу и получила ножом между ребер. Я тогда совсем молодой был. Один остался. Кто мой отец, я не знаю, это я тебе просто так для справки говорю. Вы еще долго в Потаповке пробудете?

– Нет, после свадьбы сразу уедем, Максиму на работу надо.

– Платье уже присмотрела?

– Зачем? Пойду в магазин и куплю какое-нибудь. Сейчас этого барахла навалом.

– Нет, платье у тебя должно быть самое лучшее.

– Витя устроит?

– Не смейся, все будет в лучшем виде, не отказывайся.

– Пожалуй, не буду. Максиму будет приятно, если я в красивом платье буду. Опять же бриллианты обязывают.

Потихонечку стали собираться гости. Когда все расселись, взял слово Володя.

– От всех нас, всей нашей семьи я хочу поблагодарить Вас, Вероника и Максим, за то, что не позволили пропасть письму нашего отца. Если бы мы получили его раньше! Но, что теперь об этом говорить. Вы заплатили очень высокую цену за письмо. Мы этого не забудем. К сожалению, все Ваши неприятности и гибель Ваших мам связаны с тем, что письмо попало в руки этой твари Уткиной. Что-то отец мне успел рассказать перед смертью, но, если честно, я настолько был убит горем оттого, что отец умирает, что запомнил только фамилию Потапов и что ему надо отдать письмо. Вроде отец говорил о каком-то наследстве, но деталей я не запомнил. Зато Уткина весь наш разговор подслушала и все хорошо запомнила.

Так вот, в письме отец пишет, что его дедом был Иванов Семен Васильевич, видный революционер и выдающийся инженер. В силу исторических причин он вынужден был скрывать свое настоящее имя – Потапов Сергей Васильевич. Дед Сергея Васильевича был купцом первой гильдии. Отец Сергея унаследовал большое состояние и перед революцией отбыл с братом в Америку для организации там бизнеса. В России остались еще два брата Василия, потомок одного из братьев Потапов Петр Константинович в то время жил в Москве. Отец хотел, чтобы письмо попало к Потапову. В письме отец просил Петра Константиновича позаботиться о нас с Лехой.

Письма мы с Лехой в свое время не получили. Тварь Уткина оказалась нашей опекуншей. Первое, что она сделала – это появилась у нас в квартире вместе с Павликом и чемоданами. Они решили у нас жить. У нас с папой было две комнаты, в третьей комнате жила мамина родная сестра – тетя Сима. Она была очень больная и тихая, нас ей бы никогда не отдали. Но здесь она проявила характер, ответственной квартиросъемщицей была она, поэтому тетя Сима просто вызвала участкового, который выдворил Уткиных. Меня тварь сразу отдала в интернат, с маленьким Лехой сначала сидела тетя Сима, а потом его тоже отдали в интернат. Тварь Уткина, якобы чтобы нас прокормить, устроилась домработницей к Петру Константиновичу. На самом деле она, ясное дело, хотела разузнать, как прибрать к рукам деньги. Дальше все события выстраиваются в логическую цепочку. Уткиной не хватало документов о праве на наследство, вот за ними она и охотилось. Шла по головам, но это ее мало заботило, главное было дорваться до наследства… Вероника при таком раскладе была лишней. Счастье, что Максим сумел во всем разобраться.

Теперь я должен поблагодарить Вас, Игорь Валерьевич. Мы Вас сразу с Лехой узнали. Вы тогда тете Симе денег для нас оставили, а она часть налички отдала нам, чтобы купили себе, что хочется. Мы тогда с Лехой десять кило гречки купили и килограмм леденцов. Вот житуха была, тетя Сима еще где-то тушенки достала… Уткина нас не слишком баловала, голодно было.

И еще, что хочу сказать. После визита Игоря Валерьевича к нам в интернат приехала народная артистка Степанида Кузьминична Веселова, без предупреждения приехала. Она такой скандал закатила, когда наш обед увидела! Директрису потом посадили, Леху – в художку отправили, а меня – в спортивную школу. Вся наша жизнь в лучшую сторону повернулась. Мы ни при каких условиях ни тебе, Максим, ни Веронике ничего плохого сделать не могли.

– Мать после визита к Вам в интернет сразу к министру поехала, – с гордостью уточнил Григорий Антонович. – Она, когда надо, умела ногой дверь в любой кабинет открыть, все же была депутатом Верховного Совета и любимицей всей страны. Попробовали бы Вашу директрису не посадить.

– Великая была женщина, – продолжил Володя и помолчал. – У меня, пожалуй, все. Вроде сказал все, что мы наметили. У нас, Максим, осталось к тебе только два вопроса. Первый: как ты обо все догадался? И второй: существует ли наследство на самом деле? Нашлись ли документы?

– На первый вопрос ответить просто. Знаешь, с самого начала мне не давали покоя несколько фактов. Во-первых, как такое могло случиться, что после революции, в период уплотнений и прочей ерунды, громадный дом Потаповых остался практически в собственности двух братьев – Николая и Алексея? Во-вторых, в архиве есть два документа о передаче Потаповыми одного и того же серебряного сервиза государству: один раз после революции, а второй раз – уже во время Отечественной войны. Было еще кое-что. Первый раз, как я тебя увидел, помнишь, мы с дядей Лешей встретили тебя на станции, мне бросились в глаза твои глаза. Извини за тавтологию. У тебя глаза угольно-черные, редкие, а потом я пошел в музей и увидел точно такие же глаза у Иванова. Вроде ерунда, но я на всякий случай портрет Иванова сфоткал и попросил Серегу убрать шрамы с лица революционера. Серега убрал, и перед нами с Вероникой предстал постаревший Сергей Потапов. Все стало ясно, только были нужны документальные доказательства. Фотку к делу не пришьешь. Не знаю, можно ли по генетическому тесту отследить, что мы с тобой родственники, но все же нужно был что-то более веское. Я предположил, что доказательства есть, но они где-то хорошо спрятаны. Никаких указаний на тайник в архиве Потаповых я не нашел. Но должно же было что-то быть, черт возьми, причем в идеале на самом виду. Я осмотрелся и обратил внимание на портрет братьев. Там присутствуют три, казалось бы, ненужных предмета: часы, чучело утки и электрофорная машина. Легче всего что-то спрятать в электрофорную машину. Мы проверили, и моя гипотеза подтвердилась. Кроме брильянтов, мы нашли письмо Иванова. Думаю, что Вероника прочтет текст письма лучше.

 

Вероника принесла несколько листов бумаги.

– Извините, это копии, оригиналы мы убрали в сейф. В банке, как ее, Максим? Да, лейденской, мы наши два документа. Первый, нотариально заверенный, содержит признание Семена Иванова, что на самом деле он Сергей Потапов. Во втором документе – автобиография Сергея и, если хотите, обращение к его потомкам.

Дорогие мои дети, внуки, братья и сестры, я, Сергей Потапов, пишу Вам это письмо на закате своей жизни. Видел я на своем веку много чего плохого и чего хорошего. Жизнь прожил честно, так, как меня учил дед, Афанасий Петрович.

На фронт Первой мировой я попал совершенно зеленым мальчишкой, всей душой желая служить царю и Отечеству. Что я увидел на фронте? Много чего, что и вспоминать не хочется. Больше всего меня возмущало хамское отношение офицеров к простым солдатам, которые отдавали жизни, участвуя в бездарных операциях, придуманных штабными крысами. Я стал присматриваться к большевикам, многое в их речах мне казалось правильным. Я даже решил познакомиться с трудами Маркса, но сразу не получилось. Во-первых, была война, а, во-вторых, я дважды был ранен. После второго ранения я забыл свое имя и вообще, кто я и откуда. Писарь записал меня как Семена Иванова. Прошел примерно год, и постепенно ко мне стала возвращаться память, и однажды ночью я вспомнил все: и как меня зовут, и свою семью, и родной Потаповск. Поначалу я хотел все исправить и признаться, что я Потапов, но началась революция, и мое далеко не пролетарское происхождение могло сыграть со мной злую шутку. К этому времени я был уже на хорошем счету у большевиков. Узнать меня было совершенно невозможно из-за шрамов, обезобразивших мое лицо. Не без труда после Гражданской войны я получил назначение в Потаповск. Всей душой, как и мои предки, я хотел послужить моему городу. Время тогда было трудное: много было хорошего, но много и плохого. На плохое я старался закрывать глаза. Верил, что по мере построения социализма плохого с каждый годом станет меньше и меньше. Безусловно, меня волновала судьба дяди Коли и дяди Алекса, которые остались в городе один на один с голодом и разрухой. Пойти к ним домой я не мог из соображений конспирации, хотя только Бог знает, как мне хотелось сделать это. Однажды вместе с моим помощником я шел по улице в столовую и увидел, что навстречу мне идет сильно постаревший дядя Коля. Он прошел мимо меня, не останавливаясь, но я отчетливо понял, что он узнал меня. Помощник шепнул мне, что дядя Коля – это главная контра Потаповска. Я чуть не въехал помощнику в рожу. Хорошо, что сдержался, а то бы выдал себя. На следующий день в то же время я встретил уже и дядю Колю, и дядю Алекса. Они направлялись ловить рыбу. Я хорошо знал тайное место Потаповых, где рыба клевала через минуту, как крючок оказывался в воде. Я понял, что это именно то место, где я могу встретиться с родственниками. Я пошел на базар, купил удочку, ведро и сделал вид, что обожаю рыбалку. Прошло некоторое время, прежде чем я рискнул отправиться на встречу. Господи, какое это было счастье обнять родных мне людей! Потихонечку я решил проблемы с домом, стариков не потеснили. Оба, уже не молодые люди, самоотверженно работали на ниве просвещения. Помог я и с фамильным серебряным сервизом. Мои дядья пожертвовали его на восстановление города, но у слишком большого количества людей оказались слишком заграбастые руки. Потихонечку я вернул в дом почти все. Что-то, конечно, растащили, но основные предметы остались.

Меня очень волновала судьба нашего завода. Его, конечно, национализировали, но от этого завод не перестал быть родным, потаповским. Мне опять пришлось приложить некоторые усилия, и я уехал учиться в Москву на инженера. По окончании учебы вернулся на завод и сделал все, что было в моих силах, чтобы он продолжил работать и развиваться. Много раз я думал о том, как бы помогли заводу знания, опыт и средства, которые были у отца и моих братьев. Наверняка их фирма в Америке процветала. В этом я не сомневался. И сейчас меня не оставляют надежды, что рано или поздно Потаповы внесут весомый вклад в развитие завода.

Теперь о грустном. Я чувствую, что моя жизнь подходит к концу, дают о себе знать ранения. У меня есть маленький сын и не очень здоровая жена. Как они проживут без меня? Дядя Алекс принес мне бриллиантовую брошь Елизаветы Христофоровны и адрес ювелира, который готов был купить отдельные камни. Я надеюсь, что брошь поддержит мою семью материально, а остальное, как Бог даст.

О своей судьбе я не жалею. Если бы можно было прожить жизнь еще раз, я бы прожил ее так же. Об одном жалею, что не свиделся с отцом и братьями. Если в будущем представится такая возможность, передайте мое письмо в Америку.

Ваш Сергей Потапов.

44

Гости стали расходиться. Максим попросил Ивановых – Потаповых задержаться. Он рассказал им о возможной доли в прибылях американских родственников.

Вчера ночью Вероника с Максимом написали в Америку, ответ на русском языке пришел меньше чем через час. Младший сын Игната Афанасий, почти столетний старик, благодарил Бога, что при его жизни прояснилась судьба Сергея и нашлись «русские» Потаповы. Он написал, что главным потаповским сокровищем всегда были не деньги, а Семья. Вечером во время видеоконференции он обещал подробно поговорить об этом и рассказать о судьбе «американских» Потаповых.

– Дядя Максим, а что нам теперь делать? – спросил Дениска.

– Что делать, Денис, нам подскажет жизнь. Будем решать проблемы по мере их поступления. Жизнь без проблем не бывает. Главное, нам больше никто и ничто не угрожает. Будем жить дальше и дышать полной грудью…