Похождения своевольного персонажа. Роман-фантасмагория
TekstЧасть 2
Глава 12. Hand made
«Раз решила ехать, пусть едет!» – махнул рукой Николай Евграфович и полез в шкаф в поисках лоскутков. Вернее того, что можно было бы в них превратить. Выбор был изрядный: старые джинсы детей, фланелевые рубашки жены в кетку и цветочек, шорты, которые уже давно не носились из-за сломанной молнии или травянистого пятна. Словом, улов получился неплохой. Николай Евграфович прикинул рисунок будущего покрывала, которое должно будет потрясти весь мир, ну или, по крайней мере, родных и близких, и взялся за ножницы.
Через час он разложил на полу все заготовки в огромный прямоугольник. Критически оглядев его, он добавил несколько акцентов в виде квадратов с молнией и джинсовым карманом и взялся за иглу чтобы первым делом, как учила бабушка, все сметать. Он так увлекся работой, что стал подумывать о двух наволочках на подушки в комплект к покрывалу. В его голове лоскуты как в калейдоскопе складывались в фантастические рисунки. И когда задребезжал звонок у калитки, Николай Евграфович даже вздрогнул. Неужели Инга? Решила не ехать? Но у калитки стояла соседка. Он облегченно выдохнул и вышел из дома.
– Звоню, звоню. Уж думала, никого нет. Добрый день. Работаешь, наверное? Не помешала? – затараторила женщина. – Жена-то вернулась? Нет еще?
– Добрый! Пока нет, – ответил Николай Евграфович, прекрасно зная, что реагировать надо на последний вопрос.
– Жаль. У нас послезавтра, в субботу намечается благотворительный базар. Проведем в фойе фитнес-клуба. Народу там по выходным много. И на базар побольше заглянет. Каждый приносит, что может. Думала, вместе напечем что-нибудь. Так веселее.
– Интресно. А что собираются принести на этот базар?
– Ну кто что. Мой, например, из дерева всякие фигурки вытачивает, недавно даже шахматы сделал. Месяц корпел. Вот и принесет. Петрович, что один живет в крайнем доме, картины рисует, Очень неплохо. Мне к 8 Марта пейзажик подарил. Словом, кто на что горазд, то и притащит. Ладно, пойду еще к Клаве забегу. Пока.
Николай Евграфович задумался. Может, он к субботе успеет и наволочки сделать? Почему бы и не поучастовать в этом базаре? Потом с мужиками по пиву, промелькнула в голове несвойственная ему мысль.
В субботу Николай Евграфович несмело вошел в фойе фитнес-клуба. В руках он держал спортивную сумку, но не со спортивным костюмом, а с покрывалом и наволочками (их он заканчивал уже заполночь). Кругом царила радостная кутерьма. Знакомые и не очень знакомые раскладывали на поставленных в ряд столиках из кафетерия свои изделия. Пахло выпечкой, медом, мудреными джемами со специями, деревом. А если как следует принюхаться, можно было уловить и пикантный аромат сыра. Чем, как выяснилось, люди только ни занимались: плели, рисовали, вытачивали, выстругивали, пекли, вышивали, вязали, выпиливали. Николай Евграфивич в нерешительности топтался в дверях.
– Коля, заходи! – окликнула его соседка. – В спорт-зал пришел?
– Да, то есть нет. Мне бы тоже местечко нужно, – он оглядывал плотно занятые столики.
– Что принес?
Николай Евграфович открыл сумку, почуствовал, что вот та самая секунда, когда пора бросаться с гранатой под танк, вынул и развернул покрывало… Стоящие рядом ахнули, гул в фоей прекратился.
– Ну, Коля, ты даешь! – это было первое выражение явного одобрения.
– Да, Николай Евграфович, удивиили! Неужели сами?
Николай Евграфович гордился своим умением выступать перед любой аудиторией и держать ее внимание, но тут он засмущался и даже почуствовал, что, кажется, краснеет.
Как обычно бывает на мероприятиях, где рулят женщины, две-три дамы тут же взяли в свои руки обустройство торговой точки для Николая Евграфовича. Его покрывало заняло почетное место на доске объявлений, закрыв листочки с нудными инструкциями и расписанием.
Посетители прибывали. Они пробовали ломтики выпечки, микроскопические кусочки сыра на палочках, охотно покупали баночки с домашним джемом и, разумеется, рассуждали с видом знатоков, как определить натуральность меда. Практически все задерживали взгляд на покрывале.
Николай Евграфович не знал, чем себя занять, и уже стал было сокрушаться, что не прхватил термос с бутербродом, как к покрывалу пробился осанистый мужчина лет сорока, одетый с подчеркнутой небрежностью человека, привыкшего к дорогим брендам. Он вел себя по-хозяйски, с оттенком бесцеремонности. Не задавая вопросов, он сказал кратко: «Беру все». И ушел, унося покрывало с наволочками.
Николай Евграфович стоял, ошеломленный коммерческим успехом. Из состояния ступора его вывел сосед: «Ну что, отстрелялся? Я вот тоже. Шахматы продал. Давай в спортзал зайдем, покачаемся, коли уж мы здесь».
Николай Евграфович никогда не заходил в спортзал и сейчас сморел на открывшиеся его взору тренажеры с легким ужасом. В памяти всплывали старинные гравюры с изображением орудий пыток.
«Снимай ботинки и иди сюда. Начнем с ног».
Николай Евграфович не помнил, как добрался до дома. Наверное, так чувствуют себя притомившиеся зомби. Было не до компьютера. «Все равно Инга еще в дороге», – успел он подумать и заснул.
«Нуте-с, посмотрим, как там моя Инга», – потирал руки Николай Евграфович, присаживаясь утром за компьютер. Мышцы болели, но настроение было приподнятым. Он ощущал себя победителем.
Задребезжал колокольчик. Николай Евграфович с досадой оторвался от клавиуатуры и выглянул в окно. У калитки стояли соседка и незнакомый мужчина.
– Здравсвуйте, Николай Евграфович, Извините, что побеспокоил вас, – начал мужчина. – Я из журнала «Новый старт». Наверное, знаете?
– Здравствуйте. Разумеется, знаю (Николай Евграфович слышал о таком первый раз, но не хотел показаться несведущим).
– Мы готовим эфир о людях, которые сделали карьеру и достигают высот и в других сферах, например, в творчестве. Ваше покрывало вчера произвело фурор среди моих коллег. Мы хотели бы пригласить вас в этот эфир. Вы могли бы рассказать, как работаете, о, так сказать, творчеком процессе и показать другие изделия?
– Польщен таким предложением, – ответил Николай Евграфивич стандартной фразой. Больше он сообразить шичего не смог: столь неожиданной была просьба.
– Очень хорошо, – обрадовался мужчина. – Вот моя визитка. Понимаю, что вы очень заняты. Разрешите позвонить дня через три? Решим все организационные вопросы.
Попрощавшись, он ушел.
– Ну что, Коля? Смотри, какой успех! Не подкачай! Мы всей улицей за тебя!
Соседка долгие годы занимала разнообразные посты в профсоюзной организации и с тех пор во всем усматривала общественную значимость.
Глава 13. Тазик с овсянкой
Николай Евграфович сидел над чашкой кофе в «кантинке». Предстоящий эфир его очень тревожил. «Может, лучше вообще отказаться? Что могу рассказать об творческом процессе? А, главное, что я покажу?»
За столик подсел Алексей Константинович с йогуртом и пирожком.
– Просочились слухи о твоем сокрушительном успехе в рукоделии. Поздравляю!
«Этого еще не хватало», – Николай Евграфович пришет в смятении. Он никак не рассчитывал, что о его покрывале станет известно на работе. Уважаемый профессор… и вдруг балуется лоскутками. Вот это пассаж!
– Это замечательно, – одобрил Алексей Константинович. – Тоже с удовольствием бы так прославился. Хочу тебе предложить кое-что, может пригодится, – перешел он к делу. – Жена сменила шторы. Гобеленами увлекалась, теперь что-то прозрачное понавесила. Ну, ей виднее. Могу эти гобелены тебе отдать, используешь в своем творчестве. И у нас шкаф немного освобидится.
– Гобелен? Но там ведь сложный рисунок.
– Да ничего особенного. Цветы. A la Средневековье. Можно и сюжетиц подходящий подыскать. Завтра принесу портьеру.
Искромсав гобелен и оставшиеся джинсы, Николай Евграфович разложил квадратики на полу. Где гобелены, там и мильфлеры[9], и он добавил оставшиеся лоскуты фланелевой рубашки в мелкий цветочек. По углам расположил куски гобелена, вырезанные по форме букетов. Получилось неплохое обрамление, но в центр явно просился сюжетиц, как говорил Алексей Константинович. Николай Евграфович сразу отмел рыцарей и замки – слишком по-диснеевски.
Он подошел к делу, т. е. поиску сюжета, вполне по-профессорски: начал изучение предмета со знаменитого гобелена принцессы Матильды[10], она же жена Вильгельма Завоевателя, и постепенно добрался до шпалер по рисункам Рафаэля. Он так погрузился в изучение предмета, что не сразу обратил внимание на необычные звуки, доносившиеся из сада. Цоканье копыт.
Никак кто-то из соседей приобрел лошадь и отправился на верховую прогулку. Интересно, кто? И Николай Евграфович вышел из дома, чтобы взглянуть на столь необычного домашнего любимца. К его изумлению по дорожке между кустами сирени и жасмина ему навстречу шла женщина, ведя под уздцы белого коня. Женщина была одета в длинное пышное платье золотистый перевитый обруч держал наброшенный на голову легкий розовый шарф. Конь послушно вышагивал рядом. Вот только конь был не совсем обычным: на его лбу красовался серебристый крученый рог. Николай Евграфович поморгал, рог не исчез. Неужели все-таки единороги существуют? Те самые благородные и печальные герои мифов и волшебных сказок? И, выходит, Ансельм Кентерберийский[11] был прав? Нет, по поводу единорогов он вроде бы ничего не говорил. Но ведь это он утверждал, что, если мы что-то отрицаем, значит это откуда-то попало в нашу голову, а значит, оно может существовать и в реальности. Выходит, старик-то не ошибался.
«Что-то я увлекся Средневековьем, – одернул себя Николай Евграфович. – Наверное, фильм какой-нибудь снимают».
Дама учтиво поклонилась.
– Сударь, не будете столь любезны показать дорогу в Кентербери?
– Добрый вечер. Сударыня, – чуть замявшись, добавил Николай Евграфович. – Кентербери далековато отсюда. Прямой дороги, к сожалению, нет.
– Жаль, – дама заметно опечалилась.
Николай Евграфович почуствовал, что тоже немного расстроился.
– Могу я что-то для вас сделать?
– О да! Не могли бы дать воды моему Орландо?
Сообразив, что Орландо – это конь, он же единорог, Николай Евграфович налил из садового шланга воды в пластиковое ведерко и поднес скакуну.
– Может и вы кофейка выпьете?
– Кофейка? – непонимающе переспросила дама.
«Здорово играет. Может, поскольку я не Станиславский, то… верю!» – усмехнулся про себя Николай Евграфович.
– Ну выпьете что-нибудь горячее. До Кентербери путь не близкий. Заходите в дом, – радушно пригласил Николай Евграфович, соображая, куда бы привязать лошадь, чтоб ветки не обгрызла.
Но конь вошел в дом вместе с хозяйкой. Она села в кресло, он аккуратно лег рядом.
– Может и сосисочку разогреть? – засуетился Николай Евграфович.
Через минуту из кухни распространился аромат жареных сосисок и горячего хлеба. К ним был тонко нарезан огурчик. Все сервировано на подносе, не забыты и салфетки.
Николай Евграфович торжественно водрузил угощениье на столике перед дамой. Поколебавшись немного, вернулся на кухню, щедро высыпал в тазик пачку овсяных хлопьев и поставил перед Орландо.
Гостья озадаченно смотрела на поднос, повертела в руках вилку, потом осторожно взяла сосиску рукой и откусила. Видимо, изделия «Вкусвилла» пришлись по вкусу. Ела она с аппетитом, и Николай Евграфович подложил ей добавки, а заодно и себе взял порцию.
Покончив с трапезой, дама оглядела комнату.
– У вас очень необычно и так красиво. А где ваши слуги?
– Эээ, дал им сегодня выходной.
– Выходной? Это что?
– Ну отпустил на день, чтоб на своих огородах поработали.
– Вы очень добрый хозяин.
– Ну не так, чтобы очень. Но иногда хочется побыть одному, знаете. А они тут мельтешат, пылесосят, порядок наводят.
– Пылесосят?
– Ну да, пол моют. Вы как кофе любите? С молоком? – перевел Николай Евграфович разговор в другое русло.
Он очень старался, варил кофе по всем правилам и вышел из кухни, чинно держа в руках поднос с двумя чашками дымящегося кофе, сахарницей и сливочником.
Дама сначала с опаской распробовала напиток, потом добавила сливки и сахар и в конце концов пришла в неописуемый восторг. Щеки ее порозовели, взгляд оживился. Она явно приободрилась и, может быть, даже забыла о своем Кентербери, если ей вообще туда надо было.
Николай Евграфович уже собирался распросить о съемках фильма, но дама поднялась и учтиво поклонилась.
– Я благодарю вас, сударь, за гостеприимство. Вы были очень добры ко мне и Орландо. Мы продолжим наш путь.
Она вышла на крыльцо, единорог чуть припал на передние ноги, давая ей возможность сесть боком на его спину.
– Счастливого пути. Будете в этих краях, заезжайте.
Дама грациозно наклонила голову, улыбнулась, и ветки сирени и жасмина сомкнулись за единорогом и его всадницей.
«Надо будет соседку пораспросить, что за фильм снимали. Она все знает», – подумал Николай Евграфович и отправился на кухню помыть посуду. Но на кухне все было, как и до прихода гостьи. Стояла только одна чашка с остатками кофе, и даже сосиски все оказались на месте за исключением одной, которую съел сам Николай Евграфович.
«Так что? Никого не было? Или все-таки был?» – размышлял он, гляда на тазик с остатками овсяных хлопьев.
Но он не стал тратить время на эти раздумья, ибо вдруг понял, что должно быть в центре композиции нового покрывала.
Из гобелена он выкроил даму в пышном платье, а из белой льняной скатерти, испорченной коричневым пятном от утюга, – красавца единорога. Гугл подсказал, как пришиваются аппликации.
Дама с белоснежным единорогом на синем джинсовом фоне с вкраплениями мелких цветочков смотрелась умопомрачительно. Но все-таки чего-то не хватало, какого-то заключительного штришка. Николай Евграфович придирчиво смотрел на свое творение. Он еще порылся в утробе шкафа и нашел то, что искал. В углу валялась, видимо, упавшая с вешалки лет сто назад и с тех пор забытая, кружевная розовая блузка. Николай Евграфвич взялся за ножницы и недрогнувшей рукой откромсал рукав.
Голову дамы украсил шарф из тончайших кружев. Покрывало было закончено.
– Ну как, пригодилась штора? – весело спросил Алекей Константинович, одновременно роясь в портфеле в поисках телефона.
– Даже очень. Ты знаешь, такая странная вещь со мной произошла, смеяться будешь, – и Николай Евграфович поведал о визите, назвав все, правда, сном и упустив подробности с овсянкой.
Алексей Константинович слушал внимательно.
– Думаю, дорогой профессор, вы попали в, так сказать, творческий поток. Даже сказал бы – половодье. Это – за гранью реальности. Там другие законы действуют. И неважно, что творить: лоскутное покрывало или высекать Давида. Ну что ж, – заключил он, – завидую вам, профессор. Не у каждого получается туда попасть. Ну, вот он! – облегченно выдохнул Алексей Константинович, выуживая из глубин портфеля мобильник. – Извини, жене нужно позвонить. Напрочь забыл, что она просила купить на обратном пути.
И, близоруко щурясь, он принялся тыкать в телефон.
Глава 14. Золотые нити
Опять отказ в приеме на работу, опять неудача. Инга могла бы уже привычно расстроиться, но… не стала: она получила час безделья!
Инга провела его в своем любимом кафе. Уютный городской особнячок начала прошлого века с ротондой и каменными ангелами у лестницы за последние 70–80 лет несколько раз менял свое предназначение, и даже побывал роддомом. И вот теперь в новой ипостаси – кафе – вернулся к своим истокам: внутри был восстановлен интерьер столетней давности. Около одного диванчика даже лежал изрядно потрепанный аккордеон, на котором, похоже, играли в окопах между сражениями на Салоникском фронте[12].
Инга сидела с каппучино и пялилась на фото на стене седоусых суровых вояк в каскетках времён Первой мировой. За столиком под фото чирикали три девочки лет 16–18. Аккуратненькие, расслабленные, симпатичные.
Все это подействовало на Ингу умиротворяюще.
За окном опять пошел дождь, зажглись оранжевые уличные фонари. Пора было идти домой, где ее ждала Латте. Инга втянула через трубочку сладкую пенку со дна чашки (что, разумеется, совершенно неприлично) и набросила некстати надетое сегодня светлосерое пальто (настолько oversize, что напоминало хламиду). Раскрыв зонтик, она шагнула на мокрые и очень стильные камни внутреннего дворика.
Шагая по тротуару и уворачиваясь от мощных брызг из-под колес авто, она размышляла о попавшемся в интернете видео на тему, как живется женщинам после 60. Из видео следовало, все повально прибавляют в весе 5–7 кг как минимум и очень по этому поводу переживают. Дальше смотреть она не стала, но прочитала комменты. Оказалось что женщины гораздо умнее, чем видео. Многие с 55 и до 95 сваливаются в полный пофигизм и радуются жизни: начинают рисовать, путешествовать, писать книги, осваивают интернет и т. п. Так и заявляют: после 60 жизнь только начинается. А что же было в первую часть жизни? Репетиция? Черновик? Почему эти женщины не жили той жизнью, какой хотели? Кто их заставлял жить не в радость?
Эти размышления были прерваны приветственным тявканьем, Инга открыла дверь и счастливая Латте завертелась волчком около ее ног, потом завалилась на спину, подставив животик для поглаживаний, одновременно умудряясь энергично вилять хвостом. Инга выпустила ее из дома. Дождь Латте был нипочем. Она радостно носилась кругами, прыгая через лужи и время от времени суетливо обнюхивая мокрую землю. Она заметно выросла и постепенно превращалась в изящную лаечку с острой мордочкой и лихо закрученным хвостиком.
«Латте, пойдем в дом, а то совсем промокнешь. Да и я уже замерзла».
Латте замерла, внимательно смотря на Ингу, очевилно, пытаясь сообразить, что та ей говорит, потом подпрыгнула и восторженно бросилась к своей хозяйке, разбрызгивая лужи.
Инга растопила чугунный камин, зажгла пару персиковых свечей. Подложила еще полешко (да, это тебе не московская квартира с центральным отоплением). Постепенно комната наполнилась теплом и покоем. Инге представлялось, что это их с Латте галактика, ни для кого не досягаемая и одиноко летящая сквозь космическую черноту. Насколько это соответсвовало астрономическим понятиям, Инга не знала, ибо школьный учебник по астрономии так и остался нераскрытым. Но это было не важно. Главное – так Инга ощущала себя в мире сейчас.
Это сейчас началось пару месяцев назад.
Леля вернулась с вечерний прогулки со своими малинуа.
«Завтра рано в путь-дорогу. Так что – легкий ужин и спать», – с питомцами она разговаривала так же, как с людьми. Она не сомневалась, что они все понимают, и, судя по их поведению, так оно и было.
«Ты собираешься? Что решила?» – это она уже обращалась к Инге.
Поездка была запланирована на две недели. Они подошли к концу. Все эти дни Леля проводила с четвероногими и их владельцами. Двухдневный семинар сменился совместными тренировками в местном кинологическом клубе, поездками по питомникам и занятиями с наиболее пытливыми собаководами. Возвращаясь вечерами с дрессплощадки и наскоро перекусив, Леля принималась выкладывать фотографии в интернет. Утром снова, проглотив кофе, садилась за руль, собаки запрыгвали в машину, и они уезжали.
Несколько раз Инга ездила с ними и выполняла роль фото-корреспондента, бегала по площадке с телефоном или ползала на четвереньках, выискивая наиболее эффектный ракурс для съемки прыгающих или атакующих собак. Это отвлекало Ингу от тревожащих ее мыслей.
Она поехала с Лелей, потому что хотела выбраться из поглощающего ее потока событий, который нес ее к апофеозу – свадьбе, после чего должна была потечь спокойная река ее счастливой семейной жизни. Но Инга все больше сомневалась, а хочет ли она такого семейного счастья, как это понимали мама, папа, Влад, бабушка, дедушка и т. д. А если нет (о чем Инга сначала даже не решалась подумать), то как она представляет это сама?
Все эти дни звонки из Москвы сыпались на нее градом. Вначале они были тревожными, потом возмущенными и, в конце концов, требовательными.
Инга пыталась объяснить: уехала, потому что хотела сменить обстановку, подумать, собраться с мыслями. Но у родителей были свои непоколебимые убеждения о том, что лучше для дочери, как должна сложиться ее жизнь, о свадьбе, и, разумеется, о поведении невесты накануне оной. И их видение было безжалостно взломано. И кем? Любимой дочерью. Она оказалась эгоистичной, безответственной, легкомысленной, черствой, ветренной, жестокой и далее по списку. Один раз позвонил Влад. Он был немногословен. Сказал: «Ну, может, это и к лучшему». На этом разговор закончился.
– Так собираешься или нет? – опять спросила Леля.
– Знаешь, я, наверное, останусь. Еще здесь поживу…
– Ну, может, оно и к лучшему, – Леля почти повторила слова Влада – Хозяйка будет только рада, что в доме кто-то живет, сама готова за это приплачивать. Она из своей Швеции раз в пять лет приезжает, если не реже. За электричество плати во время, и больше от тебя ничего не требуется. Учти, электричество здесь не дешево. Дрова в подвале.
Леля уехала. С ней ушла энергия постоянного движения, волнительного предвкушения, радостной суматохи и блаженного расслабления после очереднной запарки.
Первое время Инга наслаждалась тишинной и покоем. Думать ни о чем не хотелось, она уходила с Латте на природу, гуляла, фотографировала, сидела в кафе. Потом пришлось заняться формальностями, чтобы продлить свое пребывание здесь. Это стоило немалых денег, сбережения таяли, нужно было подумать об источнике доходов. А для этого требовалось знать язык, хотя бы на разговорном уровне. Пока, куда Инга ни обращалась, получала отказ – иностранка.
Выход из ситуации не просматривался, и Инга стала засыпать и просыпаться с тревожной мыслью: как найти работу и на что жить?
Вот и сейчас, сидя в обнимку с Латте и глядя на пламя в камине, она думала о работе, вернее, о ее поиске. Телефон подмигнул, раздался мелодичный перезвон бубенцов: тетя Наташа.
– Ну как у тебя дела? Все хорошо? – это был единственный человек, который Ингу не упрекал и не пытался пробудить в ней чувство вины.
– Да, нормально.
– Ты работаешь? Как с деньгами? – тетя Наташа была человеком практичным и всегда смотрела в корень.
– Ищу пока.
– Подкину тебе на карточку.
– Ни в коем случае! – Инга ужаснулась такому самопожертвованию: тетя Наташа жила на пенсию и хоть и радовалась жизни, но лишними средствами не располагала.
– Не волнуйся, не умру с голода. Сейчас сдаю полдома. Мне ведь одной много не нужно: комната, да кухня и душ. А тебе нужно.
Инга никак не ожидала такой безоговорочной поддержки.
– А как там мама? Очень расстраивается? Она, по-моему, уже разговаривать со мной не хочет.
Мамина реакция – смесь непонимания, возмущения и обиды – угнетала Ингу. Она постоянно ощущала себя виноватой в том, что так вдруг разрушила мамино предвкушение вот уже близкой безоблачной перспективы. Вот они большой дружной семьей собираются за праздничным столом или на даче, женщины делятся секретами разведения хризантем или успешной борьбы с тлей, мужчины колдуют над шашлыком. Вот она гордо идет по парковой аллее с колясочкой и рассказвает сверстницам, как внук или внучка держит головку. Всему этому не суждено сбыться, по крайней мере в ближайшие годы. Бедная мама!
– Инга, ты здесь? – вернула ее из призрачного маминого будущего тетя Наташа. – За родителей не переживай. Со временем поймут. Ты не можешь жить для того, чтобы оправдывать их надежды. У тебя своя жизнь.
– Жалко их.
– Жалко, Но они считают, что ты, глупая девчонка, не понимаешь, что делаешь, рушишь свое счастье. Но это счастье они сами себе нарисовали. Тебе такое нужно? Чего добились твоя мама, бабушка? Твоя бабушка мечтала быть актрисой, занималась в театральной студии и уже начинала выступать на профессиональной сцене. Выйшла замуж, родился ребенок, надо было и семьёй заниматься, и подрабатывать. Не до театра. Мама прекрасно играла на фортепьяно, вышла замуж, концерты прекратились, а постепенно и игра на пианино сошла на нет.
Инга об этом даже не знала. Ни бабушка, ни мама об этом не рассказывали.
– Представь, что у тебя не хватило смелости уехать и ты послушно пошла под венец? И что? Ты была бы счастлива? Поживи сама, свою дорогу найди, определись, чем заниматься. С родителями все уладится.
Было совсем поздно, когда Инга решила выйти с Латте еще раз на воздух. Дождь кончился. Латте радостно носилась по двору и вдруг скользнула в дыру под сеткой и помчалась по дороге.
«Латте, Латте, вернись! Ко мне!» – в панике закричала Инга, отлично понимая, что Латте ещё слишком мала и не знает команд.
И откуда только эта дырка под сеткой?! Инга бросилась с крыльца, чтобы догнать щенка. Бог знает, куда она убежит, и машина сбить может. Но что-то словно не пускало Ингу, ноги еле двигались, Она, как паутиной, была опутана золотыми нитями, которые сковывали ее движения. Выпутаться из них было невозможно. И тут Инга увидела на крыльце садовые ножницы. Она схватила их и начала поспешно кромсать нити, но их становилось все больше. Инга в отчаянии рванулась, чтобы выпутаться из их плена, и… открыла глаза. В комнате было тихо. Латте сидела рядом и внимательно смотрела в глаза своей хозяйке.