«Порок души забирает лучших»
***
«Я это сделаю», – подобно душевнобольному шептал он, пока высыпал себе горстку таблеток в потную ладонь. Рука судорожно дрожит подобно руке алкоголика на пике ломки. Он проглатывает все таблетки залпом. Джейк не сосчитал, сколько их было, но что больше пяти – точно. «Я затопчу всё это чертово правительство под свою подошву! Размажу по асфальту, подобно жуку!» Он не говорит, прожигает ядом каждое слово. Джейкобу, комната которого поплыла по краям восприятия зрительной картинки во все стороны, на секунду мерещится, что грязно-белые носки кед разъело от кислоты. Он смеётся, сгибается пополам, прижимая ладони к животу, свистит, спуская воздух из лёгких, как из двух воздушных шариков.
Только сейчас Джейк понимает, что те порезы на мертвенно-бледной руке Барта были равносильны саморазрушению его таблетками.
Томпсон смотрит на свои наручные часы, или ему так только кажется, а часы на самом деле стоят на книжной полке в трех метрах от него. Спустя определенное количество времени Джейкоб наконец вспоминает, что у него нет часов, ни наручных, нет часов и в комнате. Его мозги одурманены. Время перестало представлять из себя численные единицы, теперь оно походило на гель в шаре, вечно пребывающий в хаотичном движении, существующий в нескольких точках одновременно. Мир вокруг вертится, крутится, искажается в ломаных призмах выпуклых осколков. Джейк отшатывается на стену, звук удара его затылка похож на стук орешка в скорлупке, во рту у Джейкоба солено от крови прикушенного языка. Сползая по стенке, дёргаясь, как рыба, выброшенная на золотой песок, он смеётся. Смеётся, как умалишённый. «Я это сделаю…» – хрипит он.
***
Джейкоб Томпсон ощущал себя, по меньшей мере, спятившим Ли Харви Освальдом, готовым пришить Президента США, в поездке на эту чёртову Конференцию. Он должен был представлять свою презентацию в честь дня Воссоединения. Прижавшись лбом к холодному стеклу автобуса, он обдумывал свои действия. «Должен» – такое забавное слово, утерявшее своё былое значение в мировоззрении Джейка… Ни грамма неуклюжей неловкости, ни тени весёлого энтузиазма, ничего, что было свойственно ему прежнему. А ведь когда-то его реальность была такой простой, незамысловатой. Это "когда-то" теперь кажется иной, совершенно чужой жизнью. Ненависть была новым чувством. Усталость была новой. Противостояние его намерениям было новым. Но самой ужасной новой вещью был этот угнетающий страх. Не боязнь смерти, она прошла, а боязнь, что смерть будет напрасна.
***
«Прости меня за тот инцидент в классе, – виновато извиняется Джейк, когда Миртл поправляет его смокинг. – Я был не в себе».
«Ничего», – отмахивается Бэйн с улыбкой, проводя костяшками своих холодных пальцев по щеке юноши. – Покори их всех!»
Она такая замечательно-искренняя в своей заботе, пахнущая чистотой и сладостью, светящаяся изнутри. Но она уходит, и минутное спокойствие уходит вместе с ней.
Джейкоба всего колотит, когда тот выходит на сцену. Он не спал всю ночь, не сомкнул глаз ни на секунду. Зал небольшой, сидит в нём человек 50, остальные зрители сидят в компании друзей или семьёй по домам, включив прямой эфир, смотря на Джейкоба через линзы. Томпсон не видит их взглядов, но чувствует. Большая часть зрителей, смотрящих конференцию в прямом эфире, думает, что мол, мальчишка просто волнуется…
«Меня зовут Джейкоб Томпсон, – это первое, что он произносит наждачно-хриплым голосом. Следующие предложения все уже знают с точностью до каждой буквы. – Я бы хотел всех поздравить с днём Воссоединения, – но Джейк выжидает паузу, равносильную вечности. – И еще я бы хотел рассказать вам правду!». Вот он, знаменательный день, когда кто-то и впрямь решил поведать истину.
***
2220 год
Четверг
Белокурые локоны, срезанные до худощавых плеч, подпрыгивали, с каждым постукиванием длинных шпилек, когда женщина, облачённая в серый костюм, поднималась по ступенькам к входной двери небольшого домика. На её спине красовался внушительный рюкзак, а за спиной свитой стояли амбал и мужеподобная женщина, на которых тоже были строгие костюмы. Дверь данной троице открыла крайне уставшая пожилая дама, в глубоких морщинах которой затаилась пыль этого старого дома.
«Здравствуйте, мисс Андерсон». Пухлые губы блондинки расплываются в дружелюбной улыбке, и она достаёт из кармана блестящий значок, демонстрируя его хозяйке дома, не прерывая зрительного контакта. «Меня зовут Миртл Бэйн, я и мои коллеги из службы «Защитное Солнце». Думаю, вы достаточно осведомлены, чтобы мне не пришлось объяснять нашу работу. Мы пришли за вашей внучкой Мэрилин Андерсон. Она дома?» Но ответ уже не нужен, ибо наверху послышался спешный шорох, и было отчетливо слышно, что кто-то собирается удрать через окно. «Живо наверх!» приказала Миртл, и троица вбежала по скрипучей лестнице на второй этаж, после чего коллеги разошлись по разным комнатам в поисках девчонки. Уже не такой юной Бэйн, по чистому везению, досталась спальня самой Мэрилин. Это была небольшая, но довольная уютная комнатка со множеством растений на подоконнике, столе и стенных полках, проведя по которым подушечками пальцев, Миртл брезгливо смахнула слой пыли. Внезапно, среди всей это зеленой мишуры, женщина заметила весьма знакомую книгу, копию той, что начала всю историю. Но отдаться ностальгии Бэйн не успела, ибо её коллеги притащили в комнату буйно сопротивляющуюся Мэрилин, морковно-рыжие локоны которой растрепались, а покрасневшие от недосыпа глаза яростно смотрели прямо на спокойное лицо Бэйн.
«Ох, так быстро нашли беглянку!» – восторженно плещет в ладоши Бэйн, кладя ранец на кровать несчастной и натягивая на изящные руки докторские перчатки. Достав из рюкзака пробирку с янтарно-жёлтым раствором и шприц в полиэтиленовом пакетике. Миртл бросает взгляд на Андерсон. «Соболезную потере вашей матери, мисс Андерсон», – говорит она, вводя в шприц жидкость. Девочка молчит, поджимая сухие губы, догадываясь, что её ждёт. Сопротивляться было уже бессмысленно, и Мэрилин это понимала. «Знаете, я ведь была с ней знакома ещё со школы, она была тихоней, и мы не слишком общались, но Хлоя была хорошим человеком. Это точно. Правильно говорят, мол, порок души забирает лучших».
«У вас ничего не выйдет», – неожиданно процедила Мэрилин. Миртл выгибает в немом вопросе резную бровь и скользит взглядом от выбеленного, будто фарфорового лица девочки, к шприцу в своей руке, – Держать всё в секрете у вас не выйдет. Однажды люди узнают правду!»
«Ты больна, Мэрилин», – с натянутой снисходительностью качает головой Бэйн. С возрастом она стала такой приторной, как химозный вишнёвый чупа-чупс, разъедающий щеку изнутри. Шприц, шея и обмякшее тело, которое быстро подхватывают её коллеги, – эта картина у нее больше не вызывает никаких эмоций.
«Не волнуйтесь, мисс Андерсон, мы о ней позаботимся», – умело врёт Миртл, задержавшись в доме Андерсонов на пару секунд, пока другие затаскивали уже не Мэрилин, а всего лишь её тело в фургон. Приторно-милая улыбка являлась неизменным фрагментом амплуа мисс Бэйн. С годами работы враньё стало таким привычным, и угрызения совести перестали донимать её по ночам, пока та лежала в холодной кровати, мучаясь от бессонниц.
Безысхнодность VS Возможности
***
2195 год
Но Джейкоб не успевает завершить свою речь, ибо в зал врывается та злосчастная троица, убившая Барта, во главе которой, с гордо-вздёрнутым острым подбородком, шагала мисс «Юбка-Карандаш».
«Боюсь, придётся завершить конференцию», – непринужденно улыбается она, поднимаясь к нему на сцену. В руке шприц, а на губах улыбка. Томпсон немеет ещё до введения неизвестной ему жидкости в организм. Всё это происходило как в одном из его кошмаров, чересчур быстро, сумбурно, размыто. Взгляд цепляется за мелкие детали, вроде пары аккуратных воротников, сидящих в зале людей. Седина профессора Миллса, сидящего в первом ряду, наконец, дрожащие пальцы и коленки самого Джейка. Игла безжалостно впивается ему в шею, казалось, задев сонную артерию. Непонятное вещество прожигает вены, отравляя тело. Два массивных мужчины хватают Джейка под руки, волоча со сцены.
Он смотрит на Миртл, сидящую в первом ряду, стыдливо уводящую взгляд в пол и понимает всё без слов. Джейкоб пребывает в тесном футляре тихого ужаса. Спуск в ад предоставило ему белокурое создание с прозрачным, чуть печальным взглядом и красивым изгибом припухлых губ. То, которой он вручил своё кровоточащее сердце на блюдце. Но, к сожалению, оно лишь сожрало его, не отдав ничего взамен, кроме пустых обещаний.
Она же думала, что будет испытывать стыд, боль, как минимум вину за свой донос. Но мир не рухнул, земля не разверзлась, сердце не ухнуло вниз. Кто бы мог представить?
Джейкоб чувствует себя униженным, раздавленным и сломленным. И последняя мысль, перед полным исчезновением его личности, загорается яркой, но недолговременной звездочкой – Миртл сдала и Барта. Как салют взрываются все воспоминания, искрами исчезая в тёмном небосклоне дурмана. Последние секунды Томпсон чувствует себя полнейшим ничтожеством, и от этого испытывает сильнейшую ярость. Но сделать юноша больше ничего не может и уже никогда не сможет. Он пытается что-то сказать, но его язык, тяжёлый и ватный, присох к нёбу. Кажется, будто действие маминых таблеток затянулось, но теперь от них нет никакого удовольствия.
***
2220 год
Теперь он не смотрит на Миртл так проницательно, как было в последний день его сознательной жизни. Тот взгляд девушка запомнила навсегда. Его взгляд давно потерял фокус, стал пустым, пустее всех пустот, а глаза больше напоминают глаза фарфоровых кукол или шизофреников.
«Привет, Джейкоб», – улыбается Миртл, сидящая напротив него. Она начинает рассказывать ему о прошедшей неделе, о новостях, о её новых друзьях; её рассказы доходят вплоть до того, что Бэйн ела на завтрак. Он молчит, никак не реагируя на её слова. Миртл к этому уже привыкла, она кладёт свои аристократично-длинные пальцы на тыльную сторону ладони бывшего друга. Иногда Миртл кажется, что она влюбилась в него просто потому, что хотела влюбиться, ещё тогда, в юности. Хотела влюбиться против всех правил. Неважно в кого. И чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее Бэйн убеждалась в этом.
Джейк почти потерял рассудок, его состояние ухудшалось ежедневно, Миртл это видела. Не все могут жить в такой грязи и лицемерии, присущей людям, вечно гонясь за неосуществимыми мечтами, идеями, превращаясь в фанатиков, апологетов, медленно слетая с катушек, стирая грани воображения и суровой реальности. В этом мире можно пробиться, лишь идя по головам. И почему бы не воспользоваться доверием уже обреченных бедняг? Там, где Томпсон видел безысходность – Бэйн видела возможности. Да, Миртл правда любила Джейкоба, но её любовь не была настолько сильной, чтобы сводить счёты с жизнью ради друга детства. А риск был велик.
Тем более, Миртл была уверена, что люди – глупые существа, не способные прожить без системы. Если даже у Джейкоба реализовался бы его наивнейший план по началу очередной революции, люди при первой возможности поубивали бы друг друга. Поэтому разрушать столь удобный социальный строй, пусть и навязанный в массы манипуляциями, было бы глупой затеей. Намного легче просто подстроить его под себя. Жаль, не все додумываются.
Мир, ранее казавшийся прогнившим и лживым, меняет своё обличие, когда человек получает над ним хоть малейшую власть. Для Бэйн больше не существует ни света, ни тьмы, контраст которых с детства вдалбливают детям в головы. Имеет значение лишь выгода, которую можно извлечь из любой ситуации. Лишь цена и жизнь, где нужно вынести наименьшие потери при самом плохом раскладе. В каком-то смысле эти двое оба нашли то, что искали. Миртл так и не вышла замуж, и родители не были против. Она построила себе блестящую карьеру. А Джейкоб больше не обязан был хранить правду, хотя вряд ли ему удалось бы ее рассказать.
«Мне очень жаль, Джейк», – кидает на него последний взгляд Бэйн, перед тем, как на мгновение сжать его холодную ладонь и уйти, оставляя за собой шлейф тоски, но и радости от сброшенного с плеч груза.
В это заведение – «Больница: Защитное Солнце» – она вернется в следующий четверг, снова сядет напротив и снова начнёт рассказывать о своей удачно построенной жизни с дотошно-милой улыбкой на лице, будто бы ничего не изменилось за эти 25 лет. Все бабочки в животе подохли, а белая роза засохла.