Геония. Центурион. Мастер Миража. Предсказатели

Глава 18. Полет Стрижа
Иллирианская Империя, Порт-Иллири

Лохматый пудель сомнительных кровей, спущенный с поводка, носился по дворику. Нина с пронзительным писком бегала за ним, семеня ножками. Стриж с ремешком в руках снисходительно ждал, пока наиграются собака и ребенок. Через забор соседского дома, увешанный цветными пеленками, перегнулась толстая, в мелких редких кудряшках пожилая женщина:

– Мастер Алекс!

– Что?

– К вам мячик моих мальчишек не залетал?

– Нет, леди Полина.

Толстуха фыркнула:

– Я могу подумать, что вы издеваетесь над теткой Полли. Какая из меня леди?

Стриж сокрушенно покачал головой, и ответил, стараясь приглушить озорной огонек в глазах:

– Вы очень большая леди, Полли.

Толстуха взвизгнула от смеха, махнула в сторону Дезета рваным полотенцем:

– Хулиган.

Она улыбнулась неожиданно лучезарной, почти прекрасной улыбкой, и оперлась о заскрипевшую ограду крепкими руками работницы:

– Вот я смотрю – вы целыми днями дома, мастер Алекс. Никуда не ходите, с забулдыгами нашими компанию не водите, в пивной штаны не просиживаете, и, кажись, не работаете нигде. Я все думаю – и на что вы живете? Если бы не ваша обходительность, подумала бы – вор или рений гад.

– Кто?!

– Рений гад. Тот, кто сеет смуту против императора.

Стриж, сломавшись пополам, неистово захохотал.

– Правильно говорить «ренегат», Полли!

Женщина насупилась. Дезет, отсмеявшись, покачал головой:

– О нет, Все гораздо проще – я бывший военный. Не работаю, потому что нет работы, живу на пенсию отставника.

Полли сморщила толстый нос и поправила валик, свернутый на затылке из полуседых волос.

– А все ж мне сомнительно. Знаем мы, вашего брата, солдата.

Пудель с суматошным лаем еще раз пробежал по кругу.

– Бесполезная у вас собака, мастер Алекс. Хоть бы шерсть с нее снимали, а то только жрет и шумит, пакость одна. Мой брат мутанта-терьера держал…

Стриж отвернулся от болтливой соседки. «Нет уж, Полли, – подумал он. – Я не стану держать таких терьеров. Каленусийцы использовали их для ловли беглецов. Я помню того человека, который ушел всего не сто метров, потом упал, сбитый с ног, его шею, сгрудившись, рвали собаки-мутанты».

– Мы непременно это обсудим, но попозже.

Стриж повернулся и ушел в дом, прерывая разговор. Единственная комната с аккуратно выбеленными голыми стенами. Узкая койка у стены, детская кроватка, дощатый стол. Оттон Иллирианский честно держал прощальное слово – попытки найти работу до сих пор заканчивались плачевно. Люди просили документы, заглядывали в Систему, одни были подчеркнуто грубы, другие просто отказывали. «Меня занесли в черный список».

Поначалу ошеломленный спасением, Стриж не понимал, почему император пощадил его. Осознание пришло в свой черед. «Старик хочет, чтобы я сдался, приполз к нему на брюхе, взмолился о прощении, благословляя твердую руку повелителя».

Дезет грустно улыбнулся. «Он спихнул меня на дно, в нищету, и ждет».

Толстой, болтливой тетке Полли не следовало отказывать в наблюдательности – бывший сардар тщательно избегал грязных и веселых кантин предместья. Отчасти из осторожности, отчасти по другой причине. Всякий раз, когда Стриж тайно, в одиночестве прикасался к бутылке дешевого коньяка, он давал себе слово, что этот раз – последний. С начала осени таких последних набралось уже полтора десятка…

«А впереди не дни – годы». Дезет подошел к двери.

– Нина!

– Я здесь, папа! Можно, я еще погуляю…

– Хорошо, только не ходи за ограду.

«И все-таки мне повезло, – подумал Стриж, – если бы Оттон приказал им заняться Ниной, я бы сдался… Я бы сделал, сказал и подписал все, что угодно – любую низость». «Любую? – съехидничал внутренний голос. – не ври. Ради будущего Нины должен был ползать у ног императора, но ты не стал. На самом деле даже этого не нужно. Оттону хватит малого – признания, что он всегда прав. Потешь старику самолюбие и помирись с ним».

– Не ври мне ты, лукавый голос. Старик измажет меня в собственном дерьме и снова подставит, с одной только разницей: в прошлый раз я хотя бы верил в целесообразность кровавой бани, а сейчас – нет.

Голос смутился и умолк. Стриж достал початую бутылку коньяка, тщательно отмерил минимальную дозу. Маленький ребристы стаканчик одиноко стоял на голом деревянном столе.

– За здоровье его величия, доктора права, известного гуманиста, императора Иллирианского, великого и милосердного ублюдка Оттона! Да ляжет ему земля под ноги колдобинами на долгие годы.

Дезет поднял стакан и выпил порцию залпом, огненная влага обожгла горло. Сердито звякнул единственный ценный предмет в комнате – недавно купленный на задаток пенсии уником. Стриж нехотя потянулся к прибору.

– Слушаю.

Неопределенного пола голос кибер-оператора отдавал металлом и обидой:

– Абонент, почему вы неделю не принимали текстовые сообщения?

– Не понял…

– В вашем контракте с компанией сказано, что сообщения вам доставляют только по запросу. Вы их не забирали. База переполнена. Произвести очистку?

Стриж потер виски.

– Я понятия не имел, что мне кто-то пишет.

– Вы бывший военный, льготный клиент. Таким следует быть аккуратнее, мы вас обслуживаем в убыток себе. Запустить удаление?

– Да… Впрочем, нет. Много там писем?

– Одно, поставленное на цикл повторения.

– Тогда забираю.

Кибер тут же отключился. Уником ожил, высветив идентификатор отправителя – длинный, совершенно незнакомый номер и лаконичную запись недельной давности: «SOS».

– Космос и Разум…

Стриж списал номер на оборотную сторону неоплаченного счета, погасил экран, убрал коньяк. Потом он сорвался с места, дошел до двери и тут же вернулся к столу.

– Спокойно, спокойно. Это, вероятно, ловушка. Работа Оттона или Департамента Обзора. Тебя надувают, парень. Не надо дергаться.

Дезет переждал, пока успокоится пульс, не торопясь встал, с трудом сохраняя маску невозмутимости, вышел во двор.

– Леди Полина!

– Что, мастер Дезет?

– Я отлучусь ненадолго, присмотрите за Ниной. Вы можете взять ее к себе в дом? Мне так будет спокойнее.

– Давайте девочку сюда.

Стриж поднял ребенка на руки, передал в сильные женщины, чуть подумав, перебросил через заборчик и собаку.

– Ну, я пошел.

Он отпер калитку и выбрался на пыльную, узкую, мощеную битой плиткой улицу. Редкие кроны пирамидальных деревьев не трепетали – над нищей окраиной Порт-Иллири застыло томительное безветрие. Смог каров, казалось, повис в воздухе навек. Вскоре разбитая мостовая кончилась, сменившись плотно укатанной грунтовой дорогой. Район трущоб разительно отличался от фешенебельно-имперской роскоши центра Порт-Иллири – никаких арок, портиков, фонтанов и статуй. Хибары из дешевой псевдо-фанеры громоздились в два этажа, некоторые из них заметно завалились и стояли благодаря подпоркам, на которые пустили обрубки украденных в порту балок. В трущобах шла своя особенная диковатая жизнь. Полдень еще не наступил, но кучки слонявшихся без дела молодых мужчин попадались там и сям. Некоторые покуривали в тени, прислоняясь к ветхим стенам, двое сосредоточенно возились у полуразобранного кара со сбитыми идентификаторами. Эти двое нехотя оторвались от работы и проводили Стрижа настороженными взглядами.

Поперек узких улиц, от дома к дому тянулись веревки, провисшие под гроздьями мокрого белья. Витали ароматы пеленок, сомнительной выпивки и пережаренного лука. В подвальчиках нечто копошилось – то ли в полуподземных этажах держали дешевый блудоторий, то ли там промышлял пси-наводками нелегальный сенс. Из обшарпанных дверей то и дело выныривали потертые субъекты с остановившимися глазами и бледными лицами.

Стриж шел мимо, стараясь не смотреть по сторонам. Публика такого сорта обычно воспринимала прямой взгляд как вызов на драку.

Ближе к морю хибары поредели, сменились пустырями, длинными сараями из рифленого металла, аккуратными, безликими домиками портовых рабочих. Приближались доки. Дезет остановился, припоминая дорогу. Справа маячил покосившийся, заляпанный грязью и высохшими брызгами дождя указатель:

 
Сестринство Святого Разума. Храм №11
 

Стриж двинулся напрямую, перепрыгивая через вырытые кем-то, да так и забытые канавы. Храм оказался маленьким, выстроенным из пенобетона зданием с плоской крышей. Молитвенный дом, общежитие монашек и небольшую площадку для каров окружала изгородь из металлической сетки с запертыми на задвижку воротами. Стриж вздохнул и придавил кнопку звонка. Ему открыла молодая монашка – некрасивая рыженькая девушка в лиловом колпаке.

– Могу я видеть мать Наан?

– Она принимает кающихся.

Дезет подавил улыбку – воскресший пережиток древних культов Матери, обычай ставить исповедницами пожилых женщин, представлялся бывшему сардару чрезвычайно забавным.

– Может быть, она примет меня?

– Вы хотите исповедоваться?

«Нет», – подумал Стриж и все же утвердительно кивнул. Девушка провела Дезета в маленький полутемный храм и указала в сторону зашторенной кабинки.

– Идите туда.

Стриж отдернул шторку. Свет падал откуда-то слева и сверху, широкое решетчатое окно отделяло кающихся грешников от исповедницы.

– Добрый день!

– А, это вы…

Стриж поневоле поежился – желтые, словно у совы глаза монашенки не мигая, смотрели сквозь решетку.

– Простите, мать Наан, я обманул вашу служанку. Мне не нужна исповедь, но у меня есть просьба… Вы принимаете смиренные просьбы у таких, как я?

– Чего вам надо, святотатец?

– Выход в в кибер-сеть. Клянусь – ничего противозаконного. Просто частное дело. Я хотел бы разрешить его наилучшим образом. Быть может, святая атмосфера этого дома…

Монашка прервала его резким жестом сухой руки.

– Хватит! Не глумитесь над тем, чего не понимаете. Роза! Роза!

На крик поспешно явилась уже знакомая Стрижу рыжеволосая послушница.

– Проводи мастера Дезета. Нет, не на выход – в читальню, пусть воспользуется моим терминалом. Потом покажешь ему выход. И позаботься, чтобы он не вертелся здесь дольше необходимого.

Роза в лиловом колпаке, смиренно опустив раскосые козьи глаза, засеменила куда-то вглубь храма. Стриж следом за ней вошел в убогую комнатушку, заставленную шкафами. Отсутствие пыли на томах проповедей указывало на то, что ими пользовались довольно часто. Терминал кибер-сети притулился в углу. Дезет устроился на колченогом стуле. Монашка, по-видимому, и не собиралась уходить.

– Подождите снаружи, Роза.

Девушка нехотя вышла. Стриж вытащил из кармана смятую бумагу, распрямил, разгладил ее на столе.

– Система, готовность! Раздел «уником-справочник», ключ 12738465, поиск абонента. Старт!

Старый кибер долго молчал. Потом выплюнул на экран обведенное тонкой ретро-виньеткой сообщение: «Анонимный абонент на территории Каленусийской Конфедерации».

– Отбой.

«Для Департамента слишком кратко, а Оттон ни при чем, – подумал Стриж. – Это она, доказательства минимальны, но достаточны». Он отодвинул стул от терминала и устроился так, чтобы в окно было видно пыльную дорогу, сетку ограды и наглухо закрытые ворота.

«Итак, случилось нечто экстренное. Я не буду гадать, что именно, примем это как данность. Записка – предупреждение об опасности, но в основном крик о помощи. А теперь, птица Стриж, пришла пора принимать решение – кому и зачем мы будем помогать…»

Дезет на минуту закрыл глаза, потом открыл их. За окном ничего не изменилось, только к воротам робко подошла стайка худых, пыльных кур.

«Не будем обманывать себя, мое первое побуждение – рвануть туда. Но только стоит ли прислушиваться к первым побуждениям, а? Ты гоняешься за иллюзиями, Стриж – леди сострадательница тебя не любит. Точнее, она любит каждого, кто чувствует себя паршиво, и ровно столько времени, сколько он чувствует себя паршиво. Она не виновата, такова ее ментальная природа».

Дезет выглянул в окно – никого. Куры сгрудились в кучку, явно собираясь штурмовать ограду.

«Любой сострадатель – человек извращенной природы, он замкнут на ощущения своего пси, ловит обрывки чужих жизней, ниточки мыслей, клочья стремлений. Я нулевик, я для нее феномен-загадка, она не может меня прочитать и отставить в сторону. Только поэтому ее интерес продержался чуть подольше. Как ты думаешь, Стриж, чем она занималась, когда тебе грозил эшафот? Когда тебя били в претории и проверяли там на детекторе лжи? Когда ты стоял перед императором Иллирианским, отказываясь по холуйски отвечать нашему жизнерадостному маньяку?»

Куры успешно влезли на гребень сетчатой ограды и теперь оглядывали окрестности.

«Сострадатель милосерден, – подумал Стриж, – в этом его бесконечное обаяние. Но он же идеальный эгоист. У нашей Джу великое качество – она, совсем не затрачивая усилий, умудряется каждого встречного призвать на службу себе… Итак, что я сейчас буду делать? Я сейчас вернусь домой и забуду об этом деле. Или нет – я буду помнить только о потенциальной опасности. Кто предупрежден, тот вооружен. Спасибо. Спасибо вам, леди Джулия Симониан…»

– Роза!

Послушница явилась так быстро, словно подслушивала под дверью.

– Проводи меня на выход.

Во дворе суматошные куры нашли на асфальте червяка и сейчас жадно рвали его на части. Стрижа прошел к воротам, расшвыривая прожорливых клуш пинками.

– Не стой как чучело, открой калитку.

Девушка с козьими глазами поспешно отдернула засов и, испугано приоткрыв рот, уставилась на Дезета.

«Что я делаю? Что я говорю? Я схожу с ума», – подумал Дезет. Он помедлил перед распахнутыми воротцами.

– Наан все еще в исповедальне?

– Да, мастер.

– Отведи меня обратно – я забыл ее поблагодарить.

Под своды храма Стриж вошел решительно, свет в кабинке падал все так же, сверху слева, бросая решетку теней на бледное лицо женщины.

– Простите, леди Наан, мне нужен совет.

– «Мать Наан».

– Пусть будет так, но совет мне нужен все равно.

– Я не советую без исповеди.

– Поймите, госпожа, я атеист и не хочу оскорблять вашу веру своим притворством.

– Тогда отправляйтесь за советом в другое место.

– Но я доверяю именно вам.

– Вы хотите пользоваться храмом для своих моральных нужд, но не желаете уважать установленные здесь обычаи.

Дезет устало вздохнул.

– Ладно. Если так положено, раз вы не цените собственное время и спокойствие, я расскажу вам кое-что о себе. Я буду считать это рассказом, вы можете считать исповедью. Лады?

Монахиня кивнула.

– Хорошо. А теперь начнем. Несколько лет назад, на войне, мне пришлось расстрелять одну женщину…

* * *

Когда Стриж закончил рассказ, мать Наан пожала угловатыми плечами.

– Думали удивить? Ветераны пограничного конфликта приходят ко мне с историями и похуже. Вы отличаетесь лишь тем, что «нулевик», и дело раздули каленусийцы, так что не вижу причин заноситься. Но я вас не оправдываю, такие дела – настоящая мерзость.

– Или ты убьешь, или тебя убьют. Впрочем, со мной посчитались по каленусийским правилам.

– Вашими страданиями мертвых не поднимешь.

– Я знаю.

– Вы хотели совет?

– Да.

– Тогда спрашивайте.

Стриж рассказал про уником-сообщение, не скрывая зыбкости предположений. Монахиня, выслушав, в сомнении покачала головой.

– Вы просто хотите спасти кого-нибудь и убедить себя, что поэтому правы во всем.

– Да. Нет. Я не знаю.

– Отправившись туда, вы снова вступите на роковой путь насилия.

– Так что мне делать – оставить мою знакомую умирать?

– А как вы думаете остановить своих неизвестных противников?

– Любыми способами. На месте будет видно.

– Тогда лучше оставайтесь в Порт-Иллири и не умножайте зла. Жизнь любого человека равно бесценна. Я не могу дать вам отпущения, пока вы не согласитесь с этими тезисами.

Стриж поразился сам себе – впервые за последние месяцы он ощутил приступ самой настоящей неудержимой ярости.

– Вот, холера! И за такими советами я к вам пришел?! Насилие было всегда. Вы живете в уюте и безопасности, укрывшись за оградой, вам дела нет до тех, кто в крови и дерьме защищает ваш замкнутый мирок. Семь лет назад, в Ахара, мои люди поймали мародера. Он обдирал амуницию с тел, заодно промышляя грабежами беженцев. Где-то в поле этот человек поймал каленусийскую женщину, старуху, простите, леди, такую, как вы. Он перерезал ей горло для удобства и надругался над трупом. Парни застукали его как раз за этим занятием. Я расстрелял его, на месте, как будто убрал грязь. Так что скажете – я и в этом убийстве должен раскаиваться?!

– Жизнь любого человека…

– Да он бы и вас убил при случае, таким ублюдкам все равно, иллирианка вы или каленусийка. Хватит! Меня мутит от вашей проповеди. Справедливость я ставлю выше милосердия.

Наан гневно сверкнула желтыми как у совы глазами.

– Ага, для других. Но не для себя.

Дезет чуть не подавился.

– Это вы про дела моего каленусийского адвоката? Спасибо за сравнение, это прямо в точку. Все. Я ухожу. Отпущения вы мне не дадите, отлично. Оно мне, собственно, и не нужно. Ваш совет сидеть, сложа руки, я тоже отвергаю. Может, я нераскаявшийся грешник, но я не предатель.

Он выскочил из маленького храма под вечереющее небо. Ветром нагнало тучи, они отливали тревожным багровым светом. Послушницы нигде не было нигде, Дезет сам отодвинул засов.

– Эй, постойте!

Он оглянулся. Размытый сумерками силуэт монахини замер на пороге храма.

– Вернитесь!

– Не хочу.

– Пожалуйста. Я вас настойчиво прошу задержаться.

Стриж нехотя остановился.

– Ну и?

– Посмотрите сюда. Это вам следует взять с собой.

Стриж равнодушно отвернулся.

– Я не ношу на себе священных символов и талисманов.

– Вы хотя бы взглянули, упрямец, прежде чем отвергать. Это карта на предъявителя. Деньги из моих личных средств.

Стриж растеряно повертел в руках гладкий пластиковый прямоугольник.

– Спасибо. Чем я вам теперь обязан?

– Ничем. Впрочем… Не вертитесь, постойте спокойно – я хочу благословить вас… Вот так. А теперь – уходите. Желаю вам вернуться живым.

Дезет на секунду склонил голову, подождал, пока сухая фигурка монашки не исчезнет за дверью, потом выпрямился и вышел на дорогу. Сумерки повеяли холодным, сухим осенним ветром, на изрытой дороге невесть откуда набежавший маленький смерч крутил облако пыли. Стриж, не обращая внимания на уколы песчинок, подставил лицо ветру. Вдали безмолвно и грозно сверкнуло. Через полминуты раздался приглушенный раскат грома.

«Мне надо торопиться, – подумал Стриж, – Предстоит долгая дорога, к тому же ночью придет циклон».

Глава 19. Чужая земля
Каленусийская Конфедерация

Спустя многие годы события осени 7006-го года, прикрытые дымкой времени, как в плохой оптике утратили ясность очертаний.

Первопричина событий, потрясших основы, оставалась неясна – затерялась в в море сводок Департамента, осталась в залежах архивов претории, или, избежав пристального внимания, исчезла в потоке обыденных мелочей.

Достоверно известно немногое. Осенью 7006 года человек по имени Александер Дезет, оставив свою малолетнюю дочь в одном из иллирианских женских монастырей, поднялся по трапу лайнера и пересек границу, не встретив явного противодействия ни от иллирианских, ни от каленусийских властей.

Отсутствие такого противодействия выглядит достаточно странным, но факты от этого не меняются и точных объяснений а широкая публика не получит никогда. Страсти и амбиции героев канули в прошлое, оставив по себе память и смутив умы потомков, но это спустя годы. А пока…

* * *

– …Вот негодяй поиметый.

– Простите, шеф, вы что-то сказали?

– Да, я сказал именно то, что вы слышали, Аналитик.

Фантом, шеф Департамента Обзора, нервно мерил шагами диагональ кабинета. Аскетически-изысканная – сталь и стекло – обстановка навевала мысли о стерильно-чистой утробе холодильника. Стужи подбавлял особенные ледяной гнев шефа.

– За что вы меня так?

Новый (не популярный у начальства) Аналитик, утвердившийся в Департаменте после самоубийства Элвиса Миниора Лютиана, похоже, не отличался ни отвагой, ни неповторимым колоритом предшественника.

Фантом досадливо поморщился.

– Не напрягайтесь, словечко ушло не в ваш адрес. Я хотел сказать «проклятый, Мировым Разумом поиметый иллирианец».

Аналитик вздохнул.

– Мы бессильны, шеф. Формально он легальный турист. По условиям мирного договора мы сами обязали иллирианцев выпускать в Каленусию всех желающих.

– Ну и?

– Наши ослы в сенаторских мантиях вкупе с президентом Бартом почему-то решили, что свободный дрейф иллирианских граждан на нашу территорию – великое благо. Никто и в мыслях не держал, каких субъектов подкинет нам судьба. Поймите, шеф, мы просто не могли не пустить сюда Дезета, у нас открытая граница.

– Надеюсь, его сразу в аэропорту взяли под опеку.

– Простите, шеф, я сейчас запрошу Систему.

Фантом остановился у широкого окна Пирамиды, зачем-то постучал пальцами по стеклу.

– У вас не возникает чувство ирреальности происходящего, а, Аналитик?

Худощавый, большеглазый, мальчишески стройный сенс неопределенного возраста чуть нахмурился.

– Такие вещи противопоказаны Аналитикам. На самом деле ничего странного здесь нет. Иллирианцу что-то понадобилось в Конфедерации. Он приехал. Теперь остается лишь выяснить, что ему нужно, и использовать это знание в своих интересах.

Фантом окинул Аналитика презрительным взглядом особого рода.

– Да мне практически плевать, что иллирианцу нужно! Мне здесь не нужен он сам. Барт проест мне плешь, если Департамент допустит очередной скандал вокруг общементальной проблемы… Этот человек – мина замедленного действия. Все попытки его использования до сих пор выходили боком. Даже правдивая информация, полученная от него, в конечном счете идет во вред. Это фатальная заноза в нашей заднице. Поэтому мой вердикт – вон! Я требую, слышите, требую, чтобы вы представили мне способ немедленного удаления Дезета с нашей территории…

– Но соглашение, шеф…

– Плевать. Он был осужден за военные преступления. Этого мало?

– Простите, шеф, мало. Приговор был. Исполнение было. Все прошло по букве закона. Его дело закрыто. Такие исключение не оговорены в соглаше…

– Плевать. Поймайте его снова – на чем угодно. Подсуньте ему шлюху, устройте скандал в кабаке…

– Простите, шеф, вы сами знаете, такие методы – позавчерашний день.

– Ну так скрипите мозгами, отрабатывайте жалованье псионика, нам нужно хоть что-нибудь, а потом его немедленная высылка из страны.

– Шеф…

– Что?

– С чего все взяли, что у него агрессивные намерения? Быть может, он просто приехал в отпуск. Скажем, его позвали в путь ностальгические воспоминания…

– Вы болван! У тех, что общался с нашим следственным отделом, не бывает ностальгических воспоминаний.

Аналитик обиженно подобрался.

– И все же, я бы не стал форсировать событий, шеф…

– Хватит! Что у нас там по кибер-запросу?

– Минутку… Взгляните сами.

– Что?!

– Я вас предупреждал, шеф.

– Проклятье! Где были раньше ваши советы? Где были ваши хваленые мозги?

– Я вас предупре…

– Замолчите, Аналитик! Я не хочу слушать беспомощные оправдания!

– Но я-то НЕ ВИНОВАТ!

– Мне плевать, кто виноват! Он смылся из-под визуального наблюдения. Представляете, что это значит? По территории Конфедерации сейчас бродит неучтенный ментальный «нулевик», диверсант и убийца, невидимый для любого пси-турникета.

– Но шеф…

– Простите, Аналитик. Я знаю, что вы тут не при чем, но я зол до самого дна кишок. Ваши советы?

– Минуту назад я советовал не вмешиваться, ограничившись мягким наблюдением. Сейчас обстоятельства изменились. Его следует найти и хотя бы взять под присмотр. Ментальная технология тут бесполезна. Пускайте в ход сотрудников без пси-способностей. Разошлите его фото полиции, в аэропорты, водителям рейсовых каров, путь копии расклеят по стенам, раздадут в рестораны, отели.

– Но это же куча проблем! Так не поступали уже много лет.

– Ничего не поделаешь, шеф. Таковы уж правила нестандартной игры. Если мы начинаем охоту на стрижей, то глупо это делать теми же способами, которыми отстреливают уток…

– Хм. Вы правы, Аналитик, спасибо. Итак, начинаем операцию, назовем ее «Сафари», это немного избито, зато придает мне тонуса. Признаться, я не расстроился бы, если бы… так сказать в процессе, этот индивид и вовсе перестал создавать проблемы. Впрочем, явная ликвидация тут не подойдет.

– Но бывают же несчастные случаи, шеф…

– Да, бывают, и в них никто не виноват.

– Виноваты сами жертвы случайностей, которые своим поведением повышают летальную вероятность. Они ведь просто маргиналы. Нулевики, например, совсем без пси-способностей. Несчастные, обделенные природой люди без цели в жизни.

– Вот именно.

– Мне продолжать?

– За дело.

– Итак, шеф, я предлагаю этакий нестандартный вариант…