Сочинение пятиклассника: Наша необычная самоизоляция
Моя семья проводит карантин хорошо. Мы самоизолировались… в Таиланде.
Когда мама с папой узнали, что в России начинаются двухнедельные выходные, они собрали чемоданы и решили съездить в отпуск к морю. Бабушка с дедушкой почему-то очень ругались по телефону. Но президент ведь главнее них, он сказал, что работать в это время не нужно, а значит, нужно отдыхать. Это мы и собирались делать.
В дорогу вся семья оделась одинаково: в черные джинсы, черные худи с капюшонами, черные маски и черные перчатки. Моя мама – блогер, ей важен «фэмили лук» на фотографиях. Дедушка часто над нами шутит, что мы инкубаторские.
– Вам, наверное, в другую машину, – сказал таксист, увидев нас. – Я на кладбище не еду.
– Мы в аэропорт, – невозмутимо ответила мама.
Мы загрузились в такси и уже через 25 минут были на месте. Дороги оказались почти пустые.
– Апокалипсис, – вздохнул папа, когда мы подъехали.
В аэропорту выжили немногие: мы, пара охранников на входе и тетенька на стойке регистрации. Последняя разговаривала с родителями, как с сумасшедшими. Так мама сказала, когда нам выдали посадочные талоны и мы пошли на паспортный контроль. В почти пустом самолете мы прилетели в Бангкок и с пересадкой прибыли на остров Панган.
Забронированный родителями отель оказался закрыт. На ресепшн мама ругалась и грозилась «поведать всему интернету о том, как здесь принимают туристов». Маленькая тайка-администратор в ответ улыбалась, кланялась и отвечала на непонятном языке. Она была похожа на китайского болванчика – статуэтку, подаренную маме какой-то фолловершей. Маму отвлекло сообщение, пришедшее на телефон. Бабушка писала, что Таиланд закрыл отели для туристов, и все русские массово возвращаются домой. Она просила нас тоже быстрее вернуться.
Если вы думаете, что после этой новости мы поехали обратно в аэропорт, то вы не знаете моих родителей. Я-то с ними живу уже 11 лет: они не свернут с намеченного пути, скорее соорудят хижину и поселятся в ней, как Робинзон Крузо из книги, которую мы проходили в этом году в школе. К счастью, строить халабуду из веток нам не пришлось. Мы быстро нашли и арендовали симпатичный деревянный домик с большой освещенной разноцветными лампочками верандой.
На следующее утро я обнаружил, что мы поселились прямо на краю пляжа с белым песком и пальмой. Просто кадр из рекламы шоколадки «Баунти». Мама, как обычно, разбудила папу на рассвете и заставила фотографировать ее в море, на веранде, под пальмой, на пальме, за пальмой, около пальмы… В общем, когда я встал в девять утра, папа был голодный, злой и сонный. Мне стало его жалко, и я поставил чайник и сделал ему большой бутерброд с вареной колбасой, которую мы привезли из дома.
На следующий день со мной по «Вотсапу» связалась бабушка, папина мама. Она сказала, что не может дозвониться маме, и попросила передать ей трубку. Погрустневшая вдруг мама показала по видеосвязи наш дом и холодильник, в который мы уже закупили продукты. Бабушка дала советы по уборке, готовке и заботе обо мне и папе. Потом она начала звонить каждые два дня, как делает это дома, потому что, по ее словам, «иначе мы зарастем грязью и умрем от голода».
Некоторое время наш отдых шел своим чередом: мы с папой плавали в море и загорали в солнечную погоду, или смотрели сериалы и играли в компьютерные игры, если на улице шел дождь. Мама, как всегда, «пилила сториз», готовила и фотографировала красивую, но не всегда вкусную еду, делала селфи и общалась с подписчиками. Только друзей у меня на курорте не было. Мама запретила подходить к другим детям: «у нас самоизоляция».
Через пару недель у папы началась дистанционная работа. И наша классная руководительница написала нам в чате, что учеба в школе возобновляется. Тоже дистанционно. Нас это очень порадовало, ведь пойти в школу и в офис мы сейчас не могли. Я быстро установил Зум и зарегистрировался в электронном дневнике. Потом помог бабушке. Она учитель русского и литературы, и очень далека от компьютера и всего, что с этим связано. Бабушка всегда ругалась, что я ковыряюсь в планшете вместо того, чтобы читать книжки. Зато, после того, как я через удаленный доступ скачал ей все нужные приложения и научил с ними работать, ее мнение обо мне изменилось: я теперь ее умный внук!
Первые уроки в школе прошли весело: кто-то из одноклассников заходил под чужим именем и писал глупости в чатах. Но через неделю учителя научились блокировать этих непрошеных гостей, и забавы прекратились. Дистанционная учеба мне нравилась: папа помогал мне на контрольных, и я стал почти-отличником. Оказалось, что мой папа не силен в геометрии и биологии, а моих собственных знаний хватило только на четверки. Но всего две четверки в четверти меня очень обрадовали. А вот маму не очень.
– А почему не все пятерки? – разочарованно поджала она губы.
– Так получилось! Как жаль: тебе нечем будет похвастаться перед подписчиками, – ответил за меня папа.
Карантин продолжается и, по стечению обстоятельств, наш отдых в Таиланде тоже. Да здравствует самоизоляция!
Коля Перикатиполе
коляперекатиполе.рф
kolyaperekatipole.ru
kolya.perikatipole@bk.ru
Потерянная жизнь
Киселёв сидел у монитора компьютера. Он пытался концентрироваться на словах Александра Антоновича, а тот вот уже пять минут без перерыва разъяснял последовательность действий.
– Вы меня хорошо поняли? – спросил Александр Антонович в конце своей речи.
Ничего не ответив, лишь кивая головой, Киселёв продолжал смотреть в монитор, расфокусировав глаза. Он уже не видел профессора на экране и лишь отдаленно слышал его слова, словно это был шум, наложенный на какую-то знакомую народную песню.
Дмитрий с детства увлекался наукой, хоть особой возможности у него тогда не было: детдом не мог предоставить хорошего уровня образования. Он рос хилым мальчиком, в детдоме его часто били, называли очкариком и зубрилой, лишь в уединении с учебниками и книгами он обрел радость жизни.
Тогда он себе и сказал, что во что бы то ни стало должен стать знаменитым и что этот выскочка Шмурдяков из 10 класса, ещё пожалеет. В его памяти навсегда запечатлелись те сцены из детства.
– Ну чё! Кисель очкастый? Ты мне домашку сделал? – Шмурдяков подошел к Диме и взял его за шиворот, немного приподняв над землей, от чего тот почти выпал из собственной одежды.
– Сделал, сделал! Отпусти! – поправляя очки, вставая на ноги и стараясь выпутаться из огромных лапищ Шмурдякова, простонал Дима. – Я тебе всё оставил на твоём столе! Чего ты ко мне пристал? Я ничего больше не должен.
– Ты чё, Кисель! Нюх потерял? Зубы мне будешь ещё скалить? – Шмурдяков, нагнувшись ближе к лицу Димы, заглянул ему в глаза. Изо рта Шмурдякова воняло только что съеденным обедом вперемешку с луком.
«Нюх, к сожалению, я не потерял», – подумал про себя Дима. От неприятного запаха и от страха он зажмурил глаза и опустил голову вниз. Но всё равно получил мощную оплеуху, от чего в голове загудело.
Шмурдяков целые дни проводил с спортзале или на школьном дворе, играя в футбол. Его огромный рост был обратно пропорционален его интеллекту. Небольшая голова неуклюже смотрелась на мощном теле, всё его лицо было изрыто подростковыми угрями, а большой нос был, судя по всему, не раз переломан. Без того неприятную внешность к тому же усиливали мерзкие, едва отросшие усики, которые топорщились в разные стороны.
– Короче, Кисель, у меня плохое настроение сегодня, поэтому ты будешь сидеть в туалете! Понял? – Шмурдяков, не дожидаясь реакции Димы, снова взял его за шиворот и потащил практически волоком через длинный коридор.
Волочась и перебирая ногами по полу, Дима боковым зрением косился на мелькающие лица. Кто-то из детей сочувственно смотрел, кто-то хихикал и показывал пальцем, были и те, кто, казалось, не замечал происходящего. В детдоме это была обычная ситуация: старшие верзилы издеваются над более слабыми – знания здесь ценились меньше, чем сила.
В этот момент была там и она, Лидочка! Она давно нравилась Диме, правда, он не то что подойти не решался – ему было даже стыдно на неё взглянуть. В этот раз она проводила взглядом Диму и Шмурдякова, сначала хотела что-то крикнуть или сказать, а потом, передумав, продолжила разговаривать с подругами.
Дотащив Диму до туалета, Шмурдяков открыл дверь, развернул парня задом к себе и со всей силы пнул, да так, что тот пролетел пару метров и приземлился на коричневый кафель, а его голова, как мяч для боулинга, протаранила мусорное ведро, по ходу движения уронив его и рассыпав содержимое. Шмурдяков был доволен своим страйком: Дима за спиной услышал раскатистый хохот обидчика.
– Ну вот! Сиди теперь здесь, чтоб в следующий раз мне не огрызался! Не вздумай жаловаться, а то я тебя урою, Кисель! – выкрикнул Шмурдяков, вытирая руки о штаны.
Подобные сцены ещё не раз повторялись, пока Дима не выпустился из детдома.
После выпуска он смог поступить в московский вуз, где за свою усидчивость и настырность был награжден красным дипломом. Потом он перешел работать в НИИ вирусологии, уже здесь он познакомился со своим руководителем Александром Антоновичем Прохановым.
В НИИ он проводил всё своё время, стараясь быть максимально полезным, выполняя сложную работу и внимая любому слову профессора. Так он проработал несколько лет.
Очередным унылым днем Киселёв вернулся с работы в съёмную полупустую квартиру. Не зажигая свет, дабы не высветлять всю убогость обстановки, он прошел на кухню и открыл старенький холодильник. Там, как и вчера, ничего нового не было, а лишь стандартный набор холостяка: яйца, майонез, несколько сосисок и засохший, слегка заплесневелый сыр. Молча посмотрев в холодильник, он взял одну сосиску, обмакнул её в майонез и на ходу начал жевать без особого энтузиазма. Потом уселся на табурет и хаотично стал перещелкивать кнопки каналов на пульте. Он не особо смотрел на происходящее в телевизоре, но вдруг увидел Лидочку. Подойдя немного ближе к маленькому телевизору, он присмотрелся к мерцающему экрану. Теперь он точно знал: это была Лидочка, только она выступала под псевдонимом. С тех самых детдомовских пор он ничего не слышал о ней. Из любопытства, желая узнать её судьбу, он как-то пытался найти её в соцсетях, но у него ничего не вышло.
Сейчас же она появилась в одном из шоу центрального канала. Ещё в детдоме Лидочка начала выступать на разных концертах, восхищая всех своим феноменальным звучанием и прекрасными формами.
Он смотрел на нее, поющую народную песню в современной обработке, всю такую успешную, в кричащем обтягивающем платье, манящим своей красотой, а затем ещё раз окинул взглядом унылую обстановку кухни, печально выдохнул и откусил очередной кусок сосиски.
«Моя жизнь такая же пресная, как эта дешёвая сосиска», – подумалось Дмитрию.
– Я не могу и не хочу так больше жить, надо что-то менять, – сказал он уверенно уже вслух.
Может быть, впервые в своей жизни Киселёв решил рискнуть. На следующий день, пренебрегая всеми заповедями учёного, он попытался скрестить несколько вирусов. Он взял образцы вируса человека и домашней кошки, добавив в них первоначальные вирусы панголина и летучей мыши. Кошки были выбраны неспроста: это самые распространенные домашние животные во всём мире, и они зачастую являлись разносчиками заразы.
Чтобы запустить цепочку мутаций, он инфицировал себя штаммом вируса этих двух животных, а кошкам занес вирус от человека. После мутации он рассчитывал смешать все эти виды, инфицировав себя уже итоговым, мутирующим вирусом.
Киселёв осознавал весь риск, на который шел. Но также он понимал, что разработанные вакцины никак не останавливали коронавирус, он слишком быстро изменялся, мутируя и переходя в новые виды, так что требовался новый подход. Тот, кто его найдет, станет знаменит – и не только в научных кругах, а, может, еще и богат.
Заразить кошек и себя коронавирусом Киселёв решил тайком. Коллегам по лаборатории, а уж тем более профессору, он не хотел пока говорить о своих планах, официально он просто изучал новые штаммы гриппа.
Изначально коронавирус узнали как одну из разновидностей гриппа и многие не восприняли его всерьёз. Как все тогда считали, первый пациент был инфицирован в китайском городе Ухань. Хотя позже выяснилось, что первичное заражение произошло в США. Вирус был плодом работы американских учёных, и был он создан за месяц до того, как распространился в Китае.
Один из учёных, разрабатывавших вирус, был китайского происхождения. Случайно заразившись в лаборатории, не зная этого, он перенёс болезнь бессимптомно, но при этом заразив жрицу любви, с которой встретился накануне. Та в свою очередь, вернувшись на родину в Ухань, начала инфицировать сородичей. Таким образом, в течении трех месяцев вирус проник почти в каждый уголок мира.
Через полгода, когда почти все страны сняли карантин в надежде, что опасность миновала и пандемия пошла на спад, вирус благополучно начал свою мутацию внутри инфицированных людей и их домашних животных, при этом он никак не проявлял себя.
В дальнейшем он усилил себя новыми мутациями, перешедшими от человека к собаке или кошке и обратно, меняя и приспосабливаясь к новым условиям. В результате этих манипуляций вирус стал почти неуязвим и начал косить сотни миллионов людей и животных. Самоизоляция уже никак не могла помочь, ведь вирус уже жил почти в каждом организме. Учёные слишком поздно заметили эти многочисленные мутации, констатируя лишь мощное изменение вируса и его способность выживать в любом организме, до поры до времени не влияя на хозяина.
Киселёв решил, что сможет понять, каким образом можно бороться с вирусом, если он сам будет управлять процессом, самостоятельно выстроив всю цепочку мутаций.
Лабораторные кошки первые пару дней вели себя обычно, по крайней мере внешне их поведение никак не изменилось. Учёный тоже чувствовал себя вполне здоровым. Он старался фиксировать все изменения в поведении кошек и динамику результатов их анализов.
На пятый день он начал замечать, что кошки пытаются вставать на задние лапы. Сначала это происходило изредка, и учёный не придал этому значения. Но ещё через три дня уже почти половина кошек проводила на задних лапах большую часть времени, оставшаяся половина ходила по-человечески по несколько часов в день.
Понимая, что такие изменения в поведении кошек не смогут оставаться долго незамеченными коллегами, если те будут заходить к нему в лабораторию, он ночью, тайком, обманув охранника липовым пропуском, перевез подопытных животных на дачу, о которой никто не знал. Не оставив никому своего нового адреса, Киселёв лишь написал, что будет продолжать свои исследования в другом месте и сообщит их результат попозже.
Привезя кошек на дачу, Киселёв не забыл захватить научное оборудование – без него пребывание животных в доме было бы бессмысленным. Ежедневные пробы крови он начал с кота по кличке Жирик, этот кот жил в лаборатории уже несколько лет и последнее время всё больше и больше соответствовал своей кличке, но, несмотря на свой вес, он всегда первый прибегал к кормушке и отбирал еду у котов помоложе.
Жирик сам подошел на задних лапах к двери калитки и, здороваясь, протянул учёному свою переднюю лапу, глядя ему прямо в глаза.
– Ничего себе, какой ты смышленый! Тебя бы к Куклачеву отдать, а не в лаборатории для опытов держать.
Жирик, услышав фамилию дрессировщика, состроил недовольную гримасу и помотал отрицательно головой. Киселёв не знал, что этот кот и был доставлен в лабораторию именно из театра Куклачёва.
Он как обычно взял кровь у кота, а потом инфицировал себя мутирующим кошачьим вирусом, тем самым завершая цепочку мутаций. Через пару часов он решил взять пробы своей крови и изучить их под микроскопом. Изменения были видны, но пока совсем не понятны Киселёву.
На следующий день, проснувшись рано утром, Киселев не чистя зубы пошел осматривать своих котов. Теперь уже все коты ходили на задних лапах. Видно было, что им неудобно, уставая они то и дело ложились отдыхать. Увидев Киселева, они начали мяукать. Но нет, это было даже не мяукание, а скорее некое мурчание и кряхтение. Потом вдруг мурчание прекратилось, Киселёв заметил, что это произошло именно в тот момент, когда Жирик поднял свою правую лапу вверх. Он удивлённо вытаращился на кота.
– Совпадение? Не думаю! – сказал вслух Киселев и подошел поближе к клетке.
Кот вразвалку тоже подошел на задних лапах к краю клетки и начал то ли мяукать, то ли кряхтеть, как бы объясняя что-то Киселёву. Он делал это так, словно был не просто подопытным котом, а опытным политиком, и вещал с большой трибуны. У него была совершенно человеческая мимика и эмоциональные жесты, слов, правда, от кота не исходило, это по-прежнему было кряхтение с элементами кошачьего мяуканья и фырканья, с той лишь разницей, что звуки были как бы разделены на отдельные фразы и слова какого-то кошачьего языка.
Киселёв не осознавал, что происходит, да и не хотел верить в реальность происходящего. Он потёр на всякий случай глаза руками и постучал раскрытой ладонью по уху, прыгая на одной ноге, словно хотел вытряхнуть оттуда воду. Звуки, издаваемые котом, не прекратились.
Так и не поняв до конца, что ему с этим делать, Киселёв решил для начала почистить зубы и выпить кофе, а уж потом изучить ситуацию и найти ей научное объяснение.
Помешивая кофе в турке, сконцентрировавшись на своих мыслях, Киселёв чувствовал, что в организме у него что-то происходит. Он не ощущал себя больным или ослабевшим, просто по-другому. Он отчетливее стал чувствовать запахи, да и звуки различал тоже лучше. Налив себе кофе в чашку и сделав глоток, ученый удивился, насколько яркие ощущение он начал получать от простого кофе – это была самая обыкновенная дешевая арабика, купленная им в «Пятерочке» по акции, пролежавшая на даче, наверное, год. Но сегодня этот кофе казался ему великолепным, божественным напитком, раскрывшимся всеми гранями кофейного зерна. Ему даже померещилось, что он точно знает, где именно собрали эти зёрна. Он вдруг увидел, как жилистые чернокожие женщины в причудливых цветных нарядах то и дело тянутся к кофейному кусту, наполняя свои плетёные корзины.
После завтрака он измерил себе температуру – 37,2, затем взял из вены пробу крови и, не в силах сдержать любопытство, почти побежал на второй этаж, где стояло всё научное оборудование. Там он прильнул к микроскопу, начал изучать поведение вируса и обнаружил, что новые скрещенные вирусы снова начали мутировать, паразитируя на других видах. Подобные РНК-вирусы ему уже были известны как ретровирусы, но эти были уникальны: они могли интегрироваться в хромосомную ДНК. Таким образом, проникая в ДНК жертвы, они подчиняют себе её полностью, овладевая и контролируя её нервную систему и имея возможность программировать посылаемые сигналы в мозг.
Получается, что вирус делал из своей жертвы управляемое существо.
Осознав всё происходящее, Киселёв решил срочно связаться с профессором Прохановым. Но перед этим всё же еще раз захотел проверить котов. Зайдя в их комнату, он увидел, что те прохаживались из угла в угол на передних лапах. Несколько котов ловко перекидывали смятый клочок бумаги, играя по футбольным правилам. Делали они это столь увлекательно и профессионально, что Киселёв даже забыл, зачем сюда шел, и на минуту завис, наблюдая азартную игру котов. Особенно умело играл серый кот по прозвищу Дудь, названный профессором Прохановым в честь знаменитого футболиста.
Дудь, увидев Киселёва, взял комок бумаги двумя лапами, прицелился и сделал мощный удар, попав учёному прямо в глаз. Остальные коты, как по команде, начали дёргаться, хватаясь за животы, и издавать нечто похожее на смех. Киселёв сначала немного опешил, обидевшись на удар в глаз и на смех котов, потом понял, что это абсурд, и конечно коты не умеют смеяться. Возможно, ему это и вовсе показалось. Но всё же странное поведение котов игнорировать уже было бессмысленно.
Отмахнувшись несколько раз рукой от увиденного, как если бы возле его лица летала назойливая муха, Киселёв попятился прочь от кошек. Он пошел в ванную, открыл кран и долго смотрел на льющуюся воду, упёршись руками в умывальник и пытаясь прийти в себя. Затем он сполоснул лицо водой и посмотрел на себя в зеркало. Из зеркала на него смотрела мокрая кошачья мордочка: большие зелёные глаза, полосатый окрас, на длинных усах поблескивали и переливались разными цветами капельки воды. Киселев зачарованно разглядывал кота в зеркале, изучая детально каждый нюанс, кот определённо был похож на него. Потом он поднял руку, чтобы потрогать своё лицо, а в отражении увидел кошачью лапу, тянущуюся к кошачьей морде. Он потряс головой в надежде, что картинка исчезнет, зажмурил глаза и начал их жестко, до боли тереть руками. После этой процедуры он открыл глаза – картинка проявлялась постепенно, выходя из искрящейся темноты. Потом стало появляться зеркало и отражение в нём. Там по-прежнему можно было видеть кота с удивлением на мордочке. Киселев повернулся влево, кот тоже повернулся. Киселев поднял руку, отражение также стояло с поднятой лапой. Учёный попеременно закрывал то левый, то правый глаз, стараясь поймать на несоответствии кота в зеркале. Но нет. Сомнений у Киселёва не осталось, кот и он являлись одним и тем же существом.
Киселёв не выдержал напряжения и, снося всё на своём пути, устремился к компьютеру. Он решил срочно набрать по скайпу своего научного руководителя.
Дозвонившись до Александра Антоновича, он отключил видео, дабы не шокировать профессора своим внешним видом.
– Алло! Александр Антонович, вы сейчас в лаборатории?
– Киселев! Это вы? Куда вы увезли котов и оборудование?! Вы с ума сошли? Это подсудное дело! Вы подвергаете опасности свою жизнь и здоровье других людей! Немедленно сообщите ваши координаты!
– Александр Антонович, не нервничайте! Я сейчас вам всё объясню. Вы можете открыть файл, который я вам сейчас вышлю?
– Конечно, высылайте! А что там?
– Там итоги моих исследований. Александр Антонович, вы меня только простите, я просто пока не хотел вам говорить, но мне кажется, со мной что-то происходит. Я недавно инфицировал себя мутировавшим вирусом и сейчас чувствую изменения в своем организме. Я бы сказал, что они кардинальны. Да и коты ведут себя необычным образом, мне кажется, у них начинают проявляться повадки, схожие с человеческими.
– Киселёв! Что вы такое говорите? Какое вы имели право это делать? Зачем вы подвергли себя такому риску? Вы в своём уме вообще?
– Александр Антонович, сейчас нет смысла это обсуждать, это уже сделано. Давайте лучше поговорим о последствиях.
– А что за последствия? Вы… Вы вообще сейчас где? И как вы себя чувствуете? Давайте я срочно вызову к вам бригаду!
– Подождите, для начала я должен… МЯУ-мяу… я должен вам всё объяс…Муррр…Мяу…
Киселев хотел закончить слово и после этого отправить файлы, но почувствовал, как его связки онемели, он перестал их контролировать. Хотел сказать слова, а вместо этого изо рта вырывалось только мяуканье.
– Алло! Киселев! Вы почему замолчали? И успокойте, наконец, этих котов! У вас что-то со связью, почему я слышу только мяуканье?
Рука Киселева потянулась к компьютеру, он не управлял ей, она сама двигалась, Киселёв увидел, как все результаты исследований удаляются, потом рука нажала на кнопку включения видео.
– О, Киселёв! Наконец-то, вы включили видео. А то я уж думал, что вы отключились. О боже Киселёв! Что с вами? Да вы на себя не похожи! У вас совершенно уставший вид и болезненное лицо! Что у вас с температурой? Так вот, слушайте мои чёткие инструкции, я сейчас вам дам план действий. К вам должна выехать бригада, чтобы изолировать вас и проверить ваше состояние!
Профессор принялся долго объяснять, что должен сейчас сделать Киселёв, чтобы к нему приехала бригада врачей и забрала его в безопасное место.
– Вы меня хорошо поняли?
Киселёв хотел было что-то сказать, но не смог.
Он только кивал и смотрел в монитор, не в силах сконцентрироваться ни на словах, ни на лице профессора. Изображение было расфокусировано, а слова профессора потихоньку превратились в непонятный шум, наложенный на звуки какой-то знакомой народной песни.
Двое крепких здоровяков в костюмах санитаров упаковывали в смирительную рубашку человека, при этом продолжая непринужденно беседовать между собой.
– Ещё один, твою ж мать! Уже третий буйный за сегодня, этого вчера к нам с другого отделения перевели.
– Ага, весна, у них всегда в это время обострение.
– Поаккуратней, а то царапается! Мне сказали, он кинулся на медсестричку, чуть не разодрал ей шею.
– Да я вижу, что с ним нужно пожестче. Этот придурок прикидывается котом, у него вроде «шурочка», а на той неделе мне пришлось с дерева «скворечника» снимать, ну того мужика, который вечно в черных пиджаках ещё ходит и считает, что он грач. У него ещё фамилия звучная такая, птичья, как же его… Птицын… Воробьев… А, точно! Вспомнил! Соловьев!
– Смешно, твою мать, фамилия Соловьев, а считает себя грачом. По ходу с фантазией у него не алё! Это тот, который ходил во дворе и жучков, да кошачьи какахи с земли клевал носом?
– Ага! Он самый. Забавный типок. Хорошо, что успели снять, а то он хотел с дерева сигануть, увидел, что грачи прилетели, уже руками начал махать и каркать, а у него ещё швы толком не зажили после трепанации.
– Да уж, весело! Слушай, ты футбол вчера смотрел?
– Не… не получилось, я тёще на даче помогал, запрягла меня, не отвертишься.
– Федя, а ну тормози! Дай-ка я посмотрю его морду! – самый крупный из санитаров взял своей ручищей лицо Киселева и посмотрел ему в глаза, ворочая его лицо из стороны в сторону, пытаясь разглядеть внимательно его черты.
– Кисель! Ты, что ли? —заржав в конце фразы, как конь, спросил санитар.
Киселёв посмотрел на здоровяка, пытаясь напрячь память, потом его глаза резко расширились, он яростно зашипел и, резко дёрнувшись, чуть не схватил Шмурдякова за его огромный переломанный нос. Санитар отскочил от него и наотмашь припечатал Киселёва оплеухой.
– Прикинь! – обратился Шмурдяков к своему коллеге. – Я с этим придурком в одном детдоме учился! Он и тогда от меня выхватывал лещей. Ботан страшный был. Вечно зубрил, книжки какие-то умные читал. Забавно его теперь здесь видеть, видать, переборщил с книгами.
Два санитара в унисон заржали, как жеребцы.
В этот момент в комнату вошел профессор Проханов.
– Что происходит? Зачем вы на него надеваете смирительную рубашку?
– Ну дак, это… Нам главврач сказал, если чё! Этот вчера пол дня пялился в зеркало, а потом взбесился неожиданно, ну и… и начал на всех кидаться, царапать. Думали, успокоится, а он сегодня на медсестру напал. Ну вот мы его и упаковываем, если чё.
– Ну что же ты наделал с собой, Дима! Зачем ты на это пошел? Каждый раз не могу на это спокойно смотреть, – профессор с каким-то отцовским теплом посмотрел на Киселёва.
Профессор Проханов навещал своего ученика уже около полугода, с тех пор, как тот сюда попал.
Александр Антонович был деканом факультета журналистики МГУ, в этом университете пять лет назад учился Дмитрий Киселёв. Раньше, во время учёбы, парень очень ценил своего наставника и старался всегда к нему прислушиваться. Профессор Проханов для него являлся авторитетом и в журналистике, и в жизни.
На самом деле, до болезни Киселёв был журналистом, во время пандемии он делал большой репортаж о коронавирусе, хотел разоблачить вселенский заговор.
Пытаясь доказать свою теорию, он использовал любые возможности, но любопытство завело его слишком далеко. Рассчитывая сделать сенсацию, особо не разбираясь ни в вирусологии, ни в медицине, он умышленно инфицировал себя коронавирусом, чтобы вести репортаж, так сказать, с первой линии фронта, доказывая свою правоту.
Но всё пошло не по его сценарию, и через пять дней Киселев в тяжелом состоянии попал в реанимацию. Вирус спровоцировал осложнения, в результате чего был серьёзно повреждён мозг. Он провёл в реанимации неделю, жизнь ему всё же спасли, но у Дмитрия развилась маниакально-депрессивная шизофрения. Возможно, подвижная психика творческого человека не выдержала и усугубила развитие болезни.
Его пробовали лечить медикаментозно, но это не давало никаких результатов. Он впадал в бред, разговаривая сам с собой, везде ему чудились враги, он часто был агрессивен.
Через месяц его перевели в психиатрическую клинику. Родственников у него не было, да и близких друзей не завёл.
Поначалу он долго считал себя телеведущим, сидел и комментировал новости, услышанные по телевизору, потом – великим учёным, занимающимся изучением вирусов и поиском лекарства от коронавируса. По-видимому, сработала фиксация на последней теме, интересовавшей его до болезни. Он жил в своём, выдуманном абстрактном и иллюзорном мире. Какие-то крупицы его прошлой жизни оставались в его голове не тронутыми, в основном это были моменты из его детства и юности. Другой мир он создавал внутри своего больного мозга, перемешивая с элементами прошлого. В последнее время, он представлял, что работает в лаборатории и ставит опыты на кошках, изучая вирус, а профессор Проханов – его научный руководитель.
Он мог часами смотреть в выключенный телевизор, разговаривать сам с собой или спорить с воображаемыми собеседниками, записывая в тетрадку какие-то каракули.
Временами ему разрешали созваниваться с его другом и учителем, профессором Прохановым. Он мог ему подолгу рассказывать о своих опытах и успехах в борьбе с вирусами. Лечащий врач верил, что общение со знакомыми людьми поможет пациенту вернуться в реальность.
Киселев полюбил местных котов, которые обычно кружились на территории клиники в надежде урвать что-то съестное. Животные отвечали ему тем же и сбивались вокруг него в кучи, как только он выходил в прогулочный двор.
Он подкармливал их, ухаживал и о чём-то подолгу беседовал с ними.
Через пару месяцев немногочисленные друзья Дмитрия Киселёва перестали его навещать, а коллеги журналисты, поначалу набросившиеся на него, желая сделать из его случая сенсацию, тоже потеряли интерес. Коронавирус к тому времени уже перестал быть новостью номер один, журналистов больше интересовали истории крупных банкротств и разорений, ставших следствием пандемии.
Лишь профессор Проханов иногда проведывал больного, рассказывал ему о реальном мире и читал Киселёву его старые репортажи.
Киселёв был сиротой и относился к профессору почти как отцу, внимая каждому его слову. В своё время парень подавал большие надежды и был гордостью Александра Антоновича. Раньше он делал репортажи с разоблачениями и расследованиями, клеймя оппонентов едкими ярлыками. Даже получил несколько журналистских премий. Не раз он был в центре скандалов из-за его неоднозначных расследований, но всегда изворачивался и находил возможность оставаться на своём месте.