Степени качества проведенной работы обозначались семью цветами радужного спектра, и те, у кого в продолжение работы с инфомодусом цвет изменялся с красного до зеленого или голубого, могли считать себя весьма преуспевшими в науках. Брита, как и Грета, никогда не довольствовались голубым, как правило, их работа оценивалась окрашиванием значка в глубокий синий цвет, у Светы же, напротив, преобладала красно-желтая гамма. Как потом узнали Грета и Брита, система была проста и почти гениальна: никакие кураторы, конечно же, их не проверяли, и не ломали себе голову, пытаясь разобраться в том, насколько верно и рационально ячейки справляются со своими заданиями. Все это делала простенькая программа, которая просто сравнивала количество информации, использованной для решения той или иной задачи с общим количеством информации в системе – чем полнее было подобие, тем выше был результат.
Но сегодня девушек ждало открытие. Они давно догадались о том, что система оценки качества обучения привязана к цветам радуги, но как бы хорошо ни делали они свою работу, фиолетовым значок окрашивался только тогда, когда они не только верно применяли уже известное знание, но и предлагали что-либо новое, экспериментальное или теоретическое, но, в любом случае, то, чего они не находили в инфо сети. Однако этим вечером ожидаемый фиолетовый вдруг сменился белым – на экране остался только тонкий черный контур букв. Брита так резко прекратила свое удовлетворенное бормотание, что Грета поневоле вытянула шею, чтобы получше разглядеть, на что так оторопело уставилась Брита. Отсутствие привычного цвета на значке сразу бросилось ей в глаза – обычно цвет знака сохранялся до тех пор, пока ячейка не приступала к выполнению нового задания, и только тогда он постепенно менялся в зависимости от этапа выполнения.
Белый? Что это может означать? Белый… весь спектр… ну, весь… и что…– Грета озадаченно уставилась на обернувшуюся к ней лицом не менее озадаченную Бриту.
‑ Может, какие-то неполадки… с модусом… – эта мысль, пришедшая Брите в голову, была почти кощунственна – за идеальным рабочим состоянием индивидуальных модусов следило целое подразделение взрослых ячеек. Это была специальность, обладание которой гарантировало ячейке максимально щадящий режим выполнения миссии продолжения рода – хороших специалистов этой области не отправляли на миссию в молодом возрасте.
Обе молчали, ничего путного не приходило в голову. Не терпелось поговорить об этом, да и вообще, просто поговорить, хоть о чем-нибудь! Вечерело, и Брите все сложнее было молчание.
– Тебе не случалось получать белый индекс? – заинтересованно, но подчеркнуто сухо спросила Брита.
– Что значит белый? – поддержала беседу Грета, одновременно пожимая плечами, показывая Брите, что и она в недоумении.
– Ну, что значит белый – белый…Белый и значит белый! – девушки продолжали мусолить совершенно провальную тему, надеясь, что сработает их старый проверенный способ получения информации – задавать каверзные вопросы вечером, чтобы на завтра получить если не ответ, то хотя бы направление, в котором им следовало бы думать, по мнению кураторов.
– Давай посмотрю? – Грета встала с постели и осторожно направилась к инфомодусу Бриты.
– Если ты не знаешь, что такое белый индекс, потому что никогда его не получала, почему ты думаешь, что, увидев его, сможешь помочь мне с объяснениями? – Брита проговаривала эту тираду словно актер на сцене, когда интонация совершенно не соотносится с содержанием, внимательно следя за тем, как движется выздоравливающая.
Грета уже стояла рядом и напряженно вглядывалась в выводы изысканий Бриты, остававшиеся на экране. Значок ее не интересовал, точнее интересовал, но не сам по себе, а как оценка результатов работы:
– Не знаю, белый… нет, никогда не видела, – Грета продолжала вчитываться в графики и формулы.
Вдруг экран мигнул, и после этого появилась надпись «результаты обработаны» и значок стал привычно фиолетового цвета. – Ну, вот же, фиолетовый! Ты издеваешься надо мной? – Грета с усилием добралась до постели, легла и закрыла глаза. Нужно было вспомнить и осознать все, что было на экране.
Брита только фыркнула, но не стала ничего говорить, чтобы не помешать Грете обдумать то, что та успела увидеть. Делать было нечего, она на славу потрудилась сегодня, за анализ неявного у них отвечает Грета, так что Брита улеглась поудобней на своей кровати и уставилась в потолок. В отличие от Греты, которой лучше думалось с закрытыми глазами, а то и вовсе в полудреме, Брита могла размышлять только ясным взором глядя на что-нибудь привычное, потому что как только глаза ее закрывались, она тут же засыпала.
Вот и сейчас Брита не спешила смежить веки, не зная, понадобится ли еще она Грете. Глядя на потолок карантин-блока, в котором им придется провести две недели, Брита невольно сравнивала его с более привычным для размышлений потолком их жилого бокса. С воспоминаний о потолке незаметно перешла к воспоминаниям об их житье-бытье, когда они еще были триадой… Как там Светка…совсем забыли про нее с этими…интересно, а туда дали информацию о моей вакцине… если есть в открытом доступе, Светка найдет… Почему она держалась на желтом индексе, ведь могла же… Миссия… Странно, наверное, но ни разговоры, ни мысли о миссии продолжения рода у Бриты никогда не вызывали отрицательных чувств, и уж точно не было брезгливости, так свойственной в этом вопросе абсолютному большинству ячеек. Да, конечно, и Грету, и Бриту возмущало то, что для выполнения миссии могли забрать вполне успешную ячейку, и, видимо, делалось это за какие-то нарушения, не всегда явные для взгляда со стороны. Но Брита как блестящий микробиолог и очень неплохой инфогенетик знала, что особи с низкими индексами крайне редко дают умное потомство, а чем старше особь, тем больше вероятность неудачного выполнения миссии… У Светки получится хорошее потомство, – мелькнула мысль в голове Бриты и откуда-то из глубины души слабо шевельнулось странное щемящее чувство, чем-то похожее на то, которое она испытала, увидев зараженную Грету на полу ее бокса. Брита хотела поразмышлять над природой этого чувства, но сама не заметила, как уснула.
На следующее утро девушек разбудили одновременно включившиеся инфомодусы. С двух экранов на них смотрело неопрятное и злое лицо Агаты:
‑ Для продолжения карантина будете переселены в отдельные блоки. Навещать друг друга раз в день. До последующих распоряжений.
Модус отключился. Откуда-то из глубины коридора послышался легкий шум автоматических уборщиков… Агата – вестник робота, – неизвестно кому из них первой пришло в голову это замечание, но улыбнулись этой мысли обе.
Закончив с переселением, Грета снова легла в постель, она так устала, словно не роботы передвигали и переносили все, а она сама совершала все эти физические движения. Почему бы и нет, – мелькнуло у нее в голове. За всю свою некороткую жизнь Грета ни разу не задумалась о том, что очень многое из того, что делают за них автоматы, они легко могли бы делать и самостоятельно, причем это совершенно не обременило бы их, а, может, порадовало бы разнообразием. Нет, нельзя сказать, что ей надоедало постоянно что-то узнавать, анализировать, учить, читать, слушать… нет.
Она обожала учиться, ей даже не требовалось никаких практических подтверждений своей компетентности в отличие от Бриты, которая обязательно должна была иметь образцы материально выраженного приложения своих умений. Грете не хватало самодостаточности, ей обязательно нужен был еще кто-то, заинтересованный именно в ней, – наверное, впервые этот червячок неполноценности появился тогда, когда она стала по утрам заваривать себе эту ужасную горькую бурду, а потом, вначале еще сама злясь на свою причуду, чистить чашку… Что это? Попытка доказать себе, что тройственность их ячейки ‑ это как раз то, что составляет полноту существования каждой из них? Попытка выделиться? обратить на себя внимание… Она вспоминала как ей иногда нестерпимо хотелось, чтобы кто-то из ее ячеек (лучше конечно Брита) вдруг тоже бы начали пить кофе так, как это делает она, чтоб разделили с ней эту блажь… Зачем? зачем…Грете вдруг вспомнилась старуха, которая подарила ей чашку и те слова, которые она однажды сказала ей: «Пей кофе, пей, к горечи, глядишь, и попривыкнешь»…Тогда Грета не вполне осознала глубокий смысл этих слов – и хоть она действительно не всегда была в восторге от хининового вкуса кофе, ее настойчивость в заваривании очень крепкого напитка поддерживалась не только тем, что этим можно было бравировать. Со временем она действительно привыкла, но не к горечи, а к вкусу – она распознала вкус кофе… а к горечи… разве можно привыкнуть к горечи? Грета остро почувствовала желание…увидеть старуху…Странное, неизвестное ей ощущение неполноты своего существования, какая-то непонятная тоска и щемящее чувство… утраты?! одиночества? Грета была не так эмоционально развита как Брита, и любые проявления чувств всегда подвергала рационализации, но сейчас рефлексия не помогала…
Брита появилась неслышно, она подошла к пищевому автомату – после переселения автомат находился не в самом боксе, а снаружи, в огромной рекреации, по периметру которой виднелись неосвещенные пустоты нежилых боксов. Боксы Бриты и Греты были через стенку, поэтому для того, чтобы увидеть друг друга, им пришлось бы каждый раз покидать свои помещения, а это именно то, чего делать не следовало. Потому, по молчаливой договоренности они решили подходить к пищевому автомату по очереди, но не чаще четырех раз в день, чтобы не только обменяться взглядами, но и, возможно, оставить на автомате какой-нибудь шифрованный знак. Девушкам действительно было достаточно простого взгляда для того, чтобы оценить состояние здоровья и настроение друг друга, но поиграть в шпионов и оставить знак-шараду, с удовлетворением разгадать ее – было их любимым развлечением.
Брита краем глаза увидела, что Грета еще в постели, но ее обычный жест накручивания волос на палец, успокоил Бриту. Она взяла небольшой поднос с двумя тарелками и стаканом чего-то очень темного – Грета смотрела внимательно, потому что это могло быть частью шарады, ‑ по-старушечьи охнула, потерев спину и громко зевнула на все 32 зуба.
Грета задумалась… Она буквально только что думала о старушке с кофе… Неужели это привиделось Брите во сне? Хм… горечь существования навевает одинаковые воспоминания…
Грета тоже встала, насыпала в чашку кофе, отметив, что пакет с кофе был теперь намного полнее, чем тот, что оставался у нее до болезни, и что такого количества кофе как раз должно хватить недели на две. Предусмотрительно… Подойдя к автомату, Грета тоже быстрым цепким взглядом окинула бокс Бриты – инфомодус стоял таким образом, чтобы Брита сидела в вполоборота к выходу – экран модуса был немного развернут ко входу… Ага, обратите внимание, ‑ подумала Грета, подождала, пока автомат наполнит чашку кипятком и разворачиваясь для обратного движения, максимально внимательно вгляделась в экран. На экране располагалось несколько картинок старинных оптических приборов – Грета узнала стробоскоп, анортоскоп, таумаскоп и фенакистископ (ее увлечение древнейшими языками не прошло даром – подобные названия она запоминала только благодаря тому, что части этих слов в переводе на древнейший греческий означали вполне конкретные вещи). На долю секунды экран стал абсолютно пустым, а потом на нем появилась заставка. Обычная заставка… Из тех, что есть в стандартном наборе любого инфомодуса…
Грета не пользовалась заставками в виде картинок, ей не нравилось, что кто-то за нее решил, какую именно картину окружающего мира ей будет приятно видеть на экране своего модуса, когда на нем не будет бежать информационный поток, и она оставляла экран темным. Брита, напротив, часто меняла картинки, сообразуясь с тем, какая из них более подходила сейчас ко времени года или просто погоде. Сейчас на заставке Бриты через весь экран висело коромысло радуги в высоком синем небе, а чуть пониже… Радуга! – осенило Грету и вся шарада мигом решилась: Бриту волнует случай с белым индексом и она тоже связала белый цвет, как полное отсутствие цвета вообще, с радужным спектром, на который его можно разложить… Таумаскоп.. да уж.. чудеса, ничего не скажешь…
Грета сидела перед своим инфомодусом и, прихлебывая горячий кофе, машинально следила глазами за бегущим на экране текстом ежедневного информационного блока. Это было расписание работы, отдыха, миссий; сведения об успехах, открытия, происшествиях и, как обычно в конце листа, так называемая актуальная Основа – одна из оснОвных заповедей, которая по неизвестно чьему хотению, а, скорее всего, по прихоти случая считалась особенно важной для дня сегодняшнего.
Актуальная основа, в каком-то смысле, обусловливала направление мыслей всех ячеек в тот день, на который выпадала. Сегодня это было: «Как нет различий между телами человеческими, так нет и различий между тем, что каждая часть тела человеческого принуждена делать».
Грета по привычке задумалась о том, как можно применить высказывание к текущему моменту, и… мысленно поблагодарила тот счастливый случай, по воле которого она смогла прочитать именно эту заповедь сегодня! Вот именно! Двоякая сущность оснОвных выражений, которые были одновременно и истинными и ложными, смотря с какой точки зрения рассматривать их, уже давно не удивляла Грету, поэтому по привычке, развитой ею в себе с раннего детства, проецировать актуальную основу на то, о чем сейчас думаешь, Грета переосмыслила тела человеческие как неразложимый спектр, спрятанный в белом, а каждую часть тела как отдельный цвет.
Глупость высказывания, вылезающая при первом же опыте общения одного тела человеческого с другим, которые, будучи одинаковыми, тем не менее не бывали одинаково искусны в одних и тех же занятиях, сейчас навела Грету на очень простую мысль. Если индекс, помеченный цветом спектра, означает определенную совокупность того или иного количества знаний конкретного индивида, тогда белый цвет указывает на то, что индивид не просто смог усвоить все эти знания, но и синтезировать их в более высокое, новое знание, которое нельзя почерпнуть в инфосети! Логично!… но невозможно! Ведь человек не в состоянии отделить логически выводимое из существующей информации и абсолютно новое, не встречающееся в этом информационном наборе… Человек не может… вот оно… ключевое слово – человек… Конечно! Как она могла подумать, что за тем, как проходит обучение каждого индивида неусыпно следит куратор?! Кураторов немного, да и заняты они… подслушиванием и подглядыванием… Скорее всего, примитивный искусственный интеллект.
Когда-то в почти былинные времена, как узнавали еще на первой ступени обучения ячейки, человечество вплотную подошло к созданию суперкомпьютера невиданной вычислительной мощности. Тогда еще велись бесконечные и, по большей части, бессмысленные споры об этическом аспекте существования искусственного интеллекта, который в своих элементарных проявлениях давно использовался для обработки больших и малых объемов информации. Компьютер все-таки создали, и искусственный интеллект начал свое победное шествие по информационным системам мира, захвата человеческого разума не случилось – умный софт занял свою нишу в деле обеспечения рождения, корректировки, воспитания, обучения и конечной утилизации человека, а понятие этика вообще стерлось из памяти новых поколений.
Грета задумалась о том, какую шараду составить для Бриты, чтобы поведать ей о своем озарении…
Пришло время обедать. Брита вышла к автомату первой. Грета, поджидавшая ее, тут же выскочила следом:
– Что берешь? Не надоело? Не знаю…уже все надоело… Как думаешь, если ему задать сразу все опции, что будет? Получится у него чем-нибудь нас удивить? – Грета со скучающим видом смотрела на то, как Брита вводит заказ. Брита ловила каждое слово, но тоже изо всех сил изображала крайнее безразличие – в холле были установлены модусы наблюдения.
– Ты ставишь на его креативность? – Брита усмехнулась, пристально всматриваясь в Грету.
Грета усмехнулась в ответ: – Вот то-то же, ничего нового, он же автомат… просто сложит всего понемногу…
Брита задумалась, кажется, она уловила мысль, но еще не до конца понимала иносказания Греты: – Ну и что это будет? Полнота еды в самой себе?
‑ Нет, это будет качественно новое, доселе никем не пробованное блюдо! – Грета добавила патетики и вышло смешно, но Брита еще не поняла, как это связано с разрешением интересующего их вопроса, потому Грете пришлось импровизировать дальше:
‑ Помнишь, на старых машинах можно было ввести состав блюда, и машины иногда не находили для них названий, ‑ Грета хихикнула, ‑ просто выдавала пустое окно, ‑ последние слова Грета сопроводила жестом, определяющим границы чего-то пустого, но значительно большего, чем окно обработки запроса в пищевой машине. Экран! ‑ осенило Бриту, пустой экран! Умница Грета, молодчина просто! Индекс был не белым, он был пустым!… просто не имел цвета, потому что не нашел в сети соответствия всей информации, которую она ввела в своем отчете… Новое знание… да, конечно… Брита победоносно тряхнула головой, хмыкнула и уже разворачиваясь и унося с собой поднос бросила: ‑ Он хоть интеллект, но все-таки искусственный, сам название не подберет…
Грета удовлетворенно кивнула, закончила со своим заказом и тоже отправилась в бокс. Вяло пережевывая питательную массу со вкусом бакалеи и запивая энергетическим напитком, Грета еще раз перебирала каждое слово, сказанное ими в коридоре, придирчиво анализируя их небольшой разговор со всех сторон. Несомненно, говорить о чем-то своем на виду у кураторов, тщательно зашифровывая свои мысли, было интересно и тренировало дедукцию и аналитику, но как же, черт побери, надоело следить за каждым своим шагом, словом и жестом, как же хочется просто поболтать, поболтать ни о чем, или о том, о чем говорить нельзя… Может, они были бы более счастливы, если бы были не так умны, или попросту не знали, что нужно опасаться и скрывать…скрывать абсолютно все, особенно свои психо-коммуникативные способности. Интересно, как чувствует себя человек неумный… Он же, наверное, не думает, что он глуп… А я вот думаю, что я глупа… я столького не знаю… Грета еще с минуту пыталась представить себя менее умной и проницательной, чем она есть, смирилась с тем, что на это у нее не хватает воображения, обрадовалась тому, что, видимо, все-таки не так уж и всезнающа…нахмурилась от последней мысли и решительно направилась к инфомодусу. В конце концов, чем еще ей заниматься сейчас, когда их полностью освободили от каких-либо общественно необходимых занятий и обязанностей?
Две недели пролетели в абсолютном погружении в инфомодусы. Девушки решили, что анализ их предыдущего поведения должен был привести кураторов к выводу о том, что честь вступления в Совет они примут с особой ответственностью. А справедливо считая, что в Совет принимают только самых оснОвных, самых знающих, индивиды должны бы с еще большим рвением, чем прежде, устремиться к получению информации, касающейся не только своих специальных областей знания, но всего спектра возможных сведений. Пару раз девушки еще перекидывались ничем не значащими, на первый взгляд фразами, делалось это для того, чтобы скорректировать тематику обрабатываемых ими информационных ресурсов тогда, когда способ «рассуждения вслух» не мог быть использован. Так, например, Брита ни за что не могла себя заставить вслух проговаривать тему, связанную с половыми отличиями человеческих видов мужчины и женщины и тем, как это объясняла современная наука, хотя запросто оперировала терминами дозародышевого развития человека и животных. Грета же, ничуть не смущаясь такой тематикой, закипала при изучении темы древней мифологии. Ее рассуждения при изучении трудов современных ученых по христианству, исламу и другим религиям старого мира были настолько ироничны и желчны, что первый же опыт комментирования этой информации, выслушанный Бритой благодаря их устройствам связи, вынудил ее почти выбежать из своего бокса и наорать на Грету:
– Ты не могла бы осваивать информацию не таким… громким способом? – Брита была действительно возмущена. И хотя то, что она пеняла Грете на слишком громкое комментирование вслух, было слишком неправдоподобным – вряд ли из своего бокса она могла слышать ее, Брита была больше обеспокоена тем, до чего еще могла бы договориться Грета, не останови она ее именно сейчас.
От такой неосторожной и неожиданной выходки Грета оторопела, но оценила ситуацию и безапелляционно заявила:
– Ты бубнила с утра, теперь моя очередь. Если хочешь побубнить еще, занимай очередь, – и уставилась в модус. Правда, теперь уже молча.
Брита вернулась к себе, ее немного трясло – она чуть не прокололась! Грета снова спасла их. Но что она говорила? Разве можно высказывать вслух такие…такие…такую ересь?! Хм…, – улыбнулась про себя Брита, – бубнить, хм…, будем теперь по очереди с бубном стоять, – она тихо порадовалась своей шутке и успокоилась.
Кроме этого недоразумения во время их карантина больше происшествий не было, а шутку с бубном они с удовольствием и даже злорадством пользовали как личный прецедентный текст.
Карантин закончился ожидаемо, но все равно несколько нервно: вечером последнего дня, когда обе девушки сидели за своими модусами, используя последние часы их относительной информационной свободы. Вдруг звук и картинка замерли, затем экраны потухли, а когда снова зажглись – с экрана на каждую из них смотрело огромное лицо Агаты. От неожиданности Брита аж отшатнулась, Грета только вздрогнула, но сдержалась.
‑ Карантин окончен. Ячейкам быть готовыми завтра с утра предстать перед Советом. Заседание назначено на время 8-00. Лицо исчезло, а на экране остались только огромные цифры, показывающие обратный отсчет .
Девушки заметили, что во время трансляции объявления, текст из одного модуса несколько запаздывал по отношению к тому, что было слышно из другого модуса. Тогда они не придали этому особого значения, просто отметив для себя эту особенность как мало поддающуюся объяснениям, но эта мелочь впоследствии оказалась недостающим звеном в цепочке других несвязанных, на первый взгляд, между собой фактов.