Tasuta

Клякса

Tekst
14
Arvustused
Märgi loetuks
Клякса
Audio
Клякса
Audioraamat
Loeb Елена Юрьевна Савченко
0,97
Sünkroonitud tekstiga
Lisateave
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

13

После отработки в школе Ира предложила Наташе пойти в модное, недавно открывшееся кафе. Они объедались мороженым с фруктами и засиделись допоздна. Платила Ира. Оставшиеся заработанные деньги она молча присвоила себе. Наташа решила не спорить. На подобные мелочи жизни она внимания не обращала.

Теперь Наташа торопилась домой. Бабуля, придерживаясь строгих правил, не любила, когда она возвращалась позднее десяти вечера. Однажды даже отхлестала её кухонным полотенцем за непослушание. Родители никогда так не поступали. Они старались объяснять, считая, что руку на ребёнка поднимать недопустимо.

У бабки были свои, «средневековые», как называла их Наташа, правила. В целом они с бабулей ладили, но в чём-то совсем не сходились. Тот же сотовый Наташе не полагался ни под каким соусом, сколько бы она ни просила. Бабка считала, что домашнего стационарного телефона им вполне достаточно. А от сотовых вредное излучение и одно беспокойство. Компьютера у Наташи тоже не было – от него глаза портятся, да и вообще, вещь бесполезная. А если очень надо, можно сходить в библиотеку или к подружке. Магнитофон заменяло допотопное радио на стене с бесконечной «Шарманкой» от Баскова. Потому дома Наташа тосковала и особенно сильно скучала по родителям. И зачем только они улетели тогда в злополучный отпуск?! Мама звонила из Тель-Авива каждый день, рассказывала, сколько сладостей накупила для Наташи, новые платья, какую-то игрушку… И всё это рухнуло и разбилось вдребезги вместе с родителями. Потом Наташа вынуждена была переехать к старой бабуле в однокомнатную, а в родительскую трёхкомнатную пустили квартирантов, чтобы было на что жить вдвоём. Жизнь в одночасье переменилась.

Наташа вошла в свой подъезд и, поднявшись один пролёт, замерла. На батарее у окна сидел Вадим. Она хотела было пробежать мимо, но он преградил ей путь.

– Привет! – Он мотнул головой, отбрасывая с глаз длинную, крашеную в чёрный цвет чёлку. – А я тут тебя дожидаюсь.

– И напрасно. – У Наташи внутри всё затрепетало. И страшно, и волнующе одновременно.

– Может, пойдём погуляем? Время детское.

– Меня бабуля ждёт.

– Да ладно тебе! Дождётся. – Вадим сделал шаг вперёд, Наташа отступила. – Смотри, что у меня есть, – Вадим пошарил в кармане. – Это тебе, – он протянул ей патрон на распахнутой ладони.

– Зачем он мне? – Наташа опять попятилась.

– Это настоящий патрон! – глаза Вадима сверкнули в свете тусклой подъездной лампы. – Мы с пацанами на полигоне лом собираем. Там много таких нерасстрелянных валяется. Я просто о тебе подумал… Вот, решил принести.

– Мне не надо, – твёрдо заявила Наташа. – Это опасно. Пусти, меня бабуля ждёт.

Вадим продолжал напирать. Наташа почувствовала спиной стену:

– Я сейчас закричу, и она выйдет.

– И что мне твоя бабка? – только и усмехнулся Вадим. – Ты боишься меня? Да не дёргайся ты так.

Наташа закричала:

– Ба-а-а-аб!

На площадке через два этажа щёлкнул дверной замок, послышался скрип открывающейся двери. Вадим задрал голову. Наташа, пользуясь его замешательством, проскользнула мимо и побежала вверх по лестнице.

– Подрастёшь и сама придёшь, – прокричал ей вдогонку Вадим.

Наташа приостановилась:

– Не приду!

– Ещё как прибежишь! – засмеялся Вадим и пошёл вниз.

– Нет! Никогда!

К счастью, бабушка криков Наташиных не услышала, и объясняться с ней не пришлось. Это сосед так кстати решил вынести мусор. Наташа юркнула в квартиру, защёлкнула замок и прижалась спиной к двери. В висках стучало, ладони вспотели. Вадим, как удав, гипнотизировал и пугал её. Ей хотелось остаться там, на площадке, но оторопь брала, стоило только представить, что он может с ней сделать. Такой взрослый и наглый, но чем-то очень симпатичный. Может быть, именно своей наглостью. «И что себе возомнил? Дурочку малолетнюю нашёл, – злилась Наташа. – Никогда, ни за что не приду!»

Наташа заглянула в комнату – телевизор мигал, Якубович кричал: «…и приз – автомобиль!» Бабка всплеснула руками: «Поди ж ты! Вот люди везучие!» Наташа зажгла верхний свет и подсела к ней на диван. Та пробурчала что-то про экономию электричества, но настаивать не стала. Сверкающий белый автомобиль на экране поглотил всё её внимание.

– Бабуль, а вот тебе этот автомобиль к чему?

Наташа представила свою бабку в цветастом ситцевом платье, коричневых трикотажных чулках на резинках и капроновой косынке на голове за рулём машины и невольно рассмеялась. Бабка недобро покосилась на Наташу:

– Больно умная, как я погляжу.

Иногда Наташе казалось, что бабка и впрямь умеет читать мысли. Недаром все её считают знахаркой и ведьмой. Наташе и не хотелось бы верить во всю эту потустороннюю ерунду, но она уже не раз убеждалась, что дыма без огня не бывает. Поток желающих полечиться у бабули не иссякал, хотя она никак себя не рекламировала. И даже просила клиентов не рассказывать про неё без лишней надобности. Грозила, если будут распускать слухи, заговóры её не подействуют, и хворь вернётся. Люди бабкиным наказам верили, но откуда-то появлялись всё новые и новые желающие полечиться. Бабка всем помогала, считала грехом отказать, денег за лечение не просила, но всегда принимала вознаграждение, сколько давали. Наташа вспоминала, что мама всей этой сомнительной деятельности не доверяла, считала шарлатанством. Вот только Наташа отлично помнила, как бабка уговаривала родителей не лететь в отпуск, со слезами уговаривала, чуть не на коленях просила. А как улетели, даже в церковь пошла, чего никогда не делала. Видать, знала уже тогда, чем кончится.

– Что-то ты квёлая такая сидишь? – бабуля положила свою морщинистую, крапчатую руку Наташе на колено.

– Баб, мне кажется, что я такая старая! – вдруг выпалила Наташа. – Почему всё так сложно?

Бабка рассмеялась:

– Дурочка ты! Вот я скажу, когда ты старой станешь: настоящая старость придёть, когда не станет для тебя ни чужого глаза, ни чужого слова, когда жить начнёшь не завтрашним, а сегодняшним, когда почувствуешь себя молодой.

– Это как?

– А вот так и есть! Смотри, только голову не потеряй. Старая… Давай-ка уже укладываться будем.

Бабка встала, чтобы выключить телевизор.

14

Ира вернулась домой и, никого не обнаружив, с облегчением выдохнула. Мать, видно, опять задержали на работе, а непутёвого брата где-то носит. Наконец-то можно в своё удовольствие поиграть в «Сапёра». Компьютер у них с Вадей считался общим, но по факту он не разрешал им пользоваться. Занимал его всё время, что проводил дома, если только не спал. А иногда случалось, что и засыпал у монитора. Он даже запаролил компьютер, но Иру так просто вокруг пальца не обвести. Она подглядела пароль и, добравшись до файлов брата, нашла тонну компромата, которым не преминула воспользоваться – выдала матери, но не всё. Иначе, чего доброго, та вовсе отобрала бы компьютер. Ира рассказала ей только самую малость, чтобы поймать брата на крючок и вынудить делиться компьютером хоть иногда.

Ира проверила электронную почту – только спам, а писем от тёти нет. Последнее пришло две недели назад. Ира ответила сразу, потом ещё дважды. Дай ей волю, она строчила бы сообщения каждый день, но надоедать не стоило. Нужно дождаться ответа. Последний раз они виделись с тётей Ириной – её полной тёзкой, три года назад, ещё когда жили с отцом в Нижнем. Она приезжала из Чехии на целый месяц. Тётя водила её в городской сад на карусели, угощала мороженым и пообещала, когда Ира подрастёт, заберёт её к себе в Прагу. Оказывается, там есть русские школы, а потом можно поступить в университет, которому уже почти тысяча лет. Ира столько раз представляла себе, как будет учиться в Праге и жить с тётей. Та своей семьёй так и не обзавелась, а потому Ира для неё самый близкий человек. Только эти мечты и поддерживали Иру всё время, пока отец терроризировал семью, пока родители с большими трудностями разводились, и потом, когда они с мамой и братом переезжали, тяжело обустраивались на новом месте. Ира раньше училась неважно, а теперь одни пятёрки. Она готовилась к новой жизни. Пусть мать и не одобряла общения с сестрой бывшего мужа, Ира знала, никто и ничто не помешает ей уехать в Прагу к тёте и начать новую волшебную жизнь.

Она так размечталась, что не заметила, как вернулся брат.

– Интересно, на какие это шиши мы в кафе ходим? – спросил Вадим язвительно. – А вот не на эти ли?

Ира даже огрызнуться не успела. Одним ловким движением Вадим выхватил у неё из кармана джинсов сложенные купюры. Те предательски торчали наружу. И как только она умудрилась так подставиться?

– Отдай! – завопила Ира и даже осмелилась кинуться на брата. Тот легко отпихнул её.

– Ты, дура, совсем обурела? Давно по щам не получала? – спросил он почти беззлобно, пересчитывая деньги – три сотенных бумажки.

Иру затрясло от обиды и раздражения. Она уже была готова драться не на жизнь, а на смерть, когда услышала голос матери из коридора:

– Почему дверь открыта?

Ира тут же кинулась к ней:

– Мам, он у меня кровные заработанные отнял!

– Откуда у тебя?

– В школе подрабатывала, стены красили!

Мать скинула туфли, прошла в комнату. Вадим, ничуть не смущаясь, спрятал деньги себе в карман. Мать явно заметила, и у Иры промелькнула надежда, что получится вернуть своё.

– Как я устала от вас! Сколько можно воевать в конце концов?! – мать умоляюще посмотрела на Вадима, но этого жалостливым взглядом не проймёшь. Он только хмыкнул, уселся за компьютер и нацепил наушники. Мать перекинулась на Иру: – Неужели я не могу прийти с работы и просто расслабиться? Двое взрослых детей, и хоть бы один догадался чайник поставить!

Она устало плюхнулась на диван, взяла в руки по пульту – от телевизора и видеоплеера. Потом вдруг спохватилась, подскочила к Вадиму и, сорвав с его головы наушники, истерично завопила.

– Почему мне на работу звонят, а?! Ты, охламон, зачем по трансформаторным будкам лазаешь?! Тебе больше негде, что ли?

 

– Это паркур! – недовольно просипел брат, снова надевая наушники и щёлкая мышкой.

– Это идиотизм! – бросила Ира.

– Заткнись лучше! – Вадим угрожающе зыркнул на неё.

– Хватит! – мать хлопнула ладонью по столу, попав в клавиатуру. – А ты тоже не подначивай, – она замахала ушибленной кистью и с раздражением посмотрела на Иру.

– Мам, ты меня, вообще, слышала?

– А меня кто в этом доме слушает? – она вернулась на диван, закрыла лицо руками и устало выдохнула. – Принеси сумку.

Ира послушалась, подала.

– Сколько он у тебя забрал?

– Четыре сотни, – тут же выпалила Ира.

– И это я наглый? – Вадим противно захихикал. Ира сдержалась, наблюдая, как мать достаёт кошелёк.

– Вот, двести, – она отдала Ире две купюры. – И больше чтобы я вас не слышала сегодня! – Она опять взяла в руки пульты и запустила серию «Друзей» на видео.

Ира пошла на кухню ставить чайник. Когда он зашумел, она прикрыла дверь и, взобравшись на стул, достала с верхней полки кухонного шкафа старую жестяную банку со слоном на крышке. Полученные от матери деньги она присовокупила к тем, что уже хранились в жестянке. Она быстро вернула её на место, привалив сверху пачками риса и макарон. Пересчитывать деньги не стала, брат мог нагрянуть в любую секунду. Да этого и не требовалось, Ира прекрасно помнила, сколько в банке. На билет до Праги недостаточно.

Деньги нужно было спрятать сразу же, как вернулась домой. За потерю она злилась на себя даже больше, чем на брата. Ведь тот ничего необычного не сделал, а Ира повела себя как распоследняя простачка. Расслабилась, потеряла бдительность! Но она ещё отыграется, возьмёт своё. Никогда и никому она спуску не даст. В её голове есть специальная коробочка, как та, что со слоном. Туда она складывает свои обиды и бережно хранит долги. Забывать – это расточительство. Забыть – значит отпустить, значит – простить, а Ира никого прощать не собирается, пока по счетам не будет заплачено. И только ей решать, когда этот момент настанет. Может быть, и никогда. Потому что прощать – это для слабых, у кого нет сил ненавидеть. Вот Леська уже на второй день была готова простить Симкину. Умоляла Иру, чтобы та отменила бойкот. Канючила, нудила, а всё потому, что слабая. Нет, у Иры хватит сил ненавидеть хоть целый мир!

Чайник щёлкнул выключателем и прервал размышления Иры. Она полезла в холодильник, достала кусок сыра, колбасу, масло и начала делать бутерброды на троих.

15

Сожалеть о сказанном не так тяжело. Мало ли, ляпнул сгоряча, тут же и извинился. Другое дело сожалеть о написанном. Тут уж как в пословице. Написанное стократ утяжеляет отвратительный смысл, вложенный в слова. А вот о молчании Вере жалеть не приходилось. В молчании была своя правда, глубина и достоинство. Вера о многом могла бы сказать, но промолчать об этом, казалось, важнее. Произнесённые однажды, слова лишались веса и значимости, опошлялись или становились банальными. Нет, молчание – золото, а слова – пыль, прах и даже меньше того. Потому Вера транслировала безмолвие, заключая в него все возможные смыслы. И странное дело, её понимали отлично. Гораздо лучше, чем когда она открывала рот и выдавала очередную нелепицу.

Домашние не замечали перемен в поведении Веры. Так уж получилось, что в семье замолчали все. Отец который день возвращался с работы поздно и, нелепо приставляя палец к губам, неровной поступью крался к кровати. Мать недовольно громыхала на кухне посудой, готовая сорваться в любую секунду. Но отец, зная, что от этой женщины и сковородкой можно схлопотать, всячески старался её не провоцировать. Мать презрительно дулась и сопела, электризуя воздух, но не говорила ни слова. Вера сидела с книгой в кресле и старалась не отсвечивать. Родителям было не до неё.

Тополиный пух отошёл. К полю с зарослями полыни, где хоронили голубей, Вера не приближалась, и ей немного полегчало. Но мать угрозу свою выполнила – как и обещала, отвела к аллергологу. Тот оглядел Веру, цокая языком, в очередной раз заставил пройти спирометрию, в итоге изрёк:

– Всё не так уж и плохо…

Мать тут же взбеленилась, не дав закончить:

– Да как же это?! Каждый день чихает, глаза красные.

Доктор многозначительно поправил очки:

– Поллиноз. Осенью полегчает. Как раз к школе будете в норме. А зимой в ремиссию войдёт.

Мать насупилась:

– А в больницу её нельзя хоть на недельку?

– Да можно вообще-то. Только кому хочется каникулы в больнице проводить? – он подмигнул Вере. Она потупилась. – Раз молчишь, – заявил он, – определю тебя на дневной стационар.

Мать довольно закивала.

– Возражений не имеется? – аллерголог въедливо уставился на Веру. Она обречённо помотала головой. – Вот и ладно. – Он принялся писать направление. – А вообще, как настроение? – вдруг спросил он.

Мать легонько толкнула Веру в бок.

– Ну ты чего, как бука сегодня? Отвечай, раз спрашивают.

У Веры задрожали губы. Она вскочила и выбежала в коридор. Мать вышла за ней через пару минут с бланком направления в руках.

– Всё молчишь и молчишь… – вздохнула она и пошла вперёд по коридору. Вера поплелась за ней. – А я ведь вижу, как ты маешься. Мне твои чихания, как ножом по сердцу. И не обижайся.

Они подошли к регистратуре. Мать протянула пухлую карточку в окошко.

– О, Светлана Геннадиевна! – воскликнула она, увидев Леськину маму. – Уже вернулись? А что так быстро?

– У мужа работа, – отозвалась та, выглядывая в коридор.

Вера попятилась к выходу, но поздно – её заметили.

– Верочка, хорошо, что я тебя увидела! У Леси день рождения завтра. Она тебя ещё не пригласила?

Вера помотала головой. Про Леськин день рождения она прекрасно помнила, и ей бы очень хотелось, чтобы та забыла про бойкот и пригласила её, как прежде.

– Наверно, не успела ещё всех девчонок обзвонить. Приходи обязательно! Торт будет!

– Да какой торт, Светлана Геннадиевна! – тут же всплеснула руками мать, тряся направлением в стационар.

– Ой, простите! Что ж я глупая такая! – Светлана Геннадиевна немного смутилась. – Всё равно приходи, и для тебя что-нибудь вкусненькое найдётся. Придёшь?

– Угу, – Вера вежливо кивнула. Мать, явно недовольная приглашением, потащила её к выходу.

Они вышли из поликлиники, быстро миновали ряд магазинов и оказались возле городского парка, который всегда обходили стороной. У входа торговали шоколадным мороженым. Вера тоскливо проводила взглядом двух малолеток с вафельными рожками и совсем сникла.

– А давай пойдём на карусели? – предложила вдруг мать.

Вера посмотрела на неё с недоверием, будто ослышалась. А та потянула её к будке с билетами на аттракционы. Купила два на «Ромашку».

«Неужели и она со мной?!» – Вера даже заволновалась. Она уж и не помнила, когда они с мамой катались в парке на каруселях.

Мать подала квиточки старой билетёрше в синем форменном халате. Они уселись под радужным зонтиком, пристегнулись и полетели! Вера смеялась, чувствуя, как тёплые потоки ласково обтекают лицо и шею. Она перебирала ногами, будто бежит по воздуху. Мама тоже смеялась и, когда «Ромашка» накренялась, а зонтики взлетали и падали, сжимала Верину руку. Карусель остановилась, но чувство счастья решило задержаться.