Сердце из пшеницы и ромашек

– Один уже ушел, второго не пущу! Ишь ты – звоните! А хозяйство на ком будет? А деле семейное кто продолжит? Эти двое?

– Кто начал – тот и продолжит. Много оно вам дало, хозяйство это, чтобы его продолжать?

– Хватит. Пошли, – Виктор больно дёрнул ее за руку.

– Сиди! Уйдешь – не сын ты мне.

Возмущение зазвенело в воздухе. Лика услышала треск и почувствовала, как их с Виктором руки окатила волна боли. Осколки материнской обиды полоснули ей по щеке и истерзали плечо. Котикова вскрикнула и сжалась, точно котенок в мороз – пряча лапки под себя.

Вокруг задвигалась мебель, смешались голоса. Крепкие руки Виктора вытащили ее с дивана и уже через минуту лицо уколол свежий вечерний воздух. От шока Лике было не так уж и больно – больше страшно. Васнецов усадил ее на какую-то лавочку.

– Лика… Лика! – крупные пальцы осторожно убрали волосы с ее лица.

Котикова всхлипнула. Она неловко коснулась щеки и в лунном свете увидела багровый блеск, окутывающий пальцы. Руки затряслись. Виктор вспомнил, что она боялась крови.

– Не смотри, – прошептал он, снова потащив ее куда-то. – Ничего страшного. Простой порез. Как ножиком.

У Лики закружилась голова, а откуда-то внутри поднялась тошнота. Она попыталась отвлечься, забыть, что по ней течет кровь, но мокрые дорожки на лице владели ее вниманием. Котикова прижалась к Виктору здоровой щекой и замерла, стараясь отдышаться.

– Пожалуйста, надо обработать, пойдем…

– Минутку, одну минутку, – попросила она.

Виктор часто и надрывно дышал. Руки его беспокойно скользили по ее спине и волосам.

– Этого больше никогда не повторится, – прошептал он. – Никогда.

Он приобнял Лику за талию и повел дальше – до ее дома оставалось недолго. Котикова таяла на глазах, ей хотелось пристроить куда-нибудь голову и замереть, надеясь, что кровь сама остановиться. Но осколки чашки также сидели в ее щеке, а на руке пульсировал ожог.

Виктор ввалился в дом через незапертую дверь и уложил Котикову на лавочку в коридоре.

– Дмитрий Сергеевич! Дмитрий Сергеевич! – Васнецов чувствовал, что нуждается в помощи. Не только физической, но и психологической.

На лестнице раздались быстрые шаги – и в дверях появился мужчина в пижаме с лягушками с крылышками. Он молча оглядел Лику и достал из верхнего ящика кухни аптечку. Виктор тщательно вымыл руки под краном и упал рядом с лавочкой на колени. Дмитрий Сергеевич протянул ему пинцет и Васнецов начал свою первую в жизни операцию.

Продлилась она всего пятнадцать минут. Осколки были крупные – они больше оцарапали щеку, чем застревали в ней. Лишь несколько стеклышек пришлось извлекать. Больше пострадала рука – уже намечались места волдырей. Виктор осторожно смазал их мазью и замотал бинтом. Лика уже не плакала – лишь молча смотрела на него из-под мокрых ресниц. Младшая Котикова лежала клубочком рядом с ней и перебирала пальцами испачканные волосы сестры.

Дмитрий Сергеевич же шутил. Над тем, что свекровь к ним в гости приезжать не будет, что Лика может правдоподобно играть робота и что у нее, возможно, появится модная татушку на щеке – даже денег отдавать не пришлось. Лика смеялась сквозь слезы – и этот смазанный хохот разрывал сердце Виктора. Котиков также помог перевязать руку Васнецову.

– Болит? – спросил Виктор Лику.

– А ты как думаешь? – съязвила Аня.

– Болит.

– Все хорошо. Хочешь, останься у нас.

Васнецов качнул головой. В его глазах блеснул недобрый огонек.

– Я завтра зайду, – пообещал он и выбежал на улицу.

Лика тяжело вздохнула. Аня положила голову ей на плечо, сонно хлопая глазами.

– Веди меня спать, малышкинс, – Котикова чмокнула ее в нос.

Аня ответственно подошла к задаче и потянула ее за руку вверх по лестнице.

На утро Котиковы узнали, что Виктор ушел из дома.

Глава 8

Виктор молча жевал слипшиеся макароны у них на кухне.

– И где ты собираешься жить? – вздохнула Лика.

– Уже нашел.

– Не скажешь?

– Нет.

Лика еще раз тяжело вздохнула.

– Вик, может, ещё не поздно? Она любит тебя.

– Она запустила в нас с тобой чашку, лишь бы я не ушел! А что будет в следующий раз? Закроет двери? Запрет меня в комнате? К батарее привяжет? А что, если б чашка не упала на стол, а врезалась тебе в голову? – вскрикнул он. – Она любит мою помощь, мое повиновение. Если б она любила меня – то отпустила бы. Она бы на тебя не кричала. Отец вчера поинтересовался, как ты и как я, а она только кричала. Нет. Хватит, – он запихнул себе полную вилку в рот, прервав поток недовольства.

Лика чмокнула его в упрямый лоб и налила чаю.

– Ты прав. Иногда важно вовремя уйти. Но как же ты жить будешь?

– Я уже договорился.

– Расскажешь, с кем?

– С твоим отцом. У вас ещё полно работы в саду и с домом.

– Значит, ты часто будешь у нас бывать. Может, и поживешь у нас?

– Нет. Не беспокойся за меня: сейчас лето, воды полно на улице, еды тоже, а я не безрукий.

Лика вздохнула и отстала.

– У нас на сегодня ещё пятнадцать заданий, помнишь?

– Так не кайф, – потянулся Виктор на лавке.

– Давай, осталась одна маленькая, последняя четверть! Быстренько управимся, напишешь Цветку все и пойдем к ребятам. Сегодня же футбол.

– Я отказался. Мы с твоим отцом пойдем заросли за домом убирать.

– Виктор! Ты пойдешь сегодня со мной, понял?

– Ух, какая ты грозная, – поддел Васнецов ее. – А то что?

Лика молча забрала у него чай и кусок клубничного рулета.

– Эй-эй, сдаюсь… Верни!

Лика бросила чашку в раковину и попыталась убежать с десертом на улицу, но Виктор загреб ее руками, что Котиковой осталось только болтать ногами в воздухе.

– Не отдам, нет!

Лика задыхалась от смеха, пытаясь высвободиться из его железных объятий. Тарелка маячила перед носом Васнецова, но он никак не мог за нее уцепиться – руки-то заняты. Подгадав момент, Виктор широко открыл рот и схватил рулет с тарелки.

– М-м, – застонал он от восторга и наконец отпустил ее. – Блаженство.

– Бандит! Садись давай, Петр Первый ждёт – не дождется твоего пристального внимания.

– Ты волшебница, – он чмокнул ее в нос и добровольно лёг под гранит науки.

После обеда, когда Виктор узнал, что сделал непоседливый Петрушка и какое там наказание в конституции за угон полицейского велосипеда, они вместе отправились на стадион.

Конечно, новость о том, что он сбежал из дома, уже разошлась по всей деревне и даже за ее пределы. Виктор комментариев по этому поводу не давал, но среди народа гуляли слухи, и их с Ликой совместное появление – и особенно перевязанные руки – только подтверждали догадки. Соседние ребята Котикову не трогали, но вот местные заваливали ее вопросами.

– Я ничего не знаю. Хотите что-то выяснить – спрашивайте у Вика.

– Он ничего не говорит.

– Ну значит, ничего и не случилось!

– А с руками вашими что?

– Да боже мой, Аня носилась – заварник стеклянный перевернула, ошпарила нас.

Лика отбивалась как могла. Виктору-то хорошо: он бросил своей коронный взгляд и отвернулся.

Начался матч. Котикова сидела рядом с Дашей и на пару уплетала маленькие сдобные рыжие печеньки, которые напекла Дашина мама.

– Она ещё сказала тебе домой передать – папе. Мама думает, что он на нее обижен.

– Он ее боится, – рассмеялась Лика.

Игра у парней шла ожесточеннейшая. Мяч не по-детски летал над полем, в ход шли руки, звучали ругательства. Даже обычно сконцентрированный Виктор взрывался по каждому поводу. Вскоре с поля за слишком жестокую игру дисквалифицировали Росю и Пашку. Игоря же, наоборот, заменили из-за излишней мягкости. И вот вся компания собралась на лавочке, наблюдая за игрой старших и младших, в окружении девушек, друзей и братьев противников из соседней деревни.

– Да что сегодня случилось? – спросила Лика.

– Видишь вон того бугая? – Рося указал на высокого нападающего, прямо сейчас терзавшего на себе майку от досады. – Кирилл Новиков. Он с сестрой Толика встречался, который в этом году выпустился, а потом они поругались, и он сначала ее ударил, а потом Толику руку сломал на разборках. Сильный, зараза. Вот его и хотят все укокошить. У Виктора с ним вообще личные счёты: он однажды траву вывозил и бросил ее у молочной фермы. А в траве полыни было мерено—немерено, так телки ж нажрались и все… Всей семье по голове тогда надавали, а кто траву кинул, лишь потом узнали, видели его тогда.

– Враг народа номер один, получается.

– Да… Что он вообще припёрся? – удивилась Даша.

– Борзый потому что. Ну ничего, наши его сейчас раскатают. Давай, Вася, вали его, вали!

Лике становилось неуютно. Следить за игрой, за Виктором, который в своей серьезности выглядел так сексуально, – это одно, а наблюдать за деревенской разборкой только на игровом поле – совсем другое.

– Кстати, Лика, спасибо за требуху к костюму. Мама сказала, я как Джеймс Бонд выглядел, даже фотку с выпускного брата распечатала. Зайдем ко мне после матча, я сразу отдам, пока не потерялось?

– Да, хорошо.

– Вот скажи, а тебя Виктор не ревнует? – задался он вопросом.

– Не знаю, – честно ответила Лика. – У него надо спросить.

– А ты его?

– Да нет. К кому? Разве что к учебе – он только с ней больше времени проводит, чем со мной.

– Он с учебой долбится только из-за тебя. Нужны ему, больно, логарифмы эти.

– Ну тогда тем более у меня нет повода, – улыбнулась ему Лика. – На самом деле, он давно уже хочет куда-нибудь деться. Взять хотя бы угон велосипеда…

– Ого, он рассказал тебе про это?

– Случайно узнала. Так вот, ты представляешь, какое желание им владело уехать отсюда, что он день почти на велосипеде ехал? Я просто показала ему другой путь.

– Если бы не ты, он бы никогда не решился. Он бы никогда не пошел против матери, – вставила Даша.

Лика напряглась: они же вроде ничего не знали про обстоятельства его ухода. Или нет?

– Я не знаю. Возможно, это и пошло бы ему на пользу, а может и нет. Я думаю, он одинаково хорошим врачом везде будет. Но главное же – что он хочет, а не его мать. У него хватило духа уйти, но он все же несовершеннолетний. Не протянет он так долго.

– Так ты в него не веришь?

– Я верю, что ему нужна помощь. Моя. Ваша – друзей. И семьи. Тогда он свернёт горы.

– Городская, – цокнула Даша.

– Почему? – удивилась Лика: было неожиданно услышать такой упрек от нее. От пацанов – да, но от Даши…

– Нельзя у нас так, у деревенских. Нельзя с семьёй, с корнями, порывать – несчастен будешь.

– Хочешь сказать, он счастлив был? Когда? Когда домой возвращаться не хотел? Когда с матерью постоянно ругался? Когда убежать на велосипеде пытался?

– Когда тебя не было – тогда и был! Удивишься, но до твоего приезда всем хорошо жилось – и парням, и семьям, и Цветку. За деньги заработанные не приходилось драться, с семьёй никто не ругался, за баб никто морды не бил, всем отлично жилось!

– Какие драки, ты о чем? – округлились глаза у Лики.

– Даша, хватит нести чепуху, – нахохлился Рося и дёрнул ее за подол юбки.

– Что «Даша»? Не вы ли тут недавно устроили петушиные разборки?

– А Лика-то тут причем? О ней вообще речи не шло!

– Я ничего не понимаю. И ничего не знаю. Если я кого-то обидела – я готова извиниться. Но просто так твои упрёки я слушать не буду, – Лика встала, готовая уйти.

– Вперёд, ты же привыкла наворотить дел и сбежать, да? Гори всё синим пламенем, папа-то богатенький – отмажет.

У Лики внутри все натянулась и зазвенело, закружилась голова.

– Даша, етить твою налево, отстань от нее и успокойся, – Рося подскочил на ноги и дёрнул ее с трибуны. Даша вырвала руку, ее пылающее лицо исказила злая гримаса.

– Конечно, беги защищай ее, а то смотри и тебя укокошит.

– Что ты несёшь, женщина?

– Как мать свою, так и тебя. Не любит наша городская несогласных!

Парни разом глянули на Лику – но ее уже не было на месте. За мгновение до этого Котикова перелезла на ряд выше – и ее белое платье в красный горошек теперь мелькало на лестнице с трибуны.

– Виктор! – завопил кто-то на поле.

Затрещал свисток – деревенские сбегались в ворота к Виктору, который, лёжа на песке, зажимал окровавленное лицо. Пока парни с Дашей добрались до поля, упрямый Васнецов уже сел, прижимая тыльную сторону ладони к скуле. Кто-то уже успел принести воды и какие-то тряпки – Виктору промыли и перевязал ухо и разбитое лицо.

– Что случилось? Где Лика? – поймал он за руку Дашу.

– Ушла, – раздражённо бросила она, вытирая руки от крови Васнецова.

Виктор прекрасно помнил, как она «ушла» – метнулась, точно раненая лань в лес. Этот-то и отвлекло его от меча.

Где-то за воротами завозились противники, покатились наезды. Виктор увидел, как Рося с перекошенным лицом повалил кого-то на землю, и понял, что продолжения игры не будет. Завязалась драка. Душа Васнецова рвалась на части: одна – к Лике, другая – на помощь к друзьям. Решив не беспокоиться просто так – вдруг Лика просто что-то забыла или Ане нужна была помощь – он вытер грязной майкой пот со лба и ринулся на поле боя.

Лишь позже, когда по молодежи поползли слушки и смешки, он понял, как же ошибся…

– А я сразу сказала – подозрительные они!

– То-то они из Москвы прикатили: дочь от уголовки прячет. А такими приличными выглядят, умница—красавица, конечно. Наших пацанов натравила вон друг на друга.

Виктор выскочил из магазина, давя внутри бурлящую злость. Он запихнул пустую авоську в карман и поплелся в сторону площадки. Вчера вечером Дмитрий Сергеевич не пустил его в дом.

– Пустите, – настойчиво проговорил Виктор, сверкая подбитым глазам.

– Не сегодня, – вздохнул Котиков. – Пожалуйста, уходи.

– Да почему? Мне все равно, что там когда произошло, ей же плохо.

– Вик, это она попросила тебя не пускать.

Васнецов открыл рот и закрыл, слова куда-то убежали.

– Вы же знаете, я все равно пройду.

– Ага, – кивнул Котиков. – Но не сегодня.

Его сообщения Лика не читала, на улице не появлялась. Точно настоящий преступник, она залегла на дно, что только подливало масло в котел слухов. Виктор плюхнулся на качель у школы и, шаркая ногами, раскачался, повиснув головой вперед – так качель сама ускорялась. Васнецов вспомнил, что сегодня ему должна была грозить тригонометрия, если ее не будет – он не сдаст Цветку зачёт и отодвинет свои мучения ещё на день. Как же обрадуется мама…

– Витек, ты в луну пердаком целишься что ли?

– В обморок, – ответила Даша.

– Ну это уже другим местом, – посмеялся Рося.

Виктор откинулся назад и окинул взглядом друзей. Им вполне весело.

– Чё ты киснешь, ну бывает всякое, – хлопнул его Пашка по плечу. – Любовь – дело коварное.

– На ней же не было написано «убийца», а. Просто в следующий раз надо не бросать глаз в чужой огород, а так, в своем копошиться, – сказал Рося и ущипнул Дашу за мягкое место. Девушка взвизгнула и оттолкнула его. Смущение и счастье разожгли ей щеки – наконец-то он смотрел на нее. – Под таким предлогом можно и к матери вернуться.

– Да, простит точно. Может, побурчит немножко, что была права, но простит.

– Что вы мелите? – не сдержался Виктор.

– Да, зачем вы так сразу к ней? Мало ли что там могло произойти, – скромно вставил Игорь.

– Что, по-твоему, газеты врут? – спросила Даша, которая нашла крошечную новость в две строчки и даже фотографию Котиковых в электронной газете, пока сидела в ТЦ. – Собственными глазами видела.

– Злая ты, Дашка, – вздохнул Игорь и сжал плечо Виктора.

– Какая тебе вообще разница, что произошло с ее матерью? – вскипел Васнецов. – Твоя мать щенков-инвалидов топит, которых ваша Берта нагуливает. А ты, Рося, не вспомнишь ли куда делись все кролики в прошлом году, а? Не ты ли потравил тут змей, да промахнулся? Да мы с вами вместе трактор упрявляйки ночью забирали кататься. Что, безгрешные все собрались тут? Забыли?

– Ты сравнил, конечно, – присвистнул Пашка.

– А ты деда своего вспомни и потом будешь меня упрекать. Не вам ее судить. Раздули из мухи слона, может это вообще фэйк.

– Да, Витюш, тебе до лампочки объяснять – гормоны, – вздохнул Рося. – Ну ничего, потом поймёшь нас. Мы ж друзья тебе.

– С такими друзьями и врагов не нужно, – Виктор вскочил с качели и, угрюмый, направился в сторону дома Роси – забирать свои вещи.

– Смешной ты, – крикнул вдогонку Ярослав.

Виктор уже скрылся за поворотом.

– Простим дурака, дела сердечные все-таки, – предложила Даша, заняв его место на качели.

– Конечно.

Рося подобрал спрятанный под лавкой баскетбольный мяч и, отбив пару раз от земли, бросил его Пашке. Тот покрутил его в руках, сделал несколько выпадов и через спину послал Игорю. Он вздохнул и с десяти шагов забросил мяч в кольцо. Так и завязалась игра. Даша вела счёт. Иногда мимо них проходили люди из магазина и в магазин: подбрасывали им мяч, делились впечатлениями о главной новости дня и угощали спелыми ягодами. Одной из проходящих стала Аня.

Младшая Котикова несла в руках булку хлеба, от которой увлеченно откусывала маленькие кусочки золотой корочки. Тихую и маленькую ее не сразу заметили – лишь когда Рося налетел на нее спиной в погоне за мячом, сбив девочку на землю.

– Етить твою налево! Анечка, жива?

Аня, развалившись на песке, недоуменно моргала. Ручкой она притянула извалявшийся хлеб, оглядела компанию.

– Анечка? – он взял ее за локоть, чтобы помочь подняться.

– Никакая я тебе не Анечка! – взвизгнула Котикова и, схватив целую горсть песка, бросила ему в глаза.

Рося от неожиданности и боли завалился на спину. Аня подскочила, прижав к себе хлеб, как утопающий – спасательный круг. Маленький храбрый котенок.

– Я с тобой больше не дружу! – крикнула она. – Со всеми вами!

Ее большие глаза влажно заблестели.

– Она из-за вас второй день плачет, – с нарывом сказала Котикова, часто-часто дыша. – А она ничего плохо не сделала. Плохие здесь только вы!

Аня толкнула ногой пятку Роси и собралась бежать, как вдруг вспомнила о чем-то и излила на деревенских новый поток ярости.

– А ты её ещё и медом накормила, бяка! – бросила она Даше. – А у нее аллергия. Ей вчера уколы кололи, болючие.

По ее щекам потекли горячие слезы.

– Если ты думаешь, что лучше ее, то ошибаешься – вчера ты стала в три раза хуже.

Она утерла глаза рукавом и бросила к дому.

***

У ворот она споткнулась об сумку Виктора и клюнула носом в землю, из-за чего разревелась в край.

– Что ж ты, растяпа? – Виктор усадил ее к себе на колени. – Убери руки, дай нос посмотрю… и совсем ничего страшного, просто царапина.

Он чмокнул ее в этот несчастный нос и обнял.

– Ты за хлебом сама ходила?

– Да, папа разрешил, – похвасталась она, утирая щеки.

– Ты так торопилась домой, что не смотрела под ноги? К обеду принести?

– Да. Но я уронила его, когда меня Рося толкнул, и его теперь есть нельзя…

– Рося тебя толкнул? – опешил Виктор.

– Случайно. Они в мяч играли.

– Не обижайся на него. Сколько пролежал хлеб на песке? Недолго?

– Да.

– Знаешь, если такое правило: пять секунд не пролежало – есть можно. Так что считай, ничего не было, – подмигнул Виктор и поставил ее на ноги.

– Не пускают? – Аня сочувствующе на него посмотрела и неуклюже погладила по волосам. – Вик, она там вся красная и опухшая, как гнилой помидор. Даша ее медом накормила. Тебе не на-адо ее видеть.

– Надо, малышкинс, надо.

Аня тяжело вздохнула.

– Тебе вынести поесть в беседку?

– Спасибо, нет.

– Хорошо, тогда… хочешь, я потом выйду с тобой поиграть?

– Очень.

– Тогда я быстро! – Котикова унеслась по ступенькам в дом.

Васнецов мельком огляделся по сторонам и шмыгнул за угол дома. Аня успела рассказать о всех своих приключениях папе, когда навес на улице опасно заскрипел, звякнул подоконник.

– Ну что за камикадзе, – вздохнул Дмитрий Сергеевич.

Камикадзе тем временем опустился на ковер в комнате Лики.

Стояла поразительная тишина. У Виктора в голове не вязалась она с Котиковыми: они – это звенящая радость и яркие цвета. Как что-то вязкое и безжизненное могло существовать в комнате Лики? Она сама лежала на диване, сложив лапки и уткнувшись носом в обивку. По самую голову ее обнимало розовое с ромашками одеяло, под которым они однажды вместе засыпали. Васнецов, подобно кошке, тихо приблизился и лег позади нее на диван – Лика встрепенулась и посильнее натянула на себя одеяло.

Виктор поставил пальцы на ее бедро и, подобно человеку, зашагал ими вверх: на изгиб талии, локоть, плечо – добрался до спрятанной шеи и легонько ее пощекотал. Лика завозилась и попыталась его оттолкнуть, но Васнецов только сильнее подпер ее грудью. Путешествующий человечек вернулся по локтю до талии и хитро затопал на бочке. Котикова согнулась и издала звук, похожий на смех. Тогда Васнецов подсунул под бок и заключил ее в кольцо объятий. Котикова, кряхтя, попыталась отпихнуть его, но Виктор использовал ее же одеяло против нее: натянул концы, чуть ли не запеленав, как ребенка.

– Ну Виктор, – обижено забубнила Лика. – Я сказала, чтобы тебя не пускали!

– Я договорился с твоим окном о безвозмездной услуге.

Перехватив одной рукой концы ткани, другой он попытался стянуть с ее головы одеяло.

– Нет, не трогай! – Лика вжалась в диван.

Васнецов тихо вздохнул и оставил ее в покое – чмокнул белую большую ромашку, которая поделилась поцелуем с Ликиным плечом. Котикова затихла – Виктор догадался, что она вспомнила причину своего добровольного затворничества.

– Малинка, – позвал он. Лика молчала. – Малинка…

– М?

– Я тебя люблю.

– М?!

– Люблю тебя, говорю, – посмеялся Васнецов. – Люблю-люблю-люблю. Я готов сказать это тысячу, две тысячи раз, чтобы моё «люблю» заменило это одеяло, защищающее тебя от бед.

Ее спина задрожала.

– Мой смелый котенок с белыми лапками…

– Это правда, Вик, – всхлипнула она. – Что говорят – правда. Это я ее…

– И что – это повод не любить тебя? – Виктор снова поцеловал ее в плечо.

– У меня тогда отменили допы, я пришла домой на два часа раньше, – продолжила Лика в каком-то трансе. Ей хотелось выбросить всю эту гниль и тьму из своего ума, из сердца, отмыть свои «белые лапки». – А мама стояла над Аниной кроватью с подушкой, потому что она капризничала всю неделю из-за температуры… Она почти не дышала, Вик.

Все тело Лики свело спазмом, воздуха не хватало. Васнецов, пересилив ее, откинул с головы одеяло, оставив ее без последней защиты от правды. Котикова закрыла лицо руками.

– Я ее оттолкнула и забрала Аню. Мама закричала на меня, с кухни к нам выбежал какой-то мужик и попытался ее успокоить. Я успела только открыть двери, когда она выбежала, дернула меня за волосы, и я упала. Уронила Аню, она тогда шишку огромную на голове набила. А мама рванула Аню за ногу обратно в квартиру, наверное, желая добить… А я Аню на себя потащила, а коврик под дверью как-то так заскользил, и мама на дверь… а на ней оббивку сняли, лишь штыри остались острые…

Виктор представил эту картину: подъезд, полуживая Аня и мама Лики, нанизанная на дверь, как мясо на шампур. И после этого Котикова не разучилась улыбаться.

– Я так тогда испугалась за Аню, – всхлипнула Лика, набирая воздух в грудь. – Она была вся синяя и не могла сфокусировать взгляд…

Виктор осторожно рассоединил объятия и сайгаком сбегал на кухню за водой.

– Мне было так страшно!.. – Васнецов чувствовал, что она пыталась найти себе оправдание, но ни одно из них в ее голове не звучало убедительно.

Лика присосалась к стакану, едва удерживая его дрожащими руками. Виктор наконец увидел ее лицо, покрытое красными пятнами, и мокрые опухшие глаза. Удивительное действие меда.

– Но тебя же отпустили? – попытался он вывести ее на свет из кипящей пучины воспоминаний.

– Несчастный случай, коврик же, – икнула она. – Но Вик…

Она обняла его, спрятав нос в его крепкой шее, и прошептала:

– Я же знаю, что это я ее убила.

– Единственное, в чьей смерти ты виновата – это в смерти твоего спокойствия и душевного здоровья. Это несчастный случай, самозащита – но только не преднамеренное убийство.

– Я могла сделать что-то по-другому, чтобы её просто… забрали в психушку, а не в морг!

Виктор заботливо собрал ее волосы, чтобы воздух обдувал её вспотевшее тело.

– Но самое ужасное, – призналась она. – Что даже сейчас я бы выбрала Аню.

– Потому что ты просто человек. Ни больше, ни меньше. С сердцем, с совестью и с болью. И я тоже просто человек. И она. И все вокруг. Поэтому не все ли равно, что другие о тебе думают? Это твой опыт, пускай и ужасный. И тебе нести его всю жизнь. Так неси его с высоко поднятой головой – как-то, что ты переборола, а не то, что тебя сломило.

– Это сложно.

– Вся жизнь впереди. Глядишь, к старости и научишься, а, баб Лика? А я тебе буду помогать. Я же врач, помнишь?

– Врач? – спросила она с надеждой, разыскивая в его глазах липкие следы лжи. – Не ветеринар?

Виктор тяжело вздохнул.

– Врач.

Лика импульсивно и смазано поцеловала его в губы. И ещё раз – куда-то в нос.

– Дмитрий Сергеевич разогрел обед…

– А Аня его принесла, – младшая Котикова распахнула дверь с ноги и протянула тарелку.

– Спасибо, малышкинс, – Лика поставила ее на стол. – Ты у меня такая заботливая.

– А ты такая заплаканная, – Аня присела рядом с ними. – Я поговорила с ребятами, они больше не будут тебя обижать.

– Что?

– А сейчас папа пошел с ними говорить.

Лика бросила обеспокоенный взгляд на Виктора. Он сжал ее руки и вышел из дома.

Вернулись они уже вместе. Виктор пинал перед собой камень, сбивая кроссовки, Котиков что-то ему рассказывал, размахивая рукой. Перед дверью хозяин дома подхватил сумку Васнецова и отправил её в дом вместе с новым гостем, которому выделили диван, полотенце и одеяло с крылатыми пони. Погрозив Виктору пальцем, Дмитрий Сергеевич демонстративно вручил дочери ключ от её комнаты и ушел спать. Лика вставила ключ в пазы, быстро, шлепая голыми ногами по прохладному полу, забралась под одеяло к Васнецову и положила голову ему на грудь.

А на утро в дом постучалась Даша