– Не пойму, что тебе не нравится, – мужчина следил за изображением на экране и вопросительно посматривал на Костю, – картинка отличная. Поверь, лучше не будет, угол обзора не тот.
– Значит, поменяем его, – заявил парень.
– Мы уже испробовали все возможные ракурсы. Других точек для съемки просто не осталось.
Костя в очередной раз оглядел пустынную местность, взял маленькую переносную камеру, напоминающую профессиональный цифровой фотоаппарат, и направился к единственному неисследованному участку – ледяной глыбе, словно выросшей откуда-то из-под земли, вернее, изо льдов.
– Ты совсем ох***, твою мать!
– Чувак, нех** туда лезть!
Но он не слушал возражения своих коллег и друзей, тем более о том, что это опасно и необходимо специальное оборудование, и стоял на своем.
И вот, наблюдая, как музыкант возвышается над ледяным океаном, довольно глядя в камеру, не замечая ничего вокруг и пренебрегая безопасностью, улыбается, потому что нашел то, что искал – свой идеальный кадр, я поняла, что он не преувеличивал значение музыки в своей жизни. Он был одержим ей и готов пойти на все ради воплощения задуманного.
В конце рабочего дня, возвращаясь на машине в гостиницу, я куталась в пуховую куртку, но никак не могла согреться. Каждый пассажир просил водителя увеличить обогрев в салоне, но теплей все равно не становилось. Просто мы все так замерзли после нескольких часов на холоде, что превратились в ледышки со стучащими зубами, и пытались отогреться всеми возможными способами: кто-то растирал руки и дышал на ладони, кто-то обнимался с горячим стаканчиком с чаем из термоса.
– Марго, ты в порядке? – впервые за все это время Костя обратил на меня внимание и вообще вспомнил о моем существовании. – Замерзла?
– Нет, – сухо отрезала и отстранилась, когда он хотел обнять меня.
– Я понимаю, ты устала, – снова вернулся добрый и ласковый парень, которого я знала.
– Костя, ты – тиран, – откровенно заявила. Он опешил, и я, не давая ему времени прийти в себя, начала свой грозный монолог: – Нельзя так издеваться над людьми! Все мы стараемся сделать все так, чтобы ты был доволен, но Ваше Величество считает, что нет предела совершенству, а мы не люди, а марионетки.
Было похоже, будто Костя впервые все это слышит, и я единственная, кто осмелился открыть ему глаза на правду.
– И вы так думаете? – обернулся он к друзьям.
Они мялись и переглядывались, но потом неуверенно начали говорить:
– Так и есть, чувак.
– Ты придираешься к любой мелочи.
– Я всего лишь прошу, чтобы каждый ответственно подходил к своим обязанностям, – несмотря на мой упрек, парень не выглядел виноватым, и возможно и не понимал, что такого крамольного совершил, – и хорошо делал свою работу.
– Да, бывает непросто, – поддерживали и подбадривали друзья Костю, – зато какой результат. Все наши песни, все клипы на вершинах чартов. Ради такого стоит потерпеть.
Друзья не то что не злились на парня, но и с пониманием и благодарностью относились к тому, что он делает для них и себя в частности.
Теперь я чувствовала себя неловко, и всю дорогу молчала, отвернувшись к окну. Придется извиняться перед Костей. Снова.
***
Вся съемочная группа во главе с музыкантами устроила общий ужин в гостиничном ресторане. Компания болтала и обсуждала отдельные рабочие моменты, и все уже со смехом вспоминали экстремальную выходку Кости, будто не было изнурительного дня, требовательного режиссера и грубого отношения.
Потом все переместились в комнату для отдыха с большим камином, и я одной из первых заняла место у самого огня – тепло, приятно наблюдать за пламенем и слушать треск дров.
– Прошу, – Костя протянул мне кружку и сел в соседнее кресло.
– Кофе? – вдохнула исходящий от горячего напитка аромат.
– Каффемик – специфический гренландский кофе, который готовят из кофе, сахара и трех видов алкоголя со взбитыми сливками.
Звучало аппетитно, а на вкус оказалось изумительно, хотя меня и смущало наличие алкоголя.
Парни из группы расположились на диванчиках неподалеку, уткнувшись в телефоны или планшеты – каждый из них пытался связаться с родными.
– Говорят, тут нет роуминга, – Артем настойчиво тыкал пальцем в экран.
– Как и связи, – Дима размахивал «андроидом» над головой, пытаясь поймать сигнал.
Я перестала их слушать и наблюдала за Костей. Он попивал свою порцию каффемика и смотрел на огонь.
– Почему именно Нуук? – меня давно мучил этот вопрос.
Парень перевел взгляд с пламени на меня.
– Здесь огромные территории, нетронутые человеческой деятельностью. Ледяная пустыня. Именно то, что хочу видеть в кадре.
Зря я задала этот вопрос. Вдруг снова зависнет с блокнотом и карандашом?
– Послушай, я была грубовата, – не стала оттягивать неприятный момент. Что-то часто я перед ним извиняюсь. Может, пора перестать говорить и совершать глупости? – Не умею я правильно подбирать слова. Ты скорее трудоголик и перфекционист.
– Точное определение, – вклинился Дима в разговор, так и не отрываясь от подсвечивающего экрана телефона. – Однажды мы вступление к одной песне, банальный проигрыш, записали только с сотой попытки.
– То есть песни вы записываете так же, как снимаете клипы, – посмеялась я.
– Шлифуем до идеальности, – протянул Артем. – А если не достигаем необходимого Косте звучания, отправляем в архив до лучших времен. Там уже скопилось таких треков на двадцать альбомов, наверное.
Я видела, как менялось лицо Кости от каждого слова друзей. Критику он воспринимал трудно, возможно, и болезненно.
– Я всего лишь стремлюсь делать качественную музыку, а не выдавать сырой полуфабрикат. Что в этом плохого?
– Ничего, – покачала головой, – это отлично. Надо будет все-таки послушать хоть один твой альбом, – вставила неуместное замечание. Когда я уже научусь сдерживать свой поток мыслей?
– Ты до сих пор этого не сделала? – удивился он, чуть не поперхнувшись «кофе».
Видимо, Костю задели мои слова, потому что, ничего не объясняя, он встал и ушел. Правда, через несколько минут вернулся с двумя парами наушников и новой порцией каффемика. С помощью переходника он подсоединил наушники к своему телефону и жестом пригласил сесть рядом.
Завернувшись в один плед, мы слушали музыку и попивали гренландский напиток, который неизменно появлялся на кофейном столике, стоило только закончиться предыдущей порции.
Никто и ничто не расскажет о человеке лучше, чем его творчество. Я полюбила Костину музыку и боялась, что следующим станет он сам. Особенно когда он смотрел на меня так, как сейчас – будто я та самая единственная, то недостающее ему крыло. Невероятно дурманящее ощущение – думать, что ты одним лишь существованием даришь кому-то возможность летать.
Игрой любовь ты назовешь
И сердце петлями сожмешь.
Те чувства, знаю я, обман —
Игры твоей коварный план.
Что дураку-то до царицы —
На шахматной доске девицы,
Мне не тягаться с вами в этом.
Бесчувственная для поэта.
Давай играй – твоя я пешка,
А ты судьбы моей насмешка6…
– Ты правда никогда не любил по-настоящему? – сняла свои наушники и вытащила один из его.
– А что такое любовь, Марго? – вполне серьезно поинтересовался.
– Любовь… – я задумалась, ища в памяти примеры, которые помогли бы мне дать четкое определение, но это понятие ассоциировалось у меня только с одной историей, – …это принимать и доверять… жертвовать и прощать… ждать и тосковать… наверное, так… я не знаю…
– «Мы» вместо «я»? – подсказал Костя.
– Нет, – покачала головой и мир вокруг поплыл в туманной дымке, – только «он».
– Похоже на идолопоклонничество, тебе не кажется? – чуть улыбнулся, пеняя на мои собственные слова.
– Надо знать, каким богам поклоняться, – воздела руку в поучительном жесте.
– Тогда ты моя богиня, – он прикоснулся к моей щеке.
– Думала, королева, – горячительный каффемик развязал мне язык больше обычного, – ты уже определись. Что они добавляют в этот свой кофе? – заглянула в почти пустую кружку.
– Виски и ликер, – напомнил парень, но эта тема уже перестала меня интересовать, и я торопливо заговорила, со мной такое бывает, когда я выпиваю лишнего, но Костя заставил меня замолчать поцелуем.
– Я много болтаю, да? – спросила, как только представилась такая возможность, но музыкант только рассмеялся и снова прильнул к моим губам.
***
Просыпаться утром было тяжело. На улице холод и пробирающий до костей ветер, а здесь, в кроватке, тепло и уютно, а размеренный стук сердца походил на колыбельную, увлекая в сладкие сновидения.
Подождите, как я могу слышать собственное сердце?
Открыла глаза и уставилась на мужскую обнаженную грудь, которую и использовала как подушку. Стараясь не разбудить спящего, отодвинулась подальше, потянув за собой одеяло, чтобы было чем прикрыться. Боялась заглянуть под него и обнаружить, что совершенно голая. Следующей мыслью, мгновенно пришедшей в голову, было предположение, что Костя тоже может быть неодет, поэтому тут же выпустила из рук край одеяла.
Почему он спит в моей постели? Я огляделась и не смогла со стопроцентной гарантией признать в комнате именно свой номер. Вдруг здесь они все – точная копия друг друга?
Совсем не помню, как закончился прошлый вечер. Сколько я выпила? Все этот треклятый каффемик. Он вкупе с приятной музыкой и теплом от камина сыграли со мной злую шутку.
– Костя, – толкнула парня в плечо, – что вчера произошло? – он заворочался и что-то пробурчал в подушку. – Хватит дрыхнуть! – более настойчиво трясла его, но тот не реагировал. – Убирайся из моей кровати! – решила его выгнать, раз уж объяснений от него не добиться. – Иди в свой номер!
– Это и есть мой номер, – наконец услышала членораздельную речь проснувшегося музыканта.
На одну тайну меньше. Но как я сюда попала, а главное, чем мы, то есть я, тут занималась?
– Что вчера произошло? – повторила тревоживший меня вопрос.
– Всё, – не открывая глаз, отозвался Костя, кутаясь в моё одеяло.
– В каком смысле? – испугалась.
– Это было восхитительно, – будто не слыша меня, говорил он сонным голосом.
– Что было восхитительно? – пискнула я. От страха горло, легкие, всю меня целиком сковал неожиданный спазм.
– Всё, – тот же ответ.
Наш разговор напоминал мне беседу с попугаем, когда тот лишь повторяет за хозяином заученные слова. Музыкант сладко потянулся и спокойно продолжил лежать рядом.
Не верила Косте, и надеялась, что это была очередная шутка. Не могла я напиться, причем кофе с ликером, и переспать с парнем.
Доверяй, но проверяй! Поэтому и запустила руку под одеяло, проверяя, что на мне надето, но случайно наткнулась на Костину ногу.
– Хочешь повторить, детка? – оживился он, восприняв все по-своему. – Я всегда готов.
Снова его игры. Если он добровольно ничего не хочет рассказывать, значит, будем пытать! Только пытка будет сладкой и опасной, придется балансировать на грани. Как бы самой себя не перехитрить и не сорваться в пропасть.
Костя явно не ожидал, что вместо возмущений и ругательств он получит поцелуй.
Я старалась вести себя раскованно и, поборов смущение и неловкость, перекинула через парня ногу и оказалась сверху него. Поначалу музыкант растерялся и казался еще более неуверенным, чем я, но быстро втянулся в игру, приняв ее правила. И сама я все больше увлекалась, забывая, с какой целью все это затеяла. Но как отказаться от нежных поцелуев, ласковых рук?
– Ты уверена? – вопрос Кости отрезвил меня.
– Если вчера было «всё», не вижу причин, чтобы не сделать это снова.
– Глупенькая, – он заботливо убрал пряди волос, что падали мне на лицо, – неужели ты думаешь, я бы воспользовался ситуацией и переспал с девушкой, которая, к тому же, этого потом и не вспомнит?
– Я так и знала! – спрыгнула с кровати и грубо отняла у парня покрывало, в которое потом и завернулась. – Мерзкий скользкий врун!
Пока я пыхтела, как дракон огнем, и еще больше заводилась, лицо Кости успело стать серьезным, а взгляд чуть хмурым. Я сразу поняла, что произвело на него такое впечатление.
– Это неприлично – так таращиться, – отметила.
– Прости, – Костя протянул руку и дотронулся до моего правого плеча, пальцами изучая концентрический шрам. – Странно, он похож…
– Верно, он от пули, – нехотя призналась. – Это первый и последний раз, когда мы говорим об этом. Тема закрыта, – подтянула одеяло повыше, чтобы скрыть страшный изъян. – Шрамы украшают только мужчин, женщин они делают безобразными.
Костя перекатился к краю кровати и целенаправленно что-то искал в ящике прикроватной тумбочки.
– Иди сюда, – попросил, когда в его руках возникла самая обычная гелевая ручка.
Мне стало интересно, что он задумал, и я пересела вплотную к нему. Костя убрал с моего плеча бретельку от нижнего белья, чем вызвал мое недоумение, но я не стала протестовать, потому что в следующее мгновение почувствовала щекотку от движения ручки по моей коже.
Небольшая заминка позволила мне сконцентрироваться и выпытать у памяти воспоминания о прошлой ночи. И в них я выглядела совсем не добропорядочной: увязалась в Костин номер, когда он проводил меня до моего; потом улеглась в его постель и несла какой-то бред про то, что согревает лучше всего тепло человеческого тела. Ну и позорище, Рита!
Периодически изгибалась, чтобы рассмотреть, что же там рисует парень, но в такой позе это сделать было невозможно, и я смиренно ждала окончания процесса.
– Надеюсь, там не череп с костями? – предположила худшее.
– Нет, малышка, – хмыкнул Костя, старательно выводя невидимые мне узоры, – бесконечная вселенная.
Когда работа была закончена, я посмотрела на себя в зеркало. По ключице вверх тянулись россыпи звезд, превосходно скрывая шрам. Мне никогда в голову не приходило, что таким образом можно замаскировать страшное напоминание о прошлом. Жаль, что они смоются.
– А теперь завтракать, – начал подгонять Костя, – у нас еще целый съемочный день впереди.
От мыслей об этом мне стало плохо. Совсем не хотелось отправляться на холод и во властные режиссерские руки Кости.
Помимо этого меня еще ожидал променад позора. Как назло, выдрессированные Костей парни из группы уже были на ногах и по-дружески захаживали друг другу в номера, курсируя по коридору. И каждый, заметив меня, выходящую завернутой в плед из Костиной комнаты, многозначительно улыбался. Так и хотелось прокричать, что это не то, что они подумали.
– Да, это именно то, что вы подумали!
Испугалась того, как громко прозвучали мои мысли, но потом опомнилась и сообразила, что это была не я, а Костя у меня за спиной. Это было заявление всем тем, кто косился в нашу сторону. Я была уверена, что мое лицо стало одного цвета с самым спелым помидором.
– Но это по любви, а не ради роли в клипе! – добавил Костя, когда я понемногу начала мириться со своим позором.
Выставил меня на посмешище – такое я не собиралась прощать.
– Жди мести, сладенький! – прошипела, повернувшись к парню.
– Я люблю эту женщину! – убило меня наповал.
Под прицелом провожающих меня взглядов и летящих в спину смешков я скрылась за дверью своего номера. Надеялась лишь на то, что съемочная группа, ставшая свидетелем моего конфуза, хорошо знала шуточки Кости, и никто из них не воспринял слова парня всерьез. Иначе я не представляла, как переживу этот день. Хотя сама виновата: рано утром в одном пледе крадусь тайком из комнаты мужчины. Самый недалекий человек, и тот сложит все факты вместе и сделает один единственный вывод, правда, неверный. Но кто будет докапываться до истины, когда ложь так привлекательна?
***
Как говорится, зуб за зуб. Или там было про глаз?
Сегодня я редко появлялась в кадре, в большинстве сцен должны были участвовать музыканты. Вместе со съемочной группой, выполняющей всю работу вне объектива камеры, я стояла за спиной оператора, наблюдала за Костей-актером и удивлялась тому, как он легко, причем делая это профессионально, переключался на разные виды деятельности, меняя ипостаси режиссер-актер, и обратно.
Иногда я ловила на себе взгляд парня, но игнорировала его интерес, отворачиваясь или делая вид, что занята чем-то другим. На самом деле я вынашивала план мести. Что больше всего заденет такого педанта, как Костя? Конечно, если что-то пойдет не так, как он планировал, или некто будет отвлекать его от работы. Непрофессионализм он не прощал никому, в том числе и самому себе. Туда я и решила ударить.
Шла съемка, и все притаились, чтобы не мешать, ну или не нарваться на взбучку от начальника. Я же всеми возможными способами привлекала внимание Кости. Во мне, наконец, проснулся актерский талант, и я одной лишь мимикой изображала ему весь спектр человеческих эмоций: от восторга открывала рот и прикладывала ладони к щекам; падала в обморок от восхищения; прижимала руки к сердцу от любви, морщилась от отвращения; вскидывала подбородок от пренебрежения; печально вздыхала от тоски. Как ни старался парень, но то и дело отвлекался на меня и выходил из образа. Оператор прекращал съемочный процесс, предъявляя Косте, что тот запорол эпизод, и все приходилось переснимать заново. Так повторилось несколько раз, пока мои женские штучки не перестали действовать на музыканта. Тогда я перешла к решительным действиям.
Не знаю, по каким причинам, но частью моего сценического костюма были чулки – белоснежные в тон платья, с кружевами. Возможно, это как-то связано с Костиными фантазиями, но я склонялась к версии, что было бы нелепо, если бы из-под изысканного вечернего платья выглядывали ноги в плотных черных колготках или, как я мечтала, теплых брюках от лыжного костюма. Но это неудобство теперь было мне только на руку. Я отошла в сторонку, чтобы не светиться перед посторонними людьми, небрежно отвела в сторону длинный шлейф платья и, выставив ногу вперед, делала вид, что поправляю маленькую деталь туалета. Мне хотелось думать, что я выгляжу сексуально, а не вульгарно. Как бы то ни было, это сработало. Костя сам остановил оператора, объявив о коротком перерыве, и подошел ко мне. Я была готова к обороне, но последующего далее трюка от него не ожидала – парень закинул меня на плечо. Варвар!
– Ты что творишь?! – категорически отказывалась понимать его странное чувство юмора.
Парень молча донес меня до минивена, на котором мы сюда добрались, и загрузил, как вещь, на заднее сидение. Я хотела сесть, но он опрокинул меня на спину, наваливаясь всем телом. Его рука легла мне на лодыжку и плавно устремилась вверх под платье.
– Эй! – запротестовала такой наглости и попыталась перехватить его руку.
– Тихо, – шикнул Костя, – просто проверяю, все ли в порядке с твоими чулками. Это дружеская помощь.
– Друзья меня так не лапают, – заметила и отодвинулась назад, когда его пальцы подобрались к самому краю кружева. – Либо из тебя паршивый друг, либо ты совсем не намерен со мной дружить.
– Скорей последнее, – рука пересекла последний рубеж и двинулась выше. – Ты и сама не хочешь от меня дружбы.
Надо было возразить или хотя бы брякнуть что-нибудь нелепое, но мысли разлетелись, как испуганные птицы, когда вторая рука музыканта опустилась на мою шею, и большой палец, поглаживая, закружил по коже от ключицы до подбородка, пока не достиг губ. Едва заметное нажатие – и я, повинуясь, с неожиданно томным вздохом разомкнула их.
– Послушная девочка, – его губы касались моих, когда он произносил это, и я ждала поцелуя, но парень продолжал сладкую пытку, против которой я не возражала и сама тянулась к нему за новой порцией будоражащих ощущений. В моменты просветления пыталась остановиться сама и усмирить наглые руки, которым Костя давал слишком много свободы, но в ответ получала грубый отпор и еще более откровенные прикосновения.
Невесомый поцелуй у скулы, потом в висок, и соблазнительный шепот у самого уха:
– Я знаю, чего ты хочешь на самом деле.
Если бы Костя сказал, что безумно хочу именно его, прямо здесь и прямо сейчас, я бы не стала спорить, и самое ужасное, не смогла бы сопротивляться собственным желаниям.
– Чего? – была опьянена его ласками, и едва отдавала себе отчет что говорила.
– Дать мне закончить съемки, малышка, – как ведром холодной воды окатило меня. Костя поднялся и всучил мне в одеревеневшие руки небольшой термос. – Посиди пока тут: погрейся, попей чайку, – посоветовал он, закрывая за собой дверь, а я хлопала ресницами, смотря ему вслед.
Этот гаденыш переиграл меня! Я, наивная, посчитала, что победа за мной, а оказалось, это Костя выстраивал свою стратегию.
Оставшееся время следила из окна машины за работой музыкантов, попивая чаёк, как и посоветовал Костечка, предварительно понюхав содержимое термоса: а вдруг эти гренландцы добавляют ликер и в чай?
***
Возвращение домой и последующие съемки в студии прошли без эксцессов. Я была послушной девочкой. Все-таки это работа, и для Кости было важно сделать все вовремя и качественно. На время боевые действия были отложены.
Я переодевалась в гримерке, когда без стука ко мне заглянул Костя.
– Стучаться не научили? – благо не успела раздеться.
– Я думал, – изобразил неподдельное удивление, – мы на той стадии отношений, когда это необязательно.
– Какой стадии? – возмущалась я. – Каких ещё отношений?
– Межличностных, – подмигнул парень.
Я так устала, что даже не было сил вступать с ним в перепалку.
– Что ты хотел? – зная требовательного режиссера, предположила, что он зарубил уже отснятые сцены и требует все переделать: – Еще надо что-то снять?
– Только если одежду, детка, – и снова на его лице появилась ухмылка.
– Костя! – суровым голосом произнесла. Иногда я чувствовал себя рядом с ним строгой учительницей, которая без конца за что-то отчитывает хулигана.
– Ладно, Марго, собирайся, – переменился парень и заговорил серьезно, – у меня для тебя сюрприз.
Вот такие его заявления пугали меня больше любых фильмов ужасов.
– Какой еще сюрприз?
– Сюрпризный сюрприз, – вернулась шутливая манера говорить.
– Может, не надо? – с надеждой посмотрела на улыбающегося парня.
– Надо, Марго, надо!
Женское любопытство – великая сила, которая заставляет тебя забыть об осторожности и здравомыслии и идти по шаткому мостику. А все из-за кого? Мужчин, которые нас и приводят на этот самый путь.
Так и я стояла перед большой мерцающей вывеской и с трясущимися коленками, каждые пару секунд порываясь сбежать от Кости.
– Я не могу! – в сотый раз заявила. – Не могу!
– Это совсем не страшно, – увещевал меня парень, – и не больно.
– Врешь! – я была готова расплакаться, как маленькая девочка. – Я знаю, это больно!
– Терпимо, – признался, – но никто еще от этого не умер.
– Я буду первой!
Костя положил ладони мне на лицо, призывая смотреть ему в глаза.
– Послушай, детка, я останусь с тобой. Хочешь, буду держать за руку? – я закивала. – Тогда пошли, – он взял меня за руку, и мы вошли в тату-салон.
Помещение чем-то напоминало стоматологический кабинет: похожее кресло и жутковатого вида приспособления, призванные делать людям больно. Встретил нас такой же пугающий мастер, сплошь покрытый татуировками. Таким я и запомню своего убийцу.
Рисунок выбирать долго не пришлось – Костя принес свой эскиз, поэтому меня сразу усадили в пыточное кресло. Пару раз у меня еще случались приступы паники, которые я смогла побороть, но как только увидела в руках мужчины «орудие смерти», захотела с воплями удрать.
– Костя, – жалостливо пропищала, когда раздался жужжащий звук аппарата. Музыкант, наверное, уже устал слушать мое нытье и уговаривать и просто поцеловал.
Костя сдержал обещание и всю процедуру не выпускал мою руку. Я старалась забыться и с закрытыми глазами вспоминала приятные моменты из своей жизни, но неизменно возвращалась к тому, когда получила шрам, что сейчас пыталась скрыть татуировкой.
После того как все закончилось, я с опаской посмотрела на свое плечо в предоставленное мне небольшое зеркало. Кожа покраснела и чуть припухла, но рисунок выглядел изумительно. Тату повторяла тот рисунок, что Костя нанес мне ручкой в Нууке. Больше не было страшного изъяна, а выглядело все так, словно кто-то посыпал меня волшебной переливающейся пыльцой. Я перестала быть уродливым монстром, а стала волшебной феей.
– Ну как? – услышала над ухом осторожный вопрос Кости. – Нравится?
– Угу, – я прикусила губу, чтобы в этот раз действительно не разреветься, но это все равно произошло.
Костя обнял меня, и я рыдала, уткнувшись ему в шею. Я была благодарна ему за такой сюрприз, но еще больше за то, что он ни о чем не спрашивал.
Я снова почувствовала себя беззащитным ребенком – когда тебя крепко держат за руку и уверенно ведут за собой, и не надо выбирать тот или иной путь, задумываться о правильности решений. Рядом есть тот, кто позаботится обо всем этом сам.