– Но я не хочу одна! Я хочу с тобой!
Непонятный ей страх сковал холодом сердце. Все эти дни, пока Джек выздоравливал после ранения, и когда потом у неё начались ежемесячные женские кровотечения, ей казалось естественным, что Джек не требовал от неё близости. И засыпая в его объятьях, и просыпаясь рядом с ним, она научилась доверять ему.
Но сейчас она не понимала, что могло остановить Джека.
– Я что-то сделала не так? Джек?
– Ты устала. Спи, моя родная.
Джек не выдержал, сел на край кровати и нежно поцеловал девушку в висок.
– Ты разве больше не хочешь меня? – еле выговорила Элиза, краснея от стыда за свои чувства, заставившие её произнести эти слова. – Не мучай меня!
Джек с мучительным стоном накрыл её губы жадным поцелуем, повалил под себя.
– Я так истосковался по тебе, любовь моя! – признался он. – Я обещал себе, что больше не возьму тебя без твоего согласия… умоляю тебя…
– Да, Джек! – улыбалась Элиза, обнимая его.
Из глаз её текли слёзы счастья и наслаждения. И она пылала и таяла от блаженства в объятьях любимого и желанного мужчины. Истома нежными волнами разливалась в теле, погружая в тихий, спокойный сон.
***
Подбадриваемая похвалой Джека, Элиза продолжала тренировки. Он любовался её стройной фигурой, тем, с какой уверенностью и изяществом Элиза уже держалась в седле.
– Вы стали прекрасной наездницей, – не уставал повторять Джек.
– У меня прекрасный учитель, – возвращала комплимент девушка. – И вы обещали мне прогулку!
И Джек сдержал обещание. Элиза с восторженным волнением смотрела, как перед ней распахиваются ворота разбойничьего логова.
Щурясь на солнце, выглядывавшее сквозь верхушки елей, Элиза пыталась хоть как-то сориентироваться. Но вскоре оставила даже малейшие попытки понять, где они. Она глубоко вдохнула холодный свежий воздух, пахнущий хвоей и подмёрзшей землёй. Небо было необыкновенно безоблачным, ноябрьское солнце светило, но грело мало.
Маркиза пустилась вслед за Рейвеном неторопливой рысцой, и Элиза расплылась в улыбке от удовольствия, которое доставляла ей езда верхом.
На ней снова были рубашка и бриджи Джека, его жилет, редингот, шляпа с высокой тульей и широкими полями, шерстяные чулки и высокие шнурованные ботинки. Представив, как забавно она выглядит в этом со стороны, Элиза снова заулыбалась.
Между тем лес поредел, всадники оказались на широкой лесной просеке. Элиза даже подумала, что это та самая дорога, по которой она ехала. И посмотрела на Джека.
Он улыбнулся как-то странно.
– Поскачем, любовь моя? – предложил он. – Хочу вам кое-что показать. Уверен, вам понравится…
Элиза чуть подхлестнула Маркизу, и та охотно перешла на галоп. Холодный ветер слегка обжёг лицо, но Элиза почувствовала себя необыкновенно свободной и счастливой, вырвавшись из форта. И снова лес расступился перед ними.
И Элиза поняла, что только сейчас они выехали на настоящий проезжий тракт.
– Готовы устроить настоящую скачку, мадмуазель? – спросил Джек с наигранным, как показалось девушке, задором.
– А что же было только что? – устало улыбалась девушка.
– Всё самое важное ещё впереди, – словно пообещав что-то, объяснил Джек.
И они бок о бок карьером мчались вдоль проезжей дороги. Но Джек придержал Рейвена, они стали ехать медленнее. И Элиза вдруг стала о чём-то догадываться. Даже одинаковые, мокрые от осенней сырости стволы елей казались ей почему-то знакомыми.
Всадники остановились на опушке леса, и Элиза теперь действительно узнала местность. Это были владения Фонтэнэ. И даже виднелся замок. Но у Элизы не было желания стремиться туда. Догадка холодила её сердце. Прогулка показалась испорченной.
– Зачем мы здесь? – с укором спросила она, разворачивая Маркизу.
– Там твой дом, – отвечал ей Джек.
– Меня там никто не ждёт. Я никому там не нужна, – словно впервые, с горечью осознавала девушка.
Но у Джека всё ещё были причины трактовать её слова не в свою пользу.
– Или я и тебе больше не нужна? – спросила она о том, что было самым страшным.
– Нужна больше всего на свете!
– Тогда зачем мы здесь? – нервничала Элиза, дёргая поводьями.
– Я хочу, чтобы у тебя был выбор! Ты стала мне дороже жизни. И лучше я буду жить без тебя…
– Но я не смогу жить без тебя! – в отчаянии выкрикнула Элиза.
– Лучше я буду знать, что ты в безопасности и счастлива, чем видеть печаль и страх в твоих глазах. И понимать, что это я им причина. И я ненавижу себя, я готов убить себя за это. Я люблю тебя, мой ангел! Я счастлив с тобой, как ещё никогда в жизни! Но если ты несчастна со мной, то возвращайся домой, забудь меня! Только быстрее! Сделай это сейчас! Пока у меня есть силы отпустить тебя…
Джек не сводил с девушки пронзительного взгляда. И в его тёмных глазах было столько мучения и боли, что не приходилось сомневаться в том, скольких сомнений и терзаний стоило ему это решение и эти слова. Элиза долго смотрела на темнеющий силуэт родного замка. Потом отвела взгляд, опустила голову. Ей было больно и горько. Она так стремилась сбежать, так просила Джека вернуть её! А теперь, когда Джек выполнил её просьбу, она не в силах бросить его и самой остаться одной, отказавшись от их любви! Нет! Она не сможет так поступить! Элиза резко и решительно развернула лошадь.
– Никогда так не делай, Джек! Никогда! – сорвавшимся голосом выкрикнула она.
Девушка подстегнула кобылу, и Маркиза рванула галопом. Элиза предпочла сбежать от своего прошлого, чтобы встретить своё неясное, неизвестное будущее. Но там с ней рядом будет Джек! Он догнал и преградил ей путь.
Слёзы укором сверкнули в глазах Элизы.
– Я не хотел твоих слёз, любовь моя…
– Ты хотел от меня избавиться?
– Больше всего на свете я боюсь потерять тебя! Но жизнь со мной опасна!
Элиза долго молчала, набираясь решимости.
– Джек! Ты сделал всё, чтобы я не смела вернуться домой. А теперь, когда я могла это сделать, я уже не хочу. Не поступай со мной так, словно ты разлюбил меня.
Джек долго вглядывался в её лицо, словно зеркало отражавшее её терзания.
– Я так долго ждал тебя, ангел мой! Я буду любить тебя до самого последнего моего вздоха.
И его словам невозможно было не верить.
***
Пытаясь забыть о прошлом и жить настоящим, Элиза осмеливалась задумываться о неясном, тревожащем её будущем. Она даже мечтала о том, что однажды Джек, бросив преступное ремесло, увезёт её отсюда. Но заговорить об этом не решалась, боясь, что Джек не сможет так поступить. И понимала, что у него может быть определённая ответственность перед этими людьми. Или же это честолюбие Джека не дадут ему никому уступить? Какое же у них может быть будущее, если жизнь Джека наполнена таким риском? Элиза не могла ему запретить покидать форт. Но каждый раз, отпуская Джека, она безумно боялась, что он может не вернуться живым, и умоляла его беречь себя.
– Ради меня, Джек, – повторяла она.
Но Джек лишь улыбался, посмеиваясь над её страхами. И целовал её на прощание так, словно мог её больше и не увидеть. Так неужели в этом страхе за возлюбленного должна пройти её жизнь? Да и бывает ли долгой разбойничья жизнь?
Живя в лесном форте, отрезанном от прочего мира, Элиза порой сомневалась в реальности происходящего. Её затянувшийся сон из кошмарного стал счастливым, и девушка боялась вдруг очнуться. Ей даже начинало казаться привычным присутствие двух десятков мужчин за огромным длинным столом вечерами. Она даже перестала бояться их, чувствуя их уважительное отношение к ней, насколько этого вообще можно было ожидать от них. Но едва ли она сможет привыкнуть к их пьяным мужским пирушкам, к тому, что эти люди живут разбоем и грабежом, что на их совести человеческие жизни.
О том, что и Джеку приходилось, пусть и защищая свою жизнь, убивать прежде, она и вовсе заставляла себя не думать. Но о своём решении остаться с Джеком Элиза не пожалела ни на мгновение. Ей казалось, что она уже не представляет своей жизни без этого мужчины, так необъяснимо завладевшего её сердцем.
О том поступке Джека она думала весь следующий день, а вечером, не выдержав, заговорила с атаманом.
– Может, всё же написать моему отцу? Если я скажу ему, что сбежала и попрошу не искать меня, то, может, тебе больше не будет грозить опасность из-за моего исчезновения? – предположила девушка.
Джек долго смотрел ей в глаза, грустно и вдумчиво. Его поразило то, что девушка готова солгать отцу ради него. И ему показалось несправедливо запретить девушке написать письмо. Он открыл ящичек секретера, достал письменные принадлежности.
– Пишите, что угодно, – устало вздохнул он, – я не стану вам мешать.
Но когда Джек вернулся, готового письма на секретере не обнаружил. Элиза стояла рядом, но даже не обернулась. Джек взял на себя смелость развернуть скомканный лист бумаги. Пробежал глазами по строчкам, замечая кляксы расплывшихся чернил.
Как же не хотелось Джеку быть причиной этих слёз! Но так и было! Молодой мужчина осторожно коснулся девичьих плеч. Элиза, обернувшись, кинулась к нему, пряча лицо у него на груди.
У Джека было ощущение, что он гладит беззащитного котёнка, нуждающегося в ласке. Ему снова нелегко дались слова, но ему хотелось обнадёжить Элизу.
– Ты в любой момент сможешь передумать и вернуться к отцу, – пообещал он.
Элиза встрепенулась, вскинула голову, не стыдясь заплаканных глаз.
– Нет! Отец никогда не любил меня! Никогда! Понимаешь? Но разве я виновата в том, что родилась женщиной? Разве моя мать была виновата в том, что не смогла родить ему наследника? А я для него стала товаром, который он хотел выгодно продать замуж, чтобы устроить свою жизнь, – проговорила Элиза.
– Не в этом залог родительской любви, поверь мне, – печально улыбаясь, прошептал он.
Ему казалось, что он услышал то, что так волновало его. И Джек стиснул зубы, боясь задать вопрос, ответ на который он так хотел знать.
– Так зачем же плакать о том, кто не любит тебя? – зашептал он, целуя её щёки.
– А ты любишь меня? – потянулась к нему девушка, цепляясь в его плечи.
– Слова значат мало, когда нечем доказать их, – отвечал Джек, завладевая её губами.
И заставляя и себя, и девушку надолго забыть о всех волнениях.
***
И всё же письмо было написано. Две скупые строчки звучали в памяти Элизы.
«Ваша дочь жива. Она никогда к вам не вернётся», – говорилось в письме.
Элиза надеялась, что эти слова заставят её отца прекратить поиски. И хотя тревог и сомнений было гораздо больше, Джек убедил Элизу дождаться последствий. Хотя временами девушке казалось, что лучше было бы написать о том, что она мертва.
В некоторой степени это было бы правдой. И иногда Элизе казалось, что этой встречей с Джеком она обязана своему отцу. И ей становилось вдвойне стыдно за себя. Ведь никогда прежде она не поверила бы в то, что можно испытывать вину и стыд за счастье с любимым мужчиной.
И всё же время от времени ей удавалось забыть о прошлом, наслаждаясь конными прогулками. Хотя им с Джеком и приходилось довольствоваться лесными тропами и просеками, избегая проезжего тракта. Осенние дожди прекратились, дни становились холодными и морозными. Но после того, как выпал и растаял первый снег, с неба не упало больше ни единой снежинки.
Проводя в обществе мужчин столько времени, поневоле слыша их разговоры, Элиза понемногу узнавала о некоторых из них. И она была удивлена, видя, что мужчины не сидят без дела целыми днями, а находят себе занятие. Они чинили прохудившуюся крышу конюшни, чистили стойла. Каждый следил за своим оружием. Или всё же играли в карты или в кости вечерами. Элиза вспоминала дни и вечера, когда Джек, упражняя раненую руку, метал ножи и фехтовал на пару с Андре.
Элиза заворожённо и восхищённо всегда следила за их дружескими поединками. Джек, казалось, больше не ревновал её к Андре, и девушка продолжала уделять внимание молодому мужчине. И даже не догадывалась, что эта невольная, невинная близость общения причиняет ему боль.
А Андре, видя, каким счастьем сияет лицо девушки, как изменился ради неё Джек, пытался держаться дальше от влюблённых. И лишь в те редкие дни, когда Джек был вынужден покидать форт, Андре не отходил от девушки, ценя минуты её внимания. Он охотно рассказывал о себе, о Джеке то, свидетелем чему был сам.
Дни проходили в хлопотах, начинавших казаться уже привычными для девушки. Но Джек не мог не замечать, что иногда она снова грустит и молчит, не признаваясь, в чём причина её печали.
И, не выдержав, спросил напрямую.
– Нет, Джек! Просто скоро рождество, – объяснила девушка, – и мой день рождения.
– И ты молчала? – успокоился и обрадовался молодой мужчина. – Любовь моя! Ну неужели мы не сможем устроить для тебя этот праздник? – улыбался он. – Скажи, чего ты хочешь?
Но Элиза замолчала.
– Ты мог бы изменить свою жизнь ради меня? – несмело спросила она.
– Ты уже изменила мою жизнь, любовь моя. Я стал другим рядом с тобой.
Элизе трудно было возразить. И девушка глубоко вздохнула.
– Неужели нельзя сделать так, чтобы ты меньше рисковал своей жизнью?
Джек улыбнулся слишком печально. В глазах мелькнули боль и сожаление. Он стал целовать её, чтобы и самому забыться в любви, ставшей смыслом жизни.
***
В ожидании пока Элиза проснётся, Джек уже успел попросить Сержа оседлать для них лошадей. И не ошибся, полагая, что Элиза с радостью согласится на верховую прогулку. Девушка пустила Маркизу лёгкой рысцой и засмеялась, поглядывая на Джека. Дыхание белыми морозными облачками слетало с её губ.
– Подарок будет ждать тебя по возвращении, – сверкал улыбкой Джек.
А Элиза уже спрыгнув с лошади, кружилась, подставив лицо и ладони под падающий хлопьями снег. Джек, спешившись, подхватил её в объятья и надолго завладел её слегка захолодевшими губами, тут же вспыхнувшими жаром от его поцелуя.
А по возвращении продрогшую девушку ждала тёплая вода в ванне. Но и это, по словам Джека, не было тем обещанным подарком. Вдоволь понежившись, Элиза задумалась, что же ей одеть. Но Джек уже протягивал ей изумрудно-зелёное шёлковое платье, которое девушка ещё ни разу не осмеливалась надевать.
– Одень его сегодня для меня, любовь моя, – прошептал он ей.
Элиза охотно исполнила его просьбу. Её не покидало ощущение неуловимого счастья. Об руку с Джеком она спускалась вниз в зал, а стол уже был уставлен угощеньями, и все мужчины молча ждали их появления. Элиза смотрела на Джека и не увидела обращённого к ней восторженного взгляда Андре, сменившегося безграничной грустью.
После оглушительного гула и свиста, который Элиза сочла поздравлением и впервые улыбалась, повисла тишина на пару мгновений.
– Это и есть подарок? – шепнула Элиза.
– Это всего лишь угощенье. Окажите нам честь, госпожа графиня, отужинав с нами, – улыбался ей Джек.
Элиза так пленительно, так обворожительно взглянула на него в ответ, что Джек долго не мог оторваться от её губ. Он усадил её в своё кресло с парчовой обивкой, а сам сел рядом. Некоторое время проголодавшаяся Элиза воздавала должное еде, с интересом пробуя то, что, как шепнул ей Жан, приготовила та самая Паулина.
Мужчины уже вовсю обсуждали угощенье, посмеивались, пили вино. Среди этого привычного шума Элиза не сразу услышала звуки гитары. И даже Джек был удивлён.
– А вот, видимо, и первый подарок вам, – усмехнулся Джек, – и сюрприз для меня.
Элиза положила ладонь на рукав его шёлковой рубашки такого необычного шоколадного цвета. Девушка узнала эту мелодию. Но теперь она была без слов.
Но музыка смолкла. И Джек властно протянул руку за гитарой. Андре подошёл, но прежде чем отдать инструмент, поцеловал кончики тонких девичьих пальцев.
– Благодарю вас, мсье де Брийон, – негромко произнесла девушка.
– Навсегда ваш, госпожа графиня, – тихо отвечал он.
– Надумал опередить меня? – скривив уголок губ, чуть слышно спросил Джек.
– И навсегда опоздал, – признался Андре.
Едва Джек взял в руки гитару, как воцарилась тишина.
– Давно хотел спеть для тебя эту песню, – пояснил Джек, начиная перебирать струны.
Захмелевшая от вина и счастья Элиза, восхищённо посмотрела на Джека. Он ответил ей долгим нежным взглядом. У девушки замерло сердце, перехватило дыхание.
А в сознание начала проникать медленная мелодия. Отрывистые ноты слегка убыстрялись, повторялись. Мелодичные переборы стали чуть быстрее, чем-то напоминая топот копыт. На мгновение звон струн повис эхом в тишине, и вместе с новым мотивом под быстрый перебор струн зазвучал мужской голос.
Ветер был тьмы потоком, верхушки деревьев качал.
Луна призрачным галеоном светила сквозь облака.
Дорога лентой лунного света сквозь вереск лиловый вела.
Одинокий разбойник скачет, скачет, скачет.
Одинокий разбойник скачет на постоялый двор.
По камням застучали копыта, и въехал он в тёмный двор.
Наудачу в закрытые ставни постучал он своим кнутом.
Просвистел он негромко в окошко, но кто же мог ждать его там?
Кроме черноглазой красотки, Бэсс, хозяйской дочки,
С его тёмно-красной лентой в чёрных длинных волосах.
«Один поцелуй, дорогая! С добычей вернулся я!
Тебе принесу я монет золотых до утренней зари.
Но ищейки преследуют цепко и гонят меня весь день.
Ты ищи меня в лунном свете, жди меня при лунном свете,
Я приду к тебе в лунном свете, пусть хоть ад встанет на пути!»
Повторилась начальная мелодия. Элиза перевела дыхание, взволнованно ожидая продолжения. Ей подумалось, что эта история не будет счастливой, и она с трепетом вслушалась в слова продолжения песни.
Он не вернулся с рассветом, и в полдень он не пришёл.
И даже на рыжем закате, прежде чем взошла луна.
Дорога извилистой лентой легла в поле вереска,
И пришли красные мундиры, солдаты в красных мундирах,
Королевские солдаты пришли на постоялый двор.
Они ничего не сказали, и только лишь пили эль.
Дочь хозяина связали, насмехались они над ней.
И мушкет рядом с ней привязали, ствол направив к её груди.
Смерть смотрела из окон дома, ад таился в одном из окон.
И смотрела Бэсс на дорогу, по которой прискачет он.
Джек снова умолк, перебирая струны, и проигрыш показался Элизе тревожным.
Цок-цок застучали копыта отчётливо в ночи.
Цок-цок вдалеке прозвучало, неужели оглохли они?
По дороге из лунного света, спускавшейся вниз с холма,
Разбойник к возлюбленной скачет, скачет, скачет.
И увидели солдаты – неподвижно стояла она.
Цок-цок в тишине морозной, цок-цок эхом в гулкой ночи.
Ближе он скачет, ближе. И сияло её лицо.
Широко глаза распахнула, был последним глубокий вдох.
Грянул выстрел в лунном свете, мушкет выстрелил в лунном свете.
В её грудь при лунном свете. Её смертью был он предупреждён.
Разбойник коня пришпорил, он не знал, что стояла она,
Своей кровью мушкет заливая, и умирая там.
Но вдруг понял он, осознавая, побледнело его лицо.
Когда Бэсс, хозяйская дочка, черноглазая дочка,
Увидев его в лунном свете, умерла в той темноте.
Он пришпорил коня, как безумный, проклятье послал небесам.
В лунном свете блестела рапира, и дорога дымилась за ним.
Кровью окрасилась куртка под золотою луной,
Когда пуля его настигла – солдаты его подстрелили.
И лежал он в крови на дороге, отлетала его душа.
С тех пор, говорят, зимней ночью, когда тёмный ветер шумит в ветвях,
Луна призрачным галеоном светит сквозь облака,
Дорога лентой лунного света вьётся в поле вереска,
Разбойник снова скачет, скачет, скачет,
Разбойник к возлюбленной скачет на постоялый двор… **
Его голос смолк, но Джек продолжал перебирать струны, повторяя мелодию, пока звенящее эхо не смолкло вместе с музыкой.
Джек отставил гитару и взглянул на растроганную до слёз девушку. Он и не предполагал, что Элиза так близко к сердцу воспримет эту балладу.
– Это всего лишь песня, – прошептал он изумлённый и взволнованный, – она не стоит твоих слёз, любовь моя…
– Я люблю тебя, – прошептала она едва слышно.
Она потянулась к нему, её ладонь скользнула по его руке до плеча. Запрокидывая голову, Элиза подставила губы под его поцелуй. Джек загляделся в её влажные от слёз глаза, коснулся приоткрытых, манящих губ нежным поцелуем. Но поцелуй затянулся и стал слишком дразнящим.
И тишину, наконец, нарушил одобрительный гул уже слегка выпивших мужчин. Джек оторвался от девичьих губ. Его взгляд был красноречив.
– За госпожу графиню! – провозгласил он, поднимая стакан с вином.
Мужчины с восторгом поддержали тост. А Джек склонился к девушке.
– Они слишком сильно желают выпить за твоё здоровье, – шептал он ей, – прошу тебя, позволь мне увести тебя наверх.
Элиза закивала, отвечая ему и взглядом. И Джек подхватил её на руки.
Глава 13
В ожидании влюблённых в камине уже пылал огонь. И едва они переступили порог, как Джек сжал девушку в объятьях.
Элиза самозабвенно приняла его долгий поцелуй.
– Ты рада хоть немного? – пытливо вглядывался он в её лицо.
– Джек, я счастлива рядом с тобой! – охотно подтвердила девушка.
Но взгляд молодого мужчины стал виноватым, и девушка умолкла в предчувствии его слов.
– Я хотел бы исполнить любое твоё желание, и боюсь, что ты попросишь того, что я выполнить не смогу…
– Чего же? Луну с неба? – улыбнулась Элиза. – Зачем она мне, когда есть ты?
Джек усмехнулся, отводя взгляд.
– Ты любишь меня? – прошептала она.
– Да…
– Тогда чего же я могу ещё желать?
Джек едва откликнулся на ласковое прикосновение её рук к его плечам. Он о чём-то сосредоточенно думал, и Элиза с тревогой уже взглянула на Джека.
– Но желание у меня всё же есть, – произнесла она, надеясь вернуться к прежнему разговору и соблазнительно прикусила нижнюю губу.
– Ты хотела бы стать моей женой? – внезапно спросил Джек, выдавая тревожившие мысли.
– Не будем об этом сейчас, – умоляюще взглянула на него девушка.
– Почему? – не отступил Джек. – Да, для этого есть не одна причина. Но если ты любишь меня, то почему не хочешь быть моей женой?
– Но меня ищут! Я дочь графа!
– Ах да! Госпожа графиня! И вам претит стать женой простолюдина и притом разбойника! Предпочитаете оставаться его любовницей! – скривился в усмешке Джек.
Элиза стерпела обиду и предпочла промолчать. Было горько осознавать его правоту. Но она осмелилась и возразить на то, в чём он ошибался.
– Мне всё равно, кто ты! Я люблю тебя не за титул и не за богатство…
– Которых у меня нет, не так ли? – продолжал Джек. – Но если бы были?
– Джек, я не стала бы любить тебя больше, даже будь ты самим королём! – пыталась спокойно отвечать девушка. – Я люблю тебя, твой голос, твои губы, даже твои насмешки. А будь ты другим…
Джек, не выдержав, сжал её в объятьях.
– Это я и хотел слышать, – признался он, накрывая поцелуем губы.
Но блаженство во взгляде Элизы сменилось терзанием и сомнением.
– У меня всё ещё есть желание, – словно спрашивала она, решившись на что-то.
Джек чуть сдвинул брови.
– Да…
– Я хочу знать правду о тебе! – прошептала она. – Я вижу, кем ты стал. Расскажи мне, кем ты был! Какой бы ни была правда, доверься мне! И не говори, что тебя зовут Джек, – улыбнулась она, – это ведь не так.
Он чуть вскинул голову, выгнул бровь.
– Но это действительно моё имя. Так звали и моего отца. Моего настоящего отца, – уточнил он. – Но моя матушка предпочитала звать меня Джон, – серьёзно отвечал он.
Элиза изумлённо смотрела на него. У неё внутри всё замерло. Казалось, даже сердце остановилось. Она боялась, что Джек ничего больше не скажет. Ей очень хотелось узнать о прошлом Джека. Но ещё больше хотелось, чтобы он просто доверился ей.
Джек усмехнулся, опуская взгляд. И его усмешка показалась Элизе мучительной.
– Это долгий разговор, любовь моя.
– А куда нам спешить?
– Ты правда хочешь знать?
Элиза молча кивнула. Джек отступил.
– Тогда позвольте снова представиться, мадмуазель де Бомон. Граф Джон Кристофер Давенпорт, виконт Уэстмор к вашим услугам.
Джек поцеловал руку изумлённо умолкшей Элизы. Она послушно села в кресло, которое стояло теперь ещё ближе к камину. Здесь же теперь лежала и медвежья шкура.
Джек налил в бокалы крепкое красное вино, отпил глоток. И сел у ног девушки, устремив взгляд на пламя. Элиза терпеливо ждала.
– Я столько лгал о себе и своём прошлом, – задумчиво заговорил Джек. – Даже для тех из моих людей, кто знает меня все эти годы, я просто Джек Лэнгли или Жак Лаффонт, а не лорд Данфорд из Уорикшира, – усмехнулся он.
Джек снова отпил вино, перевёл дыхание.
– Я родился в Англии. Там осталась моя мать, леди Сьюзен. Возможно, она даже до сих пор ищет меня. Возможно, поверила, что я умер. И если я когда и вернусь в Англию, то не ради неё. А ради нас и вместе с тобой, – взяв девушку за руку, посмотрел на неё Джек.
Элиза взволнованно вздохнула. Но Джек не требовал ответа и продолжил говорить.
– Леди Сьюзен рано выдали замуж. Лорд Данфорд был намного старше её. Я рос единственным ребёнком в семье, наследником. Мать не чаяла во мне души, а граф Давенпорт, казалось, едва замечал моё существование. Не пересказать, как я был счастлив уехать из поместья в столицу, чтобы получить образование. Несколько раз в год я возвращался домой, чтобы повидаться с матерью. И снова сталкивался с холодным равнодушием графа, его презрением, его снисхождением. И не понимал. Мать ничего мне не говорила. Становясь старше, я уже стал замечать, как она бледнеет от моих вопросов и боится своего мужа. И мне начинало казаться, что граф стремится избавиться от меня. Каждый раз он говорил то о моём отъезде в шотландское поместье, то о моей службе в королевской армии. Признаться, это и вправду интересовало меня. И я наивно был счастлив, полагая, что Давенпорт, наконец, видит во мне мужчину. Я советовался с матерью, проводил с ней как никогда много времени. Мать не хотела для меня карьеры военного, и я стал готовиться к отъезду в Шотландию. Я много ездил верхом, прощаясь с Уорикширскими пустошами. И тогда однажды мне встретился один человек. Он был не слишком молод, бедно одет, но внушал достаточно доверия.
Джек налил вина в свой опустевший бокал, чуть помолчал, кривя губы.
– Тот человек спросил меня о графе Давенпорте, и я ответил, что я его сын. Тогда он сказал, что знает правду о лорде Данфорде и назначил мне встречу. На следующий день я отыскал тот трактир, где он должен был ждать меня. Он долго меня рассматривал, разглядывая моё лицо. Я не выдержал и напомнил ему о причине нашей встречи. Спросил его, что же он знает о моём отце. Вместо этого он спросил меня: «Ты родился в самом начале лета? Тогда, возможно, это я твой отец, Джон». Никто бы на моём месте не поверил бы такому, но для меня это объясняло и безразличие Данфорда, и молчание матери. И Джек Лэнгли рассказал мне, что жил в поместье моего деда, вёл счета. И часто видел леди Сьюзен. Они влюбились, но она уже была помолвлена с Данфордом. Не было никакой надежды на то, что лорд Уэстмор разорвёт помолвку дочери и откажет Данфорду ради какого-то разорившегося дворянина, служащего в его доме. Они тайно обвенчались и собирались сбежать. Но лорд Уэстмор обвинил его в воровстве. И Лэнгли арестовали на глазах у леди Сьюзен. Он мог сколько угодно твердить о своей невиновности. Но что значили его слова против обвинения лорда Уэстмора? Лэнгли был осуждён, а леди Сьюзен вскоре стала женой Данфорда. Я поверил Лэнгли. Но не потому, что похож на него больше, чем на того, кого считал своим отцом все эти годы.
Я в тот же вечер пришёл к матери и назвал ей имя того человека. Она изменилась в лице. Большего подтверждения его правоты и не требовалось.
Мать повторила мне то, что я услышал от Лэнгли. И то, что им удалось тайно обвенчаться, и то, что они были близки. И только после свадьбы с Данфордом леди Сьюзен поняла, что беременна от своего возлюбленного. Матери пришлось заплатить повитухе, чтобы та подтвердила, что я родился раньше срока. Так сын Джека Лэнгли стал наследником лорда Данфорда. Мать умоляла меня больше не видеться с Лэнгли, не рисковать будущим благополучием ради тайн прошлого.
Но я оказался слишком упрям и обижен на то, что мать скрывала от меня правду. И только когда я едва не проговорился Данфорду, я понял, что мать поступала верно, не рассказывая мне ни о чём. Но вопреки просьбе матери я продолжал видеться с Лэнгли. Я думал, он захочет увидеть леди Сьюзен, но он лишь передал ей письмо. А я потом принёс ему её ответ. Наверное, в её письме была просьба, потому что отец заговорил о том, что должен покинуть графство. Я попросил о последней встрече, но так и не дождался отца. Я не мог поверить в то, что отец обманул меня.
По юношеской глупости я обвинил в этом мать. Она же лишь ответила, что это для моего же блага. Мы ужасно рассорились. Едва ли я мог понять тогда всё, что пришлось пережить моей матери, её молчание, её ложь, чтобы защитить меня. Остатки здравого разума удержали меня от того, чтобы раскрыть правду Данфорду, ведь речь шла о чести моей матери. Возможно, Данфорд и не стал бы устраивать скандал, предавая огласке моё происхождение и выставляя себя на посмешище. Но едва ли я мог бы после этого не опасаться за свою жизнь. Мне же хотелось отправиться на поиски отца. Я знал, что мать станет отговаривать меня, но не хотел ей лгать.
Мы долго говорили, помню, как она плакала, снова рассказывая о прошлом. И тогда я уступил. Я решил, что поеду в поместье, а потом разыщу отца. С такими намерениями я отправился в Шотландию. Но судьба распорядилась иначе. И если я в чём и виноват перед матерью, то в том, что не сообщил, что я жив. Может, оно и к лучшему.
Джек замолчал и вновь наполнил бокал.
– Но что случилось?
– Я встретил разбойников, – усмехнулся Джек. – На моё счастье это были не те люди, которые ограбили бы меня или убили. «Ты Джек Давенпорт?» – спросил меня один из них. «Я Джон Давенпорт!» – уточнил я. «А вылитый Лэнгли!» – захохотали они. «Едем с нами, и узнаешь о своём отце», – предложил мне тот же мужчина.
Я надеялся увидеть отца, но в разбойничьем лагере посреди леса его не оказалось. Я был разочарован и встревожен. Если этим людям была известна моя тайна, они стали бы или требовать выкуп или шантажировать. Но тот человек, Уильям, оказался другом моего отца. Они дружили с юности. И когда Лэнгли угодил в тюрьму, Уильяму пришлось бежать на юг. Но и там он вляпался в заварушку и на первом попавшемся корабле сбежал во Францию. Даже пытался жить честно.
И только через много лет вспомнил о давнем друге и подумал, вдруг тот жив. И действительно сумел разыскать друга. Уильям рассказал, что в тот раз, когда мы с отцом должны были встретиться, они не дождались его возвращения. Потом стали искать. И всё же нашли. Но уже мёртвым, в пустоши. Кто-то зарезал его. Я винил в этом себя. Ведь это я просил о встрече. Но Уильяму это показалось глупостью. Он мне сказал тогда: «Джон, мальчик мой, твой дед, лорд Уэстмор отнял у него честное имя, лорд Данфорд отнял возлюбленную. Джек мог умереть и в тюрьме, и не узнав даже о твоём существовании. Но вы всё же встретились. Он говорил мне, что заново обрёл смысл жизни, когда понял, что на самом деле ты его сын. А ради встречи со своей Сьюзи он был готов даже и умереть. Может, так оно и было».