Женское счастье

Когда неразлучная парочка мелькнула точно позади их кустов сирени, Татьяна бросилась к калитке.

– Здравствуйте, Николай Степанович, – поздоровалась она с милиционером. – Как здоровье?

– Спасибо. Все путем, все путем, – произнес он и осведомился: – Когда переезжать будете или уже переехали?

Остановившаяся рядом с ним Мотя устремила взгляд на руки женщины, и недоумение тут же отразилось в ее глазах. В руках ничего не было! Как же так?

– Нет еще, – ответила Татьяна и заговорщически понизила голос: – А вы не зайдете к нам, не составите компанию? Поговорить надо…

– Отчего же не зайти, – ответствовал Степаныч и вплыл в предупредительно распахнутую калитку.

Направление он выбрал сам, причем безошибочно.

– Здравствуйте, девоньки, – поприветствовал местный страж правопорядка собравшихся за столом и тяжело опустился на скамью.

Мотя, с сомнением посмотрев на ступеньку, ведущую к беседке, решила себя не перетруждать и, одновременно подогнув все четыре лапы, рухнула на землю. При этом бока ее заходили как потревоженный студень.

Гостю тут же наполнили тарелку и предложили рюмочку. Но он отказался, окинув этикетки на бутылках опытным взглядом.

– Не надо, мне еще две улицы осталось обойти. А вот от пирожков мы с Мотей не откажемся. Правда, собаченька?

Собаченька не ответила, но чуть повела ухом. Под морду ей тотчас была поставлена пластиковая тарелка с куском курятины и парой пирожков. Мотя попыталась было слизнуть их, не поднимая головы, но язык оказался коротковат. Пришлось чуть приподняться и вытянуть шею.

Угостившись на славу, Степаныч дал понять, что готов слушать.

– Скажите, а вы не знаете, куда подевалась Семеновна? Она что, дачу продала? – спросила Татьяна с замирающим сердцем.

– Продала.

– Так где ж она теперь жить-то будет? У нее ни дома, ни родных.

– Да нашлись вроде родственники… не то в Краснодарском, не то в Красноярском крае, – ответил Степаныч.

Похоже, худшие Татьянины предположения оправдывались.

– И вас ничто не насторожило?

– Чего настораживаться-то? Все чин чинарем, по закону оформлено. Не сомневайся, – успокоил Татьяну Степаныч. – Или новый сосед тебе приглянулся, а? Вот справки и наводишь…

Его собеседница зарделась, смущенная подобным нелепым и нелестным, на ее взгляд, предположением. Людмила же неожиданно поинтересовалась:

– А этот Гоша женатый или холостой?

Потрясенные неуместным вопросом подруги, округлив глаза, уставились на нее. Степаныч же, крякнув, сообщил:

– Холостой или разведенный, не скажу, но то, что свободный, – это точно. Так что, девоньки, бог в помощь, если приглянулся. И башковитый, я вам скажу! У него все схвачено… Ну да ладно, пора мне. Мотя, подъем!

Мотя чуть приподняла хвост и тут же обессиленно его уронила, демонстрируя этим готовность следовать за хозяином. Затем с трудом встала и зевнула во всю пасть с неожиданно крепкими белыми клыками.

– Постойте! – воскликнула Татьяна. – Этот Гоша нам забор сломал, и вообще он похож на бандита!

– А-а, ерунда, – беспечно отмахнулся Степаныч, направляясь к калитке. – Сейчас все на кого-нибудь похожи, один я на самого себя. Правда, собаченька?

Когда парочка скрылась из вида, Ирина раздраженно бросила:

– Наверняка девиз вашего Степаныча: «Когда убьют, тогда и приходите»! Сейчас еще расскажет твоему соседу, что мы им интересовались.

Переглянувшись, они, не сговариваясь, прокрались к кустам бузины, росшим на границе двух участков, и затаились.

Как раз вовремя. Степаныч и Гоша беседовали, разделенные шатким штакетником. Причем милиционер вроде как отчитывался, а его собеседник слушал, недовольно нахмурившись и с ожесточением грызя обломок веточки.

– Чтоб ты сучком подавился! – прошипела сквозь зубы Ирина. – А ты – нашими пирожками, мент продажный! Дружки-приятели прямо.

– Ты только посмотри, он его даже на участок не пустил, а Степаныч ему чуть ли в глаза не заглядывает! – поддакнула Татьяна.

Людмила же снова промолчала, при этом вид у нее был задумчивый, чуть ли не мечтательный.

– Знаете, если этого Гошу побрить, постричь и переодеть, он будет очень даже ничего, – наконец произнесла она. – И обратите внимание, ни одного матерного слова в нашем присутствии.

Татьяна, охнув, чуть не села на землю. Ирина потрясенно уставилась на подругу:

– Слушай, Степаныч, часом, не твой родственник? Что-то мыслите вы одинаково, слишком уж благодушно. Бедную Семеновну прикончил, теперь, глядишь, Таньку с ее бабушками со света сживет, а ты его стричь-брить собираешься! Может, нам его тоже чаем с пирожками угостить для начала, а?

Подруга тряхнула головой, словно прогоняя наваждение, и, усовестившись, покаянно произнесла:

– Простите. Просто… просто мне хотелось постараться развеять наши страхи и найти более позитивное объяснение сложившейся ситуации. Но, вы правы, фактов для этого маловато.

Ее собеседницы облегченно перевели дыхание. Они направились к дому, собираясь наконец-то открыть ставни и двери, чтобы впустить в помещения свежего весеннего воздуха.

Дневной свет осветил царящее в комнатах пыльное запустение. Но это было милое сердцу запустение, в нем угадывались черты уютного, знакомого родного очага. Старые, свезенные на дачу за ненадобностью вещи смотрелись здесь удивительно к месту и навевали щемящие душу воспоминания о близких людях, о счастливом, беззаботном детстве.

Затопили печь, вынесли на солнышко подушки и матрасы, развесили на заборе перед домом одеяла. Вымыли пол на террасе и в одной из комнат…

– Как же не хочется уезжать отсюда, – с тоской произнесла Ирина, когда после трудов праведных они снова сели пить чай из самовара на террасе.

– А может, отпросишься еще и на воскресенье? – спросила с надеждой Татьяна. – Ну, не помрет же твой Сева без тебя!

– Не помрет, – кивнула подруга. – Может, даже разрешит остаться здесь еще на день, но таким тоном, что я тут же почувствую себя последней бессердечной сволочью.

– А давай я ему позвоню, – неожиданно предложила Татьяна.

Татьяну Сева выделял из числа подруг жены. С ней Сева даже подолгу беседовал, если ему случалось взять трубку, когда Татьяна звонила. Он считал, что такая домашняя, тихая, покладистая женщина не может не привлекать внимания мужчин, и не понимал, как это муж променял ее на другую. Еще он точно знал, что у нее есть сын и как его зовут. Даже интересовался успехами Павлика на фотографическом поприще.

Словом, это была замечательная идея.

– Звони, – кивнула Ирина и, нажав нужную кнопку, протянула подруге свой сотовый.

Разговор с Севой продолжался довольно долго, причем на отвлеченные темы. А когда Татьяна перешла к главному, то, казалось, не успела даже договорить просьбу, как радостно заверещала:

– Ой, спасибо большое, Сева! А то мы тут так хорошо сидим… Нет, что вы, только я, Ира и Люда… Хорошо-хорошо. Спасибо за приглашение!

Она с победным видом вернула подруге сотовый, не отказав себе в удовольствии ехидно заметить:

– И все ты на него наговариваешь, Ирка. Муж у тебя просто лапочка. С ним всегда можно договориться.

– Посмотрим, что эта лапочка скажет мне, когда я вернусь, – возразила подруга и тут же радостно сменила тему: – Однако об этом я буду беспокоиться, открывая входную дверь квартиры. А сейчас я разовью бурную деятельность, если не возражаете.

Впрочем, мнение подруг ее мало интересовало. Глаза у Ирины уже горели, на лице отражалась бурная работа творческой мысли. Непочатый край для самой разнообразной деятельности – это ж надо как подфартило!

До наступления сумерек она успела убрать прошлогоднюю листву вокруг тюльпанов, подсадить к ним несколько кустиков незабудок и притащить с дороги валун, чтобы подчеркнуть изящество и трогательность цветов. Из приготовленной на выброс дырявой кружевной скатерти смастерила очаровательную занавесочку для окна в мансарде. Переставила мебель в основной, называемой большой, комнате. И приделала отломанную ручку к крышке от кастрюли, в которой по традиции уже лет тридцать отваривали грибы. Ирина уже стала подбираться к луже под водопроводным краном, собираясь при помощи виденного в сарае – глаз как у орла! – детского надувного бассейна превратить ее в маленький водоем.

– Правда же симпатично получится? – воскликнула она, обращаясь к подругам, однако неожиданно не нашла у них поддержки.

– Я просто устала смотреть на тебя. Угомонись! – взмолилась Татьяна. – Ты то там, то здесь, и все на третьей космической скорости! От тебя уже в глазах рябит!

– Да, Ирка, мы тут из-за твоей неутомимости чувствуем себя лентяйками и бездельницами. Не дави на психику своим энтузиазмом, – поддакнула ей Людмила. – Пошли лучше телевизор смотреть.

Ирина виновато потупилась:

– Я же вам не в укор. Я же хотела как лучше…

– И это у тебя получилось, не в пример нашим власть предержащим, – заверила ее Татьяна. – Но, как говорит моя мама, всему свое время.

– А сейчас время смотреть «Чисто английское убийство», – безапелляционным тоном заявила Людмила.

Этот сериал любили все трое, хотя в отношении других телепередач вкусы подруг разнились…

– Девочки, вы обратили внимание, как в этой их аглицкой глубинке людей укокошивают – не по одному, а, как правило, пачками? – спросила Людмила, удобно устраиваясь в плетеном кресле, которое в летнее время всегда стояло на террасе.

– Знаешь, я больше смотрю, как у них там посуда в буфетах расставлена, что за картины на стенах висят, как цветочки посажены. Эх, нам бы такую деревню, – с мечтательным вздохом произнесла Ирина.

Впрочем, неспешно разворачивающийся сюжет с довольно симпатичными, совсем нестрашными убийствами ее тоже увлекал. Жители Туманного Альбиона, даже если по злому умыслу судьбы оказывались сущими отморозками, все равно сводили счеты друг с другом совсем не так, как лыткаринские или, например, солнцевские братки. А уж об остальных жителях и говорить нечего…

Глава 4

Из трех подруг Людмила прочнее всех стояла на земле – и в силу особенностей характера, и в силу сложившихся обстоятельств. Муж Володя весьма ненавязчиво еще в самом начале их совместной жизни дал понять, что его обязанность – зарабатывать деньги, а жены – тратить на благо семьи, их общее благо.

И не прогадал ведь, мерзавец. «Его бы побольше загружать домашними проблемами, тогда бы не смотрел на сторону, – размышляла Людмила, лежа в постели под теплым одеялом и глядя на звезды за окном. – Вон в сегодняшнем детективе героиня убила мужа-баронета и за меньшие прегрешения». Правда, им было еще и что делить – охотничьи угодья, дом, похожий на дворец. Мысли плавно перетекли сначала на их общую с мужем недвижимость – домик под Гжелью, доставшийся в наследство от Володиного дядьки, потом на развалюху, под крышей которой она так славно сейчас устроилась.

Дом, конечно, держался на одном честном слове, но участок-то был огромный. Как и соседний. Стоило это все наверняка многие и многие тысячи. Одним словом, завидная добыча. Однако сейчас убивают, если судить по сообщениям СМИ, и за пачку сигарет, а то и просто так. Только не очень-то верилось, что с Татьяниной соседкой случилось нечто подобное. Всегда кажется, что самое плохое может произойти с кем угодно, только не с тобой и не со знакомыми тебе людьми. Так жить все-таки спокойнее.

Да и не тянул, в глазах Людмилы, этот Гоша на отпетого преступника. Хотя, слов нет, его внешний вид и манеры впечатляли. И с Семеновной он вполне мог обойтись не лучшим образом – кто ж теперь считается с одинокими стариками? Но не порешил же!

Почему-то Людмиле очень хотелось в это верить. И, покопавшись в себе, она поняла почему. Вся в душевном разброде из-за подлого поведения Володьки, Людмила все больше склонялась к мысли отплатить ему той же монетой. К тому же прожить жизнь с одним мужчиной теперь считалось чуть ли не сексуальной патологией. А тут еще этот мужчина оказался подлым изменщиком. И вот неосознанно она стала примерять на роль возможных возлюбленных знакомых мужеского пола. Не нашлось никого стоящего – лысые, пузатые или тощие и сутулые, говорят только о своих болячках и о футболе. А если мало-мальски привлекательны, то строят из себя неизвестно что.

А Гоша ее определенно впечатлил. Она инстинктивно чувствовала в нем мужскую силу – крепость мышц и крепость суждений, умение добиться своего, рассчитывая только на собственные силы, и постоять за себя, не прибегая к помощи посторонних…

Ощутив смутное томление, Людмила решила остудить пыл, прогулявшись до небольшого домика на границе участка.

– Единственное из здешних сооружений, которое нас переживет, – с грустной улыбкой заметила хозяйка дачи по приезде, напоминая подругам где что находится.

Туалету этим летом пошел седьмой год – по сравнению с остальными постройками грудничковый возраст. Романтически настроенная и одновременно боязливая Татьяна на ночь оставляла в нем горящую свечу в металлическом фонарике, и мягко светящаяся полоска под дверью и проем в форме сердечка выглядели маняще в непроглядной ночной деревенской мгле.

В бледно-лимонном тренировочном костюме Людмила вышла на крыльцо, полюбовалась звездами и, поежившись, не спеша направилась к домику. Ей казалось, что вокруг нет ни души, как вдруг с соседнего участка донеслось еле слышное:

– Глянь, привидения на свет потянулись, – и далее хрипловатый смешок.

– Тсс… Ты не отвлекайся, ты давай таскай. – Этот голос был ей знаком, и принадлежал он Гоше.

Людмила испуганно оглянулась и только сейчас заметила, что в двух окнах соседнего дома горит свет. Нет, не одна она бодрствовала в этот поздний час, и на улице была не одна.

Метнувшись к заветному домику, Людмила быстро скрылась за дверью. Выходила она, предварительно задув свечу и крадучись. С соседнего участка не доносилось уже ни звука, свет в окнах погас. Не в силах совладать с любопытством, Людмила направилась к зарослям бузины, откуда днем они втроем наблюдали за беседой мента Степаныча с новым Татьяниным соседом.

Шла она затаив дыхание и глядя под ноги, чтобы не наделать лишнего шума. Но видимо, не сориентировалась в темноте и сбилась с дороги. Вместо кустов бузины путь ей неожиданно преградила куча кирпичей и бумажные мешки с неизвестным содержимым. Ни того ни другого вроде бы не было, когда Людмила с подругами ложилась спать.

«Вот те на! И когда это он успел?» – пронеслось в голове. Да и звука подъезжающей машины вроде бы не было слышно. Как же тогда все это здесь оказалось и почему ночью?..

– Ну и чего ты тут забыла? – Людмилу цепко схватили за локоть и резко развернули. – Отвечай!

Сдавленно охнув, она оказалась лицом к лицу с Гошей. Подняла глаза – и ей стало страшно. Да, у него точно были крепкие мышцы и еще холодный пугающий взгляд.

– Я… я просто вышла подышать свежим воздухом, – пролепетала Людмила, стараясь унять разошедшееся сердце. – Разве не ясно?

– А почему на чужом участке?

– Как это на чужом? На своем…

– Да ну?

Людмила скосила взгляд через плечо и увидела, что кусты бузины остались позади нее. Она оказалась наедине с мужчиной, которого совсем недавно представляла чуть ли не в интимной обстановке. Впрочем, обстановка была более чем интимная: тишина, ночь, звезды, вокруг ни души – вот только располагала она лишь к одному – к паническому бегству. Представься такая возможность, естественно.

– Отпустите меня, пожалуйста, – попросила Людмила как можно жалобнее. – Я же не сделала вам ничего плохого.

– Это как посмотреть. Сначала втроем в кустах сидели, подглядывали, теперь ты ночью вокруг моего дома шляешься. Чего задумали? – Гоша как-то нехорошо посмотрел на нее, и она подумала, что, прежде чем предаваться мечтам, надо поточнее выяснить, с кем предстоит иметь дело.

С Гошей иметь дело Людмиле явно расхотелось. Вот Володька никогда не стал бы так грубо разговаривать с женщиной, да еще видя, что та его боится. А этот только сильнее стиснул ее локоть и угрожающе сообщил, приблизив лицо:

– Не отпущу, пока не ответишь.

– Да нечего отвечать, – прошептала Людмила, невольно отшатнувшись. – Просто мы хотели узнать, что стало с Натальей Семеновной. Таня говорит, у нее родных нет и кроме этого дома, – она подбородком указала на темнеющее в ночи строение, – жить негде.

– Так пришил я старушку, – с наигранным циничным смешком ответил Гоша. – И в подвале закопал. А сейчас на этом месте новый дом построю, и все будет шито-крыто. Устраивает?

– Что – устраивает? – непонимающе уставилась на него Людмила.

– Такое объяснение событий. Ведь другое, как я понимаю, вам не подходит. – Он снова усмехнулся, на этот раз раздраженно. – Я вам не мешаю, и вы мне не мешайте, тогда все будет отлично…

Гоша толкнул ее в том направлении, откуда она пришла, и разжал пальцы.

– Так и передай своим подружкам. Особенно этой… курице.

– Курице? – Людмила, собравшаяся было уносить ноги, раз представилась такая возможность, замерла на месте и удивленно переспросила: – Курица, это кто?

– Да хозяйка дачи, Татьяна, кажется. Ее бы участок да в хорошие руки.

– А-а… – продолжила она, лишь когда достигла спасительной территории соседнего участка.

– Уж не в ваши ли? – язвительно поинтересовалась Людмила, смелая оттого, что их с собеседником разделяют метров пять заросшей сорняками земли и три колючих куста крыжовника.

– Вот именно, вот именно, – ответил Гоша и улыбнулся. Ласково так улыбнулся, как Серый Волк, когда, нацепив на себя чепец с оборками, он заговаривал зубы Красной Шапочке.

«Бедная Танька, – с дрожью подумала Людмила, впервые по-настоящему испугавшись за подругу. – Этот тип точно сожрет ее и не подавится и тремя ее бабушками закусит…»

Она плохо помнила, как добралась до своей постели. Но, оказавшись под одеялом, сразу же почувствовала себе спокойнее, как в детстве, когда от любых страхов можно было избавиться, накрывшись с головой.

Мысль заработала, и вскоре Людмила решила, что если о ее ночном общении с Гошей рассказывать совсем не обязательно, то о его вполне осуществимых планах захватить участок сообщить надо…

Проснулась она с той же мыслью, словно и не было семи часов крепкого здорового сна на свежем воздухе. «Ну надо же, – удивилась Людмила, – я вроде бы сплю, а мозг бодрствует. И что, интересно, он надумал?» А ничего, как выяснилось. Хотя решить ему надлежало несколько проблем.

Во-первых, как поведать обо всем Татьяне, не ввергая ее в состояние парализующего волю ужаса? Во-вторых, как оставить в неведении букет из трех божьих одуванчиков, которые не сегодня завтра в радостном возбуждении откроют дачный сезон? И в-третьих, в чем может заключаться их с Иркой помощь и содействие, когда супротив одного Гоши они и втроем не потянут?..

Из печальных размышлений ее вывели громкие голоса и звяканье посуды на террасе. Итак, подруги уже поднялись и собираются завтракать, сейчас придут ее звать. Людмила решила опередить их и, поспешно одевшись, вышла из комнаты.

– Всем привет! Сейчас умоюсь и буду как огурчик! – пообещала она, потягиваясь с удовольствием.

– Доброе утро! – хором поприветствовали ее.

Пахло оладьями, на столе стояли варенье и заварочный чайник, накрытый салфеткой.

– Я мигом! – крикнула Людмила, увидев все это, и выскочила на улицу.

Под водопроводным краном красовалось ведро, стоящее в круглой только что вырытой яме, а рядом валялся спущенный бассейн времен счастливого советского детства.

«Уже успела выкопать. Ну Ирка, ну молодец! – мысленно восхитилась Людмила. – Просто передовик труда!»

Пристроившись так, чтобы ничего не порушить, она умылась ледяной водой, повизгивая и пофыркивая от удовольствия. Затем легкой трусцой направилась к дому. «Здесь так легко забываешь о возрасте, – подумала она. – Словно и не выставит тебя через… через энное количество лет на пенсию руководство, на которое ты безропотно горбатилась, позволяя ему жить не то в сияющем коммунистическом завтра, не то в сытом, комфортном капиталистическом сегодня…»

Завтракали как-то суетливо. Людмилу одолевали тревожные мысли, которыми требовалось немедленно поделиться. Ирине явно не терпелось вернуться к прерванным ландшафтным работам. Только хозяйка все подкладывала и подливала гостям, радуясь, что она здесь не одна.

«Так вечно продолжаться не может», – подумала Людмила и решилась:

– Девочки, я должна сообщить вам пренеприятное известие…

Эта фраза, естественно, была воспринята как предлог для демонстрации остроумия.

Татьяна закатила глаза и мечтательно произнесла:

– Ревизор, к нам едет ревизор. Он ведь мужчина, да, я правильно понимаю, девочки? Широкоплечий такой, мускулистый… И мы тут, три непуганые, трепетные лани…

– Если он широкоплечий и мускулистый, пусть лучше мне ямку докопает, – высказалась более приземленная Ирина. – Ее углубить надо, а то бортики бассейна будут…

Разговор пошел не по тому руслу, и нужно было срочно менять тональность беседы.

– Все гораздо серьезнее, чем вы думаете, – строго произнесла Людмила и окинула развеселившихся подруг мрачным взглядом.

Те мигом приутихли, проникнувшись ее пессимистическим настроем.

– Говори, – тихо попросила Татьяна и ощутила, как по спине пробежал холодок дурного предчувствия.

Людмила набрала в грудь побольше воздуха, собираясь с мыслями и духом, и начала:

– Я тут ночью выходила и заметила на соседнем участке кирпичи…

– Ну и что? – воскликнула Татьяна, стремясь всему найти устраивающее ее объяснение. – Естественно, этот Гоша будет строиться! В доме Семеновны, как, впрочем, и в нашем, – она вздохнула, – можно жить только положившись на русское авось!

– Не перебивай, – осадила ее подруга. – Кирпичи кирпичами, но то, что он сломал еще и забор, навело меня на грустные размышления. А не собирается ли он и ваш участок со временем захватить. Как думаешь, Тань?

– Но его же дали еще моему дедушке, за заслуги в области электрификации страны! – возопила она.

– Это теперь не аргумент, – рассудительно заметила Ирина, подумав при этом, что, возможно, ее декоративный бассейн достанется отпетому бандиту, который ничего не смыслит в прекрасном.

– А может, все не так страшно? – спросила Татьяна, очень надеясь, что подруги ее успокоят.

– Страшно, страшно, – заверила Людмила. – Уж поверь моей интуиции. – Говорить о том, что дело не в одной только интуиции, она, естественно, не стала.

– И что теперь? – обеспокоенно произнесла Ирина.

– Вот это-то и предстоит решить! – заявила Людмила, и подруги незаметно для себя признали за ней роль вожака их маленькой компании.

Думали долго, высказывали разные версии развития событий, строили планы, все больше обороны, а не атаки, при неблагоприятном стечении обстоятельств. И время от времени поглядывали в сторону соседнего участка. Там было тихо и безлюдно.

«Отсыпаются, гады, после трудов неправедных», – мимоходом подумала Людмила. Сколько их там точно, ей было неведомо, но то, что как минимум двое, знала наверняка.

Когда наступило время обеда, подруги так и не пришли ни к какому решению.

– На сытый желудок думается лучше, – изрекла Татьяна и направилась к плите.

Строить планы и целеустремленно им следовать – не ее стезя. Если большинство людей, как написано в школьном учебнике, произошли от обезьян, то Татьяна – от страуса. И была об этом прекрасно осведомлена. «Авось пронесет», – мысленно повторяла она, пока подруги ломали голову над тем, как ей помочь…

Обед, увы, не оправдал их надежд. После него потянуло понежиться на солнышке. Вытащили шезлонг, повесили гамак с той стороны дома, где их никто не мог видеть. Ирина устроилась возле ямы под краном, лениво ковыряясь в земле. Но вскоре снова вошла в азарт и спустя каких-то тридцать минут с деловым видом удалилась в сторону сарая. Появилась она с плетеной корзиной в руках.

– Никак по грибы направляешься? – приоткрыв один глаз, подала из гамака голос Татьяна.

– Нет, камни буду собирать, – ответила Ирина бодрым тоном.

– О, это что-то библейское… – уважительно протянула подруга. – А зачем?

– Дно бассейна буду выкладывать, – донеслось уже от калитки.

– Мне бы твою энергию, – не без зависти заметила хозяйка дома и, откинувшись на подушку, снова блаженно закрыла глаза.

Людмила в диалоге не участвовала по причине сладкой дремы. На своем участке ей до такого чудесного состояния в светлое время суток дойти никогда не удавалось…

Ирина медленно шла по дороге к озеру, время от времени наклоняясь, чтобы поднять стоящий камешек. Но не только камешки были ее целью – очень хотелось поглядеть, что творится на соседнем участке. Ей показалось, что Людмила что-то недоговаривает и ее слова о захвате чужой территории основаны не только на интуитивных предположениях.

Так и есть, Гоша стоял лицом к Татьяниному дому и что-то говорил, жестом обводя обе территории разом. Обращался он при этом к мужику, который по всем статьям подходил под описание работяги и уголовного элемента одновременно. Тоже небритый, нестриженый и одетый в тельняшку, с огромной татуировкой на бицепсе.

«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», – тут же вспомнила Ирина популярную поговорку.

– А вот и одна из них! – воскликнул Гоша, мгновенно поворачиваясь лицом к дороге. – Здрас-сте. – И отвесил шутовской поклон.

Ирина почувствовала себя застигнутой врасплох. Кивнув и пробормотав под нос ответное приветствие, она заторопилась прочь, вперив взгляд в пространство перед собой. Но увидела она достаточно: джип с наружной стороны ограды, подъездной путь к воротам, развороченный колесами грузовика… Правда, это говорило лишь о намерении нового хозяина обзавестись добротным жилищем. Кроме наглой усмешки в свой адрес и собственнического жеста, Ирина при всем желании не могла обнаружить ничего угрожающего благополучию ее подруги. Однако на сердце тем не менее стало еще неспокойнее…

Когда она, вкопав бассейн в землю, выкладывала его дно вымытыми в ведре с водой камешками, подбирая их по цвету и размеру, появились ее товарки и остановились рядом, нависнув над ней.

– Ну, видела чего-нибудь? – без обиняков спросила Людмила.

Она поняла, о чем ее спрашивают. И ответила утвердительно, добавив, что, кроме внешности мужиков, да еще собственнического жеста Гоши, который можно было истолковать по-разному, придраться, по совести говоря, не к чему.

– Мне и этого достаточно, чтобы не спать по ночам, содрогаясь от страха, – призналась Татьяна. – А как я своих бабулек тут одних на целый день оставлять буду? Гоша их может запросто напугать до смерти! Они же интеллигентные и родились чуть ли не при государе императоре!

– Ну-ну, не преувеличивай, – хмыкнула Ирина. – Они тебе этого не простят, особенно Августа Илларионовна. Старушка себе и так, говорят, годков с десяток по документам скостила!

Однако это не меняло существа проблемы и понять подругу было можно. И они снова возвратились к прерванным размышлениям. Ближе к ужину сошлись на том, что Татьянину маму с подружками ни во что посвящать не следует, а им надо по очереди жить на даче, следуя принципу: одна голова хорошо, а две лучше.

– Знаете, девочки, будем переживать неприятности по мере их поступления, – подвела итог их раздумий Татьяна, верная своей страусиной политике, и облегченно перевела дыхание. – А теперь прошу к столу.

На второй день дом выглядел уже обжитым, вещи заняли свои привычные места. Пахло едой и свежестью, а не пылью и затхлостью. Вместо лужи под краном поблескивал аккуратный круг воды с выложенными камнями краями. Благодать и красота, одним словом!

Лишь мысль, что так и не удалось решить, кому первому приезжать сюда, подспудно не давала наслаждаться моментом всем троим. У Татьяны не закончился учебный год в институте – предстояли годовые экзамены. Людмилу не отпустит начальство – у них все уходили в отпуск по утвержденному еще в январе графику. Ирина боялась даже заикнуться Севочке, что собирается оставить его одного-одинешеньку в комфортабельной квартире в центре города с полным холодильником еды. А ведь выезжать на дачу следовало уже через неделю…

Людмила подвезла Татьяну прямо к ее дому, благо было по дороге, а Ирину высадила у ближайшей станции метро.

– Если что придет на ум, звони, – сказала она при прощании. – Я тоже напрягу извилины. Ну, пока!

– Пока! – ответила Ирина и захлопнула дверцу машины.

Полчаса спустя она открыла входную дверь своей квартиры и пропела с порога:

– Севочка, я уже пришла…

В руках она держала букет белых нарциссов. Чуткий ко всему прекрасному муж должен был их оценить и прийти в благостное – очень хотелось на это надеяться – расположение духа.

Сева сидел на своем привычном месте в гостиной перед телевизором. Ноги – на журнальном столике.

– Как съездила? Успешно? – в ответ отозвался муж подозрительно благодушно. – А я тут без тебя соскучился. Сидел как неприкаянный, никому не нужный…

«Сейчас начнутся упреки в бессердечии и эгоизме», – подумала Ирина и сунула ему под нос цветы:

– Правда, прелесть? Вот розы, гвоздики – их можно купить круглый год, а эти цветут только весной! У Тани на участке такие же растут, но мы их рвать не стали. Я купила возле нашего метро…

– Кстати, о Тане, она мне только что звонила. Предупредила, чтобы я не волновался: тебя подвезут до метро и ты вскоре будешь дома. Приятная женщина эта Таня, заботливая, внимательная. А вот ты не додумалась мне с дороги позвонить…

Ирина так и села с цветами на диван. Ну Танька, ну дает! Говорила, что при Севе робеет, боится показаться недалекой, слова лишнего сказать не рискует, а тут вдруг сама, что называется, пошла на контакт. С чего бы это? Биться над разгадкой долго не пришлось.

– Слушай, я даже не знал, что она опекает трех старушек. Как это несовременно и трогательно! – продолжил Сева, подтвердив предположение жены, что пропустил мимо ушей ее рассказ о проблемах Татьяны. – Мы проговорили довольно долго, и я пришел к выводу, что тебе повезло с подругой. В наше прагматичное время она просто-таки источник позитивных эмоций…

«Черт, как излагает! – невольно поразилась Ирина. – Словно статью надиктовывает!»

– А как хорошо, должно быть, у нее сейчас на даче! Я сказал, что завидую, а она возьми да и пригласи меня… то есть нас с тобой, погостить. Что скажешь?

«Что скажу? А то скажу, что и заяц, если его загнать в угол, способен проявить чудеса храбрости и находчивости», – подумала Ирина. Вслух же произнесла совсем другое:

– Сева, там печка, которую надо топить бог знает сколько времени, чтобы по батареям потекла чуть теплая водичка. А отхожее место у них на свежем воздухе и в дальнем конце участка. В дождь не набегаешься!

Но муж отмахнулся от ее «страшилок»:

– Подумаешь! Вот когда мы с одним оператором с Центрального телевидения были на Суэцком канале во время палестино-израильского конфликта, там не то что удобств не было, там наш военспец подорвался на мине на том самом месте, где мы накануне стояли. А ты о какой-то печке. Нашла чем испугать!