– Давайте, может, кино посмотрим? Мне тут одно рекомендовали, – предложила Ира.
Все согласились. Это был современный фильм про женщину, которой очень нравится ездить по научным симпозиумам по литературе, а заниматься домом (у нее есть муж и две дочери) – не очень.
– Ну не знаю, – резюмировал Костя после фильма. – Ненормальная какая-то женщина. Прежде всего она должна заботиться о муже и детях. Иначе какой в ней смысл?
– А ты, Нина, что думаешь? – спросила Ира.
– А что я? У нас с Костей всегда одно мнение, обо всем. И это правильно. Фильм мне не понравился… А вот думаю я, что вам с Сашей пора бы второго ребенка завести. А вам (она обращалась уже к Юле и Антону) надо еще мальчика родить!
…
Выйдя от Иры и Саши, семья нашей героини направилась в сторону своей машины, припаркованной на соседней улице через дорогу. Девчонки весело прыгали по лужам в утепленных резиновых сапогах. Антон открыл машину и стал проверять надежность крепления детских автокресел. Внезапно к ним подошел незнакомец и небрежно бросил:
– Ну что, насиделись в гостях? Вообще-то это парковочное место для жильцов этого дома, к которым я отношусь. Больше тут не паркуйтесь.
Юля сразу стушевалась:
– Да-да, мы сейчас отъедем.
Мужчина отошел. Антон, медленно разгибаясь и странно глядя на Юлю, проговорил:
– Девочки, садитесь в машину.
Пристегнув дочек, он закрыл двери машины и сказал:
– Юль, подожди, я хочу поговорить. Я так больше не могу. Вот все время это с тобой. Этот мужик вообще никакого права не имеет на эту общественную уличную парковку, и тем более он не имеет права делать нам замечания в подобной форме. И я как раз собирался ему все это объяснить, но ты опередила. И то же самое с этой Ниной. Вот скажи, пожалуйста, по-твоему это нормально, что какая-то малознакомая женщина дает нам советы насчет рождения детей, и ты сидишь киваешь? Что ты за человек такой – куда тебя пальцем ткнешь, такую форму ты и принимаешь. Где в этом всем ты? Где ты настоящая? Какая ты настоящая?!
Юля заволновалась:
– Ну ты же знаешь, я просто не хочу никого обижать и очень не люблю какие бы то ни было конфликты. Хочу чтобы все были довольны. Мной довольны. И ты тоже. Пожалуйста, давай забудем об этом всем и поедем домой. Дождь ведь…
– Поедем, садись. Только я серьезно. Я и в самом деле так больше не могу.
…
Было еще не очень поздно, когда они вернулись домой – около девяти вечера. Однако свободных парковочных мест в это время у их дома уже, разумеется, не было. Пришлось сделать пару кругов вокруг квартала пока место удалось отыскать. Майя по дороге уснула, и Антон аккуратно перенес ее из машины сразу в кровать, виртуозно сняв с нее обувь и верхнюю одежду так, чтобы она не почувствовала и не проснулась. Алиса, переодевшись в пижаму и почистив зубы, села еще немного порисовать. Юле позвонила мама:
– Дочь, привет! Ну как вы там?
– Привет, мама. Да ничего, в целом. Как вы?
– Да тоже ничего. Немного давление поднималось, но кому это интересно. Что внучки делают? Что-то мне не звонят совсем.
– Майя уже спит, а Алису скоро позову.
– Ты ей скажи, чтобы звонила мне, приучай, приучай, это твоя обязанность. Вы, кстати, билеты уже на новый год взяли к нам? Пора брать, а то потом не будет.
– Мама, знаешь, я вообще как раз собиралась вам сказать, что мы к вам летом как обычно приедем, а на новый год нам друзья предложили здесь в области коттедж арендовать… Детям в детской компании было бы интересно, и снега должно быть за городом много, с горки вместе будут кататься.
– Ну вы придумали! А мы как же? Мы хотим повидать внуков, и имеем право. Нельзя же все время только о себе думать. Мы вот все время о вас беспокоимся, столько всего для вас сделали, и с жильем вам помогли, и вот она благодарность. И вообще, семья это святое, надо держаться за семью, кому еще в этом мире можно доверять – кругом враги.
– Мама, я так устала, от всего, всего устала… У меня чувство, что я живу какую-то не свою жизнь, как будто во сне, причем чужом…
– Ну знаешь, дорогая моя, устала она в свои тридцать семь, ты еще поживи с наше – еще не так устанешь. Короче, вспомни заповеди и чти родителей, неизвестно сколько нам осталось. И потом, я уже своим подругам сказала, что вы приедете. Надо традиционное семейное фото сделать. Короче, ничего не знаю, чтоб на следующей неделе взяли билеты! Давай, целую, пока!
…
Юля медленно пошла в детскую, почитала Алисе и дождалась пока она заснула. Проверила ее принадлежности в портфеле и школьную форму на завтра, выключила основной свет и включила ночник. Идти дальше не было ни сил, ни желания, поэтому она просто осталась стоять в полутьме, глядя в никуда. Спустя некоторое время, не заметив, а скорее почувствовав как кошка спрыгнула с детского икеевского кресла у окна, девушка инстинктивно сделала несколько шагов в его направлении и кое-как примостилась в это еще хранившее тепло местечко.
Непроходящий дождь за окном усилился. Выскочивший как маньяк из-за угла ветер налетел на свою одинокую жертву посреди двора, склоняя ее к подчинению. Жертва лишь немного отклонилась, слабо поводя своими многочисленными черными руками-веточками по пустоте, особо не надеясь нащупать какую-либо опору. Затем по вентиляционной шахте маньяк добрался и до юлиного 16-го этажа и стал гулким чуть дребезжащим голосом заслонки венткороба убеждать ее, что сопротивляться тем кто лучше знает глупо, стыдно и бессмысленно.
Юля потрясла головой, чтобы отогнать от себя этот голос. И стала мысленно готовиться к завтрашнему дню: «Надо проверить на месте ли сменка для школы и, может быть, почистить ее, … подготовить подходящую одежду для садика Майи – там топят как очумелые, … понять в чем завтра идти самой на работу и прямо сейчас проверить и перекинуть файлы по аттестации, … посмотреть в интернете билеты на поезд, … решить что готовить на завтрак, … … … принять все таблетки какие есть в доме разом. Не хочу больше ни одного понедельника, ни одного серого утра, не могу, не могу больше заставлять себя делать все эти бесконечные рутинные дела. И сидеть в этом чертовом маленьком кресле тоже не могу, мне же тесно, мне так тесно, оно не для меня. А что для меня? А кто я? А есть ли я?»
Эпилог
Возможно, на этом история нашей героини – псевдопетербурженки Юлии Трегло – закончилась бы насовсем. А возможно, ее удержало бы на этом свете наличие маленьких дочек, и она продолжила бы существовать на автомате, в основном ради них.
Но ей повезло, потому что у нее была Ира, которая позвонила и сказала:
– Сорри, что поздно. Не спишь?
– Не сплю.
– Я хотела перед тобой извиниться за то, что тебе, думаю, было некомфортно с моими знакомыми. Они перебрали с алкоголем у нас за ужином, конечно, но это не извиняет того, что Нина так беспардонно нарушает твои, и мои тоже, личностные границы. Я с ней еще об этом поговорю.
– Что нарушает?
– Личностные границы. Ну, когда советы раздает непрошенные, про детей особенно.
– Ир, я ничего такого не знаю, про то, как это называется. Только чувствую что-то очень неприятное и все. Но мне кажется, что это я какая-то не такая…
– Да, Юль, я понимаю. Я и сама тоже не так давно поняла про себя много разного и узнала много разных терминов. Например, про то, что у меня была послеродовая депрессия, а мне мой первый муж все время доказывал, что я просто ленивая баба, и вообще что я никому никогда не буду нужна кроме него, тем более с ребенком… Ох, убежала я от него в одной ночной рубашке с годовалым Максом на руках. И это было лучшее решение в моей жизни. Три года уж я за Сашей замужем, и Макс его обожает просто, как и я.
– Подожди, ты мне не рассказывала, что все прямо плохо было с твоим бывшим, я думала, вы просто поняли, что не подходите другу и спокойно разошлись.
– Я не хотела рассказывать, даже тебе, мне было стыдно. Как он меня преследовал потом везде, как на работу ко мне приходил и показывал всем фотографии, где я голая, которые он, оказывается, тайком от меня делал. И всякое еще было. Очень стыдно было мне, хотя то, что он делал, ведь характеризовало его, а не меня. Но до этого понимания нужно дойти. Это сейчас я не ведусь на манипуляции стыдом, виной, долгом, а тогда… У Набокова в «Приглашении на казнь» есть такое: «То, что не названо, – не существует. К сожалению, все было названо», а вот я бы сказала как раз наоборот: к счастью, мы все больше и больше можем многое из существующего назвать по имени. Когда испытываешь что-то, что не можешь назвать, то думаешь, что это с тобой одним происходит, а когда узнаешь, что у этого явления существует название, то понимаешь – ты не один. Я прямо завидую такой суперспособности хороших ученых (я и сама хотела бы быть ученым) – вычленять из хаоса отдельные явления, изучать и описывать их, систематизировать, давать им название. Например, ты знаешь что такое обесценивание, сепарация, выученная беспомощность, газлайтинг, пассивная агрессия, нарциссическая травма, магическое мышление, коллективное бессознательное…
– Ой, Ир, подожди-подожди, кое-что я знаю, но совсем не много. Кажется, что-то знакомое. Например, про пассивную агрессию я, вроде бы, понимаю.
– Если хочешь, я перешлю тебе пару базовых книг в этой области, для начала. Если тебе нужна моя помощь или поддержка, ты мне говори, пожалуйста. Ты не представляешь, как важно для меня, что ты есть. Часто думаю, что когда мы только переехали с тобой в Питер, если б не ты, я бы не выдержала первый год. Такая поддержка от тебя шла, вместе готовили и грелись на кухне у газовой плиты в лютый мороз в нашей съемной убитой квартирке, вместе на собеседования по работе ходили и в кино, театры. Ты помнишь, самый первый спектакль, на который мы пошли был по «Кукольному дому» Ибсена? И как там муж этой героине – Норе – втирает, что прежде всего она жена и мать, а она приходит к твердому убеждению, что прежде всего, она человек, помнишь? Я тогда совсем не поняла про что это все. А теперь вот понимаю. Нужно относиться к себе как к ценности, а через это начинаешь по-настоящему ценить и других. Нас этому не учили, а учили только быть удобными, подгоняли под одобряемый шаблон. Я когда разводилась, родители мне весь мозг выклевали – ты что, нельзя ребенка родного отца лишать, какой бы ни был. Пришлось самой себе разрешить наконец перестать зависеть от их одобрения. Ведь очень грустно прожить жить, которая нравится твоим родителям, но не нравится тебе.
Вот теперь я, наконец, учу себя принимать собственные решения и нести за них ответственность, выбирать то, что нравится именно мне. Во всем. Постепенно. Такое ощущение, как будто выковыриваю себя из песка, в котором пролежала полузакопанной полжизни. Или будто бережно расправляю смятый, промокший и затоптанный осенний листик… И я уверена (и Сашины коллеги это научно подтверждают), я такая не одна – у нас в целом довольно серьезно травмированное, причем целыми поколениями, общество, в котором у многих людей намеренно затерты личностные особенности. Ведь чем-то выделяться десятилетиями было опасно для жизни, поэтому многие из нас так воспитывались – чтобы не отсвечивать. Ценой за это является смутное глубоко сидящее желание совсем перестать быть, раз быть собой нельзя. Мы не чувствуем и не уважаем ни самих себя, ни других, ни свои границы, ни чужие… Только большинство об этом никогда не задумывается. И в наших руках не так много возможностей что-то изменить. Но мы можем изменять самих себя. Меняя себя, я меняю и общество, частью которого являюсь. Вот это я теперь точно знаю.
– Спасибо тебе, Ир. То, что ты есть в моей жизни – бесценно. Я… Мне кажется, я действительно понимаю о чем ты сейчас говоришь, хоть и слышу это все впервые в жизни. Высылай книги, только лучше по одной – чувствую, что это долгий путь. И можно я тебе еще завтра вечером позвоню, если будет у тебя время, еще поговорить о разном?
– Конечно. Для тебя – сколько угодно времени. Обязательно позвони, буду ждать.
Юля повесила трубку. Она ощутила, что Ира сейчас как будто передала ей в руки невидимый прибор, позволяющий – при правильном с ним обращении – ориентироваться в мире, и самой держать под контролем свою жизнь. «О, я научусь, я приложу все силы чтобы научиться им пользоваться», – решила она. – «Какое же это приятное ощущение – хотеть учиться».
С усилием высвободившись из креслица и с удовольствием разогнув затекшую от пребывания в сжатом состоянии спину, Юлия встала и выпрямилась во весь рост. Потом посмотрела в окно. Ветер стих, и дождя тоже не было. Вместо этого с неба медленно и как-то даже торжественно спускались прекрасные ослепительно белые – такие одинаковые с виду, и такие разные, если знать научные данные о них – снежинки.