Сознание быстрохвостой кометой рвануло к тому дню, когда изменился мир. 11 сентября. Ты знала, что это произойдет ещё в 97-м году, писала наивные детские письма в Пентагон по-русски. Могли ли они дойти? Могли ли не дойти? 97-й … ты тогда ещё с трудом читала вероятностные проекции, но уже никогда не ошибалась. Тогда на почте в последний раз в твоей голове всё было нормально – белое на белом, зелёное в приоритете. Письмо с предостережениями нехотя опустилось в ящик – дело сделано, теперь нужно спешить в школу на репетицию праздника «За честь школы». Там ты увидишь его, мальчика из параллельного класса в идеально белых джинсах (это при том, что осенняя распутица забросала все проходы к школе грязью и лужами, словно пыталась не пустить). Купила на деньги для завтраков розовую помаду, накрасила губы. Он заметил, и 20 минут не мог успокоиться от смеха. С тех пор только чёрные губы, только ошибки в мужчинах и суждениях. Бывало – появлялись просветы, кто-то пытался вытащить тебя из вонючего подвала, где курили план ребята, и ты в темноте писала на туалетной бумаге стихи про природу, но ты не хотела, не поддавалась словам праведников. Церковь всегда по сути отвергала тебя – не хотела возиться с думающей субстанцией твоего тела. Церковь осуждала – в этом её роль. Еврейский Бог смотрел с икон так пристально, так глубоко – этот взгляд не возможно было выдержать. Бог прогонял из своего храма чёрную крысу сомнений твоей души. Тебя приласкали нимфы. Нидан научила смотреть на мир, Нинаж отогрела сердце теплом камелий, Спао разъяснила «зачем». Но все знают, что дружбы не бывает – теперь ты не тянешься к ней. 11 сентября погиб Марк – в твоей судьбе не появится этот человек, ваши дети не станут ядерщиками и значит нейтриновая бомба, способная сжать Вселенную до размеров точки в пространстве, не будет изобретена. Что ж, за всё надо платить. На его месте могла быть я. Могла ли? Может, причина в нём и не нужно было себя винить в том, что натворят твои ещё не родившиеся дети. Вдруг проекции, секунду назад отчётливо блестевшие в твоей ладони, затуманились. – Ага, будущее меняется сию секунду – значит, кто-то раздвигает временные двери в настоящем. Это не я. Не ты. Нимфы увидели золотоволосую девушку и поспешили выразить ей свой почтение. Нидан стала на колени, и поцеловала её ступни. Нинаж завороженно следила, как в воздухе остаются следы её ног. Спао поправляла сиреневую накидку. Золотоволосая пристально посмотрела мне в глаза и двинулась дальше, увлекаемая своей свитой.
Камелии пропали. Ты стояла ночью посреди чёрного, вспаханного поля. Куда же делся зелёный картон неба? Взглянула на руки – он осел на ногти. Хотелось оторвать, смыть, но жидкости для снятия лака не было. Прошла десять шагов – полуразбитая бутылка водки, там, кажется, ещё есть что-то на дне. Подбежала, изнемогая от жажды и жадности, начала быстро глотать. Обжигало … и руки, и губы, и щёки – всё было в крови. Полоснуло ножницами солнце. Теперь ты знаешь, какое оно небо – красное.
Орбитное
Подбежала, подлетела, вся такая нежная, как осенний листочек, завороженный звуками ветра. Ты только потом узнала, через много лет, что эти звуки были единственно настоящими в иллюзии осени. Поэтому не стоило винить за то, что поддалась чувствам – не могла не поддаться, ведь это было прихотью всевластной судьбы.
Зачерпнула горстями, заиграла на струнах морозного воздуха, синей шалью набросила на свою радость, нежность на плечи маленьких. Солнце любит тебя! В белых комнатах не осталось сомнений. Ветер прогнал их грозным своим рыком. А гордость все стояла на вокзале и смотрела, как товарными вагонами грузили, и увозили в Сибирь её детей – её интриги. Гордость не могла, не смела плакать. Но ведь женщина же, ведь мать. Гордость не хотела ломаться, не думала, что когда-нибудь её бдительность усыпят винные запахи радости. Расслабилась. И теперь вот, всё ещё плохо соображая с похмелья, стоит на вокзале и, по-моему, задумывается, не рвануть ли следом за ними в ссылку.
А на коленях лежали небесно-голубые снимки. Тебе казалось, что туманы, окутывающие вершины гор, сделаны из такой же бумаги.
Маргариновый запах счастья носился в воздухе, и Нежная пела, Нежная играла на гитаре для Маленьких.
Всё разрушается от времени. Сломались и его убеждения. Холод его души превратился в ласковый ветер, обнимающий за плечи и ласкающий голову. Ты устала ему повторять о своей любви, и даже сама засомневалась, правда ли это. Или неправда? Или только ветер, только шокирующая бездна под ногами – удел неба? Неужто небо существует и без солнца? Неужели в маргариновой пене снега можно укрыться от простого человеческого «хочу»? Золотоволосая спала летаргическим сном. Словно статуи склонились над ней 3 служанки – по преданиям их звали Надин, Жанин и Оспа. Пещера лучезарила, в ней истина была в каждой частице пространства. Ложь захватила целый мир, но в эти покои она не смела зайти и бесилась от этого, и проигрывала в сущности. Ведь иногда достаточно нескольких белых комнат, чтобы окружающий мир тысячи раз вместился в них. Богини скорбели. Ты соскучилась по их беспокойным песням. И не обижалась уже совсем, жалела о несказанном.
– Зачем тебе мы? У тебя ведь есть он!
– У меня ничего нет в мире людей. Я пришла в него голая, и всю жизнь такой прохожу, и уйду.
Замолчал голос озера, задёрганного белыми стихами тумана. Передо мной стояла Нинаж прозрачных шёлковых одеждах и прекрасном венке из камелий. Впервые она явилась ко мне в минуты радости. И моментально за душой стало так холодно. Так пусто, так страшно. Слёзы неба нынче бессезонны, а плакать хотелось. Зачем? Истину эти слёзы всё равно не отдадут – слишком жадные и ленивые. Нинаж не поверит слезам, хоть они и искренни, но преждевременны. Он забудет тебя завтра в 14.00. не будет вспоминать 2 недели. Ты сожжёшь сотни рукописей, напишешь на обоях во всех комнатах «секс – это зло», и успокоишься, и начнёшь снова мечтать, представлять постельные сцены. Нинаж, зачем нельзя разорвать этот круг?
Она села у воды, опустила в неё свои длинные белесые волосы, потом брови. Видно. Летаргия Золотоволосой печалила её. Жаль, что Богиня реки не может утопиться.
Ногти обкусаны, слёзы развенчаны.
Порок – не глухота, а её отсутствие.
Белые женщины – чёрные женщины,
И в окне косы ветра русые.
Нежность карается стрелами древними,
Может, не надо ему говорить?
Может, нет смерти в лесах за деревнями,
Это не стон, а болотная выпь,
Это сестра подноготная страха
В белых перчатках и в чёрных очках,
Это не «Орбит», а кара Аллаха
За то, что заботишься о белых зубах.
Иммуносистемы
Выборам на Украйне
– Как это? – Нидан, похоже, действительно не понимала, что 9 ложек сахара не сделали её чай сладким. – Ты где? Я тебя не вижу.
–Щёлкни на окне Windows, нынче я вирусю, – ты спокойно дышала.
Вчера впервые дотронулась до клавиш, и не почувствовала боли. Ощущение до одури непривычное: зная, что он тебя любит, сливаться со всеми окружающими. Ты ходила по улицам, вся словно замороженная девочка, вглядывалась в чужие лица, совсем по-другому воспринимала университетские парочки. Это сложнее всего было понять, подумать, что любят простой человеческой любовью не их, а тебя. Мир изменился даже внешне. Может, ты стала видеть лучше, или хуже? Или иначе…
– Прозрение Иосифа наступило внезапно. Оно не было связано ни с солнечными затмениями, ни с рождением Сверхновой в Туманности Андромеды, ни с последним листопадным днём осени. – Это уже говорит Спао, её тембры не перепутаешь ни с чем. – Он закрыл глаза, он – простой еврейский мальчик лет пятидесяти, злой насмешкой судьбы перенесенный в 4-ю лабораторию ЛВС Университета. А когда открыл, трёх-мерность мира перестала существовать – будто не было её вовсе в этой Вселенной. Иосиф отныне мог нежно погладить песочные барханы заставки рабочего стола, и песок неизменно отзывался на эту ласку – мурчал и жмурился, как рыжий кот. Иосиф обращал взор на сбрасывающий нижние листочки фикус, и чувствовал в каждом капилляре растения холодную кровь женщины, его посадившей давно, а ныне с непривычки боящийся темноты, духоты гроба. «Не бойся, милая, – скажет он ей, – это всего лишь ещё одна ступень твоего пути.» – «И твоего», – ответит в тон ему женщина. Почему-то именно этот намёк будет вспоминать Иосиф ярче всего потом…