– Весь мир знает, что я его люблю. Это бесспорная истина. Но когда вместе, если вдруг рядом… – я не хочу, я ищу другого, не существующего и позавчера признавшегося в своей смерти мне во сне. Я хочу изменять и склонна к суицид у. Да я сама триста раз умираю от звуков его голоса – не хочу писать, не могу допить кофе с сахаром.

– Это не повод, чтобы сжигать на свечке по одной странице О’Генри, – Нинаж закончила причёску, – строга, очень строга богиня земли нынче.

– У меня завис сервер! Сижу и с наслаждением наблюдаю, как неизвестный вирус по фрагменту уничтожает ячейки жёсткого диска, – голо Спао был всё ещё слышен, но уже слабо. Он размывался, словно узор на стекле, по которому обильно прошлись «Пемолюксом», он переплетался, и терялся в толстых нитях тумана, он замирал над бездной опаленного заревом неба. Ты бросаешь Нидан, со скоростью ветра щёлкаешь на окошко Спао.

– Это не я, – успеваешь крикнуть в последнюю секунду.

– Это не он, – тихим эхом со дна монитора.

И всё тотчас же пропало. Бездонный монитор оказался плоской оболочкой – ещё тоньше, чем твоя кожа, или ниточка на его груди, на которой висит материнский крестик. Спао задохнулась от смеха и радостного предвкушения, но теперь всё будет заново, с нового листа по капельке, правда опять the end будет таким же, но ведь путь, ниточка изменит свои 9свои ли?) очертания. Ты вдруг подумала, что трояны были не в бездонности. Хотя теперь какая разница. Огонь сейчас не лучший период переживает на своём веку. Может так лучше – вырвать 100 страниц и попробовать переписать начисто каллиграфическим почерком воли.

Нинаж обняла за плечи.

– Да он, он. Хотя не важно всё. Зачем делать то, чего не хочешь? Зачем не делать этого? Почему филины в дремучих, заколдованных морозом лесах не отвергают существование камелий. А ты, видевшая их, трогавшая и гадавшая на них, словно на ромашках, пытаешься спорить, отвергнуть.

– Жизнь не априорна, – вставила Нидан, но видно очень уж была строгой сегодня Средняя.

Ты посмотрела, и поняла, что сейчас Нинаж говорила не от имени Воды, так крепко привязавшей тебя к себе. Сегодня она – Жанин. Но как можно говорить с глухонемой девушкой? Нельзя. Ты молчишь. Золотоволосая меряет наряды на праздник урожая в мазепской Украйне. Она, конечно, знает, что мысли твои не чисты, и ноги твои по колено увязли во лжи. Но ты нема, и спорить не можешь. Ты ненавидишь Золотоволосую, от ненависти снова испытываешь боль – так будет всегда, пока ты живая, но прозрение Иосифа не прельщает – это дело рук воспитания. И тысячу раз хочется сказать, что воспитание – грех, лишающий априорной свободы, но без него ты не узнала бы даже о её существовании. Золотоволосая не станет говорить тебе, а подчинение, почитание её воли тебе противны. Ты не станешь разбивать свои хрустальные фужеры, выпивая шампанское своей души за её здоровье. Эта новая муза отвергается твоими иммуносистемами. Я бы предсказала тебе любовь к ней неземную.

Но поздно Украйна выбрала свою судьбу.

Твоя Госпожа

Над хижиной нависла угроза.

Юго-восточный ветер – повелитель песков Сахары и солончаков Средней Азии с невероятным азартом отбивал чечётку на её крыше. Итальянские резные фигуры, украшавшие наличники и ставни избушки, в которой жили три Богини, покривились, вдруг вспыхнули сиреневым и растворились в воздухе, словно мираж. Так всегда происходит с ненадежными, новыми, в которых не уверены. А в окна бились и стучали крылья невесть откуда взявшиеся страусы, иволги и утки. Невыносим был их крик, но что было сделать с эгоистичными спутниками земли, воды и реки?

Знаешь, в четвёртом классе может и проходят, как бороться с демонами ветров, но ведь мы с тобой благополучно проскочили курс природоведения, как и большинство наших, не пожелавших предотвратить катастрофу в Южной Азии. Хотя нет, в принципе, за что винить? Азиаты вторглись в их пространство, продали им гематитовые бусы в кредит под залог кровли. Пора платить по счетам. Ветер пришёл за своим.

Тебе так здорово там жилось. Ты хвасталась бусами, получая невероятное удовольствие от холодных гематитовых прикосновений. И было не важно, что небу не пристало носить чужие вещи, что это не законно. Но утешалась придуманной, нелепой идеей, что бусы тебя любят. Они же неживые, обездушенные…

Сбились в кучу Нидан, Нинаж и Спао. Золотоволосая забралась на крышу и громко ругалась с азиатским ветром. Что она могла предложить в качестве выкупа? Дешёвые папироски звёзд? Нелия заложила и их давно. Зарытые в землю сокровища ников? Ветер знал, что через триста лет они не будут стоить ни копейки, ведь люди откроют кристаллы счастья. У Спао была только коробка спичек. Да и древесных червей азиатам поставляет Франция.

Как-то всё это не правильно. Как-то по привычке. По наезженному сценарию новогоднего огонька, или сериала про продажную любовь. Это по древнему. Это по согласию сторон на компромисс. Золотоволосая расстегнула блузку.

Дрогнули камелии. Птицы ещё яростнее заклекотали – от них разболелась голова.

Золотоволосая знала, что удовольствие от знакомых прикосновений ветра (вот уж действительно хитрый торговец чудесами) унесут её в невесомость надолго.

Через три дня…

Утро спрятало заплаканные глаза под вуаль безразличия. Кричала и плакала, и ломалась. Камелии превратила в капусту и нашенковала безжалостно. И знала, что на земле худшая из всех – ложь о непорочном зачатии. Да простит тебе бог людей эту правду.

Что ж. Значит как все.

Глаза открылись через три года летаргии. Оказалось, что нет романтики в сексе, нет подвига в победе на войне, нет, не было, не может быть радости в смехе клоунов, отрывающих от сердца камелии и бросающих их людям.

Остался на губах ветра один вопрос: «Зачем что-то менять, если все счастливы?»

Нидан писала длинные sms-ки, хотя знала, что жилы разорваны, головы отрублены гильотинами, вены исполосованы тупой бритвой – чтобы честнее, чтобы оживить камелии ценой собственных мук. А я смотрела, и не верила, что это всё. Грубая реальность не должна была всё сломать. Она не сломала меня. Вернее, сломала, но ненадолго. Разве это срок: 3 года в масштабах 3-х дней, когда он был рядом, и любил. Я не верю, мне не важны его чувства – главное, чтобы рядом был, а вены я залатаю…

Ты написала мне это после обеда.

Скверные пирожки у тебя вышли,

Северные надбавки – завтрашний фетиш,

А твои печали – ведь не происки Кришны,

Ты просто действительно в счастие веришь.

Пятьдесят копеек в трясущихся пальцах,

Ели решка – я сделаю шаг

С восьмого этажа, и не смей обижаться –

Возьми лучше волю и водку в кулак.

Я сама хочу этого.

Я сделаю так.

Твоя Госпожа.

Князь

Спао оторвала этикетку от новогодней короны – серебристой диадемы с тремя большими алмазами в центре. Нидан покачала головой. Все знали, что не нравятся ей металлы вроде серебра – «полукровки». Серебро – символ печали, ни к чему, не время и не место для слёз алмазов, но разве можно было это объяснить своенравной спесивой девице, каковой являлась её сестра?

Жанин пропадала где-то в городе с новым возлюбленным, вернее, любовником, потому что ветреная богиня не позволяла своему сердечку надолго зависнуть на тему чувств. Она просто брала утюг в критический момент, и разглаживала все складки и погрешности в области душевных переживаний. Жанин знала, что когда-нибудь придёт время, и у Спао тоже появятся условные рефлексы самосохранения, которые, словно антивирусы, будут оберегать её нежную душу от чьей-либо злой воли. Жанин тоже прошла через это, она уже знала всё, а Спао это только предстояло.

Боже, я не могу на тебя смотреть! Сколько можно лить по нему слёзы? И чем дальше, тем глубже твоё горе и неверие. Розовые лепестки обожгли твои пальцы. Это не его розы. Ты не в состоянии уже поверить, что он способен на что-то светлое. Живёшь с дьяволом за пазухой, а потом плачешься от собственного бессилия. Безумно глупо было отдавать душу за то, чтобы узнать, что такое секс.

Если бы всё можно было бы исправить, ты ушла бы в монастырь, или лесбийский чат?

Нидан пела песенку про судьбу и её детей – Страсть, Потерю, Агрессию, Отчаяние. Да уж, после Рока эти порождения Тьмы наиболее опасны… Но вспомни, не ты ли с 12 лет уносилась вслед за Луной через открытую форточку в поисках грани возможностей Тьмы, или, может, это я медитировала над чёрными свечами и неживым вороном, желая постигнуть, кто же скрывается под маской Князя? Ты хотела этого, стремилась к полному самосожжению. Неужели думала, что языки пламени не подвергнут тебя мучениям, подобно остальным, вступившим на путь истины. Истины ли?