Литвинка. Книга 1

Глава 7. Выбор Твери

Село Бортенево,

Тверское княжество,

земли Северо-Восточной Руси,

21 декабря 1317 г

Князь Михаил Ярославич Тверской стоял на холме возле села Бортенева в окружении своих бояр и хмуро рассматривал видневшийся вдали справа на горизонте военный лагерь московского князя и полки суздальских князей, пришедших на помощь московитам. На левом фланге переливалась огромной живой волной татарская конница Кавгадыя, расположившаяся за небольшим леском.

Ставка тверского князя располагалась у села Бортенева, на высоком берегу широкого ручья Астраганец. На восточном берегу ручья находилась возвышенность общей протяженностью в две версты, позволяющая сойтись в сражении значительным военным силам. Именно туда был устремлен взгляд великого тверского князя. Он лично выбирал это место для встречи с войсками Юрия Даниловича и татар. Замкнутое пространство между Астраганцем и рекой Шошей, а также занесенные снегом подлески поля под Бортеневом лишали ордынскую конницу всяких преимуществ. Обрывистые берега и извилистое русло ручья также обеспечивали тверской армии множество скрытных мест для размещения резервов.

– Каковы наши шансы на победу? – оторвавшись от созерцания занесенной снегом равнины, хмуро спросил Михаил Ярославич у одного из своих бояр, сыновей Акинфа Великого.

– Никаких гарантий, – так же хмуро отозвался Федор Акинфич. – Можем победить, можем проиграть. Все в воле Божьей!

– Мы не можем отступить, – тяжело роняя слова, после продолжительного молчания сказал великий князь тверской. – Если мы отступим, Юрий до основания разрушит Тверь.

– Мы не можем победить татарское войско! – сказал боярин Акундин, выражая мнение многих бояр.

– Мы можем умереть, защищая Тверь, свои семьи, своих близких! – с нажимом сказал князь Михаил Ярославич, неприязненно посмотрев на боярина, которого он всегда недолюбливал.

– Это не спасет Тверь! – возразил боярин. – Нам нужно снова слать послов к Юрию и Кавгадыю. Просить мира.

– Мы уже просили мира, – отрывисто напомнил ему тверской князь. – Я добровольно отказался от великого княжения в пользу Юрия Даниловича. Но его это не остановило. Московский князь спит и видит, как уничтожить и разграбить Тверь. Мы всегда будем представлять угрозу для имперских амбиций этого мальчишки. Он и на сестре хана женился для того, чтобы получить власть. Мы не можем отступить. Мы будем сражаться!

– Если мы проиграем, – поднял голос кто-то из тверских бояр, – то мы все погибнем на этом поле!

– Зато мы умрем с честью! – вскинув голосу, тряхнул отросшими за время, проведенное в Орде, волосами князь Михаил Ярославич. – Сражаясь за свою землю! В отличие от тех времен, когда мы сражались и умирали за того, кто победит в борьбе за власть в Орде!

– Против московского Даниловича и суздальских князей у нас, пожалуй, есть шанс, – задумчиво произнес тверской боярин Никита Хрыщ. – Татарская конница, вот что меня смущает. Против них и татар одновременно мы, пожалуй, не потянем. Хотел бы я знать, что думает об этом молодой княжич.

Князь Михаил Ярославич удивленно повернул голову в сторону говорившего.

– Дмитрий? – коротко переспросил он.

– Да, княже. Спроси его.

– О чем тут спрашивать? – пробормотал Акундин. – Татар победить нельзя! Их еще никто не побеждал!

– Мы побеждали! – загремел голос окончательно выведенного из себя великого тверского князя. – Мы побеждали татарскую конницу, когда воевали с Ногаем! Мы, русские князья!

– Мы воевали с татарами против татар, – возразил один из бояр покойного князя Андрея Городецкого, после смерти князя перешедший служить в Тверь. – Сейчас за нашей спиной татар нет.

– Отец, – в наступившей тишине прозвучал взволнованный голос княжича Дмитрия. – Доверь мне командование армией, и я принесу тебе победу!

– Разобьешь татарскую конницу? – прищурив глаза от бившего в них яркого декабрьского солнца, отражавшегося от белизны снега, спросил великий тверской князь, не глядя на сына.

– И татар, и Юрия, и суздальцев, – все так же спокойно подтвердил Дмитрий. – Татары не вступят в бой до тех пор, пока не убедятся в победе Юрия. Нойон Кавгадый совсем не глуп. Ему нужна только победа Юрия. Иначе он сильно рискует, так как поход на Тверь, скорее всего, не был санкционирован Узбеком. При удаче татарская конница может вообще не вступить в бой. Даже если она вступит, ее встретит мой татарский полк, усиленный резервными полками, которые мы оставим в засаде, скрыв в лесу на правом фланге. Как раз напротив ставки Кавгадыя. Увидев это, Кавгадый скорее отступит и покинет поле боя, чем будет сражаться до последнего воина. Ты же знаешь татар. Они – не герои на поле битвы.

– Ты надеешься остановить три тумена монгольского войска силами своего личного полка и двух резервных полков? – тяжело роняя слова, спросил тверской князь.

– Ну, во-первых, вместе с Юрием пришел только тумен Кавгадыя. Тумены Астрабыла и Остера остались в окрестностях Владимира. И, во-вторых, их остановит паника, а не мои полки, – отбросив упавшую на глаза прядь темно-русых волос, сказал Дмитрий.

– Какая паника?

Дмитрий свернул глазами и бесшабашно улыбнулся.

– Которую создаст внезапное окружение Юрия и суздальцев, – охотно пояснил он. – Но сначала мы отступим и внушим им иллюзию победы. Это позволит нам окружить их с флангов и взять в клещи.

– Ты уверен, что у тебя получится? – князь Михаил Ярославич поднял тяжелый взгляд на старшего сына, наследника Твери, своего любимца.

– Полных гарантий дать не могу! – выдержал его взгляд восемнадцатилетний Дмитрий. – Но у нас есть шанс на победу! Было бы глупо не использовать его. В худшем случае, мы все умрем за Тверь. Нам терять нечего, отец. Позволь мне возглавить войска!

Князь Михаил некоторое время смотрел на сына все таким же тяжелым взглядом, раздумывая над его словами и его уверенностью, затем его взгляд смягчился.

– Быть по сему! – видимо, приняв решение, коротко сказал он. – Принимай командование! У меня одно условие. Командуй как монгольский хан, с холма. В битву не лезь. Если проиграем, оборачивайся и скачи в Тверь. Это мой последний приказ. Я лично пойду в бой и возглавлю Большой тверской полк.

– Но, как же так, княже! – запротестовал возмущенный Акундин. – А если убьют тебя в сражении? С кем же мы останемся, даже если и победим, как обещает молодой княжич?!

– Вот с ним и останетесь! – кивнув в сторону Дмитрия, отрезал князь Михаил Ярославич. – Я, в любом случае, уже смертник. Не победим татар на поле боя – я там и умру! И с моей смертью падет Тверь. Победим и разобьем Юрия и татарскую конницу, я, как глава земли, все равно умру в Орде – за то, что посмел их разбить! Но Тверь будет жить, не разграбленная, непокоренная! И у нее будет князь. Я лично выбираю жизнь Твери и смерть в Орде. Поэтому мы пойдем в бой и сделаем все возможное, чтобы победить и защитить Тверь. С этой минуты Дмитрий получает полномочия тверского князя, право вести в бой войска, право карать и миловать.

– Право умереть за Тверь! – прошептал Андрей Хрыщ, сын тверского боярина, ровесник Дмитрия и его лучший друг.

– Его приказы равносильны моим! – громким голосом продолжал князь Михаил Ярославич. – Тому, кто ослушается его приказов – смерть!

И, обернувшись к сыну, коротко бросил:

– Говори!

Взгляды всех присутствующих в свите бояр устремились к молодому княжичу Дмитрию, сидевшему на коне и находившемуся по правую руку от отца. Бледное лицо наследника тверского князя чуть порозовело от мороза, обветренные губы были алыми, темно-фиалковые глаза прятались в бахроме темных густых ресниц. Повинуясь приказу отца, княжич Дмитрий выехал вперед. Поравнявшись с отцом, стоявшим впереди бояр, он обернулся к ним и некоторое время внимательно всматривался в их напряженные лица, а потом, не повышая голоса, проговорил:

– Все сомневающиеся во мне и те, кто не хочет идти против татар, могут быть свободны. В этом сражении мне понадобятся воины, а не интриганы и изменники.

Среди бояр поднялся ропот.

Князь Михаил Ярославич, нахмурив брови, продолжал, не двигаясь, стоять за спиной Дмитрия, не вмешиваясь, но, тем не менее, переводя цепкий взор больших темных глаз с одного лица на другое.

Боярин Акундин вышел было из рядов бояр, но, заметив, что ни один из тверских бояр не сдвинулся с места, вернулся и с независимым видом встал за спиной Федора Акинфича.

– Наша цель будет состоять в том, чтобы заманить Юрия в западню и заставить его поверить в свою победу, – начал уверенно говорить Дмитрий Тверской. – Основные войска предлагаю по старинке поделить на три части. Первая часть полков станет перед двумя остальными. Передовые полки выступят против Юрия, а затем якобы отступят под ударом московской конницы и продолжат отступать таким образом, чтобы пройти в своем отступлении между двумя остальными полками. Когда Юрий, увлеченный погоней, пройдет между этими полками, правый полк ударит справа, левый полк ударит слева. После этого они просто замкнут силы Юрия в котел. Основная задача состоит в том, чтобы сомкнуть клещи, окружить их и бить до тех пор, пока они не побегут или не начнут бросать оружие.

– А что случится, когда Юрий поймет, что пути к отступлению у него нет? – насмешливо заметил Андрей Хрыщ, стремясь поддержать молодого князя.

– Он или сдастся в плен, или сбежит с поле боя, что более вероятно, – спокойно отвечал молодой княжич. Оглянувшись по сторонам, чтобы увидеть, есть ли еще желающие задать вопросы, он с той же уверенностью молодого человека продолжал: – Кашинские полки станут с правого фланга, тверские – с левого. Тверская конница станет впереди по центру и начнет бой. Вопрос в том, хватит ли у всех выдержки осуществить ложное отступление и выждать нужный момент для ударов по его флангам.

Бояре качали головами, слушая речь Дмитрия. Лицо великого тверского князя разглаживалось по мере того, как он продумывал предложения старшего сына.

– Ну, слава богу, хоть какой-то план! Кроме как с честью умереть, – покачав головой, с одобрением пробормотал воевода Волчий Хвост. – Молодой княжич продолжает приятно удивлять меня.

– Хорошо, княже, – наконец, крякнул, оценив замысел Дмитрия один из старших бояр, кашинец Матвей Охлобыстин. – А кто тогда поведет кашинские полки?

– Ты, боярин, – усмехнулся Дмитрий. – Ты – родом из Кашина, тебе удобнее всех будет. Да и воин ты знатный, ты фактически привел кашинцев в Тверь, за тобой кашинцы в огонь и в воду пойдут. Никому другому не смогу их со спокойной душой доверить, так, как тебе.

Слабая усмешка пробежала по жестко сжатым губам тверского князя, оценившего маневр сына. Боярин Охлобыстин приосанился и задумчиво огладил рукой в дорогих перстнях ухоженную окладистую бороду.

– Тверскую конницу, как мы уже слышали, возглавит сам великий князь, – мельком взглянув на отца, сказал Дмитрий. – Два других тверских полка поведут в бой Федор Акинфич и Андрей Кобыла.

– А я? Что буду делать я? – прозвенел в наступившей тишине слегка обиженный голос князя Александра, младшего брата Дмитрия.

– Ты останешься рядом с братом! – зыркнул на него князь Михаил Ярославич, прежде чем Дмитрий открыл рот, чтобы ответить. – И будешь слушать его, как меня!

– Засадные полки возглавит воевода Волчий Хвост, – дождавшись, когда замолкнет отец, как ни в чем не бывало, продолжал Дмитрий. – Если татары все-таки вступят в бой, воевода в нужный момент ударит им в тыл. У него терпения побольше, ему я доверю удар с тыла. По моему сигналу.

– Какому сигналу? – тут же спросил настороженно слушавший его речь старший сын городецкого боярина.

– Три красных китайских огня с командного холма, – коротко сказал Дмитрий. – Один огонь – в бой идет конница отца. Два огня – сигнал к отступлению. Три красных огня – конница разворачивается лицом к Даниловичу, и одновременно тверские полки и кашинцы наносят удар с флангов. И берегись у меня тот, кто начнет атаку раньше сигнала! После победы заставлю траншеи копать на московской границе!

Оглядев замерших от удивления бояр, Дмитрий посмотрел на отца.

– Один зеленый китайский огонь – сигнал к наступлению первого резервного полка воеводы Волчий Хвост. Если в бой вступят все татарские силы, белый сигнальный китайский огонь – и в бой идет второй резервный полк и мой татарский полк.

– Кто возглавит второй резервный полк, князь? – с надеждой в голосе спросил Андрей Хрыщ.

Забывшись, Андрей нечаянно назвал своего друга детства титулом его отца, тверского князя Михаила Ярославича. Великий князь услышал и усмехнулся, но ничего не сказал.

– Второй резервный полк поведет боярин Хрыщ, – между тем, все также уверенно продолжал Дмитрий. – В Твери его знают и уважают.

Он цепко вгляделся в лицо тверского боярина Никиты Хрыща, ожидая его реакции.

– Да как же я князя оставлю? – с недоумением спросил боярин, оглядываясь в поисках поддержки на князя Михаила Ярославича.

– Так и оставишь, раз молодой князь сказал, – лениво пробасил воевода Волчий Хвост. – Парень то дело говорит. Если по его все пойдет, мы этих наглецов, русских и татарских, в лепешки раскатаем.

– Русских – в лепешки, татар – в кизяки их вонючие, – поддержал его звонкий голос молодого командира одного из сборных полков Дмитрия, Гришки Дрына, родители которого были беженцами из ярославской земли.

– Мой личный полк во главе с Андреем, – Дмитрий посмотрел на друга детства, боярского сына Андрея Хрыща, – останется со мной, на этом холме. Я буду лично координировать вступление в бой каждого полка. После того, как все наши силы вступят в сражение, мы присоединимся к ним в том месте, где это будет больше всего необходимо.

– Я сказал – отступишь в Тверь! – подняв голову, сказал князь Михаил Ярославич, обращаясь к сыну. – Не сделаешь, как я сказал – с того света прокляну!

– Отступлю, – подозрительно легко согласился Дмитрий. – Если проиграем. Но не раньше того!

– Есть вопросы?

Он обвел задумчивые лица бояр внимательным испытывающим взглядом своих необыкновенных темно-фиалковых глаз, в глубине которых закипали всполохи предвкушения битвы.

– Мы все погибнем! – обреченно шепнул великому князю Михаилу Ярославичу боярин Акундин, скорбно поводя очами в сторону молодого князя. – Это катастрофа! Это несерьезно, в конце концов, доверять столько людей не знающему жизни юнцу! Ты только представь, князь, а если он действительно победит?! Разобьет татар! Что тогда с нами будет?! Узбек лично санкционирует набег на Тверь!

– С чего бы это, боярин? – тяжелый взгляд князя Михаила Ярославича заставил боярина попятиться. – Я приказов хана не нарушал, войны первым не начинал. Юрий с Кавгадыем начали – они и ответят!

– Время не ждет! – между тем отрубил молодой княжич, нетерпеливым взглядом окинув ряды бояр, предводителей тверского войска. – Попрошу командиров пройти к своим полкам и построиться. Москвичи и татары уже подошли совсем близко. Те из полков, которые должны ударить с тылов, строятся за спинами тех, кто начинает сражение, и выступают только по моему сигналу!

После того, как бояре начали расходиться, Дмитрий одним движением слетел с седла и подошел к уже спешившемуся князю Михаилу Ярославичу, рядом с которым остановился и его младший сын – брат Дмитрия, князь Александр. Дмитрий по очереди в молчании крепко обнял сначала отца, потом младшего брата. Затем князь Михаил Ярославич приобнял за плечи обоих сыновей и пытливо заглянул каждому в лицо.

– Если мы победим – это будет чудо, воля Божья! – хриплым от волнения голосом сказал он. – Спаси нас Бог, дети мои!

– Мы победим! – воскликнул княжич Александр, высокий, светловолосый, с красивым, породистым, как у всех тверских князей лицом. – Митя всегда побеждает! Я в него верю!

– Увидимся после битвы! – усмехнувшись его легкомыслию, сказал Дмитрий, обращаясь к отцу. – И, как говорят наши святые отцы – С Богом!

– Помни о том, что я велел! – хлопнув сына по плечу, строго произнес Михаил Ярославич. – В случае победы Юрия немедленно отступай в Тверь. Закрывай ворота и держи осаду до тех пор, пока он не отступит от Твери. Новый кремль я в этом году успел отстроить. Осаду он выдержит. А потом – в Орду. К Тайдуле. Помни, Узбек хотел выдать Кончаку за тебя. Он о тебе слышал. Используй любой шанс, чтобы спасти Тверь! Обещай мне!

– Обещаю!

Глава 8. Бортенево

Поле у Бортенева,

Тверское княжество,

земли Северо-Восточной Руси,

22 декабря 1317 г

К полудню следующего дня Дмитрий, наблюдая за битвой с холма под деревней Бортенево, с удовлетворением заметил, что Юрий Данилович повел себя весьма предсказуемо. Когда тверская конница князя Михаила Ярославича, сражавшегося под своим стягом с изображением Спаса Великого, начала ложное отступление, Юрий поспешил преследовать ее с пылом и энтузиазмом полного дилетанта в военном деле. Он даже послал гонца в стан Кавгадыя, благоразумно наблюдавшего за битвой со стороны, предлагая ему разделить его быструю победу.

Опытный в боях Кавгадый не спешил, внимательно приглядываясь к ходу сражения. Он никак не мог понять, что же такого совершил этот московский князь-авантюрист, что заставило отступить сильную тверскую конницу. Этот вопрос беспокоил его, заставляя медлить вступать в сражение. Но со стороны даже его опытному глазу казалось, что победа Юрия уже предрешена. Тогда Кавгадый отбросил последние сомнения и, обернувшись к застывшей за его спиной татарской коннице, дал ей сигнал идти в наступление. В это время со стороны ставки князя Михаила Тверского с шипением взлетели в воздух три красных сигнальных китайских огня, а затем, спустя несколько минут, за которые конница Кавгадыя успела пролететь почти половину расстояния до полков Юрия – еще один, но уже белый огонь. После этого, произошло невероятное.

Тверская конница, прежде беспорядочно отступавшая под ударами войск князя Юрия Даниловича, внезапно перегрупповалась, и словно по невидимой команде развернулась лицом к преследовавшим ее московитам. Одновременно, с левого фланга сомкнула ряды тверская пехота, а с правого ударили по незащищенным тылам Юрия кашинские полки. Крики сражающихся, переплетенные с пением церковных гимнов, усилились почти троекратно.

«Это неправильно!» – прокричал предупреждающий голос у Кавгадыя в мозгу, и он с опозданием внезапно осознал, что командующий войсками князя Михаила использовал чисто татарскую тактику ложного отступления противника с целью завлечения его в западню.

В этот момент по правому флангу самого Кавгадыя ударила невесть каким чудом выскочившая словно из ниоткуда татарская конница. Кавгадый так удивился, что даже пропустил тот момент, когда его тумен остановился, оглушенный внезапным ударом, а потом дрогнул и начал отступать.

– Что происходит?! – сердито закричал он и тут же словно подавился, увидев развивавшиеся над этой татарской конницей Тверские полковые знамена. Хуже того, знакомое ему по рассказам монгольских нойонов, побывавших в русских землях, знамя молодого князя Дмитрия Тверского. Знамя его личного, сформированного из беглых татар полка.

Нехорошее предчувствие затопило душу Кавгадыя. Он бросил беглый взгляд в сторону сражения и уже открыто выругался в голос. Московский князь, бросив свои войска, продолжавшие ожесточенно сражаться с тверичами, поспешно удирал на север. Кавгадый узнал его красный плащ, подбитый соболями и блестевший в лучах предзакатного солнца золотой ободок на его шапке, отороченной песцом, подаренной ему в Орде самим ханом Узбеком.

– Вот ведь песий сын! – вскричал Кавгадый, сплевывая на землю.

Он последними словами ругал себя за то, что поддался на провокацию московского князя и повел свой тумен в бой. Осторожные Астрабыл и Остер оказались гораздо умнее его. Они оставили войско московского князя еще в Костроме, после того, как Михаил Тверской отказался от великого княжения в пользу московского князя и передал им всю собранную за прошлый год дань.

Облегчив душу, Кавгадый дал свой коннице сигнал к отступлению. Но было уже поздно. Окруженные подошедшим с тыла засадным полком тверского князя, татары Кавгадыя побросали сначала все свои знамена, потом оружие и массово сдавались в плен. После этого их не трогали, видимо, подчиняясь приказу князя не наносить татарам лишнего вреда.

Когда очередь дошла до него, Кавгадый с досадой бросил на землю саблю. «Хоть прямо здесь ложись и помирай! – со злостью подумал он. По законам Ясы, монгол, бросивший знамена и сдавшийся в плен, был обречен на смерть. «Хорошо хоть, что хан Узбек принял мусульманство, – внезапно подумал он. – Впрочем, князь Михаил, не осмелится нанести вред монгольскому нойону. Одно дело – разборки между русскими князьями, другое дело – неприкосновенность представителя монгольского хана. Мне не грозит ничего, кроме временного унижения. Но это я переживу!» – философски заключил он.

 
                               За 5 верст от Бортенева,
 ставка князя Юрия Даниловича Московского,
                                             22 декабря 1317 г
 

Уже к четырем часам пополудня стемнело. Крики и звон оружия, паника в голосах сопровождавших ее кибитку воинов князя Юрия Московского подсказали княгине Агафье, которой совсем недавно стала принцесса Кончака из рода Чингизидов, что произошло нечто неприятное. Топот коней, окружающих возок принцессы со всех сторон, постепенно усиливался, что не предвещало ничего хорошего. Выглянув из кибитки, Кончака заметила, что ее окружают, отрезая ей путь к отступлению в никуда. Страшные звуки скрестившихся мечей, заставили Кончаку, выросшую в Орде и наслушавшуюся разговоров о дворцовых переворотах, нервно сглотнуть и, обняв себя за плечи руками, чтобы согреться, со страхом прислушиваться к звукам пока непонятной ей русской речи. Она уже начала догадываться, что произошло. Ее новый русский муж, московский князь, видимо, проиграл сражение тверичам. Кончака нервно усмехнулась. Ее безупречно прекрасное тонкое смуглое лицо исказила презрительная гримаса. Она всегда полагала, что настоящие мужчины хвалятся только после того, как победят в сражении, а не накануне его, как ее русский муж. Две ее молоденькие служанки, дочери татарских вельмож из Орды, которых она привезла с собой на Русь, прижавшись к ее коленям, мелко дрожали от страха.

За стенами кибитки послышался еще больший шум, дробный звук копыт по промерзшей земле, храп остановленной на всем скаку лошади, звяканье мечей, а потом чья-то уверенная рука резко распахнула обитый медвежьей шкурой полог кибитки. Служанки Кончаки взвизгнули от ужаса и еще крепче вцепились в платье принцессы, причиняя ей уже нешуточную физическую боль. Кончака сердито прикрикнула на них на татарском и гордо выпрямившись, взглянула в лицо воина, посмевшего нарушить ее покой.

– Я – монгольская принцесса из рода Чингизидов, племянница хана Тохты, сестра хана Узбека, – громко сказала она по-татарски. – Я – неприкосновенна!

И затем по-русски добавила те несколько слов, которые успела выучить у русского священника в Орде:

– Меня зовут княгиня Агафья! Я – жена князя Юрия Даниловича!

– Это я уже понял, не дурак, – сказал русский воин, откинувший полог кибитки, выше поднимая в руке факел и задумчиво разглядывая Кончаку.

Кончака так удивилась тому, что она поняла то, что он сказал, что в первую минуту даже не осознала, что он говорил с ней на ее родном языке. Она с жадным любопытством смотрела в освещенное светом факела красивое, с темно-фиалковыми глазами лицо русского, чувствуя, что утопает в этих необыкновенного цвета глубоких глазах.

– Вам не стоит бояться, принцесса, – между тем все также по-монгольски сказал русский воин. – С этого момента вы находитесь под покровительством Твери и моего отца, тверского князя Михаила Ярославича. Я – Дмитрий, молодой тверской князь.

И отступив, наклонил голову в знак признания ее статуса и положения, а затем, снова неожиданно для Кончаки, произнес традиционные слова монгольского приветствия и приглашения в свой дом:

– Будьте нашим гостем, прекрасная Кончака, принцесса из рода Чингизидов, сестра хана Узбека. Отныне я ваш покорный слуга.

Кончака оторвалась от созерцания его красивого молодого лица и почти прошептала в ответ по-русски:

– Благодарю вас!

Молодой тверской князь улыбнулся, еще раз склонил перед ней голову и задернул полу возка. Кончака вздрогнула, приходя в себя от того странного состояния, в которое ввело ее появление этого необыкновенного русского князя.

– Такой красавчик! – сдавленно пискнула у ее ног одна из ее служанок, Фатима. – И по-монгольски говорит так, словно родился в Орде. Может быть, все не так плохо, принцесса?

– Хуже этого русского, вашего мужа, уже ничего не будет, – пробормотала вторая служанка Кончаки, Зухра, и Кончака мысленно с ней согласилась. Она была полностью осведомлена о том, что ее русский муж силой принуждал хорошенькую темноволосую и темноглазую Зухру к физической близости с ним, и за несколько месяцев ее брака это происходило уже не раз.

В этот момент возок принцессы тронулся с места и быстро покатил по промерзшей дороге. Кончака оттолкнула от себя служанок, строго приказав им занять свои места, и, поплотнее закутавшись в покрывала из меховых шкур, задумалась о том, что же произошло на поле боя. Появление молодого тверского князя рядом с ее возком могло означать только одно – тверичи одержали победу в сражении с войсками московского князя и татарской конницей Кавгадыя. Это звучало невероятно, но, тем не менее, это было единственное объяснение всего происходящего. Хотела бы она знать, что произошло с ее русским мужем, князем московским. Кончака от души надеялась, что его убили или, по-крайней мере, он сильно пострадал. Тогда она сможет вернуться домой, к брату, в Орду. Возможно, на какое-то время ей придется остаться в Твери, рядом с этим странным молодым русским князем, который говорил по-монгольски.

Беглая улыбка скользнула в уголках губ Кончаки. Если ей суждено остаться в этой холодной варварской стране, она бы предпочла именно такого мужа, молодого, красивого, почтительного и знающего ее родной язык. С таким мужем она была бы счастлива. Она будет молиться о том, чтобы князь Юрий умер. Ее брат Узбек не сильно расстроится, если это произойдет. А если ему нужен союз с русскими князьями, то она уговорит его присмотреться к этому молодому тверичу. Она знает, что Тверь сильнее Москвы. Это будет выгодная сделка для всех.

Кончака свернулась клубочком на сиденье возка, положила под голову кожаную подушку, обшитую мехом, натянула на себя теплое меховое одеяло, и вскоре задремала, убаюканная мерным ходом возка.

 
                                           Село Бортенево,
                                         23 декабря 1317 г
 

Князь Михаил Тверской принял Кавгадыя наутро следующего после сражения дня. Успевший за ночь детально продумать тактику своего поведения, Кавгадый был любезен до зубовного скрежета. Он откровенно повинился перед тверским князем за свое недостойное поведение. Посетовал на то, что выступили они с Юрием против Твери без ведома и разрешения хана Узбека, и даже дошел до того, что просил тверского князя походатайствовать за него перед ханом.

Внимательно выслушав его, усталый после бессонной ночи, в течение которой он объезжал с инспекцией, подчитывая потери, усыпанное трупами поле сражения при Бортеневе, князь Михаил Ярославич махнул на него рукой и не менее любезно пригласил проехать с собой в Тверь. Кавгадый в красочных выражениях выразил ему безмерную благодарность за подобное гостеприимство, и на этом откланялся, поспешив к своим людям. От тверских татар князя Дмитрия он узнал, что Юрий Московский со своей малой дружиной убежал в Торжок, а оттуда – в Великий Новгород. В плену у князя Михаила Ярославича остались раненый в бою брат князя Юрия – Борис Данилович, его молодая жена Агафья-Кончака, сестра хана Узбека и, собственно, сам Кавгадый. Такая вот теплая компания. Кавгадый даже сплюнул с досады. Дожил, называется. Ничего не поделаешь, придется выкручиваться самому.

Обоз великого князя, к которому присоединилась свита Кавгадыя, миновал вереницу телег, на которых в сопровождение монахов местного монастыря везли в Тверь раненых. Тех, которых нельзя было перевозить, в том числе одного из смертельно раненых суздальских князей, оставили на попечение настоятеля Богородичного монастыря, расположенного недалеко от поля сражения, на реке Шоше. Именно настоятель этого монастыря, бывший тверской епископ Андрей, благословлял вчера князя Михаила Тверского и его войска на битву с Юрием Московским и его союзниками.

Князь Михаил Ярославич, в тяжелом багряном плаще, подбитом соболями, ехал верхом, в сопровождении своих бояр. Несмотря на победу, воины в свите тверского князя молчали, усталые и ошеломленные, еще не в силах осмыслить ее значения.

Кавгадый краем глаза заметил, как к одному из сыновей тверского князя, такому же высокому, как его отец, темноволосому молодому человеку с темно-синими глазами, внезапно приблизился конный всадник, по выправке которого Кавгадый немедленно догадался, что это татарин. Он что-то сказал молодому человеку, отчего глаза того вспыхнули гневом. Затем княжич обратился к тверскому князю, своему отцу. Выслушав его, не поднимая головы, князь Михаил Ярославич кивнул. В тот же миг молодой тверской князь выехал из свиты отца, развернулся и, пришпорив коня, поскакал в направлении Бортенева. Вслед за ним помчался молодой татарин.

– Это кто? – спросил у ближайшего к нему тверского боярина Кавгадый, в результате общения с князем Юрием Даниловичем научившийся немного говорить по-русски.

– Молодой княжич Дмитрий, – охотно пояснил ему боярин Акундин.

– А татарин откуда?

– Так это же его сотник, Бунчак.

– Вот оно, значит, как, – пробормотал Кавгадый. – А куда поскакал ваш молодой князь?

– А Бог его знает! – махнул рукой боярин. – Он у нас малахольный. Из татар, вон, себе дружину набрал, шныряют они у него везде, вынюхивают, выспрашивают. Отец его сильно любит, вот во всем и потакает. Это надо же, позволил этому мальчишке вчерашней битвой командовать! А тот и возомнил себя не иначе как самим Чингиз-ханом. Стоял на холме у Бортенева и огни китайские пускал. Сигнал к наступлению, сигнал к отступлению! Игры бесовские! – в сердцах выпалил боярин. – Ну и что теперь? Выиграли сражение, называется. Что хан то твой теперь скажет, а, татарин?

«Во-первых, я не татарин, а монгол, – сердито подумал Кавгадый. – А во-вторых, это очень интересная информация. Не для туповатого московского князя, на которого я так опрометчиво поставил, а для хана Узбека».

Вслух он, лицемерно возведя очи горе, с пафосом произнес, перебирая в руках четки:

– Аллах велик! Все мы в воле Аллаха!