Tasuta

Свет четырёх влюблённых звёзд, или Приключения доктора в Запределье. Часть первая

Tekst
Märgi loetuks
Свет четырёх влюблённых звёзд, или Приключения доктора в Запределье. Часть первая
Audio
Свет четырёх влюблённых звёзд, или Приключения доктора в Запределье. Часть первая
Audioraamat
Loeb Авточтец ЛитРес
1,60
Sünkroonitud tekstiga
Lisateave
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Свободной рукой Воительница вынула из богато инкрустированных ножен у широкого пояса неудавшегося донжуана длинный узкий кинжал, неспешно повела острым лезвием пред округлившимися от ужаса глазами мальчишки.

– Мне тебя поглотить и забрать всю силу, лишить достоинства и выбросить его в окно или дождаться ночи и Хаосу по частям скормить? – она смотрела на него черными страшными бездонными глазами.

Вокруг неудержимо сгущался мрак. Тело Нерца мелко задрожало, предчувствуя скорую расправу. Он застонал и попытался позвать стражу. Но амазонка крепко держала его. Только жалкий хрип вырвался из передавленного горла.

Смерч в панике забился в руках властной красавицы: кто его сейчас услышит, когда он сам создал проход в многократно смещенных на лестнице пространствах и отправил стражников вниз, чтобы не мешали?..

Воительница с силой бросила представителя знатного рода на пол. Роскошная шляпа слетела с его головы, дорогая алмазная заколка расстегнулась, рассыпав пышные перья по грубой каменной кладке. Антонина медленно подошла, сгребла в охапку ничего уже не соображающего от страха волокиту, встряхнула – и с размаху швырнула тощее тело в противоположную стену. Нерц врезался в грубо обработанный гранит и бесформенным мешком рухнул вниз.

Дева решительно взмахнула кинжалом и… замерла… Опустила руку с оружием и словно к чему-то прислушалась. Под ногами хрустнули измочаленные перья. Красавица пристально вгляделась в бесформенный ворох, наклонилась и подняла длинное серебряное перо. Затем еще два… Медленно, словно что-то вспоминая, она подошла к окну и в свете заката стала рассматривать находку.

Неожиданно по темнице разлился хрустальный звон. Перья, разлетевшись на сияющие капельки, окружили Воительницу, заплясав пред ней веселыми искорками, легли на голову сверкающим огненным кольцом. Чуть погодя золотой обруч растворился, вошел внутрь.

– Здравствуй, моя Проницательность, с возвращением, – прошептала девушка.

Пусть не полностью, но она вновь могла видеть реальную подоплеку, скрывающуюся за внешней стороной событий.

Тьма отступила. Неяркий свет смоляных факелов вновь высветлил помещение. Антонина подошла к незадачливому ухажеру и присела перед ним, внимательно рассматривая и словно заново знакомясь.

– Да ты знаешь, что с тобой теперь будет? Да ты знаешь, кто я такой? – Нерц, всё еще остерегаясь расправы, уже пытался взять ситуацию в свои руки.

– А ты сам-то знаешь, кто ты?

Ответ обескуражил мальчишку.

– Я – Темнейший князь! Великий Смерч!

– Ну, князь – может быть. Допустим, что и Смерч… Есть в тебе особые ветреные способности… По поводу величавости твоей, – она покачала головой, – вопрос спорный… Но, если ты – темнейший, чего же тогда мне в глаза смотришь? Ты же увидел, что во мне сейчас вовсе не Гордыня, а Гордость. Даже в денежном выражении ее стоимость в доли секунды определил, – усмехнулась дева с горечью.

Смерч осекся на полуслове, заготовленные угрозы разом вылетели из головы.

– В глаза? Смотрю? – князь опешил.

Он был ошарашен. В своем стремлении обладать красавицей он совсем забыл, о чем предупреждал его дядя: полный оскорбленной гордости взгляд Антонины насквозь прожигает темную сущность! А он до сих пор цел!

– А… кто же я?

– Не знаю пока. Но что не темный ты – это точно.

– А как же я тогда… А как же ты меня… видишь?

– Вижу как-то. Вполне возможно, что тебя так же, как и меня, заморочили. Только очень давно…

– Но я же всё о себе знаю. Помню…

– Что ты помнишь? – дева покачала головой. – Сколько Повелители Стихий живут? Вечность! А в твоей памяти что? Около тысячи лет сплошных черных дел, гадких развлечений да накопленных чужими страданиями богатств. И это – всё?

Она снова немного помолчала и задумчиво произнесла:

– А я что о себе помню? Что знаю? Только то, что хозяин рассказывал? Говорил, что я – великое оружие. О моем высшем предназначении постоянно напоминал. А потом… потом обманом свою половину уничтожить предложил. На цепь посадил, когда не добился желаемого, когда я его надежд не оправдала, планы разрушила…

Она повернулась к Нерцу. Как-то по-матерински погладила по голове:

– Ты, дружок, не тушуйся. Ищи себя. Только не будь таким прямолинейным, как я. Чтобы в черном подвале или высокой башне у них не оказаться. С этими коварными бестиями напрямую нельзя. Ты же не зря – Смерч. Вот и будь всегда начеку, не показывай им своей сути… И еще, – она встала и прошлась по комнате, волоча тяжелую цепь. – Ты почему взрослеть никак не хочешь? Сквозь эпохи живешь, а всё пацан пацаном.

– Дура! – больше всего Нерца обидело, что красавица разговаривает с ним как с маленьким. Он же – мужчина! А она его… – Дура!

Он сжал кулаки, вскочил, вихрем пронесся по каменному мешку. Не в силах вынести проницательного взгляда девушки, с лету проломил жесткий переплет решетки и, выкрошив гранитный камень, шумно вывалился в стрельчатое окно. Взмыл в чернеющее небо, помчался по небесным просторам, совсем не замечая, что багровые лучи заходящего солнца освещают его широко распростертые черные крылья.

А из разбитого окна за ним пристально наблюдала рыжеволосая красавица, по-бабьи подперев ладошкой щеку:

«Лети-лети, подальше от этих страшных мест. Я бы тебя Вольным Ветром назвала, если бы можно было. И… почему-то я вижу огромное солнце в твоей душе… Может быть, ты – Солнечный Ветер? Вольный, сильный, неподвластный планетарным энергиям Посланник Солнца?»

* * *

«Ничесе, у вас тут концерты по заявкам!» – ворвалась в голову к Антонине задорная мысль.

Девушка в изумлении обернулась – из-под жесткого тюфяка выглядывала рыжая белка. Она, сжимая зубами короткую соломинку, взобралась на подоконник, бесцеремонно дернула Антонину за рукав и, вынув тонкую трубочку изо рта, помыслила:

«Ну что, бежим, пока мучители твои не всполошились?»

«Ты кто? – с интересом оглядела зверька Антонина. И тут же сама себе ответила: – Ты Рыжуля, обережная белка. Но мы с тобой не встречались».

«Ага, это я. Мы раньше не виделись. Но ты наверняка моего папу, Авдея Шустрого, знала».

«Не знаю. Не помню. Я могу говорить только о тех событиях и существах, что вижу перед собой. А памяти у меня нет…»

«Ну да, ну да, – покачала головой новая знакомая Воительницы. – Оно и понятно…»

«Мне тоже многое становится понятным… Пока ночь не наступит, пока тьма снова душу не заполонит».

Рыжуля тут же встрепенулась:

«Если что, там уже стража по лестнице поднимается. Давай готовься, будем совершать побег по всем правилам… Или нет… без правил улизнем».

«А это как же? – амазонка показала на цепь. – Эта железяка заговоренная, ее так просто не снять».

«Это ты так думаешь, потому что не помнишь, как такие цепи "на раз" рвала. Хоть заговоренные, хоть… любые. Попробуй… Глянь на закат, соберись и – рви кольцо».

Антонина, ни секунды не мешкая, быстро взглянула на последние лучи уходящего солнца, глубоко вздохнула, присела и одним движением разомкнула закрепленные на щиколотке кандалы. Стальная заклепка порвалась, словно бумажная.

«Надо же!» – удивилась своим возможностям дева.

«Вот и молодец! – радостно пискнула белка. – Теперь давай сюда, на подоконник влезай».

Она уже ворожила над засохшим стебельком, капнув на него из маленькой зеленой бутылочки и что-то тихонько приговаривая. Антонина присела рядом.

«Пей! – белка протянула ей пузырек. – Только малюсенький глоточек, иначе потом не найдем тебя!»

Антонина чуть пригубила пахнущее утренней свежестью питье. Следом за ней и белка глотнула из флакончика. Обе стали быстро уменьшаться. Девушка с интересом следила, как мир вокруг разрастается, как увеличивается соломинка, превращаясь в полое бревно. Вскоре они с Рыжулей сравнялись в размерах. Обе – не больше муравья.

«Давай за мной!» – белка пронзительно свистнула, затем влезла внутрь бревна-соломинки. Амазонка, не раздумывая, последовала за ней.

В следующий момент в помещение вбежали два вооруженных зубастых стражника. Но увидели они только маленькую юркую птичку, вспорхнувшую с подоконника с сухой былинкой в клюве и на глазах растворившуюся в вечернем воздухе.

ГЛАВА 24

Хрустальное зеркало, завибрировав, пропустило сквозь себя Сергея и почти бездыханную женщину, жизнь в которой поддерживалась только колыбелью света. Сияющий портал многогранно вспыхнул и открыл перед беглецами широкую площадку, покрытую крепко спрессованным снегом. Жгучие порывы холодного ветра били в лицо.

Сергей, силой мысли включив внутри кокона дополнительный обогрев, для верности еще и завернул колыбель в пушистую меховую накидку. Для себя создал обычный в мире людей горнолыжный костюм и утепленные ботинки. Огляделся. Вокруг, на сколько хватало глаз, громоздились заснеженные горные вершины.

Высокое небо над головой отливало такой насыщенной лазурью, что, казалось, даже горы впитали в себя эту интенсивную синеву.

«Синие горы», – понял Сергей, и тут же в сознании возникла строчка из мавкиного предсказания:

«Снегом с Синих гор омой…»

Он развернул теплое покрывало, раскрыл колыбель и бережно опустил женщину на снег. Неистовый ветер тут же стих, словно проникнувшись важностью момента.

Человек нагреб вокруг Нины большой сугроб. Искристые снежинки, соприкасаясь с израненным телом, медленно таяли, вливались внутрь, заживляя оставшиеся раны и вычищая из пор Хранительницы въевшийся мрак. Тьма, вытесненная изнутри, мутной пеленой поднялась над женщиной. Неожиданно взъярившийся ветер рванулся с диким ревом, смял дымную завесу и в исступлении, словно давнего ненавистного врага, разорвал ее в клочья, разметал по округе.

Сергей проверил пульс на шее женщины. Еле слышно билось ее сердце, едва толкая по венам кровь. Доктор завернул хозяйку в теплый мех, снова уложил в сияющую капсулу, зависшую в метре над слоем снега, и проверил температуру внутри восстановительной камеры: после снеговой ванны необходимо как можно быстрее согреться. Поискав глазами, куда бы спрятаться от пронизывающего холода, оглянулся вокруг и увидел… Увидел, как сбоку сквозь ледяной панцирь на склоне горы слегка просвечивает зыбкое марево.

 

«Портал!» – понял человек и, придерживая рядом мерно покачивающуюся колыбель, шагнул в проем.

Перед взором уставшего путника словно по волшебству возник высокий ледяной грот. Сияющие разноцветными кристаллами стены свободно пропускали дневной свет. Пронизанный солнечными лучами и переливающийся всеми цветами радуги потолок подпирали прозрачные витые колонны. Ледяной пол был настолько гладким, что затейливое переплетение сверкающих потолочных стропил21 отражалось в его поверхности, прилежно повторяя замысловатый узор и причудливую игру света. Великолепие ледяной залы поражало своей широтой, изяществом и гармонией. Человек на секунду остановился: это какой же силой сознания надо обладать, чтобы сотворить такое совершенство!

В глубине грота серебряно зазвенел колокольчик, и кто-то, невидимый пока, произнес чистым и звучным голосом:

– Вот и гости пожаловали! Как раз вовремя!

И навстречу стремительной походкой вышел хозяин – сам Дух ледника.

* * *

Дух был сказочно прекрасен. Высокий, статный, атлетически сложенный, с красивыми руками и длинными изящными пальцами музыканта. Казалось, на вид ему не более двадцати пяти лет, но пронзительный взгляд говорил о многовековом опыте и великой мощи: безбрежное море силы и спокойствия в глубине ярко сияющих прекрасных глаз, обрамленных длинными изогнутыми ресницами. Покрытые легким инеем брови вразлет. Мерцающие прямые волосы ниспадали, льдистым водопадом струясь по плечам. Беломраморное лицо порой озаряла легкая улыбка, и словно светлее становилось вокруг. Хозяин ледника вовсе не выглядел бестелесным. Наоборот. Шаги и голос его гулко отдавались под голубыми сводами грота. Тонкая невесомая материя длинных одежд, казалось, была соткана из мириад сверкающих снежинок.

Он движением руки издали распахнул капсулу, быстро подошел и оглядел завернутую в меха Хранительницу. Слегка наклонился над ней и, резко выпрямившись, обратился к Сергею:

– У нее осталась минута. Может быть, две… Потом сердце остановится, и светлый дух ее навечно поселится в моих владениях.

– Минута? – доктор застыл в замешательстве. – Что можно сделать за такое короткое время?

– Ты еще успеешь с ней попрощаться, – грустно улыбнулся Дух.

Сергей судорожно соображал: как же быть? Попытаться остановить время? Отдать Нине все свои силы, чтобы жила, чтобы не уходила в небытие? Тьму из души ее изгнал снег, очистил нанесенные злом раны. Почему же она бросает своего человека, почему не возвращается из забвения? Доктор отчаянным напряжением воли сосредоточился и оглядел девушку внутренним взором: ее энергия чуть теплилась, создавая ореол вокруг сердца. Над головой уже угасал сияющий нимб, жизнь покидала тело. Мысли Сергея лихорадочно кружились, всё перепуталось, в сознании билось только одно: неизбежность смерти. «Она уже никогда не вернется, никогда, никогда…» От бессилия он застонал и стиснул зубы…

– У тебя что-то есть, – Дух снова приблизился, словно прислушиваясь, и вскинул бровь. – Щедрый подарок!

Слова его пробивались к сознанию откуда-то издалека.

– Подарок? – переспросил Сергей.

Ледяной красавец, покачав головой, добавил:

– Ктарр! Редкая субстанция, обладающая у нас свойством неуничтожимости.

– Странное слово какое-то. Смешное даже, – сквозь боль и отчаяние произнес Сергей, глядя на Хранительницу. Черты ее лица заострились, тело неестественно вытянулось, готовясь отринуть душу, сотни лет согревавшую его.

– Адреналин, по-моему, звучит намного смешнее, – улыбнулся Дух.

– Смешнее? – мужчина что-то напряженно восстанавливал в памяти. Параллельно с этим он вливал и вливал в тело Нины свою энергию. Но живой огонь не задерживался внутри. Искры Света беспрепятственно проходили сквозь опустошенное энергетическое тело женщины, расплываясь в пространстве сияющим облаком.

– Ну, по-вашему – адреналин, по-нашему – ктарр… – терпеливо объяснил хозяин ледника и вдруг замер на полуслове. Затем спокойно, без тени смятения или боли произнес: – Сердце Хранительницы остановилось.

Сергей в ужасе ринулся восстанавливать сердцебиение, проверил сонную артерию и не смог нащупать пульс. Забыв про внутреннюю силу, про всё, чему его учила Нина, он воспользовался отработанным за годы врачебной практики методом: вынул женщину из капсулы, спешно положил на гладкий ледяной пол, разбросав в стороны края мехового покрывала, рванул на груди новое платье. Сложив ладони крест-накрест, резко, всем телом, не сгибая руки в локтях, нажал на грудную клетку. Еще раз и еще… «Раз, и раз, и раз!..» Отсчитал двенадцать толчков и приступил к искусственной вентиляции легких. Подождал пять секунд, после чего продолжил реанимацию в том же ритме: двенадцать толчков на два выдоха.

Дух спокойно стоял над ними. Края широких рукавов и строгий ворот рубашки лунного цвета, виднеющейся из-под распущенных на груди тесемок белоснежной мантии, серебрились морозными узорами. Свободные брюки заправлены в белые сапоги из мягкой кожи с изящными алмазными пряжками. Его бесстрастный голос гулким эхом звучал под сводами грота, отдаваясь в голове у человека:

– Отвлекись на минуту, обрати внимание на мои слова: здесь, за гранью небес, многое можно исправить. Однако время на исходе, последние секунды канут в Лету, и… клиническая смерть станет биологической.

В сознании Сергея молнией пронеслось: «За гранью… »

«Грань небес не перейдешь, не решишься – не спасешь!»

Адреналин! Дернув вниз молнию на теплой куртке, доктор сорвал с шеи камышинку, в полости которой покоился мавкин подарок – острый шип.

Смутное сомнение, сдвинув в сторону беспорядочную круговерть чувств и образов, пролезло в голову: «Уколы в сердце давно никто не делает, такой метод – прошлый век! Надо в вену колоть!» Но он решительно отринул сумбурные мысли – и с размаху, одним резким ударом вонзил длинную иглу между ребер, в сердце! Час заветный наступил!

Гибкое тело выгнулось над полом дугой. Хранительница с шумом глубоко вобрала в себя воздух и с долгим выдохом снова опустилась на покрывало. Еще вдох, другой, третий… Сергей, замерев, наблюдал за Ниной. Дыхание восстановилось, и она открыла глаза.

– С возвращением, красавица, – улыбнулся Ледяной Дух, движением пальца реставрировав разорванный лиф платья. – Давно тебя не видел в такой прекрасной форме.

Шип по-прежнему дерзко торчал из груди сквозь ткань воссозданной одежды. Сергей выдернул его, мыслью залечил ранку. Взяв Нину за руку, проверил пульс.

С облегчением вздохнул и, поймав ее сердитый взгляд, тихо прошептал:

– Спасибо, что не оставила меня, родная.

– Фильмов в своем мире насмотрелся! – Нина села, откинула с лица прядь золотистых волос и сквозь прозрачный ледяной витраж недовольно оглядела простирающуюся внизу гористую местность. – На самом пике выход умудрился найти! Не мог подумать, что через черный коридор можно сразу в избу попасть, а не тащить меня к черту на рога?

Дух, слегка опешив от такого сравнения, изумленно вскинул бровь, но промолчал, улыбнувшись каким-то своим мыслям. А Сергей в недоумении уронил шип на ледяной пол. Тот, мгновенно остыв, с хрустальным звоном покатился по зеркальной поверхности. На острие поблескивала замерзшая капелька крови.

К Нине быстро возвращались силы. Лицо уже не было безжизненным, впалые щеки порозовели. Да и в голосе отчетливо слышались нотки недовольно-ворчливого и ставшего уже родным для Сергея бабкиного голоса.

– Ладно, заснеженный красавец, говори, что мы тебе должны, да пора нам. Вон уже солнце за полдень перевалило, – хмуро сказала Нина Духу, не глядя в его сторону.

– Да в общем-то я уже получил, что хотел. Даже сверх того. Сильные эмоции, ничего не скажешь, – гостеприимный хозяин слегка склонился над ней, предлагая руку.

Нина, проигнорировав его попытку помочь, живо поднялась с зеркального пола, завернулась в меховую накидку и стремительно направилась в сторону портала. На ногах ее сами собой возникли легкие теплые сапожки. Каблучки споро застучали по гладкой, сверкающей искрами поверхности.

Сергей, слегка оторопев от ее грубого обращения с хозяином сияющего грота, протянул тому руку для рукопожатия:

– Ну, счастливо оставаться. Если я в будущем… (Нина резко остановилась, закатив глаза) …что-то смогу… – но дальше доктор не произнес ни слова. Голос не повиновался, будто исчез. Губы задеревенели, дыхание перехватило. Сергей в изумлении схватился за горло. И воззрился с немым вопросом на спутницу, понимая, что это она виновна в неожиданной потере его голоса.

Но Хранительница, поведя плечом и даже не посмотрев на человека, как ни в чем не бывало направилась к выходу.

Дух быстро глянул на Нину, слегка склонился и с лукавой улыбкой ответствовал:

– Не стоит утруждаться, дорогой гость! Лишние хлопоты… – Затем, выпрямившись и расправив плечи, показал рукой в сторону мерцающего полупрозрачного портала: – Ну что ж, не смею вас задерживать.

Сергей снова обернулся к красавцу Духу с искренней благодарностью во взгляде и, раз произнести не получалось ни слова, кивнул на прощание и вышел вслед за Ниной под хлесткие порывы ледяного ветра.

– Еще увидимся, дорогой гость. – Дух с улыбкой посмотрел вслед Сергею и Нине, жестом схлопнул сияющую окружность портала и потер руки, словно предвкушая новое приключение.

Затем вернулся на середину большой зеркальной залы, поднял с гладкого пола острый шип. Внимательно разглядывая его, с явным удовольствием произнес:

– Я действительно получил, что хотел…

ГЛАВА 25

Серый воробей, трепеща крылышками, прилетел к берегу полноводной реки. Бережно уложил маленькую соломинку на плоский камень, придержал для надежности лапкой и тихо чирикнул. Из мелкой ряби волн, весело сверкающей под луной, высунулся большой окунь, призывно блеснул крупной чешуей, осторожно перехватил соломинку, надежно укрыл в зубастой пасти и скрылся под водой. Он стремительно поплыл к тихой заводи, петляя меж стеблей камыша. Остановился среди зарослей кувшинок и пресноводных раковин-жемчужниц, небольшой колонией разместившихся на песчаном мелководье. Внимательно осмотрелся, покружил немного и, убедившись в полной безопасности, ткнул тупым носом в одну из ракушек. Та, словно ожидав команды, поднялась со дна на широком листе кувшинки, на миг распахнула створки, приняла в себя соломинку и тут же скрылась под водой. Круглый зеленый лист, вернув свой драгоценный груз на привычное место и взметнув вокруг облачко песка и ила, укрылся под осевшим слоем грунта. Никто и не догадался бы, что жемчужница имеет такой интересный «лифт», чтобы подниматься на поверхность реки.

В самом центре порабощенного Жеглардом пространства на своем посту вел бессменное дежурство моллюск Ефим. В этот вечер он получил зашифрованное сообщение и ждал прибытия сбежавших от злобного гения Рыжули и Антонины. Он поколдовал с внутренним и внешним пространством раковины, увеличив ее внутри втрое (при этом снаружи ракушка осталась прежней). Расслоил и заговорил поступление речной воды таким образом, чтобы вокруг его тела и особенно жабр постоянным потоком проходила наполненная кислородом влага. И в то же время осушил середину раковины, чтобы гости свободно передвигались и дышали. Проверил магическое оборудование по выработке кислорода, настроил перламутровое освещение. В общем, постарался, чтобы всем было комфортно.

…Воробей и окунь, исполнив свою часть работы, отправились восвояси. А внутри раковины белка, вытаскивая из соломинки впавшую в полубезумное состояние Антонину, вопила, обращаясь к оторопевшему хозяину:

«Шевелись, скользкий, держи ее! А то сейчас тьма вырвется!»

Моллюск, обескураженно крякнув, навалился на маленькую Воительницу, прижал к поверхности перламутрового слоя мягким телом. Белка, высвободив лапки, молниеносным движением вызвала из подпространства обережный кокон и заключила в него девушку. Антонина яростно царапала прозрачную защиту изнутри, глаза ее горели безумным огнем, с уст срывались дикие вопли вперемешку со звериным рыком.

Белка, судорожно стиснув лапки, соображала: не ровен час, тьма изнутри разорвет маленькое тело Воительницы. Чем помочь? Что предпринять, чтобы дотянуть до рассвета?

 

«Держись! – шептала она – Всего-то часа три! Сейчас лето, солнышко рано просыпается. Оно тебя спасет, оно поможет! Крепись, не сдавайся мраку!»

Но Антонина уже не слышала. Кровавая пена выступила на губах, острые когти прорезались, превратив изящные руки в страшные орудия убийства.

Рыжуля судорожно перебирала в уме свойства доступных ей оберегов. Но, кроме хрустального кокона, другой защиты от тьмы, изнутри разрывающей каждую клеточку тела амазонки, не видела. Да и что это за защита – мучительная ежесекундная регенерация, когда убитую тьмой клетку тут же восстанавливает сила сияющей капсулы, продлевая муки и ни на миг не давая забыться.

Антонина боролась. Она не сдавалась. Она неистово сражалась, уже на излете, на волоске сознания цепляясь за жизнь, за.… Ну, что-то не давало ей окончательно провалиться в бездну… Свет! Нужен Свет! Солнечный, жаркий, живой! Хоть немного, пусть не для победы… Хотя бы поддержать, помочь дотянуть до утра… Что же делать? Где взять его в непроглядной ночи?

Краем глаза Рыжуля заметила, как моллюск пытается улизнуть, перекатываясь желеобразным телом к краю раковины. И… тут же что-то потянуло его назад. Ефим словно разрывался. Одна его часть неуемно двигалась к выходу, другая бурлила и вздувалась мягкими волнами, рвалась к заключенной в кокон Антонине.

«Куда подался, слизняк?!» – грубо окликнула его белка.

«Я не слизняк, я моллюск!» – оскорбленно вскинулся хозяин раковины.

«И что? Ведешь себя как амеба бесхребетная! Где у тебя дополнительный источник Света? Кто помогать-то будет?»

«Я буду! Я!» – маленькая сияющая жемчужинка выкатилась из-под мантии моллюска.

«Куда! Дитя неразумное! – всколыхнулся Ефим. – В каком мире живем! Как деток от бед уберечь? То рыба хищная норовит сожрать, то нежить всякая вокруг вьется».

«Так вот оно что! – опешила белка. – Ты что же ребенка такой опасности подвергаешь? Вокруг столько пресноводных жемчужниц. Препоручил бы соратникам!»

«Нет более никого из наших в этой заводи. Одни мы с Нежданкой остались…»

«Ну, папочка! Да не бойся ты! – тормошила его жемчужинка. – Ты же сам меня солнышку постоянно открывал, энергией Света наполнял-напитывал. Во мне столько тепла и счастья! Я справлюсь, я помогу!»

«И не думай даже! Мала еще совсем! Туда же – справится она! Гляди не приближайся к кокону, там тьма тьмущая! Съест тебя, и не заметишь!» – Ефим плотнее прикрыл сияющую кроху своим телом.

«Нельзя так, папочка, бедняжке же вон как больно! Я отсюда чувствую ее страдания! Вижу, как душа ее плачет! Пусти, пожалуйста, пусти!» – жемчужинка стремилась на помощь, совсем не думая о страшной опасности.

Наконец она вырвалась из родительских объятий, подкатилась к сияющему кристаллу и шепнула белке:

«Тетя, подсади меня. Я сама еще не могу взобраться. Высоко».

Белка в нерешительности глянула на Ефима:

«Что делать будем?»

Тот замер на полумысли, его жаберные пластинки в ужасе трепетали.

«Тетя Рыжуля! Я же – источник Света и Радости! Кто еще поможет? Для чего мы вообще на свете существуем, если в самый ответственный момент к родителям под мантию прятаться станем?.. Папа, – качнулась Нежданка навстречу моллюску, – ты же сам меня учил-воспитывал, что надо помогать в кромешной тьме всем, кому это жизненно необходимо! Сейчас что, не такой момент? Кто Светлому Сознанию поможет возродиться, если мы в сторонке отсиживаться будем? Для чего мне все эти светлые силы, знания и умения, если помогать некому станет?»

Белка вздохнула, подняла жемчужинку и уложила на хрустальную поверхность кокона на уровне горла Антонины.

«Пропусти меня, светлый оберег», – попросила крошка и тут же, просочившись сквозь прозрачную преграду, оказалась у девушки на груди. Затем прикрыла круглые глазки и засияла – до того ярко, что тьма, разрывавшая тело Антонины, замерла в полурыке, всплеснулась в испуге, судорожно отпрянула и отпустила сознание несчастной амазонки.

«Не так сильно, доча! – подкатился к кокону моллюск. – Ослабь свечение, ты же убьешь ее! Резкая смена потенциала приведет к остановке сердца!»

«Ее сердце молчит, – со вздохом произнесла Рыжуля. – Заморозили его, заледенили».

«Всё равно, чадо мое неразумное, рассчитывай свои силы, чтобы до рассвета хватило!» – наставительно говорил Ефим.

«Хорошо, папочка, – ответила малютка. – Не беспокойся за меня. Я всё сделаю так, как ты меня учил».

«Скользкий, – тихо шепнула Ефиму белка, со всё большим изумлением глядя на разливающееся вокруг жемчужинки сияние, – ты хоть отдаешь себе отчет, кого на территории врага вырастил? Это же ничем не замутненный Радостный Свет! И откуда ему здесь взяться?»

«А ты думала, я не знаю? – тоже шепотом ответил моллюск. – Говорят, много столетий назад в нашу заводь звезда упала. Я считал – сказки… А теперь всё чаще задумываюсь о том, что, может быть, наша Нежданка – это новое воплощение той самой упавшей звезды?»

«В любом случае увозить ее отсюда надо. Не ровен час, Жеглард про нее прознает… Он охотник до всяких экспериментов, – потерла лапкой мокрый нос Рыжуля. — Вот границу перейдем – и там уже будем разбираться, свет звезды это или твоя беззаветная родительская любовь такие чудеса вытворяет, нерушимую силу ребенку дает».

Ефим только вздохнул. Он и сам давно решил бежать с Темной стороны Запределья, чтобы не подвергать малютку опасности.

Так они и несли свой караул. Жемчужинка сияла ровным живым огнем, белка поминутно проверяла состояние Антонины, моллюск время от времени вносил коррективы в «осветительно-просветительскую деятельность» своего любимого чада. Он боялся за жемчужинку и в то же время страшно гордился ее силой, отвагой и целеустремленностью.

Тьма изредка пыталась всколыхнуться, но ровный жемчужно-перламутровый свет и сияние кокона не давали ей вновь поработить Антонину. Минуты медленно текли, неутомимо приближая рассветный час.

* * *

«Ну, всё почти. Минут через пять солнце взойдет… Как ты там, кроха отважная?» – склонилась над хрустальной капсулой Рыжуля.

«Ничего… Спать только очень хочется», – медленно открыв глазки, ответила Нежданка.

«Конечно, хочется. Весь режим ребенку порушили», – проворчал Ефим.

Он выставил из раковины ногу, пытаясь дать команду «Вира!» листу кувшинки, и вдруг замер в нерешительности:

«Это как так?»

«Что опять?» – вскинулась белка.

«Кувшинки нет, песка нет. Острое что-то вокруг».

«Открывай ракушку – посмотрим».

«Не открывается. Держит что-то. И… я движение чувствую… Где мы? Сейчас… Мы куда-то плывем!»

«Да что там такое? – Рыжуля, клацнув зубками, вооружилась всевидящими очками. – Мать моя рыжая! Да мы у щуки в пасти!»

«Что теперь будет?! – затрепетал моллюск. – Как быть? Мою раковину снаружи раскрыть трудно… Может, продержимся? Осаду переждем? Дитя на растерзание нежити не отдам!»

«Да уж, конспиратор… Бросят в кипяток – дверца и распахнется. Не раскрыть его… Уже раскрыли. И без особых проблем, как я понимаю. Разведчик, етить-колотить…» – белка, не переставая ворчать на соратника, судорожно прорывалась к сознанию схватившей их вражьей особи.

«Что? – возмутился Ефим. – Да нас вовек бы не рассекретили, если бы тьма вашей Воительницы к своим не взывала. Я пытался как-то резонировать, но сигналы всё равно сквозь стенки раковины проходили. Вот и нашли нас по импульсам этим…»

«Эй, зубастая! Ты куда это нас тащишь?» – рассерженная белка наконец нашла ментальную дорогу к мыслям щуки.

Та не откликалась.

«Быстро выпусти! Иначе – несдобровать тебе!»

«И что ты мне сделаешь, крошечная зверушка? – щука ехидно усмехнулась. – Всех твоих сообщников уже прихватили. Показания из них выбивают. Вот доставлю вас по назначению и на пенсию заслуженную отправлюсь».

Белка, не веря и в то же время ужасаясь присланным щукой образам, смотрела, как поймали окуня в сеть, как из-под соломенной крыши маленького домика вытащили гнездо воробья и сожгли. Словно в замедленной съемке, наблюдала, как постепенно тускнеет, угасает жемчужинка, как Ефим в исступлении бьется в обережный кокон, пытаясь спасти свою малютку. Но капсула не может открыться и выпустить наружу встрепенувшееся от отрицательных эмоций зло. Которое, получив энергию бессильной ярости, страха и отчаяния, вновь заполонило кокон, сминая перламутровый свет, отравляя собой жемчужинку.

«Слышь, ты, кочерыжка драная! Я – обережная белка! Ты меня чувствуешь-видишь. Знаешь, на что я способна!»

«Нет больше обережных белок! Всех хозяин извел!»

«Всех, да не всех! Вот она я! Самая что ни на есть обережная! Ты вообще слышала об увеличивающем заклятии? Если я его произнесу, раковина вмиг размером с дом станет! Считаю до трех! Раз! – она решительно открыла пузырек с ярко-синей жидкостью и наклонила над перламутровым полом. – Пусть тебя, заразу, разорвет! Два! Выбирай: или нас сию минуту отпускаешь, или – трындец тебе!»

21Стропила дома – несущие конструкции скатной кровли.