– А какой ты? – подтрунил над ним старший Ветер. – Ладно, не отвлекайся, давай еще раз преломление рассчитаем. Так, угол падения равен… Она проснулась, почувствовала тебя! Сюда идет! Приготовься…

– Неужели блудный сын вернулся? – дверь комнаты с грохотом распахнулась. Громкоголосая неряшливая мать, не удосужившись привести себя в порядок и накинув поверх пижамы лишь мятый халат, застыла на пороге.

Сашка молча встал, глядя на нее гневным взором. Адская сущность, забыв заготовленные ругательства, в страхе попятилась от сияющего воина. Яркий Свет, исходящий от естества богатыря, злобная тварь вынести была не в силах.

Она отступила назад, попыталась скрыться от нестерпимо жаркого пламени. Но в коридоре уже стоял молниеносно рванувшийся к ней за спину старший Ветер, не давая сбежать. Нерц молча подтолкнул женщину с растрепанными волосами и опухшим от сна лицом к начерченному в середине комнаты кругу. Она вызывала у князя лишь неприязнь. Смерч недоумевал: неужели эту дурно пахнущую, неопрятную бабу Сашка когда-то так любил?

Дракониха хотела позвать отца, но не решилась. Зыркнула по сторонам затравленным взглядом, пытаясь найти выход из ситуации. Но, еще раз оглядевшись, вдруг явственно поняла: время ее истекло. Полстены детской комнаты занимало старинное зеркало в массивной серебряной раме, богато инкрустированной магическими кристаллами. Сквозь распахнутые занавески вот-вот должны были пролиться лучи восходящего солнца. На пути их следования на янтарном, искусно выполненном постаменте стояла фотография женщины, в тело которой так нагло вселился незваный дух.

Схема освобождения от зеркального заклятия была проста: солнечные лучи, пройдя сквозь снимок на портале-постаменте, должны сорвать с человеческой души оковы проклятья, вызволить ее из фотографии и, поместив в магическое зеркало, очистить от тьмы. Всё это произойдет в доли секунды. И душа, отразившись в волшебном стекле, вернется в собственное тело, много лет служившее сосудом для враждебной сущности. Траектория движения, место встречи души и духа внутри зеркала, нужный угол отражения – всё это было выверено братьями с точностью до миллиметра. Только оккупировавшей тело нежити из волшебного зеркала уже никогда не выбраться…

Понимая это, тварь судорожно упиралась, царапая невесть откуда взявшимися когтями напольное покрытие. Но зеркальное заклятье, которое она с коварной улыбкой применила к маме в ту злополучную ночь, имело обратную силу. И рассвет неотвратимо приближался…

Лжемать втолкнули в очерченный мелом круг, который тут же превратился в грозно гудящий энергетический барьер. Не сбежать… Дракониха, всё еще надеясь на чудесное избавление и в панике спасая свою суть, рванулась было вверх. Но тело плохо слушалось, разум рептилии затуманился: волшебное зеркало влекло, манило, жадно тянуло к себе всё ее естество. Еще минута, и солнечный свет выгонит огромную ящерицу из человеческого тела…

Дико сопротивляясь накатывающему наваждению и высвободив длинный хвост, гнусная оккупантка хотела сбить с янтарного постамента фотографию, в которой томилась душа женщины. Но нет, не удалось! Не прорваться сквозь сияющий контур… Злобная нечисть неимоверным усилием вырвалась из объятий волшебства, огляделась, приходя в себя, и заскрежетала зубами от ярости.

– Спаси меня, умираю! – из последних сил ринулась она к замершему у стены младшему сыну. – Я не выдержу расслоения, погибну!

Сашка, забыв о поставленной задаче, видя перед собой только искаженное страхом и отчаянием материнское лицо, рванулся было на помощь. Но брат удержал, не позволил влить в процесс хоть каплю энергии извне, не дал подпитки рептилоиду.

– Я убью ее! Не отпустите – не видать вам больше матери! – адский огонь полыхнул в широко распахнутых глазах злобной твари, и чешуйчатый хвост обвился вокруг человеческой шеи, сдавил что есть силы.

Женщина повалилась на пол, захрипела, конвульсивно задергалась, лицо ее побагровело. Младший Ветер в ужасе схватился за голову, упал на колени. Андрей, крепко стиснув плечо брата, пристально наблюдал за всё ярче сияющими солнечными лучами над соседним домом.

Он сосредоточился, словно подгоняя время, заставляя его как можно скорее спасти его… ЕГО маму! И вспомнил! Вспомнил ласковые руки, такой родной запах, тихую колыбельную песню. Он прямо ощутил-почувствовал себя там, в раннем детстве, когда мама качала его на руках и нежно смотрела своими голубыми, как незабудки, глазами прямо в душу…

И Нерц, мыслью рванувшись навстречу Солнцу, неимоверным усилием воли заставил время ускориться. Сияющий солнечный диск, с радостью откликнувшись на пламенный призыв, споро преодолел оставшееся расстояние и вырвал из несчастной жертвы чешуйчатую сущность. Та, стрелой пролетев сквозь яркий свет, оказалась в зеркальной тюрьме. А женское тело осталось лежать на пыльном, исцарапанном страшными когтями полу. Неподвижное, бездыханное.

Сашка ринулся к фотографии. Схватил ее с постамента, протер от слез глаза, всмотрелся в снимок. На фото – только белая скамья, море и пальмы. Он обернулся.

Андрей уже был рядом с мамой. Положив голову женщины себе на колени, он гладил ее по спутанным волосам и тихо шептал слова той самой колыбельной, которую так неожиданно вспомнил спустя тысячу двести тринадцать лет забвения.

В комнату заглянул отец, разбуженный громкими криками. Посмотрел ничего не понимающим взглядом на распростертую на полу жену и неведомо откуда появившихся в доме высоких парней в странных одеждах. Кивнул каким-то своим мыслям, прошел на кухню, включил там чайник.

– И долго он в беспамятном состоянии будет? – осипшим голосом спросил брата оторопевший Андрей. Даже во время обряда извлечения сути он так не волновался, как теперь, увидев того, кого мог бы всю свою человеческую жизнь называть… папой.

– Не знаю. Посмотрим, – пожал плечами Сашка. Затем, окинув придирчивым взглядом себя и брата, мановением пальца преобразил рыцарские доспехи и латы из драконьей кожи в обычные рубашки, джинсы и кроссовки.

Оглядев себя в непривычном одеянии и молчаливо согласившись с выбором Александра (некогда было препираться по поводу одежды: не набедренная повязка, и ладно), князь с напором произнес:

– Но нам же скоро улетать! Кто за мамой приглядит?

Младший Ветер открыл было рот, но вдруг со стороны кухни послышался звон разбитой чашки. Отец вбежал в комнату, присел рядом с женой, схватил ее за руку, проверяя пульс.

Облегченно перевел дух и, обратившись к Александру, с волнением проговорил:

– Давай, сынок, ее на твою кровать положим. Неудобно как-то на полу…

Нерц легко поднял маму с пола. Младший Ветер осторожно принял беспамятную женщину из рук всё еще стоящего на коленях брата и перенес на постель, укрыл покрывалом:

– Пусть она немного поспит.

А старший брат, поднявшись, незаметно взял с подоконника янтарную фигурку величиной со спичечный коробок и карманное зеркальце, украшенное разноцветными стразами, и положил оба предмета в нагрудный карман.

– Может, пока позавтракаем? – немного скованно обратился он к растерявшемуся субтильному седовласому мужчине.

Отец молча перевел взгляд с одного парня на другого, осмотрел потолок, стены, медленно исчезающие царапины на светлом полу. Он словно впервые за долгое время оказался в этой комнате. Со всё возрастающим интересом оглядел двухъярусную кровать, яркий спортивный уголок, два письменных стола с компьютерами старой модели, дипломы и грамоты в рамках на стене.

Мужчина внимательно вчитался в имена на многочисленных спортивных наградах и вдруг ровным спокойным голосом спросил:

– Саша, ты кого к нам привел? Лицо такое знакомое… Это друг твой?

– Я твой сын. Старший, – ответил за брата Андрей.

ГЛАВА 38

Два крылатых воина приземлились на краю зеленой полянки. Оба с волнением смотрели на вершину холма, на освещенный закатными лучами красивый дом, за которым раскинулся большой яблоневый сад. Другой холм, словно прикрывающий собой окрестности от бурных ветров, густо зарос сосновым бором, а дальше и выше простирались величественные отроги горной гряды.

– Красиво как! – Александр резко втянул прохладный, напоенный ароматом трав и цветов воздух. Вдруг кровь прилила к сердцу, ринулась в голову, заполоняя сознание жаркой, сметающей всё на своем пути волной.

– Ты чего? У тебя уровень адреналина прямо зашкаливает. Тише, брат! Дыши ровней, – хлопнул Бродягу по плечу старший Ветер.

– Я чувствую… Нет, я твердо знаю, что моя судьба там, под той березой, – осипшим от внезапного душевного смятения голосом произнес Сашка.

– Да ты что?! Тогда идем скорее знакомиться, – улыбнулся в ответ князь. Он и сам беспокоился: ведь там, под сенью березовой кроны, скорее всего, уже находилась и Антонина. Но, не желая раньше времени выдать себя, тщательно скрывал нетерпение.

Почувствовав появление гостей, к столу под березой подошла Нина. Сашка при виде ее приосанился, заторопился, стараясь поближе разглядеть белокурую красавицу, о которой так много слышал. Неожиданно с ветки на плечо девушки спрыгнула рыжая белка. Из-под стола выглянула белая волчица. Все они с интересом разглядывали приближающихся парней.

– Ну и кто из них – твоя судьба? – поддел Сашку брат.

– А тебе непонятно? – парировал тот. И добавил: – Если честно, я уже готов влюбиться. Впервые в жизни…

– Не торопись, влюбиться всегда успеешь.

Когда братья прошли половину пути, белка вдруг непроизвольно дернулась, схватилась за усы и замерла.

«Вот это мужчина!» – только и пронеслось в общем сознании подруг.

«Чего? – не поняла Клавдия. – Хозяйка, ты слышала, что наша рыжая чувствует? Разве бывает такое?»

«А почему бы и нет? – оценив состояние Рыжули, вопросом на вопрос ответила Нина. – Они же существа разнопространственные. Физические тела вполне могут не соответствовать духовному потенциалу. А при ближайшем рассмотрении эти самые потенциалы у них могут и совпасть… Скорее всего, уже совпали…»

«Во дела… – протянула волчица, сочувственно глядя на подругу. – Ну и угораздило же тебя… Такое, наверное, раз в тысячу лет случается».

«Об этом потом подумаем, – прервала ее рассуждения Нина. – Отключаем ментальные переговоры. Не хватало еще перед гостями опростофилиться. Улыбаемся, здороваемся…»

«Вообще-то не опростофилиться, а опростоволоситься», – мельком подумала Клавдия.

А белка, ничего не ответив подругам, в растерянности перебирала лапками пышный хвост. Она просто остолбенела, оцепенела от нахлынувшей на нее лавины чувств…

Гостей пригласили за стол.

– А вот и наш Человек-Сергей! – Нина с волнением представила братьям вернувшегося с реки доктора и усадила его во главе стола.

Нерц-Андрей всё искал глазами Антонину, но спросить не решался. Хранительница, чувствуя исходящую от него энергию, откликнулась на его душевные метания:

– Спит она. Пока от тьмы в душе не освободится, так и будет в капсуле с вечера до утра лежать. Нельзя ей еще наружу в темное время суток. Как раз завтра поутру проснется Антонина от обережного сна… С утра и пообщаетесь… А как солнышко к закату клониться начнет, придется ей снова в кокон укладываться, чтобы не навредить никому.

Смерч заметно погрустнел, потерял аппетит и раза два даже пропустил обращенные к нему вопросы.

А Сашке и подавно кусок в горло не лез. Окрыленный неведомым дотоле чувством, он не мог отвести взгляда от голубоглазой хозяйки дома. Человек-Сергей, ощутив эмоции младшего Ветра, весь как-то напрягся. Нет, держался он вполне прилично, но Бродяга каждой клеточкой чувствовал дух соперничества. Да еще какой! А в довершение всего с ветки дерева настырная белка так и буравила его своими круглыми глазками. Она, конечно, пряталась в листве, но энергию ее любопытную воин чувствовал всем телом… Что это?

* * *

После ужина, собравшись на широком крыльце, три ипостаси, окружив своего человека, негромко рассуждали о том, легко ли быть этим самым человеком. Удобно ли жить, если не умеешь летать, перевоплощаться, не обладаешь великой физической силой и невероятными познаниями в волшебстве.

– Но, если вспомнить сказки, что остались в человеческом мире от стародавних сказителей, много было людей с этими невероятными возможностями, – пришло вдруг в голову Сергею.

– Только с течением времени позабыли люди знания эти. Убедили их темные в несостоятельности человеческой сути. А мысль – всесильна… – Нина, примостившись на широких перилах террасы, грустно ему улыбнулась.

– Вот бы вспомнить всё, что в веках отложилось, понять забытую человечеством Истину Изначальную! – мечтательно произнес Сергей.

– А всё уже приготовлено, – отозвался Андрей. – Мой братишка – кладезь зашифрованных знаний, переданных для вас Светлой Силой еще в мире людей. Вот в День Трех Лун объединитесь с ним – Истина в полном вашем распоряжении будет.

– И Сила Ветра, и Сила Огня, – промолвил Сашка. – И знания многих поколений людей… Вот только нас как личностей уже не станет…

– Кто тебе сказал, что это плохо? – отозвался старший Ветер. – Мы же как раз для этого встретились… Умей ценить то, что есть сейчас.

– И что сейчас есть у тебя?

– Чувства! Я столетиями жил без души, без ее искренних порывов! Столько жизней загубил походя. Не глядя, не вдаваясь в суть вещей, стремился к обладанию всем и вся, только бы больше-выше-богаче! Только бы было чем покрасоваться, чтобы злые завистники желчью исходили, зеленели от досады и собственной несостоятельности! Хоть и не признавался в этом самому себе, а всё больше власти хотел, всё жарче и жарче этот огонь разгорался, суть мою, меня самого пожирал, превращая в дракона…

А потом… Потом я вдруг понял, что без любви все мои достижения не стоят выеденного яйца. И пусть осталась всего неделя до слияния, но в эти семь дней я могу любить… Любить жизнь, окружающий мир, любоваться этим невероятным, умопомрачительным закатом, дышать полной грудью и… чувствовать всю красоту природы вокруг… Это дорогого стоит! – с воодушевлением закончил свою возвышенную речь Андрей, с теплом в душе думая об Антонине, которая была рядом, лежала сейчас в спальне Нины, защищенная от тьмы силой обережного кокона. Ему так хотелось просто побыть подле девы, увидеть, что она жива и невредима… Что у нее всё в порядке.

– Да, мы умеем любить и ненавидеть. Но как это – по-настоящему быть человеком? Вернее, как это – быть настоящим человеком со всеми его душевными метаниями и слабостями? – спросила Нина.

– Можно подумать, у нас в нашем нынешнем состоянии этих метаний никогда не бывало, – многозначительно глянул на брата старший Ветер.

– Странно, что вы заинтересовались этим вопросом, – покачал головой Сергей. – Не спешите удивляться, но быть человеком гораздо труднее, чем вам кажется.

– А мне так хочется почувствовать себя смертной, – мечтательно произнесла Нина, – познать радость рождения, стать по-настоящему воплощенной в мире людей. И не наблюдателем быть, а прямым участником становления собственной личности.

В детстве и юности познавать новый, неведомый дотоле (а вернее, позабытый) мир, опробовать море соблазнов, преодолеть горы препятствий и, наделав кучу ошибок и набив шишек, поверить в свои силы и суметь выстоять, с достоинством принять все уроки судьбы.

И как это невероятно волшебно – ощутить взаимное притяжение с другим существом и, объединившись, дать возможность новому, самому родному на свете сознанию воплотиться в мире людей. С пониманием важности каждого момента следить за взрослением своего чада, помогать ему развиваться – и самому тоже расти, расти вместе с ним…

А позже, набравшись опыта, переосмыслив прожитое, тихо угаснуть, вновь стать частицей Света и отправиться навстречу Создателю, чтобы в дальнейшем вновь пережить опыт воплощения. Разве это – не счастье?

Заряженные энергией юной Хранительницы, собравшиеся задумались над ее словами, затихли.

– Мне хоть немного довелось так пожить. Брат говорит, целых десять лет я в мире людей просуществовал. А потом кому-то взбрело в голову ради могущества и владычества отнять у меня это счастье… Счастье быть человеком… – вздохнул старший Ветер.

– Ага, счастье, – невесело усмехнулся младший брат. – Побыл бы ты в моей шкуре – не мечтал бы о подобном человеческом опыте…

– У вас такие возможности, а вы вдруг хандрить принялись… Может быть, не стоит вздыхать о том, что недоступно? – тихо сказал Сергей, глянув при этом на Нину, которая выглядела уже двадцатилетней юной красавицей с горящим взглядом ясных глаз, рассуждала обо всем со всепобеждающей детской непосредственностью и неизбывной радостью.

Во время пребывания на луне Леле он вроде как всё решил: запретил себе думать о Нине как о женщине, представил ее своей Жизнью, сделал соответствующие выводы. Но теперь, когда рядом вдруг оказался незваный воздыхатель, в душе человека зародилось противостояние.

Но он изо всех сил сдерживал чувства, постоянно напоминал себе, что не стоит ревновать одну часть своего естества к другой. Это всё равно что обижаться на левую руку, которая не умеет писать и не благодарит правую за то, что та такая замечательная и работоспособная…

Но в душе покоя по-прежнему не было…

* * *

Улучив момент, когда Сашка остался один, Рыжуля, сильно оттолкнувшись от гибкой березовой ветки, совершила длинный изящный прыжок через весь двор и приземлилась на крыше особняка. Неслышно спустилась по резному столбику на открытую террасу и примостилась на широкой скамье рядом с сияющим воином. Притихла, словно прислушалась к его внутренним энергиям.

«Я тебя чувствую, воин. Великая сила кроется в твоем сердце. Великие знания даны тебе Священным Огнем. И великие дела совершишь ты во имя Добра и Справедливости».

– Великие слова говоришь ты, замечательная Хранительница талисманов, – в тон ей ответил Сашка. – Только мне бы еще великой веры в себя… – Он склонился к белке и заговорщицки произнес: – А то все вокруг твердят о том, что я – Воин Света, а самому мне что-то мало в это верится… Хоть и свершаю уже славные дела, но всё кажется, что это случайно со мной происходит… или сон всё это…

«Не сомневайся в себе, – вспрыгнула на протянутую руку воина Рыжуля. – Мы все в тебя верим. А для того, чтобы и ты в себя поверил, необходимо знать, ради кого в самый трудный час, во время самого страшного испытания ты можешь совершить то, на что в обычное время не решился бы».

– И ради кого я способен на подвиги? – задумался Сашка. – Ради любимых?

«На это любой искренне любящий из мира людей способен, – ответила собеседница. – Матери и отцы совершают ежедневный подвиг ради детей своих. Люди ради любимых больших высот добиться могут. И всегда превосходят тех, кому не для кого стараться… А в час испытаний совершают такое, на что в обычное время не отважились бы…»

– Так ради кого же?

«А что тут рассуждать да гадать? – Рыжуля всё пристальнее вглядывалась в его глаза своими черными бусинками. – Ради мира, хранящего твоих близких. Ради человека своего, несущего в мир этот и во все пространства Свет Создателя и готового пожертвовать собой во благо тех, кого к Свету ведет».

– А ты мудрая, Рыжуля Авдеевна, – покачал головой Сашка. – Очень хотелось бы дружить с тобой. – Он с удивлением ощущал всё ярче разгорающийся в душе Свет, который словно распирал изнутри грудную клетку, заполонив всё естество воина волшебным сиянием.

Белка, прислушавшись к бушующим у него в груди энергиям, немного помолчала, глубоко вздохнула, подняла к небу глаза, изо всех сил стремясь сдержать эмоции. Сашка чувствовал, что она тщательно скрывает от него свои мысли. Но сквозь ментальный заслон к нему прорывались ее боль и отчаяние.

«Значит, будем мы с тобой друзьями… Друзьями навек», – белка, сидя на широкой ладони человека, ухватила его за большой палец. По мордочке скатилась крупная слезинка.

– Чего же ты плачешь, Рыжуля?

«Это я от радости, – сдавленно ответила та. – С таким богатырем познакомилась, с таким существом подружилась!»

Белка, склонив голову, вытерла вновь набежавшие слезы и, вспрыгнув на ветку дерева, затерялась в густой листве.

Сашка проследил за ней взглядом и горько вздохнул: «Бедная белочка… А уж я-то какой бедный… Дурак влюбленный. Только не смотрит на меня Нина. Словно и не замечает вовсе».

К нему подошел старший брат и с сомнением в голосе произнес:

– Гляжу я на вас и в который раз понимаю, что в мирах наших всё ой как запутано. Когда русалочьему сыну суть возвращал, всё казалось простым и понятным. А сейчас даже ума не приложу, что же для Рыжули сделать можно…

– А что тут сделаешь? – с отчаянием произнес младший Ветер. – Весь арсенал переданных мне сведений готов обменять на один простой ответ: как решить эту головоломку? Как помочь белке избавиться от этого наваждения…

– Ну, такими вопросами не только ты задаешься. И хотя знаний у тебя – как в моих сокровищницах бриллиантов, но вот опыта в общении с противоположным полом – никакого.

– Что? – не понял Сашка.

– Надо еще научиться подаренные тебе премудрости на практике применять… А вообще, я рад, что у тебя такие чувства к Нине. Вон какое сияние от тебя исходит – целое царство осветить можно… Любовь такой силы испытать не каждому дано. Ты же хотел влюбиться по-настоящему?

– Так любовь вообще-то взаимной быть должна! – светлый воин с размаху ударил по витой колонне. Резной столб жалобно завибрировал.

– Строение-то здесь при чем? – осадил его Андрей. – Кто тебе сказал про обязательную взаимность? В Темном Запределье целые корпорации на энергии неразделенных чувств работают. И прибыль их год от года только растет… Ну и что ты теперь делать собираешься?

– А что мне делать? Что ты прикажешь мне делать? – сжал кулаки Бродяга. – Попробую как-то помочь зверушке – найти таких, как она. Надеюсь, обретет наша Рыжуля счастье свое.

– А о своем счастье задуматься не хочешь? Сам со златовласой Хранительницей наедине хоть попытался поговорить? Ты не забыл, что нам через неделю предстоит сделать? Время уходит – как бы совсем тебе шанс свой не упустить. Если я не ошибаюсь, на нее наш Человек-Сергей заглядывается.

– А что я сделаю, если она даже не смотрит на меня?

– Слушай! – вскочил Андрей со скамьи. – А может, всё же решишься побороть робость свою, с Ниной сблизиться как-то? В конце концов, выяснишь, есть ли у тебя шанс на взаимность. А то всю неделю так и будешь в уголке вздыхать…

– Попробовать, что ли? – задумчиво склонил голову Сашка. – Может быть, увидев меня с Ниной, Рыжуля забудет про свои чувства ко мне и обретет счастье с кем-то другим? Но…

– Что опять?

– А чувства Человека-Сергея? Ему ведь тоже Нина нравится! Разве можно у друга девушку отбивать? Не по-мужски это как-то…

– Чувства… опять чувства… – потер подбородок Андрей. – Но, если подумать, им же всё равно вместе не быть…

– Нам всем вместе не быть… – с горечью ответил Александр. – Быть вместе с той или с тем, к кому душа тянется, ни один из нас не в состоянии… Но мы-то с тобой и с девами к слиянию идем. А наша Хранительница талисманов что, совсем одна здесь останется?

– С Клавдией.

– Нет, та к своему ненаглядному волку вернется. А белке что, одной век вековать?

– Ну так сосватай ее за кого-нибудь. Время пока есть…

– Еще чего!

– Да теперь-то чем ты недоволен?

– Не знаю… Отстань.

* * *

Сашка пригласил Нину прогуляться. Видя, как они неспешно спускаются по тропинке к реке, Рыжуля всхлипнула, вскарабкалась на самую верхушку березы и затерялась в густой листве.

«Подруга, ты где?» – подошедшая Клавдия отправила ей мысленный посыл.

«Нет меня!» – последовал ответ.

«Слезай давай. Поговорим».

«Ты меня и оттуда хорошо чувствуешь».

«Вот именно – чувствую, – отозвалась волчица. – Иди уже ко мне, выговорись. Всё полегче станет…»

Они сидели под березой, молча общались, понурив головы.

«Я всё понимаю, – мысленно шептала белка. – И разницу в потенциалах, и в физическом строении. Но душу-то мне куда деть? Она же рвется на части от неразделенных чувств! Как унять эту боль? Как заглушить зов сердца?»

«Ну, это ты зря говоришь. Слышала же Хранительницу: духовные потенциалы у вас очень даже совпадают. Я тут вот что подумала, – покрутила головой Клавдия, – сдается мне, что вовсе не к младшему Ветру душой тянется наша хозяйка».

«А мне что с того? Если Нина его отвергнет, так он что, на белку внимание свое обратит? Я же чувствую, какая любовь в душе у него разгорается! А кого он любить здесь может? А?! Только хозяйку нашу, только ее! – с надрывом воскликнула Рыжуля. – Что мне делать? Что?! Разум твердит одно, а сознание о какой-то надежде всё время шепчет… Какая тут может быть надежда? На что надеяться? На то, что человеческая ипостась себя белке посвятит? Кто я для него?.. Домашний питомец, которого только в клетку посадить и с руки семечками кормить?! Я с ума сойду от этих переживаний!»

«Тогда не думай о нем, забудь! Обрати свой взор на подобных себе. Наверняка в других пространствах сохранились еще белки обережные. Тогда и влюбишься по-настоящему, семью создашь, род продолжишь. Ты же, как-никак, перед родом свои обязанности выполнить должна».

«А-а-а, не могу! – навзрыд заплакала Рыжуля. – Я хочу только его! А если не с ним, тогда вообще никого никогда рядом со мной не будет! Не может быть! Просто не может!!! А как мне вести себя с ним? Как? Разве возможно такое?!»

«Ну, успокойся, чего расклеилась? – пыталась угомонить ее Клавдия. – Ты же у нас всегда такая сильная, неунывающая».

Белка, всхлипнув последний раз, вскарабкалась на спину волчицы, уткнулась носом в пышный загривок. Она еще немного повздыхала и, свернувшись клубочком, затихла.

«Ничего, хорошая моя, справимся, – отправляла ей свет своей души Клавдия. Шерсть ее излучала волшебное сияние, сконцентрировав вокруг Рыжули целое облако сверкающих кристаллов. – Кто из нас в переплет не попадал? Выживем, пробьемся. Ты только знай, что я никогда тебя не оставлю. Я – с тобой…»

С крыльца за собеседницами наблюдала Нина. Она так остро почувствовала переживания рыжей подруги, что не смогла больше ни минуты оставаться рядом с младшим Ветром и попросту убежала от него. И сейчас Хранительница, опираясь на резные перила, от всего сердца поддерживала белку своей энергией. Но вмешиваться в разговор не спешила. Ее тоже мучил вопрос: «Ну почему, почему нельзя быть вместе с тем, кто так искренне и преданно любит?»

* * *

Поутру, лишь только взошло солнце и обогрело всех животворящим теплом, Антонина вышла из кокона. Она спустилась с крыльца во дворик, с осторожностью огляделась, прислушалась к течениям внутренних энергий и присела на скамью у калитки.

«Привет, красавица моя! С прибытием на Светлую сторону, – запрыгнула на голубой заборчик белка. – Как чувствуешь себя?»

«Доброе утро, спасительница, – улыбнулась дева в ответ. – Как-то странно ощущать себя без бушующего внутри жадного пламени».

«А ты другой огонь зажги, солнечный! – затараторила в ответ Рыжуля. – Человек-Сергей тебя в горы отведет. Там всё и случится!»

«Что случится?» – подошла к ним Нина в сопровождении Клавдии.

«Обращение! – радостно всплеснув лапками, воскликнула рыжая непоседа. – Обращение и возвращение сути изначальной!»

– Здравствуй, родная моя! – Нина, сжав руки, остановилась напротив Воительницы, не зная, как поступить.

– Здравствуй, – коротко бросила белокурой Хранительнице Антонина. Она не поднялась со скамьи, не кинулась в объятия своей половинки. Напряженно следила за ней взглядом прищуренных глаз.

«Что-то такая долгожданная встреча происходит совсем не так, как я себе представляла», – покачала головой Клавдия.

– А кто сказал, что встрече этой рады все здесь присутствующие? – вдруг враждебно спросила Антонина.

– Что? – удивленно протянула Нина.

Белка и волчица с недоумением воззрились на Воительницу.

– С твоей стороны три луны сияет. Сколько лунных дорожек можно было сплести? – с напором произнесла амазонка. – Что-то я не замечала вашего жгучего желания на ту сторону вернуться и меня от тьмы освободить… Хоть как-то помочь… – Дева, скрестив на груди руки, отвернулась от своей половинки.

– Так я и плела! Вон сколько их – целый амбар за восемьсот-то лет! – с волнением ответила Нина. – Только дорожки эти сквозь глухую стену забвения к другим пространствам пробиться не могли. Предводитель к Светлому Запределью все пути перекрыл, все ходы запечатал. Чего я только не предпринимала, какие тропы нехоженые не исследовала – всё без толку, – развела она руками. – Только и осталось у нас, что моя полянка, река да каменные горы вокруг. Остальное пространство Жеглард захватил, темным пологом накрыл. Всех окрестных Хранителей заморозил. Мы с Клавдией да Рыжулей остались. Прочие либо в темень безвозвратно канули, либо в приграничье спрятались, голову поднять боятся.

– А что с Высоким ледником? – обернулась Воительница. – Еще есть возможность туда пробиться?

– Вспомнила наконец, – грустно улыбнулась Хранительница. – Высокий ледник медведи охраняют. Граф со своими войсками туда не сунется никогда. Да и не с руки ему с Ледяным Духом силой мериться. Он к Повелителю Льдов свои методы воздействия норовит применить: столетиями к сотрудничеству склоняет, дарами да подношениями задабривает, всё в соратниках его надеется увидеть. Но дух всегда сохранял нейтралитет. И хорошо. Иначе как Санию человека нашего от жизни к жизни осветлять, к Свету возвращать?

– И как же вы справляетесь? – Антонина вдруг поняла, что не только ей трудно пришлось. Перед глазами у нее возникла картина, где она, безрассудно взмахнув страшным хлыстом, чуть не убила Нину в пещере Жегларда. А та, хоть и двинуться от увечий не могла, но была в сознании. Однако сейчас, стремясь к объединению, ни словом, ни взглядом не напомнила Воительнице об этом страшном инциденте.

– Пока ты в темной пещере была, наш Человек-Сергей не мог свою миссию выполнить, – продолжала белокурая красавица. – Сознание его не было цельным. Конечно, без тебя трудно нам приходилось. Но мы держались, Свет в сознании человека нашего восемьсот лет хранили… А теперь и ты с нами. С нами же? – Нина с надеждой взглянула в ее зеленые глаза.

Она порывисто шагнула к амазонке, открывая свое сердце, всей душой потянувшись навстречу.

И, глядя на эту нежную красоту, на открытость и добросердечие своей половинки, воинственная дева оттаяла. Ей вдруг неимоверно стыдно стало за свою резкость. Она стремительно поднялась, подошла к Нине и взяла ее за руки. Заглянула в глаза и обняла. И, сама того не ведая, вдруг заплакала. Слезы градом катились по ее щекам:

– Какая же я эгоистка! Прости меня! В своих страданиях погрязла, совсем не задумывалась, как тебе тут одной пришлось. Ты же у меня такая хрупкая, такая ранимая… Кто же о тебе все эти столетия заботился?