Он захотел в туалет. Мать спала, и говорить ей об этом было бессмысленно. Но всё равно мальчик дёрнул её за руку.
– Мам. Мама.
Уставшая женщина повернула голову в сторону, но не проснулась. Если я не пописаю, то я умру.
После того, как рожа исчезла, мальчик не знал, куда смотреть. Наверное, стоит смотреть вперёд, как и раньше, тогда любое движение, хоть слева, хоть справа, можно будет легко заметить. А может… Мальчик обернулся и сразу понял, что это бесполезно. Может, рожа перенеслась на задний торец их автобуса? И теперь она рядом, прямо за ним?
Желание сходить в туалет, помноженное на страх, стало почти невыносимым.
– Мама. Мама. Мама.
Автобус поднялся на высшую точку горы и начал спускаться. Мальчик открыл рот и попытался выровнять давление в ушах.
«Мама. Мам, маам. Вокруг столько взрослых, а я один защищаю их всех от чудовища. Но я так устал, мне нужно в туалет. И ещё я проголодался. Этот дядька слева совсем раздавил меня. Мам. Я бы хотел, чтобы рожа не возвращалась. Она ледяная, а глаза у неё как огни, в них нельзя смотреть. Если ты в них посмотришь, рожа освободится и проберётся внутрь. Я думаю, она уже почти пробралась. Мне нужно следить за ней, но я так устал. Хочу спать. Хочу, чтобы водитель остановил автобус и включил свет, тогда мы проверим все окна».
Что-то ударило мальчика по ноге, он вздрогнул так сильно, что сосед слева проснулся и отпрянул от него.
– Маам.
– Всё хорошо?
– Что-то ударило меня по ноге. Ты можешь посветить?
– Не выдумывай, что могло тебя ударить?
Звук, издаваемый чем-то крутящимся, раздался при очередном повороте автобуса и ногу мальчика опять тронула неведомая твёрдая рука.
– Мам!
– Успокойся, сейчас посмотрю.
– Нет, не смотри, не смотри, нельзя!
Сосед слева зашевелился, пошарил внизу под сиденьем рукой и поднял пустую бутылку, шваркавшую по полу.
– Вот видишь, бутылка. Спи. Положи голову мне на руку. И отожми свои пальцы, мне уже плечо сводит.
Мальчик с тревогой посмотрел на лобовое стекло. Дорога впереди была пуста. В свете фар вспыхивала и исчезала вдали жёлтая разделительная полоса. Стрекот ночных насекомых проникал внутрь автобуса и убаюкивал, успокаивал своей монотонной мелодией. Ничто не напоминало об ужасе, таящемся где-то снаружи.
Мать прижала сына к себе и сразу уснула.
Пока я смотрю, ничего не случится. Главное – не засыпать.
Малыш за мгновение провалился в глубокий, тяжёлый сон, а через минуту проснулся и в ужасе всмотрелся в темноту перед собой. Мне нельзя спать!
Автобус тряхнуло. В кабине водителя красным и синим цветами светилась панель управления. Мальчик вдруг догадался. Рожа это водитель. На том автобусе он видел отражение водителя. Вот почему оно пропало, когда автобус свернул на боковую дорогу. А рожа всё время была здесь, внутри, только она пряталась от всех, а сейчас, когда ночь и никого рядом нет, рожа может выйти и начать своё дело. И теперь бесполезно смотреть и пытаться удержать чудовище взглядом, это не поможет. Мальчик не выдержал и крикнул, разбудив и мать, и соседей спереди, и соседей слева. Зажёгся свет. Водитель затормозил и остановил автобус, заглянул в салон, крикнул, всё ли в порядке. У него было обычное человеческое лицо, даже отдалённо не напоминавшее ту страшную рожу, которой так впечатлился малыш.
Если кто хочет выйти, сейчас самое время. Пять минут на всё и дальше поедем без остановок.
– Мам! – Мальчик и его мать вышли, он сразу отбежал в кусты и сделал своё дело. Часть беспокойства ушла. Потянув мать за руку, мальчик вместе с ней обошёл автобус сзади, осмотрел кузов, фары, колёса – нигде ничего. Боковые окна, лобовое стекло – всё в порядке. Не выдавая страха, мальчишка вернулся в автобус. Водитель проводил его взглядом и улыбнулся. Обычная улыбка, обычные глаза, без жидких зрачков, без вибрации. В автобусе мать посадила сына на своё место.
– Тебе здесь будет удобнее, я вижу, ты никак не уснёшь. Нам ехать часа два с половиной ещё, не выспишься – завтра будешь мне мотать нервы.
Мальчуган и сам уже понимал, что его страхи – выдумка. Голова его клонилась то в стороны, то вниз, неудобно вытягивая шею. Не заметив как, мальчик заснул.
Разбудил его толчок, мать тормошила его за плечо, а увидев, что сын открыл глаза, улыбнулась и поцеловала в лоб. Автобус стоял. Чернота ночи вокруг стала ещё непроницаемее, чем раньше, даже огни в кабине еле-еле пробивались сквозь неё. Водитель обернулся и устало смотрел на то, как двое пассажиров пробираются через весь салон к выходу. Мальчуган, проходя мимо, снова пристально вгляделся в лицо водителя – нет, ничего похожего на рожу. Обычный человек. Спасибо, бросила мать ему через плечо, тот молча кивнул в ответ.
«Почему он не включил свет, когда мы выходили», подумалось мальчику, но он был ещё слишком сонным, чтобы спросить это у матери. Они вышли из автобуса, тот мигнул фарами и отправился дальше. Мальчик успел рассмотреть его задний торец – там ничего не было, кроме названия фирмы, Кора… он не успел прочесть и половины, темнота поглотила буквы.
– Куда мы пойдём?
Мать закинула на спину рюкзак, подобрала правой рукой сумку, а левой захватила тёплую ладошку сына.
– Здесь недалеко, идём.
– Хочу спать.
– Знаю, сейчас доберёмся.
– Мам.
– Да?
– Ничего.
Вдали пульсировал слабый огонёк.
– Мы идём туда?
– Да. Дедушка нас ждёт, свет оставил.
Мальчик шёл, крепко вцепившись своей ладошкой в большую и сильную ладонь матери. Сплошная темнота со всех сторон казалась густой стеной, шли они практически наощупь, часто спотыкаясь. Мальчик не видел чётко даже лица матери, оно казалось светлым пятном, как и её рука. Единственной хорошо различимой в темноте точкой было пятнышко света, огонёк дома, который медленно, слишком медленно, но верно приближался. Мальчик повеселел. В нём росла уверенность в себе. «Я не пустил рожу в автобус. Мы доехали, и ничего не случилось. И вот мы идём к дедушке. Почти дошли».
Мать шумно дышала, тяжёлая сумка затрудняла её движения. Мальчик заметил это, встревожился и сам предложил помочь.
– Ну помоги, – согласилась мать.
«Не выпускай её руку», вдруг пронеслось в голове у мальчугана, но он не прислушался к этим словам, чего ему теперь бояться. Автобус давно уехал, и рожа, если она и была, уехала вместе с ним. Мальчик взялся за ручку сумки и пошёл справа от неё, путаясь ногами, ударяясь о сумку и больше мешая, чем помогая матери.
– Давай передохнём минутку, сил нет, – остановилась мать. -Поменяю руку, правая онемела совсем. Но ничего, уже близко.
Вдоль тропинки, по которой мать и сын шли к своей цели, росли густые кусты. Цикады гудели, одна громче другой, сидя на ветках, над самым ухом. Внезапно они замолкали, держали недолгую паузу, затем хором начинали опять соревноваться за внимание слушателей. Иногда откуда-то сбоку раздавался другой звук, треск или шелест.
– Это кто шумит?
– Ящерица, – отвечала мать, – или мыши.
Но мальчик знал – было что-то ещё. Как будто вдали прозвучал крик испуганного существа. Малыш поёжился. Из темноты сбоку кто-то смотрел на него. Ничего не было видно, но он чувствовал взгляд на себе.
– У дедушки есть собаки? – Громко и нарочито спокойно спросил мальчик у матери.
– У дедушки две собаки.
– Злые?
– Да нет. С тобой они будут играть. Они с чужими злые. А мы – свои.
– А ружьё есть?
– Вроде есть. Зачем тебе?
– Просто.
По кустам справа пронеслась волна шорохов. Неясный звук, похожий на крик, повторился.
– Мам. Что за крик?
– Птица. Ночные птицы кричат. Не бойся. Здесь не опасно. Я выросла здесь, в доме, куда мы идём. Все дороги знаю. Вот, идём в полном темноте, а всё равно ни за что не заблудимся. Смотри, дом уже виден.
Огонёк приблизился настолько, что стало возможно разглядеть прямоугольник окна. В нём что-то металось. Собака завыла и резко оборвала вой, сменив его тонким визгом. Мать остановилась, резко, с тихим восклицанием. Послышался звук распахиваемой двери и звучный мужской голос прокричал неразборчиво в воздух несколько слов. Мать воскликнула снова. Мальчик задрожал. Ему ясно представилось всё, что случилось. Рожа ворвалась в автобус и замучила всех, кто в нём ехал, ведь после того, как он вышел, некому было её сдерживать и защищать пассажиров. Теперь рожа добралась до дедушки, убила и его, и собак, и приближается к ним с матерью.
Мать выпустила сумку из руки, мальчик не сразу заметил этого, занятый ужасным озарением. Ей не следовало этого делать. «Как я смогу защитить маму, если она не рядом»? Он хотел позвать её, но голос застрял, высох в горле и не прозвучал. «Маа…».
Мать воскликнула снова, на этот раз громко и страшно. Цикады враз смолкли. Тяжёлым мешком что-то упало слева. А впереди, на высоте около метра над землёй, повисла светящаяся, жидкая, текущая рожа. Она улыбалась, уставившись прямо на мальчика.
– Ну теперь, теперь что ты можешь сделать? Можешь меня остановить?
Мальчик заледенел. Вот она. Она всё-таки была там. Безумные глаза рожи притягивали его взгляд, но мальчуган сразу нашёл безопасную точку и упрямо уставился на подбородок чудовища. Рожа начала метаться, пытаясь спутать маленького смельчака, но безуспешно. Мальчик таращил глаза на подбородок, на уши, на лоб, избегая ртутных жестоких зрачков.
– Ты мне нравишься, мальчик. Впервые вижу такого, как ты. Тебе нравится играть, так же, как и мне. Пожалуй, стоит тебя пощадить. Но тогда станет не интересно. Как ты думаешь?
Мальчик молчал, не закрывая глаз, не двигаясь. Рожа хотела его победить, сломить, но внутри мальчугана этому противилась какая-то огромная сила.
– Ого, да ты непростой парень! Хотел бы стать таким, как я? Это просто! Надо всего лишь посмотреть мне в глаза, и мы станем друзьями.
Незаметно темнота начала сменяться предрассветной зарёй. Мальчик заметил это и легко выдохнул, видя в дневном свете союзника и подмогу. Рожа рассмеялась.
– Свет. Каждый всегда надеется, что ему поможет свет. А если нет?
Боковым зрением мальчик уловил очертания лежавшей рядом с ним на земле матери. Крупные слёзы навернулись у него на глазах. При неровном свете, преломлённая каплями слёз, рожа вновь показалась мальчугану маленькой и кукольной, похожей на шарик, висящий в воздухе. Ненависть, так не характерная для маленького человечка, затмила страх, мальчик протянул обе руки и сомкнул их на роже, закрыв пальцами её зрачки. Рожа схлопнулась, как зефир, заполненный пузырьками воздуха. Липкая горячая жижа брызнула на лицо и руки мальчика, но даже тогда он не закрыл глаз. Не раздумывая, мальчуган бросил рожу на землю и припечатал ей своей подошвой, как раньше он припечатывал к земле и давил помидоры. Он бил и бил ногой, пока мягкая рожа не стала напоминать плоский блин. Тогда носком ботинка мальчик поддел и скомкал этот блин в ком, потом взял его в ладони и скатал в плотный шар. От рожи надо избавиться насовсем. В кармане куртки у мальчика лежали целлофановые плотные пакетики – на случай, если его стошнит в поездке. Вот где они пригодились – четыре чёрных пакета, один вложить в другой и связать накрепко. А потом, когда он раздобудет спички – сжечь. Наверняка сжечь это навсегда.
Сложив остатки рожи в пакеты и засунув их в карман, мальчик повернулся к матери. Она лежала, похожая на мешок, бледная, но живая – на шее её пульсировал еле заметный сосуд. Надо кого-то звать на помощь, но сначала проведать дедушку – возможно, он тоже живой. И ещё в доме должны быть спички.
2017
Шанисе и ветер
Жар, сдуваемый с берега в море, был невыносим. Если утром ветер не поменяет своё направление, думала Шанисе, они все умрут.
Огромная рыбина, выброшенная волнами на пляж, показалась деревне подарком духов. Она была ещё жива, когда её нашли на рассвете, тяжело раззевала рот и еле заметно вздымала жабры. Её круглый блестящий глаз уже погас и вышел из жизни, ввалился и побледнел.
Шанисе с любопытством разглядывала рыбу со всех сторон. Рассмотрев её хорошенько и успокоив своё любопытство, она послюнявила большой палец и выставила его вверх, ловя ветер. Ветер по-прежнему дул с суши и к рыбе не имел никакого отношения.
– Оставь это, девочка, иди в дом, – позвала её тётка.
Шанисе встала. Ослушаться тётку было делом невообразимым.
– Бери нитки и начинай плести, – тётка вручила девочке моток тонкой бечёвки, из которой делали сети.
Зачем, чуть не вырвалось у Шанисе, ведь у нас есть рыба на берегу, много рыбы, на целый год! Но она не сказала ни слова, взяла моток и начала медленно его раскручивать, отматывая конец нужной длины.
«Если не будешь занята, тебя съедят духи». Шанисе шмыгнула носом. Духи съели совсем недавно мужа старой Омайры. Начали выедать по куску, оставляя на коже кровавые ранки, а потом целиком изнутри выели, оставили только кожу. И он умер. Вся деревня ходила и выла вокруг покойника. А Омайра сама ни слезинки не проронила. Только одеревенела. Но она никогда и не была как другие, всегда сторонилась людей и жили они с мужем особняком, в отдалении от других. А сейчас, когда рыба ещё бьётся в агонии, Омайра первая начала раздирать её на куски. Добыча есть добыча. Притащила лопату и первым делом выбила из кожи огромные, переливающиеся на солнце радугой чешуи. Теперь эти чешуи красуются на стенах её хижины. За Омайрой и другие начали украшать свои жилища, да только самые крупные чешуйки им уже не достались. Зато рыбы у всей деревни теперь столько, что она заняла все лески для сушки.
– Плети, Шанисе, – напомнила тётка, – ты опять размечталась. На тех, у кого руки отдыхают долго, начинают охотиться дикие звери, или ты забыла?
Шанисе пригнулась над сетью. Куски рыбы, подвешенные на лесках между хижинами, болтались на ветру, дующему с берега в сторону моря и отбрасывали страшные, колеблющиеся тени. Омайра пришла и тоже взялась плести сеть. Тётка молча посмотрела на неё и поморщилась. На шее у Омайры появилось новое украшение из крупных белых зубов огромной рыбы, нанизанных на толстый шнурок. Шанисе пригнулась ниже, чтобы никто не смог различить улыбку на её лице. Омайра ей казалась ребёнком, чуть младше её самой.
Пришли рыбаки и приволокли ещё сетей, разбирать и чинить. Шанисе прильнула к отцу. От его рук шёл сильный запах морских чудищ.
– Зачем нам сети, когда есть большая рыба?
Все рассмеялись, а Омайра потрясла своими бусами.
– Эта сеть для креветок, их сейчас много в море, так что отдыхать нам нельзя. И ты помнишь, что происходит с теми, кто ничем не занят?
Шанисе кивнула. Они умирают, съеденные духами изнутри или разорванные в клочья дикими зверями, подосланными теми же духами.
Отец не задержался надолго. Немного поговорив с женщинами, рыбаки ушли. У Шанисе закончился моток и она отправилась искать тётку. Омайра увязалась следом.
– Красиво? – Спросила она девочку, показывая на ожерелье.
Шанисе улыбнулась во весь рот и кивнула.
– У меня ещё осталось много бусин, пошли, я тебе подарю. Шанисе замедлила шаг. Тётка будет очень недовольна. Но отказать Омайре значило обидеть её. А получить несколько рыбьих зубов это большая удача.
Она пошла за Омайрой, но издалека её схватил за подол платья грозный окрик тётки.
– Шанисе!
Девочка сникла, попрощалась с Омайрой и вернулась под навес, чинить отцовскую сеть.
Нити мелькали в руках женщин как струи дождя. Слышалось много смеха и шуток, и рыба была тому причиной. Шанисе прислушивалась к старшим. Сперва те посмеялись над Омайрой, но не зло, а наоборот, кто-то даже похвалил её за выдумки. Тётка одна была недовольна и фыркала, косясь на Шанисе, пока другие смеялись. Самой Омайры и след простыл. Потом обсудили торговлю креветками. Потом – предстоящую свадьбу двух молодых. Совсем поздно, под луной, начали петь песни. Благодарили духов, пославшим им рыбу. Шанисе подпевала тихонько, уткнувшись подбородком в шею и едва шевеля губами. Пальцы ломило от долгой работы, но зато добрые духи были довольны и сеть стала как новая. Утром, пока все будут ещё спать, мужчины забросят эту сеть в море и поймают много креветок. Креветки и рыба, что может быть лучше?
Шанисе уснула прямо у костра, облокотившись на соседку справа, шумную Маиси, горячую и мягкую как подушка.
На утро жара усилилась. Вся деревня ходила в центр за водой, которой почти не осталось. Зато рыбы было хоть отбавляй и она отлично провялилась на солнце. Тётка ходила и носила ещё и ещё куски, огромные и тяжёлые, белые и плотные, развешивала их на крючках для сети и довольно напевала.
– У нас есть рыба, – рассуждала девочка, – но нет воды. Что лучше, вода или рыба?
Воды было много, целый океан рядом с хижиной. Шанисе окунулась и вышла на берег. Что сегодня ей пошлёт море? Она разгребла пальцами ноги ямку в песке. Крохотный белый краб бросился наутёк, смешно перебирая ногами вбок, а не вперёд, как все остальные. В другой день Шанисе обязательно поймала бы его, но теперь у них есть рыба, так что краб может пока подрасти.
Жара брала своё. От потрохов и жабр, вырезанных ещё в первый день и брошенных кучей в нескольких метрах от рыбьей туши, шёл сильный и плотный запах тухлятины, и даже ветер не мог прогнать его с берега в море. Стаи птиц, которых приманила добыча, обнаглели настолько, что начали задирать собак и даже детей, зависая над ними и делая резкие выпады, а от их криков у людей раскалывались головы.
Шанисе повязала на талии платок вместо пояса. Если бы Омайра подарила ей рыбьи зубы…
Она пошла к рыбине.
Огромный остов, больше похожий на ворох сваленных как попало стволов, был разодран на части. Самые лучшие куски мяса были срезаны и съедены в первый день, а теперь то, что осталось, не вызывало особого аппетита. Плоть рыбы посерела, местами превратилась в багровую массу, кожа, оставшаяся у плавников и на хвосте, засохла и трещала на ветру.
Шанисе прикрыла нос. Оказалось, теперь вонь шла не только от потрохов. Воняла вся рыба. Нижние, сочные её части были облеплены мухами, девочка знала, это плохой признак. Обычно такую рыбу выбрасывали.
Сама не зная, зачем, Шанисе обошла всю гниющую тушу вокруг, заглянула везде, куда смогла дотянуться, и в конце концов остановилась напротив рыбьей морды, беззубой, безглазой и высохшей.
Ещё несколько дней назад эта рыба плавала в глубине и охотилась на других. Шанисе стало её жаль. Она даже хотела обнять это мёртвое рыло и спеть прощальную песню, когда разглядела несколько зубов в глубине пасти. Видимо, Омайра не дотянулась туда, иначе она унесла бы и их.
Шанисе закатала рукав платья до плеча и сунула руку в пасть.
Зубы держались в челюсти слишком крепко. Шанисе сдалась после нескольких безуспешных попыток. По правде говоря, ей уже расхотелось доставать эти зубы, она исцарапала предплечье и локоть о чешуйки, покрывавшие рыло рыбины и порвала платье.
Если тётка увидит Шанисе такой, окровавленной и разодранной, то большого скандала не избежать.
Шанисе пошмыгала носом, собираясь заплакать, потом немного подумала, успокоилась и пошла к Омайре.
У хижины Омайры её ждал сюрприз. Отец и другие рыбаки, которые обычно после осмотра сетей отдыхали в своих домах, сейчас собрались вместе и галдели, кричали, звали старуху и обрывали чешую, так аккуратно подвешенную Омайрой на глиняные стены.
– Что с тобой? – Отец схватил Шанисе за левую руку и осмотрел раны на правой. – Ты ходила к рыбе?
Шанисе кивнула. Отец всё равно узнает. И он не такой суровый, как тётка, ему можно было признаться.
– Иди под дерево и жди, пока всё не закончится. И ни шагу оттуда, – непривычно грозно сказал отец и вернулся к остальным рыбакам.
– Что-то случилось? – Вырвалось у Шанисе, и она едва не пожалела о своём любопытстве.
Отец сверкнул глазами и молча указал на дерево.
Толпа у хижины росла, гул усиливался, в массе слов, выброшенных в воздух, Шанисе удалось разобрать только одно. Его повторяли по многу раз. Умерли, умерли, умерли.
Прибежали женщины. Они кричали громче мужчин. Одна из них, девочка не разглядела, кто именно, бросила камень в стену дома. За первым камнем полетели другие.
Шанисе поёжилась. Кто-то буравил ей взглядом спину. Она обернулась. Из высокой травы, растущей напротив дерева, выглядывала перепуганная Омайра. Шанисе замерла от страха, смешанного с удивлением, увидев её. Старуха казалась беспомощной и сухой, как тонкая ветка, как и кому она могла причинить зло?
У хижины между тем не унимались крики. Шанисе перевела взгляд с Омайры на толпу, и опять на Омайру. По морщинистым старушечьим щекам текли слёзы. Жестом она попросила девочку не выдавать её остальным.
– Шанисе! – Резкий крик подбросил девочку вверх.
Тётка пришла. Она подбежала к Шанисе и схватила её за плечи.
– Я тебя везде ищу! Что ты здесь делаешь? А ну, живо домой!
– Но отец сказал мне сидеть здесь! – Чуть не плача, ответила Шанисе.
– Отец.., – тётка ослабила хватку, – он тебя привёл? А что у тебя с рукой? Это она сделала? Омайра? Безумная старуха?
– Никто мне это не сделал, я сама, – Шанисе выпростала руку и прикрыла левой ладонью царапины, – в роще ободрала.
Тётка с сомнением покачала головой. Этой девчонке давно пора задать трёпку.
– Сиди здесь, – приказала она и пошла к толпе.
Шанисе обернулась и поискала взглядом Омайру. Трава слабо шелестела под дуновением ветра, но старухи в ней уже было.
Отец сам забрал Шанисе, отвёл её в дом и велел никуда не высовываться. Он с тёткой долго шумел в сарае для сетей, потом развёл на берегу большой костёр и только тогда разрешил дочери выйти.