Я прочитала это замечательное произведение дважды. И во второй раз оно произвело на меня приятное впечатление. А в первый – просто ошеломило… Перед нами – явление. Роман-не-однодневка. Иными словами – почти классика. Почти – потому что решающее слово, конечно, за будущими поколениями. Надеюсь, они по достоинству оценят эту книгу.

Удивительно, что появилась она в то время, когда, казалось бы, всё уже написано. Некоторые острые умы утверждают: в век повальной грамотности и всеобщей жажды «оставить свой гусиный след» нет и не будет Толстых, Достоевских и Шолоховых. Но Виктор Славянин с лёгкостью (мы-то понимаем, какой труд за этим стоит) опровергает данную «истину». Большим писателям место в любую эпоху. И Славянин, безусловно, относится к ним.

Автор «Времени незамеченных людей» не пытается возвыситься над читателем. Вернее, так: автор относится к читателям, как мне показалось, несколько свысока, но лишь потому, что на этой позиции стоит главный герой первой части – Никифор Корнеевич Беспалый, человек зрелый, повидавший войну, изведавший цену человеческой «благодарности». Гордыня, или, лучше сказать, периодически возникающая, хоть и соседствующая с сомнениями, гордынька – пожалуй, его единственный грех. Автор хотя и говорит от третьего лица, но мы понимаем – он разделяет точку зрения своего героя (или всё-таки герой перенимает черты характера автора?). Возможно, в том числе благодаря этому – впечатление, будто автор сам видел то, о чём говорит.

Никифор Корнеевич, при всех своих странностях (он – чрезмерно хозяйственный), вызывает безусловное приятие, сочувствие и сопереживание. Хочется быть таким же сильным – словом и делом, иметь такое же прочное кредо, стойкость, не позволяющую идти на поводу у предрассудков эпохи. Беспалый истинно положительный герой – такой, какого нам не хватает в действительности и современной литературе. Для сравнения можно взять, например, роман З. Прилепина «Обитель», герой которого – Артём – мне несимпатичен изначально. Годится ли отцеубийца по якобы извиняющим мотивам (защищал оскорблённые чувства матери, а по сути – свои собственные) в образцы для подражания? Дальнейшее поведение – беспринципность, слабость, неблагодарность – не способно его реабилитировать. Бесконечные взлёты и падения этого «пикаро» где-то с середины повествования вызывают тоску… Один из читателей, в принципе, хорошо относящийся к творчеству Прилепина, признался, что, изнывая в ожидании окончания книги, постоянно желал главному герою смерти.

Совершенно иное отношение – к Никифору Корнеевичу. Его смерти никто, думаю, из читателей не жаждет. Напротив: кажется, он будет жить вечно. И этого хочется! Поэтому гибель Беспалого – скорая, может быть, даже скомканная, вызывает ощущение внезапности, ненужности – нам… Обухом по голове. Странно и безумно всё на свете. Мы чувствуем горечь утраты, будто Никифор Корнеевич – близкий нам человек.

Кончина Никифора сопряжена с подвигом – наказанием насильника молодой девушки. И это роднит Беспалого с настоящими героями плутовских и рыцарских романов. Да, он рыцарь – почти без страха и упрёка.

Отдельного упоминания заслуживает язык романа В. Славянина. Нет вычурности – он прост и понятен. Автор не выступает в роли стилизатора-сказителя, не пытается нарочито ритмизировать и «музыкализировать» текст. Благозвучие при множестве диалектизмов, не характерных для, например, средней полосы России, на мой взгляд, – высший пилотаж.

Вторая часть «Незамеченных людей» несколько слабее. Высокомерия по отношению к читателям здесь – больше, а героизма – меньше… И читатель, и главные лица чувствуют: не хватает Корнеевича. С ним – просто. Он бы сразу расставил всё по местам, определил, где чёрное, где белое, научил уму-разуму. А так… Кажется, автор сам – в растерянности, не знает, как расценивать быт в оккупации – то ли как жизнь, то ли как существование. Хорошо ли сделали персонажи, что якобы не обратили внимание, под кем сидят? Хорошо ли, что стараются не замечать немцев и продолжают жить, «как обычно»?

Михаил Зощенко любил цитировать М. Горького, что каждый человек обязан написать историю своей жизни. С этой точки зрения великолепно, что у нас есть такая книга, как «Время незамеченных людей». Да и с точки зрения художественности, и правды она, как уже упоминалось, даст фору многим.

Но главное, что есть в этом романе – любовь. В широком смысле – к истории своей семьи, страны, вообще к жизни. Напрасно, мне думается, говорят, что главный объект внимания литератора – язык. Такое мнение, в частности, встречала на страницах журнала «Сибирские огни». Якобы автор не должен излагать правду или даже вымысел, а обязан, прежде всего, работать со словом. Но язык сам по себе едва ли привлечёт широкого читателя, каким бы необыкновенным он ни был. Вспомним футуристов начала двадцатого века. Недостаточно «зазинзиверить» что-нибудь этакое. Для поиска – да, но не более того. Язык – всего лишь средство, инструмент для выражения чувств, мыслей, эмоций. Для воздействия на умы и сердца. Да, он требует настройки – для лучшего звучания. И в этом отношении роман В.П. Славянина – также образец. Конечно, не для слепого подражания, а вдумчивого осмысления и анализа.

Хотелось бы, чтобы автор раскрыл в третьей части романа своё отношение к жизни украинцев в оккупации. Описал бы все свои сомнения, переживания. То, что ему говорили в школе, и то, что думали по этому поводу его близкие. Внутренняя жизнь родившегося в страшном 1942 году «янгола» вполне может стать главной изюминкой третьей части. Но, конечно, решение – за автором. А мы будем ждать.

Всё сбудется!

Остаток вчерашнего вечера и часть ночи провела за чтением книги Татьяны Медиевской «Всё сбудется». И не пожалела! Общее впечатление: увлекательно, познавательно, позитивно. Итог: хорошее настроение и спокойный сон.

Эта книга Татьяны Юрьевны чем-то напоминает сундук с приданым хитрой невесты. Сверху – что попроще и побанальнее – для любопытных и завистливых соседок. Сунули длинные носы, поводили: «А чёй-то, Глашк, у тебя тут так бедно-то, а?» Глашка же, скромно опустив глазки долу: «И-и-и, времяна-то нынче какия-а-а!»

А вот ближе к донышку – только для глаз любимого мужа и его семьи – настоящие сокровища: золото, парча и бриллианты.

Обычно авторы ставят в начало книги что получше – тексты-лауреаты конкурсов, произведения, одобренные редакциями толстых литжурналов, а вот дальше – что останется. Татьяна Юрьевна выстроила свою книгу наоборот – верю, что это спецприманка: подлинные чудеса откроются только тому, кто не поленится дойти до конца…

Рассказ «Роксана», признаюсь, дочитала только до фразы: «Я с удовольствием всё съела и потребовала ещё». Общие слова, за которыми ничего нет. Остальное быстренько пробежала глазами. Не поверила. Ни женщины, ни собаки. Но вот удивительно: этот текст вовсе не отвратил меня от дальнейшего знакомства! И моё читательское терпение оказалось вознаграждено. Чудесный рассказ «Цирковая лошадь» – трогательный, нежный, по-хорошему грустный…

Рассказы «Тайна прикосновения», «Гагарин», «Невеста». Автор будто нарочно избегает глубокого проникновения в сокровенное своих героев (особенно героинь), анализа их боли (а ведь у них болит, и ещё как, раз они так себя ведут!), ограничиваясь поверхностным изображением проблем. Почему? Автор чего-то боится? Но такому опытному прозаику, как Татьяна Юрьевна, должно быть, мне кажется, всё равно, что о нём подумают… Главное – искренность, честность, не так ли? (Вообще, как я заметила, автор, наоборот, считает себя слишком смелой. В рассказе «Гагарин» находим: «просчитываю благоприятные дни, договариваюсь на эти дни с подругами насчёт квартиры», «просыпаюсь с мыслью, что сегодня будет уже седьмой день задержки, но встаю и вижу… кровь». Счёт дней, благоприятных для зачатия – это страшная боль современного общества: многие женщины, в том числе очень молодые, пользуются сей прабабушкиной методой, хотя и она и доказала свою неэффективность и научную несостоятельность. Сколько абортов, сколько погубленных душ и судеб из-за неё! Вот тут-то и можно было автору развернуться. Но…

Может, автор хочет заставить читателя подумать? Эта цель не достигается: характеры героинь – малосимпатичны, ни сочувствовать, ни досочинять их не хочется. Или цель автора – просто показать безнравственность Марии («Гагарин») и невесты двух женихов («Невеста»)? Вряд ли.

Остановлюсь ещё на рассказе «Гагарин». Цитирую: «Мария всегда после выходных просила его рассказывать про забавы детей и слушала с неподдельным интересом. Он чувствовал, что она любит его мальчиков и наверняка могла бы стать им хорошей матерью…». Сильно сомневаюсь, что мужчину посещают такие мысли по поводу любовницы. Какие могут быть дети, когда страсть?!! При чём здесь они?!! Эта фраза демонстрирует чисто женское отношение к действительности. Для верности спросила мнение мужчины. Совпало!

Вот ещё пример женского взгляда на жизнь. Рассказ «Нигде кроме»: «Ирина вдруг захлопала в ладоши, рассмеялась и сказала, глядя на кузнеца восторженными глазами: – Вы прелесть! Ну, не правда ли, Колокольцев, наш кузнец прелесть как хорош! Кузнец и Коля смутились и с недоумением посмотрели на Ирину, и понимающе переглянулись: «Мол, этих учёных женщин не понять!». Опустим присутствие однокоренных слов в одном предложении, спишем на невнимательность. Что удивляет? Реакция мужчин. Тут, мне кажется, повод начать бой за самку, а не смущаться и переглядываться… Далее: «Подошёл ещё раз к этажерке и увидел, как старых друзей, знакомые книги – «Три товарища» Ремарка и «Алису в Стране чудес» и «…в Зазеркалье» Льюиса Кэррола. Эти книги подарила ему Ирина. Решил забрать их с собой и почитать в самолете…». Протестую, уважаемый автор! «Алису в Стране чудес» и «…в Зазеркалье» мальчики (тем более, мужчины) не читают, относят их к разряду девчачьих книг! Знаю (сама читала от корки до корки два раза!), что там – интересные математические, философские и лингвистические выкладки, но тем не менее. Стереотип есть стереотип. Ровно по этой же причине мальчики не читают «Пеппи Длинныйчулок» А. Линдгрен и «Поллианну» Э. Портер. Странно, что взрослая («сильно за тридцать») тётенька – «Царица Савская» Ирина – не в курсе.

Способ сведения счётов с жизнью главного героя Коли – голодание – тоже странен до невозможности. Двадцатилетний юноша… В этом возрасте ведущую роль играют гормоны. Отсюда – эмоции, порывы. Разве может он так долго ждать?!! И да, юноши голодны. Почти всегда! Такого мучения – даже пяти дней без еды и воды – он не выдержал бы по определению. Как сказал мой 21-летний племянник (я его специально спросила): «Голодовка в качестве способа покончить жизнь самоубийством – не вариант!»

Ещё из текста: «Прошло двадцать два года! Ты совсем не изменилась!». Чуть-чуть смешно. И грустно. Ник льстец!

«Ленин и шапочка». Ну, тут я вовсе загрустила: «В его мощной ладони с длинными музыкальными пальцами…». При этом я тщетно искала в тексте указаний на то, каким именно инструментом герой – Феликс – владел… Может, и есть, но я не нашла, каюсь. Так вот, из своего опыта – как человека, барабанившего по клавишам с пяти лет: у пианистов пальцы – не длинные, а, напротив, короткие и толстые. Просто, потому что постоянное стучание по клавишам мешает им расти. Такие были у моей учительницы по классу фортепиано, такие – у Дениса Мацуева, такие же – у меня. «Длинные музыкальные пальцы» – клише, которое печально встречать у талантливого человека.

«Каждый идёт своей тропой» – путевая зарисовка. Или эссе – с историческим экскурсом, местами (про Стену Плача) лишним. Эта информация сейчас общедоступна, кому надо – поинтересуется.

«Реконтра» за счёт включения автобиографических, как мне кажется, штрихов – живая.

«Однажды летним вечером». Здесь мне – впервые в этой книге – понравились наблюдательность автора и его владение словом в части описания: «В торце дворика высился огромный вульгарный искусственный грот-водопад». Это здорово!

«Rosenkranz». Этот рассказ я уже видела в других сборниках. Что можно сказать… На мой придирчивый взгляд, он чуть-чуть недоделан. Толком даже не могу сказать, где именно, но оставляет такое впечатление… Может быть, речь снова – о поверхностном взгляде автора. Что-то он от нас да пря-а-ачет… Хе-хе!

«А закусить-то нечем!» Знаменитости, мода и прочие вещи, которым уделялось повышенное внимание в СССР и пониженное – ныне… Автор купается в этом, и купается привлекательно… Похвастаться – вот ещё одна цель. Очень по-женски. Забавно. Не более.

«Вид из окна». Чудесное эссе – не очерк. Даже, скорее, рассказ. Прекрасно! Автору всё-таки лучше удаётся рассказывать про свою жизнь, чем выдумывать чужую. Я уже видела этот текст в другом сборнике, но с удовольствием, открыв новые аспекты, сначала незамеченные, прочитала ещё раз! Замечательно!

«Утренний туман». Вот, пожалуй, с этого произведения (хотя нет, с предыдущего) начинаются истинные сокровища нашего сундучка невесты! И, опять же – во многом благодаря его автобиографичности (делаю такой вывод, так как кое-что потом вылезет и в других рассказах; если автор упоминает дважды, значит, скорее всего, было на самом деле). И вот ещё интересный женский взгляд: «Чем можно объяснить внешнюю красоту, лучистый взгляд и в старости? Только благородством души…». При том, что благородная бабушка изменила дедушке.

Всего лишь – вразрез с общепринятыми представлениями о добре и зле. Ну, что ж, имеет место. Все разные. Зато интересно.

«Звери». Трогательно.

«Одноклассники». Хороший рассказ. Здесь с глубиной чувств и раскрытием характеров героев – гораздо лучше, чем раньше. Но чуть подпортил ма-а-аленький кусочек: «Боря разделся, лёг, но сна не было. Его мучил стыд. Он страдал. Боря понял, что сегодня сам своими руками растоптал самые светлые воспоминания…». Мда, руками растоптал. Снова спишем на невнимательность. Но главное – не верю стыду Борьки Якубовского. Ну, не верю. А вот дальше – «И зачем он на этом дурацком переходе её окликнул? А Марина? Замужняя дама, а пошла с ним, с хлыщо́м, в ресторан! Она, она всё испортила!» верю. И с удовольствием (по поводу всех реплик такого типа спрашивала мнение мужчин).

«Десятая вода на киселе». Вот он, перл данной книги! Лучший рассказ! Наконец-то автор продемонстрировал свой талант в полную силу! И замечательную наблюдательность, и знание психологии мужчин и женщин, и острый язычок! Оказывается, автор ещё и так может? Ну и ну! Зачем же прятал от нас «такое сокровище, такое сокровище» (пародирую Вертинского – князя из к/ф «Анна на шее»)? Пародирую, но не шучу. Очень, очень хорошо! Спасибо автору огромное именно за этот рассказ! Женственно невероятно, обаятельно, роскошно! От души ещё раз благодарю!

Ну, а дальше в нашем сундучке – бусы из драгкамней. И раскрашенные стёклышки из первой части книги – забыты!..

«Другой Чацкий», «Андалусия с историком моды», «Малютка», «Волшебный салат», «Любите ли вы мороженое?». Последнее – явная аллюзия («Знаете ли вы украинскую ночь?» Гоголя из «Вечеров на хуторе…»). И даже если кто-то не любит мороженое, написано хорошо.

А далее – ещё лучше: чудные миниатюры. Автор – ещё и мастер короткого рассказа… Приятно! Подарок за подарком. Так хорошо, что книга заканчивается именно ими.

Буду рада узнать, где ошиблась в своих оценках или угадала. С удовольствием обсужу с автором и его поклонниками!

Елена Яблонская

Шелками вышито…

(предисловие к книге Нины Кроминой «Красная косынка»)

Всякий раз, когда я читаю и перечитываю рассказы Нины Кроминой, мне вспоминается старая песня из советского многосерийного телефильма «День за днём» (1971 г.): «Так как же это вышло-то, / Что всё шелками вышито / Судьбы моей простое полотно…» Все рассказы писательницы – о простых русских людях. Большинство из них, особенно те, кто живёт в деревне или в маленьких провинциальных городках, даже не живут, а выживают, отчаянно пытаются вытащить из нужды себя и близких. А кто-то, подобно героине рассказа «Пахло смолой и летом», пробует жить, точнее, вертеться по новым правилам, то есть быть «успешной» в отличие от бывшего мужа-«лузера». Только ничего у неё не получится! И стоит ли следовать кем-то навязанным правилам? Этот вопрос неизбежно приходит в голову каждому читателю, любому нормальному человеку, не утратившему совесть, понимающему, что такое честь, достоинство, правда, справедливость. Но не думайте, что Кромина выступает с социальной критикой нашего, действительно жестокого, и ко многим несправедливого времени. Нет, писательница понимает, что и «времена не выбирают», и на любом, самом благоприятном, казалось бы, отрезке времени жить непросто. Каждый человек всегда стоит перед нелёгким выбором: каким быть, как жить, по какой тропинке пойти?

Делает ли выбор маленькая героиня рассказа «Красная косынка»? Думается, да, хоть и кажется поначалу, что жизнь её в хорошей, полной семье (папе посчастливилось вернуться с войны живым!), на уютной подмосковной даче, в благополучные пятидесятые-шестидесятые, с замечательными, почти забытыми, утраченными бытовыми подробностями тех лет (цинковая ванночка, ватные жгутики «гусарики», коробка с надписью «300 лет Воссоединения Украины с Россией») течёт спокойно, плавно, как река. Но нет – от недавней войны никуда не скроешься, и девочка, вместо того, чтобы, наслаждаясь солнцем и летом, бездумно порхать, как бабочка или стрекоза, начинает тревожиться за брата-младенца, с малых лет предчувствует беду, хоть и сказал отец: «Войны больше не будет».

Ещё более тяжкий выбор приходится на долю брошенной родителями Наташи из рассказа «Лермонтова, 17»: «Федоровна поспешила вмешаться в разговор. Строго глядя на Толю, сказала: – Мать она и есть мать. Второй матери не бывает. Ты, Толь, ее мать поищи в городе-то. Наташа тебе фамилию скажет». Этот пронзительный, немного мистический рассказ написан от лица маленькой девочки. Удивительно удаются Кроминой детские образы и вообще мир детства! Вот рассказ «Дырочка в стене». Мы непостижимым образом перемещаемся во времени: через «дырочку в стене» старого дома попадаем в детство героя, вместе с мальчишкой-рассказчиком вновь и вновь переживаем былое… О чём этот рассказ? Да ни о чём! Или просто о времени, о живущих в нём людях, о жизни. О суровом её полотне, простом – и в то же время невероятно сложном, потому что неизмеримо сложна, глубока душа человека. И, на наше счастье, бездонна память.

Второй раздел книги, «С ярмарки», уже не о детстве, а, наоборот, о едущих «с ярмарки», бредущих «под горку» стариках. Хотя, конечно, не только и не столько о них. И здесь особенно ясно понимаешь, что проза Кроминой – совсем не социальная критика. Кого обвинять в беде, случившейся с героем рассказа «Балласт»? В самом деле, людям надо уходить на пенсию, освобождать рабочие места для молодых, а многие профессии и вовсе уходят в небытие. Конечно, можно осудить жену и сына героя: сначала отправили пенсионера на непригодную для жизни дачу, а потом и этот участок пришлось продать. Но как обвинять сына, ребёнка, своего тридцатилетнего несмышлёныша, набравшего кредитов, влезшего в долги? Сам герой с радостью ради него всё отдаст. Жена? Её ждёт страшная участь. Эта обыкновенная женщина, проведшая всю жизнь в очередях, на не интересной ей работе, да на кухне с нелюбимым мужем, жаждет отдыха, мнимого благополучия хоть на старости лет. Она совсем не злодейка, но совершив предательство, при жизни попадает в ад, хоть и раскаивается в содеянном: «Она стояла и стояла, одна среди мусора, а где-то совсем рядом из-под земли поднимался едкий дым, и перепрыгивали с места на место огненные языки». У меня язык не поворачивается её осудить, а у вас?.. Как не решается никого судить Никитична, сиделка в лечебнице для душевнобольных (рассказ «День согласия и примирения»), стараясь понять и оправдать любого. Вы скажете, её безоглядная доброта привела к трагедии? Только к трагедии ли? А вдруг – это промысел Божий, приведший и Никитичну, и такого же, как она, доброго и честного главврача прямиком в рай?

И вот прямо противоположный финал в ситуации, казалось бы, почти идентичной той, что описана в рассказе «Балласт». Старики-пенсионеры, как прекрасные и сильные белые птицы, воспаряют в небеса. Становятся ангелами? Да, несмотря на то, что старик роптал на тяжелую жизнь, на непутевых сыновей. Но он все-таки не сдался, не предал ни верную свою подругу, ни идеалы молодости. Именно так: идеалы молодости. Это не пустой звук, не штамп, не клише, а, думается мне, как раз те самые шёлковые нити, которыми вышита грубая ткань нашего бытия.

Парадоксально, но в какой-то свой, особый рай, наверное, попадет и совсем неверующая горожанка Инесса Марковна, потому что и она, как умеет, отстаивает свои идеалы, противостоит «сумасшедшему с бритвою в руке», тому, кто виноват в поджоге театра, кто зачем-то «хочет стереть и её, и этот театр, и его зрителей, и её журналы, и книги, и библиотеки».

Читатель вправе возмутиться: ладно, москвичка Инесса Марковна, ладно, петербуржцы и одесситы, но какие там шелка в тяжёлой и грубой деревенской жизни Никитичны, героев «Жили-были» или Галины из рассказа «Часовня»?! Что там такого красиво-шёлкового в «том подневольном, что соединило их в далёком прошлом, или… тягучем, что изнуряло их в настоящем» («Жили-были»)?! Думаю, это душевная красота героев Нины Кроминой. И, между прочим, не только русских. Ведь шёлковая, тонкая, но очень крепкая, надёжная ниточка протянулась неведомым образом из сердца пожилого немца к сердцу такой на первый взгляд несимпатичной русской переводчицы. И вдруг оказалось, что два разных человека в самом главном, человеческом, похожи, как брат с сестрой. Или как дочь и отец. Такое же душевное родство возникает между двумя пожилыми женщинами, русской и чешкой, из рассказа «Фарфоровые куклы»: «они стояли, обнявшись, как две сестры или как бабушка и её состарившаяся внучка».

Заключительный раздел книги («Одинокая звезда») – о женских судьбах, об одиночестве и любви. Впрочем, о любви – вся книга. И о каждой героине, особенно о деревенской дурочке Гале («Часовня»), хочется сказать словами песни: «А подойди-ка с ласкою, / Да загляни-ка в глазки ей, / Откроешь клад, какого не видал». Кажется, что этой волшебной шёлковой ниткой пришивает мужу пуговицу наконец-то очнувшаяся от многолетней душевной болезни Таня (рассказ «Одинокая звезда»). Добром отвечает злобным ханжам Анастасия («Анастасия»), не выбирая, не рассуждая, просто потому, что не может иначе. А Марина Ивановна из рассказа «Черёмуховая кепка»? Переборов в себе «прелесть» – пронесённую через всю жизнь земную любовь к ставшему монахом однокласснику, она торопится, спешит рассказать «о том, что и у неё есть еще надежда на спасение», своей подруге Оле, которая, по существу, испортила ей жизнь…

Поистине, драгоценным шёлком по грубому, домотканому полотну вышиты судьбы героев прозы Нины Кроминой. И когда я читаю и перечитываю её рассказы о неудачливых, обездоленных, но таких красивых душой русских людях, мне невольно вспоминается ещё одна песня из телефильма «День за днём»: «Ты прости, если лучше сказать не умею… Припадаю, Россия, к твоей красоте…»