Сказки при луне. Часть первая

Глава 6. Закипает кровь

Прошёл почти месяц с того дня, как меня оцарапал оборотень. Волнение от произошедшего угасло ещё на первой неделе, когда после наложения нескольких швов наконец перестало болеть плечо. Я нисколько не забыла о произошедшем. Просто стала реже перекручивать в голове картины той пугающей ночи и возможные варианты развития событий. Иногда всё же лежала полночи без сна, размышляя о том, что со мной стало: превращаюсь ли я в монстра, заразилась ли я страшной болезнью, а может быть, просто сошла с ума и всё это происходит в моём воображении.

Я думала и о оборотне, который ворвался в ту ночь в мою квартиру. Кто он? Что он делал тогда в моём дворе? Намеренно ли пришёл туда или оказался случайно? Собирался убить именно меня?

Первые несколько дней, я даже боялась, что он вернётся. Прислушивалась к каждому шороху в квартире, запиралась в комнате вместе с Хелсингом, чтобы было не так страшно. Ждала, когда огромный волк с человеческой тенью вернётся, чтобы завершить начатое.

Но он не приходил. И я успокоилась.

«Он хотел убить меня, но в последний момент человеческая сущность пересилила и он передумал. Значит, человек в нём сильнее, чем волк. Значит, он не должен вернуться,» – так я себя убеждала.

В конце концов мерность привычных будней, относительное спокойствие в моей жизни и отсутствие выходящих за рамки привычного событий усмирили мой страх. Я стала легче засыпать и даже видеть хорошие сны. События той ночи затуманились в памяти, стёрлись яркие воспоминания и чувства. Казалось, что жизнь наладилась. Стала такой, как была: мирной и тихой. Абсолютно обычной.

Было начало ноября. Наступали зимние холода. Деревья уже давно оголели, и город стал серым и неуютным. Листья, опавшие ещё в сентябре, пожухли и мокрыми тряпочками лежали на грязных дорогах. Серость была повсюду: на улицах, в домах и в душах людей.

Снег не шёл. Казалось бы, пора. Пора бы ему выпасть и укрыть собой замёрзшую землю, украсить голые ветви деревьев и крыши домов. Пора бы спрятать этот серый мир под своим чистым, блестящим в свете солнечных лучей покрывалом. Но снег не шёл.

В университете из-за болезней преподавателей отменили несколько пар, и теперь один лишний день в неделе, в понедельник, мы отдыхали. И именно в этот день я проснулась с ощущением того, что сегодня моя жизнь изменится.

С самого утра я старалась занять себя какими-нибудь незначительными делами, чтобы не спугнуть это странное, непривычное, но очень приятное чувство вдохновения, похожего на эйфорию. Мне казалось, что кто-то готовит для меня грандиозный сюрприз, и я ждала этого сюрприза с нетерпением и любопытством.

Временами я чувствовала, как кружится голова, но была уверена, что это от счастья и долгой прогулки с Хелом. Пёс был бесконечно рад тому, что его хозяйка наконец перестала вести себя как серьёзный человек и почти полтора часа бегала – именно бегала! – с ним по тротуарам и газонам города.

Темнеть начинало рано. Но надвигающиеся сумерки нисколько не испортили моего настроения. Наоборот, ощущение изменений становилось всё более ярким, эйфория усиливалась и голова кружилась всё чаще.

Мне не хотелось думать о том, чего именно я жду. Мне было слишком хорошо, чтобы об этом думать: свободный день, солнечная погода, наконец-то зажившая рана… Нет, в самом деле! Не может же быть так счастлив человек, который скоро обратится в монстра! Уж этого-то со мной точно не произойдет! Тем более мы это уже обсуждали.

На тренировку я пошла с высоко поднятой головой, осознавая себя не такой, как все люди, идущие мимо. Хотелось громко крикнуть: «Вот я! Смотрите на меня!» и пойти дальше под недоумённые взгляды прохожих, недовольных тем, что кто-то так дерзко прервал их серые привычные будни.

С Ладой я встретилась на остановке, недалеко от стадиона, где проходили тренировки. Я молча улыбнулась ей, сделала реверанс и потянула за руку, торопя на занятия.

– И тебе привет, – сказала она, поспевая за мной. – Что с тобой случилось? Ты выиграла миллион?

– Лучше! – ответила я таинственно. – Я выиграла этот день.

Лада перестала задавать вопросы, решив, видимо, что с людьми, философствующими и ведущими себя не совсем адекватно, лучше не вступать в словесную полемику, пока к ним не вернётся здравый рассудок.

Она, я, Матвей и ещё один юноша по имени Иван посещали кружок, где обучали различным видам немного устаревших уже сейчас боевых искусств, связанных с оружием. Мы изучали технику владения мечом, шпагой, а также технику стрельбы из лука и арбалета, на что, по решению тренера, делался основной упор. Мне иногда казалось, что мы походим на ярых фанатов Средневековья и Толкина, хотя и не являемся таковыми. Но это было необычно, а потому интересно.

Заняться таким странным делом меня заставила Лада, которая однажды поинтересовалась у Матвея, чем он увлекается, помимо учебы. Матвей рассказал ей, что ходит на занятия по стрельбе к своему хорошему другу. Лада узнала, где находится этот кружок, и спросила у Матвея, можем ли мы туда попасть. Лично «мы» на то время никуда не хотели попасть, а уж тем более на такое странное и, как казалось, дорогое развлечение. Но что не сделаешь для лучшей подруги? И мы туда записались.

С тех пор прошло почти два года, и я ни разу не пожалела о принятом Ладой решении. Помимо «сказочных» боевых искусств, мы обучались и многим другим полезным вещам. Тренер оказался замечательным человеком и очень скоро стал нам хорошим другом, несмотря на разницу в возрасте.

Оказалось, что у него не так много учеников. Площадка принадлежала ему, и плату за занятия он брал относительно небольшую и то, скорее, ради приличия. Говорил, что это было его мечтой, а за мечту не платят деньгами. Ещё полгода назад с нами тренировались двое взрослых юношей. Их звали Володя и Арен. Они вечно развлекали народ своим дурачеством, несмотря на то что оба умные и довольно образованные люди. Но они окончили курсы и покинули нас, разъехавшись по разным городам в поисках своего места в жизни. Теперь из взрослых учеников нас оставалось только четверо: я, Лада, Матвей и Ваня – друг Матвея.

Чем ближе мы подходили к воротам тренировочной площадки, тем сильнее билось моё сердце, словно что-то неизвестное, чего я ожидала, было где-то там, за этим забором. Вероятно, от того же волнения вдруг совсем некстати разболелась голова.

– Доброе утро, девушки! – улыбаясь, поздоровался с нами тренер.

Это был немолодой, немногим старше сорока лет мужчина с добрыми карими глазами. Каштановые волосы и усы чуть тронула седина. Он был высокий и худой. Всегда ходил в кофтах или рубашках с длинным рукавом, скрывая свои руки, которые, как мы узнали от Арена однажды, были обезображены старыми шрамами. Шуруп – так мы называли его между собой – рассказывал, что раньше очень любил лазать по деревьям, а ещё часто ходил в походы в лес и однажды «повздорил» с лисицей.

Собственно, все эти увлечения, а также любовь к произведениям Толкина привели к тому, что однажды у молодого парня Александра возникла идея создать свою небольшую школу, в которой он мог бы обучать других ребят тому, что называл навыками выживания. Умение биться на мечах и луках вряд ли можно было бы назвать актуальным способом выживания в современной городской среде, но это не помешало юному предпринимателю включить их в обучение. Кроме того, мы развивали силу и ловкость, учились бегать и прыгать через препятствия, лазать по деревьям, стенам. Зимой окунались в бочку с холодной водой, летом пробовали делать шалаши из веток, разжигать разными способами костер. Это действительно оказалось очень интересным. И очень сильно сближало учеников не только друг с другом, но и с тренером.

Конечно, возник вопрос, как ему удается содержать небольшой стадион и спортивный зал, закупать оборудование, снаряжение и всё остальное. Мы знали, что живёт он прямо тут же, в небольшой квартирке, примыкающей к залу, которую сам называл каморкой. Поэтому предположили, что раньше у него была хорошая квартира, которую он выгодно продал, и какие-то сбережения, позволившие выкупить территорию старого детского спортивного комплекса, преобразовать её, отстроить, отремонтировать и привести в тот порядок, который был ему по душе.

Прямо, конечно, никто не спрашивал. Но и этого предположения нам было вполне достаточно. Шур стал для нас человеком дела и слова, человеком, который не просто мечтает, но всеми способами стремится реализовать свои мечты. Мы уважали и любили его, в том числе за его душевность, доброту и понимание.

– Здравствуйте, Александр Трофимович! – ответили мы, проходя в ворота.

Шур, одетый в старенькое короткое пальто и джинсы, поставил к забору какую-то доску и отошёл. Он улыбнулся нам, чем-то напомнив своей внешностью непревзойденного Тома Селлека, и махнул рукой, зовя за собой. Пройдя по стадиону, мы вошли в просторный тёплый зал, где было множество манекенов и мишеней. Наши луки, арбалеты, тренировочные мечи и прочее снаряжение хранились в небольшом сарае, пристроенном к залу. Вход в сарай был как изнутри, так и снаружи, с улицы.

В углу зала ещё одна дверь вела в комнату, где жил Шуруп. Ему тут нравилось, и он никуда не хотел переезжать. В его каморке мы часто после тренировки в дождь или в холодную погоду оставались всей компанией, чтобы просто поговорить. Здесь было тепло и уютно, словно дома. Узкий круг друзей, горячий чай, счастливые глаза и улыбки – достаточно, чтобы чувствовать себя на своем месте.

– Замёрзли, девушки? – поинтересовался звонкий и слегка насмешливый голос.

– Привет, Матвей! Замёрзли… Согреешь? – улыбнулась я, чувствуя в себе вдохновение на подобные шутки.

Лада тихо хмыкнула, стоя неподалеку и снимая с себя перчатки.

– Подумаю над твоим предложением, – совершенно не смутившись, отозвался Матвей, напомнив мне в этот момент Алису. – Но только из меня плохая грелка, – он притворно вздохнул. – Может, у Ивана получится лучше?

Словно по неведомому сценарию, в зал из раздевалки вышел высокий русоволосый паренек. Он поздоровался с Шуром и посмотрел на нас. На его лице появилась приветливая улыбка, совершенно особенная и невероятно добрая. Одной ей он мог согреть кого угодного, даже очень замёрзшее сердце.

Шур широко развёл руки и хлопнул в ладоши, привлекая наше внимание. Сегодня мы отрабатывали открытую, боковую и закрытую стойки при стрельбе из лука, закрепляли умение использовать высокий хват и повторяли то, что проходили на прошлом занятии. Самые главные навыки стрельбы у нас уже были. И лично я была этому очень рада, потому что до сих пор помнила, как мы несколько недель подряд только и делали, что учились вставать в правильную позицию для стрельбы. Поднять лук, опустить лук, поднять лук, опустить лук… И так целый час! Все это для того, чтобы тело запомнило движение.

Где-то посередине тренировки у меня что-то случилось с кликером. Ваня предложил мне свой старый лук, из которого стрелял раньше, пока не собрал себе новый с помощью Шурупа. Я кивнула, тут же пожалев об этом движении из-за резко загудевшей головы, и мы направились в сторону сарая. Проходя мимо Матвея, я услышала, как тот тихо напевает себе под нос: «Тили-тили-тесто!..». Я сделала вид, что не заметила, но почувствовала, как лицо на мгновение разгорелось жаром.

Впрочем, чуть позже я поняла, что его песенка не сильно меня задела. Мне было достаточно спокойно рядом с Ваней, даже несмотря на то, что мы остались почти наедине. Жар же, похоже, нисколько не был связан с намёком Матвея, потому что через пару минут, когда я проверяла, в рабочем ли состоянии кликер на одолженном Ваней луке, прилив горячей крови вновь ударил в лицо. Хуже того, боль в голове стала сильнее, зажгло в плече и на шее, там, где после наложения и снятия швов остался светлый шрам от царапины.

Конечно, не этого я ждала, почувствовав утром ветер перемен. Не возвращения почти позабытой боли.

Уже идя через зал обратно, я ощутила вдруг, как пол уходит из-под ног и приближается к глазам. Затем на несколько мгновений мир вокруг погас, а потом возродился снова из смутных пятен и неясных звуков.

– Тренер! – послышался как сквозь толщу воды встревоженный крик, а затем всё тот же мир начал поворачиваться вокруг меня.

Зашумели ещё голоса. Сознание начало понемногу возвращаться. Звуки становились яснее. Медленно, через силу открыв глаза, я поняла, что лежу на полу, а голова чуть выше, на чьих-то коленях. Было тяжело дышать, а лоб словно сдавило железным обручем.

Кто-то приблизился и сел рядом. Я увидела длинные рукава кофты и руки Шурупа. Его ладонь легла мне на глаза и оказалась очень горячей.

– Так, – сказал тренер встревоженно, – Лада, принеси из шкафчика рядом с раковиной в комнате нашатырь. Дина, слышишь?

Я разлепила засохшие губы, чтобы медленно и с трудом ответить:

– Да, просто…

Я почему-то начала искать оправдание своей слабости, но мысли ещё смешивались и думать было физически больно.

– Что с ней? – негромко спросил Матвей.

Тренер помедлил с ответом. Его горячая рука всё ещё лежала на моем лбу.

– Похоже, высокая температура, – ответил он наконец, и голос его прозвучал очень устало.

Видимо, вернулась Лада с нашатырем, потому что через несколько мгновений в нос ударил резкий запах, глаза распахнулись и сознание вернулось окончательно. Я даже приподнялась, чтобы отодвинуться подальше от бутылочки с лекарством.

Колени были Ванины. Его же руки поддерживали меня, пока я вставала. Лада нараспашку открыла ближайшее окно. Я вдохнула свежего воздуха. Стало намного лучше. Но меня всё-таки довели до каморки и усадили на кровать.

Все столпились вокруг, давя своим вниманием.

– Всё в порядке, – ответила я, постаравшись сделать как можно более спокойное лицо, хотя в голове опять начала пульсировать тупая боль.

– Да уж видно, – иронично заметила Лада. – Ты же выиграла этот день.

– Кровь кипит, – сказал Шуруп, а затем добавил, не отводя взгляда от моего лица: – Вызывайте такси. Лада, проводишь до дома?

– Вместе проводим, – уверенно произнёс Матвей.

Ваня кивнул.

Глава 7. Новая жизнь

На такси мы вчетвером добрались до моего дома. Сидя возле окна на заднем сиденье, я попыталась прижаться лбом к холодному стеклу, чтобы уменьшить боль. Но очень скоро пожалела об этом, когда машина, наехав на очередную ямку на дороге, подпрыгнула и моя голова сильно ударилась о выступ над окном. В глазах потемнело, и я решила больше не экспериментировать.

Когда мы приехали, ребята втроём проводили меня на второй этаж до дверей квартиры.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Лада.

– Терпимо, – ответила я, постаравшись улыбнуться как можно бодрее.

Меня смущало их внимание и тяготила такая настойчивая и дружная забота. Я казалась себе жалкой в их глазах, и это было неприятно.

– Сама дальше справишься? – поинтересовался Матвей.

– Вполне.

Я начинала раздражаться. Уже сложно было помнить о том, что всё это друзья делают ради меня, потому что переживают. Лада – ещё понятно, мы дружим с самого детства. Но Матвей и уж тем более Ваня! Неужели, я для них так важна?

Мой взгляд встретился со взглядом Ивана. Он смотрел серьёзно и слегка хмуро, но когда я обратила на него внимание, тепло улыбнулся.

– Ладно, – сказал Матвей, уловив намёк в моём легком раздражении. – Мы пойдём. Отдыхай.

Он махнул рукой и стал спускаться вниз по лестнице. Иван последовал за ним. Лада улыбнулась напоследок, и улыбка эта показалась мне какой-то неправильной: не подбадривающей, как у Вани, а наоборот, сочувствующей, печальной и усталой.

Она отправилась вслед за мальчиками. И только когда они уже миновали целый лестничный пролёт, я вдруг опомнилась и крикнула им вдогонку:

– Спасибо!

– Да не за что, – услышала я голос Матвея.

– Отдыхай! – перекликался с ним голос Лады.

Ваня промолчал. Он вообще чаще молчал, чем говорил. Жесты, улыбки и взгляды были для него более свойственны, чем слова.

Хлопнула подъездная дверь. Ребята ушли. Я достала из сумки ключи и несколько секунд спустя уже закрывала за собой дверь квартиры.

Дома никого не было. Мама, вероятно, ушла к кому-то в гости. Я вдруг почувствовала ужасную усталость и тоску: жизнь издевается. Сначала внушает надежду на приятные перемены, а потом валит с ног, ударяет дверцей машины по макушке и заставляет друзей испытывать к тебе жалость. И словно слышишь её ехидный старушечий голос: «Ну, что? Понимаешь теперь? Нечего строить сказочные иллюзии и ждать сюрпризов. Реальность жестока. Пора бы уже этому научиться!»

И вот я стою на пороге, привалившись к стене и закрыв глаза. Мама в гостях, ребята ушли, и только сейчас, оказавшись в одиночестве, я вдруг остро ощущаю потребность в чьей-нибудь помощи. Но рядом нет никого, кто мог бы окружить заботой: снять с меня сапоги, подхватить на руки, уложить в кровать, принести большую кружку горячего чая с лимоном и шоколадку. И всё это безвозмездно, без лишних вопросов, без упрёков и сочувствующих взглядов. Одиноко. Грустно. И хочется… есть.

Да, именно в этот момент заурчал живот. Мысль о еде мгновенно перебила чувство тоски и одиночества. Я сняла сапоги, куртку и отправилась на кухню, чтобы заглянуть в холодильник. Хелсинг, до того сидевший в коридоре в ожидании, резво помчался за мной. Я отчётливо различила жалобу на голод в его лае, или же мне просто так показалось, потому что я сама была голодна как волк.

Пёс подбежал к пустой миске. Я подошла к холодильнику, открыла его. Там обнаружились жареные куриные ножки. За два-три укуса я расправилась с одной, даже не потрудившись разогреть её. Вторую, освободив от масляной кожи, отдала Хелсингу. Затем насыпала ему ещё сухого корма и отправилась в комнату, чтобы там, завалившись в одежде на кровать, вновь вспомнить про пульсирующую в голове боль.

Под её размеренные волны я, кажется, задремала. Мне даже приснился сон о волке, бегущем по лесу. Я ощущала скорость, силу лап и ловкость, позволяющую перепрыгивать овражки, обегать деревья, вовремя опускать голову, минуя низкие ветки. На обрыве, когда лес кончился, волк остановился. Его взгляд нашёл блестящий круг луны. Он поднял голову и призывно завыл. Ему вторили другие волки, далёкие. И этот звук сотен волчьих голосов слился, сплелся, превратился в дребезжащий и раздражающий шум.

Я проснулась и поняла, что кто-то звонит в звонок, а Хел, скуля, скребёт косяк, желая впустить этого кого-то. С трудом поднявшись и доковыляв до коридора, я открыла дверь. Вернулась мама.

– Привет! – сказала она, заходя и шурша пакетами.

– Привет! – ответила я, забирая поклажу и унося её на кухню.

Когда я вернулась, она уже вешала куртку в шкаф.

– Спала? – спросила она, посмотрев на меня.

– Да, чувствую себя не очень.

Она приложила холодную ладонь к моему лбу.

– Ну да, – сказала она, слегка встревожившись, – лоб горячий. Ничего не болит?

– Голова… немного, – мне не хотелось тревожить её ещё больше.

– Я тебе сейчас заварю какого-нибудь порошка, а ты ложись. Поспишь, а завтра посмотрим, – сказала она, направляясь на кухню. – Есть хочешь?

– Нет, я уже перекусила.

Минут пятнадцать спустя я лежала в кровати, переодетая, напоённая каким-то растворимым порошком от простуды, поцелованная и оставленная выздоравливать. Успев ещё устыдиться мыслям об одиночестве, я вновь провалилась в сон.

Некоторое время спустя меня разбудил Хелсинг, поскрёбшийся в дверь. Я встала, открыла. Он ворвался ко мне, сразу запрыгнув на широкий подоконник. В квартире было темно. В маминой комнате едва слышно работал телевизор.

Я закрыла дверь, подошла к окну. Голова всё так же монотонно гудела, пульсируя в такт ударам сердца. Я открыла створку, впустив в комнату свежий морозный воздух и шум ночного города. Хелсинг часто задышал. Я закрыла глаза и тоже глубоко вдохнула.

И поразилась тому, как много оттенков запахов мне удалось различить: запах свалявшейся листвы, мокрой древесины и мокрой шерсти, машин. Даже запах масла из круглосуточного кафе, которое находилось через двор. И ещё какие-то запахи. Острые, непонятные.

Помимо запахов, я слышала много звуков: шелест шин, жужжание моторов, стук одиноких каблуков, скрежет рогов последнего троллейбуса.

Я понимала, что и раньше чувствовала и слышала всё это, только не могла различить. Запахи и звуки смешивались в общий фон, их невозможно было разбить на части. Теперь же отчего-то всё стало таким четким, явным, понятным. Отчего?

Я открыла глаза и уткнулась взглядом в повисшую над соседним домом полную луну. Её серебристый свет влился в моё сознание, и всё стало до боли ясно.

Мысль, от которой я пряталась целый день. Одно лишь слово. Оборотень.

Тело пронзило невыносимое ощущение, идущее откуда-то изнутри. Я негромко вскрикнула и согнулась, сев на колени. Хелсинг гавкнул, повернувшись ко мне, затем спрыгнул с подоконника и улёгся под столом, прижав уши. Послышалось тихое скуление.

Боль не отступала, она нарастала, выворачивая наизнанку. Меня бросило в холод, затем лицо обдало жаром и голова словно бы распухла. Глазам стало тесно в глазницах, в ушах зазвенело. Лицо, казалось, надувается, словно воздушный шарик, готовый вот-вот лопнуть. Но вдруг стало легче. На губах появился вкус крови. Кажется, она бежала из носа, и вместе с ней уходила боль.

Всё же я оборотень. И сегодня полнолуние.

Кости заныли так внезапно и сильно, что я упала на пол и тихо застонала, свернувшись клубочком и стараясь прижать к себе руки и ноги. Из глаз побежали слёзы. Я почти кричала от невыносимой боли и не могла понять, почему мама не слышит и не идёт мне на помощь. Мне казалось, что своим криком я должна была разбудить её.

Вдруг на фоне боли послышался мужской голос:

– Тише.

Испугавшись, я вскинула голову, чтобы осмотреть комнату, но никого не было.

– Прости, я не хотел тебя пугать, – извиняющимся тоном произнес тот же голос. – Ты слышишь меня лишь в своей голове. Позволь помочь.

Я вновь сжалась, чувствуя, как вытягивается позвоночник, лицо, меняются руки и ноги, видя, как вся кожа покрывается серыми волосами. Мне хотелось только, чтобы всё это поскорее закончилось. Я закрыла глаза и откровенно завыла в голос, не в силах больше сдерживаться. Хелсинг завыл из-под стола вместе со мной.

– Всё будет хорошо, – вновь произнес незнакомец. – Скоро всё кончится. Ты станешь волком. Тебе нужно будет бежать как можно скорее. Бежать в лес, к югу от города. Не бойся, я поведу тебя.

Я старалась слушать: голос отвлекал от боли и действительно успокаивал.

– Прошу, постарайся сохранить сознание до тех пор, пока не доберёшься до леса. Это очень важно. Лишь когда попадёшь в лес, можешь без опаски дать волю волчьим инстинктам. Магия укроет тебя от чужих глаз. Не нужно будет опасаться того, что ты можешь натворить. Ближе к рассвету тебе удастся взять контроль над собой. Тогда мы и встретимся.

Голос затих. Но я вдруг заметила, что и боль прошла. Осталось только ноющее ощущение в костях и мышцах, как бывает на следующий день после тяжелой тренировки.

Я открыла глаза. Мир изменился. Он стал чётче, поменял оттенки. Несколько минут я неподвижно лежала, стараясь осознать, чем теперь стала. Тело моё было нисколько не привычно, сознание словно бы запихнули в другую голову. Голову зверя.

Кто я? Неужели теперь я похожа на того монстра, что напал на меня месяц назад? Мне вспомнились клыки, горящие глаза, когти-кинжалы и душное дыхание пасти, распахнутой прямо возле моей шеи.

«Не нужно будет опасаться того, что ты можешь натворить».

Но что я могу натворить?..

Не время для всего этого. Более менее придя в себя и стараясь абстрагироваться от охватывающей меня паники, я попыталась встать. Удалось не сразу: я не понимала, как двигать конечностями. Но через несколько попыток словно бы вспомнила, как всё должно быть, и ощутила себя калекой, который спустя годы сидения в коляске заново учится ходить. Но, научившись один раз, разучиться почти невозможно. Поэтому через несколько попыток я всё-таки уверенно встала на лапы, сделала пару шагов, повернула голову. Встретилась глазами с Хелсингом.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Затем Хел приподнял голову и негромко, но достаточно дружелюбно тявкнул, словно бы говоря: «Я знаю, кто ты».

Окно было открыто. Позабытым когда-то движением я оттолкнулась лапами и запрыгнула на него.

Голос велел бежать к югу. И что-то заставляло меня без сомнений довериться ему. Хотя бы то, что он был единственный, кто оказался рядом, когда всё это произошло.

Что-то тянуло меня в нужном направлении.

«Я поведу тебя,» – вспомнилось мне.

Хорошо, веди меня, голос. Я пойду к тебе. Я помчусь к тебе. Мне хочется мчаться, хочется бежать со всех лап. Вот они, мои перемены. Вот чего я ждала весь день. А может, всю жизнь. Обновления.

Хорошо, что живу я всего лишь на втором этаже. Можно было бы, наверное, сразу спрыгнуть на землю. Кажется, волк на такое способен. Но лучше пока не экспериментировать.

Чуть наискось, под балконом, была покатая крыша магазинчика на первом этаже. Я посмотрела на неё, затем на Хелсинга. Тот уже сидел и внимательно следил за мной. Лапой я прикрыла окно так, чтобы можно было протиснуться в него, но при этом не сильно задувал внутрь ветер. Застопорила створку толстой тетрадкой, подпихнув её в зазор между рамой и подоконником. Закусив край шторы, плотно закрыла её.

Мне самой было не холодно. Внутри словно всё бурлило. Новое тело ныло, требуя, чтобы его хорошенько размяли. А ещё явно животный инстинкт всё настойчивее требовал бега и мяса.

«Пора. Надеюсь, успею добежать до леса».

Я протиснулась в оставленный зазор, в два прыжка, используя крышу магазинчика, спустилась на промёрзлую землю, покрытую корочкой инея, и, уловив направление, сорвалась с места.