Глава 8.
Хороший вопрос.
О да, чего я хочу – это действительно очень хороший вопрос!
Стоит ли мне нажать на кнопку и вызвать спецназ? Тогда я практически стопроцентно умру, весь отряд «Дельта» умрёт, но эти дети останутся живы. Я ведь вижу перед собой результат запроса. Я же такой дурак, что специально начал копаться в информационном центре больницы, рассчитывая унять совесть данными о периодичности поставок медицинских препаратов.
– Грёбаное правительство, – тихо выругался я и решил, что будь прокляты те, кто отдал указ производить всё в этом мире впритык!
Меня охватила неистовая злоба. Я бы хотел купить жизнь для всех, но это было невозможно. Как говорила Мерилин, не всё получается приобрести в этом мире. И если у кого-то что-то забрать, то у него не останется ничего.
Моя злость едва не вылилась в то, что я бы вот-вот ударил кулаком по экрану терминала. Но в тот момент, когда я сжал пальцы в кулак, раздалось шипение, а затем из крошечного динамика у моего уха донёсся искажённый помехами голос Джона:
– Эй, Дэвид, дверь уж как три минуты назад открылась. Где ты там застрял?
– Скоро буду, – солгал я, наклоняя голову ближе к закреплённому на плече переговорному устройству. А дальше всё получилось как-то само собой. Я спонтанно снял прозрачную крышку с кнопки тревоги и….
«Да пропади всё пропадом, я не какой-то слабак. Я должен сделать хотя бы что-то стоящее. Хотя бы раз в жизни! – взрывала мой мозг мысль, и одеревеневшие пальцы коснулись пластика кнопки. – Ради детей, Дэвид. Неужели даже ради детей ты не сможешь поступить благородно?».
Мне было страшно. Так страшно, что по итогу я не нажал на кнопку.
– Дэвид, ты где?
Мысленно проклиная себя за глупость и нерасторопность, я бросился со всех ног к хранилищу. Мне не хотелось, чтобы Джон смотрел на меня с подозрением, это бы лишило меня свободы передвижений в будущем. Если бы не его вмешательство даже на эти короткие семь минут, что я провёл у терминала, меня бы не оставили одного. Но Джон принял важность того, что важнее использовать людей в другом деле, нежели контролировать меня. И за это я чувствовал благодарность.
Когда я прибыл в хранилище, парни из отряда уже вовсю старались. Они аккуратно, но профессионально быстро, складывали лекарства в чёрные контейнеры, заполненные специальным гелем. Этот гель не дал бы стеклу драгоценных ампул разбиться.
– Дэвид, ну чего ты так долго-то?
– Подвёл анализатор. Дольше обычного определял не ушёл ли в систему сигнал о подозрительной деятельности.
Моему вранью поверили. Снова. Ведь в этом я был спец, да и передо мной стоял тот, кто причислял меня к своим приятелям.
– Давай быстрее, тут ещё одна кодовая фигня.
Вообще на операцию программист не так уж требовался, взлом предполагалось осуществить через поддельные ключи. Но что-то не срослось. Видимо, украденные данные оказались неактуальными, а потому мои умения «про запас» вдруг стали решающими для исхода всего дела.
– Ладно, попробую, – кисло ответил я.
Грустную мордашку я скорчил намеренно. Мне хотелось, чтобы все поняли – защита тут та ещё, вот потому ничего у меня и не вышло. Я не хотел открывать эту дверь, ведущую во вторую часть хранилища, где располагались ингредиенты для производства лекарств короткого срока годности. Я хотел оставить детям хотя бы что-то, но мне как-то «повезло». Вроде бы я делал всё то, что не сработало бы, а оно взяло и получилось.
– Красава, – довольно оскалился Джон.
Его похвала не была мне в радость. Грустно мне стало и оттого, что не все ребята из «Дельты» прошли через тяжёлую сейфовую дверь. Закрыть её за ними и, совершив звонок в полицию, сбежать (да хоть куда-нибудь!) у меня не вышло бы. Поэтому я ненадолго закрыл глаза и всё же вошёл внутрь второй части хранилища.
Помещение было скучным, унылым из-за мягкого освещения и белоснежных стен. Ещё здесь было много отблёскивающих хромом стеллажей, на которых хранились различные ингредиенты. Некоторые, особо ценные, дополнительно были заперты в металлических ящиках. Из любопытства я подошёл к одному из них и без особых проблем открыл его. Всего‑то потребовалось чуть сильнее дёрнуть за ручку. Замок оказался хлипким, поэтому вскоре мне довелось увидеть, что же там внутри. Однако, вытянутые колбы в двойной защитной упаковке выглядели малопривлекательно для моего взора. Это же не пиджаки, не кольца и не ботинки. Так что лишь из-за того, что больше в помещении рассматривать было нечего, я, хмыкнув, вытащил одну из колб из гнезда в намерении рассмотреть её внимательнее. В самом деле, что именно мы крадём‑то?
– Не понял, – вдруг от неожиданности прошептал я вслух и по новой начал рассматривать маркировку.
На ней было напечатано заковыристое название, химическая формула и две даты: производства и конца срока годности. И поразило меня то, что первый год принадлежал к началу позапрошлого века, когда человечество ещё жило на своей прародине, а второй… второй был нынешним – две тысячи двести двадцать седьмым.
Я часто заморгал от шока, а затем без суеты принялся внимательно осматривать содержимое всего ящика. Но, не иначе как, оно относилось к одной партии, потому что данные были одними и теми же.
– Чего стоишь, Дэвид? На что пялишься? Помогай давай, – пожурил Джон, подойдя ближе ко мне. Но вместо слов я сунул ему под нос одну из колб.
– Ты это видел? – шепнул я ему словно по секрету.
Приятель сначала не понял безмерного удивления в моих глазах, но затем, когда я ткнул пальцем на маркировку, лицо его озарила понимающая улыбка.
– А, вот ты о чём. Неужели чего-то другое ожидал?
– Джон, это же такое старьё.
– Так всё в нашем мире такое старьё.
– Но… но почему оно здесь? Почему в больнице для тяжело больных детей? Срок годности почти что подошёл к концу, такие ингредиенты опасно использовать.
– Опасно? Нет, Дэвид, ты реально порой ку-ку, – покрутил Джон пальцем у виска. – Именно потому это старьё здесь и лежит, что о детях прежде всего принято заботиться. Или ты вдруг забыл, какое наша нынешняя планета «сокровище»? Другая гравитация, другая атмосфера, а если не землетрясение или извержение, то всё оборудование летит из-за коррозии. Фауна и флора тоже не позволяют выйти за пределы защитного купола, а работа наших производственных мощностей создаёт радиацию, которая ни в какую не рассеивается… а потому какой ещё итог быть может?
Обо всём, что Джон мне говорил, я знал прекрасно. Наша родная планета погибла до того, как человечество обжило эти суровые земли. По сути, мы только вошли в эру космических путешествий, как вдруг произошло то, что наш родной дом разрушило, превратило его в кольцо безжизненных астероидов. Невредимыми остались лишь несколько туристических и военных крейсеров, что в тот момент находились вдали от орбиты. И возвращаться им было некуда.
Мне всегда было страшно представлять, чтобы сделал бы я в такой непростой ситуации. Но отчасти я понимал тех, кто предпочёл разгерметизацию и быструю гибель. Ведь нам – потомкам тех людей, что вознамерились обжить соседнюю негостеприимную планету, досталась та ещё жизнь. Ни один из космических кораблей не был подготовлен к колонизации, а потому сложности возникали на каждом шагу. Отовсюду, начиная с постройки защитного купола и сборки систем жизнеобеспечения, до создания альтернативного топлива для оборудования.
Так что да, мне было прекрасно известно всё то, что сообщил Джон. Чего я не понимал, так это…
– К чему ты мне это рассказываешь?
– Да к тому, что все ресурсы ограничены.
– Бред, – замотал я головой. – В Раю все знают, что ресурсов много. Я сам распространял правду об этом.
«Издевается он, что ли?» – даже подумал я, так как столько раз внедрял в систему вещания всплывающие окна с истиной. Я распространял информацию о том, что большинство проблем нехватки ресурсов разрешены, но правительство намеренно скрывает это для контроля населения. Я закреплял фотографии тайных подземных ферм, даже видел кадры со стройки нового, второго мегаполиса, о котором гражданам ничего не сообщали.
Я был уверен в том, что мне стало известно. Я считал, что Рай раскрыл мне глаза. Но Джон аж расхохотался над сказанным мною и тем привлёк внимание некоторых из ребят.
– Эй, ты чего?
– Да так.
Так как объяснения от Джона не прозвучало, вскоре парни продолжили набивать сумки всем, до чего дотягивались их руки. Я же так и смотрел на Джона, вот он и покачал осуждающе головой.
– Дэвид, ты порой как ляпнешь.
– А что я не так сказал? – возмутился я.
– Ладно, разрушу твои наивные иллюзии, – тяжело вздохнул он. – Скрываемое от общества обилие ресурсов – это всего лишь красивая сказка для жителей поверхности, чтобы они почаще устраивали бунты и волнения. Так наша деятельность упрощается. Но, блин, Дэвид. Чувак, я даже представить не могу, как такой здравомыслящий человек, как ты, во всё это поверил. Нет, ну реально, да откуда на этой планете взяться тому, что нужно для жизни человека, рождённого где-то там?
– Я думал… я думал, что это правда. Может, не во всём, да. Но во многом.
К счастью, мой собеседник неверно оценил глубину моего потрясения.
– Ну, и чё с того? Мы-то своевременно успели пристроиться, – подмигнул он мне. – Гордись, ты в кучке избранных. У Рая уже до одури запасов, склады аж ломятся. Мы ещё переселимся на поверхность, так как всех здесь переживём… А и помрём, так и то ладно! Потому что жить-то будем на всю катушку.
– Да, на всю катушку, бро, – улыбнулся я ему профессиональной улыбкой лжеца и, покуда все были заняты, тихонько ускользнул в информационный центр, где, уже без тени сомнений, нажал на кнопку тревоги.
Почему даже сомнения покинули меня? Не знаю. Пожалуй, в тот момент мне открылось что-то важное. Что-то, из-за чего я испытал неподдельное счастье. И да, пусть было странно ощущать радость перед лицом будущего сурового суда, но меня переполняли положительные эмоции.
Впервые в жизни я ощутил себя честным человеком.
***
– Всем встать, суд идёт! – зычно произнёс судья.
Я поднялся один, так как больше некому было вставать. В зале суда больше никого не было. Прокурор и адвокат присутствовали через дистанционную связь. Судья тоже.
А дальше всё было, как во сне. Меня почему‑то защищали, но я настойчиво признавал свою вину. Мне не нужны были поблажки за то, что я сдал тех, кого только мог сдать, потому что помогло это мало. Входа в Рай через Брайтон Бич двадцать шесть служба порядка не нашла. А другого я не ведал. Мне ведь было очень мало известно. Я целый год прожил в счастливом сне, но не стремился чего-то там понять. Я вёл себя беззаботно, необдуманно. Глупо.
– Мистер Альберт, позвольте задать вам вопрос.
Я вздрогнул, узнав голос, и вскоре понял, что память меня не подвела. На подиуме возникла голограмма следователя.
– Да, пожалуйста, задавайте.
– Почему вы не хотите помилования?
Для меня было невозможно объяснить тот жизненный путь, что я прошёл. При нашей первой встрече я был одним человеком. Но сейчас две тысячи двести двадцать седьмой год, и теперь я другой. В несколько месяцев для меня уместилась целая жизнь. Такая, которую не всякий сможет прожить. Я приобрёл кое-что значимее опыта и уж точно то, что никак не купишь за деньги. Во мне поселилась мудрость. И, оглядываясь назад, оценивая себя прошлого, я более чем понимал – такой человек жизни не достоин. Думая только о себе, я сделал самого себя центром мира, вот и потерялся в нём. За разглядыванием себя я упустил из вида всё то, что мне стоило увидеть.
– Мистер Альберт, что вы молчите? Вы ведь доказали, что способны понять систему. Вы можете встать на её защиту и тем принести обществу пользу. Отчего вы отказываетесь её приносить?
– Нет, сэр, вы не правы, – лицо следователя выразило удивление. – Я сделал больше, чем понял. Я принял систему и теперь хочу отказаться от всего личного.
– Но у вас ничего нет.
– У меня есть жизнь, за время которой я… Знаете, в чём истина, сэр? Это простая математика. Если ты забираешь что-то, то другому ты не оставляешь ничего. И я достаточно забирал, вот и настало моё время отдавать. Поэтому, если вы считаете, что мои тело и разум ещё могут принести пользу, то дайте мне до казни выступить перед людьми.
– И что вы хотите им сказать?
– Что некогда мир был основан на потреблении. Человек брал то, что хотел, и тогда, когда хотел. Мы эволюционировали с этим качеством. Мы тысячи лет взращивали своё эго, и потому это наш природный инстинкт, который так сложно побороть. Но с ним и не надо бороться.
Следователь нахмурил брови, а я с добродушной улыбкой сказал:
– С ним не надо бороться, потому что человек – не дикое животное. Человек способен понять, выбрать высшую цель. Поэтому я хочу рассказать людям правду, такую какая она есть, и тогда не появятся десятки, сотни, а, может, и тысячи тех, кто делает неправильный выбор.
– Мне жаль, мистер Альберт, но такое не может быть донесено до общества, – в строгом тоне ответил вместо следователя судья. – Узнай человечество, что несмотря на все меры, менее чем через сто лет ресурсы окончательно закончатся, то начнётся паника. Всё может стать только хуже.
– А, быть может, нет? – уставился я на голограмму. – Наш родной Фаэтон погиб, но мы ещё можем обжить и сохранить для потомков эту землю. Скажите всем правду. Скажите! Тогда люди вспомнят, чьи гордые имена они носят. Не просто так ведь они даны нам.
– Разумеется, не просто так, мистер Альберт. Пока живёт память, есть надежда на будущее. В конце концов, так или иначе, а все великие люди возвращаются. Их мысли, их идеи проявляются сквозь пространство и время. Но вашу последнюю просьбу я не могу удовлетворить, она опасна для общественности.
Молоток судьи с громким звуком опустился, робот-секретарь начал зачитывать приговор, но это меня не остановило. Я взмолился:
– Нет, расскажите всё людям прямо сейчас. Пожалуйста! Тогда они поймут, тогда всё изменится! Я знаю это, знаю наверняка!
Голограммы молчали. Следователь тоже ничего мне не ответил, но моё тело, когда я посмотрел на него, расслабилось. Мне не требовались слова, я увидел его взгляд. Этот человек меня понял, и его силы духа хватило бы, чтобы он осуществил мою просьбу. Поэтому я улыбнулся. Отчего-то, одной ногой стоя в могиле, я вдруг понял, что счастлив. Действительно счастлив тому, что, быть может, благодаря мне сумеют выжить в этом непростом мире тысячи других.
О да, я почему-то знал, что моя смерть проложит путь ко времени открытий, что изменят природу человека так, чтобы этот мир не отторгал, а принял нас. Пусть мне не было известно то, как это будет осуществлено, я это чувствовал. И по этой причине мне было не так страшно сделать первый шаг в открывшуюся дверь. Там меня ждало медицинское кресло. Ещё вот-вот и мне бы сделали смертельную инъекцию, а моё тело стало бы основой для массы, без которой каменистая крошка планеты никогда не превратится в плодородную почву. И вот, что странно – я ничуть не боялся покинуть этот мир. Я словно бы не прощался с ним, а говорил ему до свидания.
– Вы готовы?
– Да, – ответил я доктору и сел в кресло. Самозатягивающиеся ремни тут же обхватили мои запястья и лодыжки. Металлический обруч прижал шею к спинке. И всё же я этого всего словно не чувствовал. Мой взгляд сосредоточился на большеватом кольце, что было на моём указательном пальце. Мои мысли возвратили меня к воспоминаниям о счастливых днях с Мэрилин. Я думал обо всём том, что раскрасило мою жизнь яркими красками, а также о том, что для меня смерть в любом случае была бы неизбежна. Жить той жизнью, что принята в обществе, я всё равно бы уже не смог. Да и правду я сказал следователю, я осознал, что должен нести ответственность за свои поступки.
– Начинаем процедуру.
Я прикрыл глаза и сразу ощутил, как кожу возле локтя кольнула игла. Это было немного болезненно, но то была моя последняя боль в жизни, вот я и улыбнулся. А дальше все мысли покинули мой разум. Моё тело обмякло, и это стало последним, что я ощутил.
Навеяно рассказом
Вы знали о планете Фаэтон?
Учёные считают, что она
За Марсом сразу же была
И тайн в себе хранила сонм.
Вы знали, что на звёздных кораблях
Мы привезли с собой её секреты?
Да, на Земле фаэты не воспеты
Но дышим мы во всём, что вокруг вас.
Пускай для человечества мы сон,
Фаэты жизнь создали для потомков.
И тени их кричат среди обломков:
«Вы вспомните планету Фаэтон».
Элтэнно Х.З.