Глава 22
Неделя пролетела незаметно. Наступил долгожданный четверг. Лена понимала, что идет к Ежовым слишком рано, но ждать больше не могла. Лучше весь день гулять по улицам города, пока Гена вернется с работы, чем изнывать от тоски. Поднималась в гору на центральную улицу и корила себя, и оправдывала. Надо же было как-то объяснить Колесовым свое исчезновение на четыре дня. Вот и сказала, что едет на турбазу с Геной. Эта полуправда не насторожила бабулю, потому что каждое производство и трамвайное депо тоже имеет свою базу отдыха на берегу Дона.
К дому Ежовых подошла с заходом солнца. Тамара Федоровна, как всегда, была занята коровой, поросятами и гремела в глубине хлева; дедушка шуршал на сеновале, сестричек не видно. Одним словом, здороваться не с кем. Можно просто посидеть на лавочке у замкнутого дома. Она сорвала веточку тутовника и лениво отмахивалась ею от мух и комаров. Тамара Федоровна равнодушно посматривала на одинокую фигурку девочки, гремела посудой, собирала харчи в сумку мужа, которого отправляла на пойму в ночное, пасти коров: подошла очередь.
Темнело. Опустилась прохлада. Неуютно, одиноко. Лена рьяно уже двумя веточками отгоняла наглых и злых комаров, изредка вставала, бегая за угол, посмотреть, нет ли знакомой фигуры вдали.
Гены не было. Почему? Что случилось?
Взошла яркая луна, полная, светлая, холодная. Прогулявшись в очередной раз по улице, девочка села, спрятав голые ноги под платье и, обхватив себя руками, спрятала голову в коленях.
Сквозь дрему услышала стук калитки. Пришел!
Они шли рядом. Гена и его жена.
–А ты уже здесь? – небрежно, пьяно протянул дядя и как-то странно на нее посмотрел. С неприязнью, досадой и… отвращением.
Девочка от удивления замерла, онемела, испугалась, а потом обиделась и с укором воскликнула:
–Мы же договорились! Так едем завтра или нет?
Ответа не последовало. Пара, покачиваясь, равнодушно прошла мимо. Вглядевшись внимательнее в покачивающиеся тела, Лена, недоумевая, спросила:
– Вы что, пьяные? Пьяные, да?!
Нинка оглянулась и пальцем прикрыла рот в знак молчания, а Геннадий недовольно крякнул:
– Ну! Подумаешь, выпили чуть-чуть. Чего орать-то?
Лена растерянно смотрела им вслед и не знала, что делать. Поддерживая друг друга, супруги преодолели ступеньки крыльца, но теперь Геннадий никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Замок бился о дверной косяк, а Нинка, пританцовывая, торопила:
– Да быстрее же, ну, не могу больше терпеть!
Геннадий вырвал руку из ее объятий и разозлился:
– Не можешь?! Иди в сад! Видишь: темно, ничего не вижу!
Наконец, замок с грохотом упал, дверь распахнулась, и он грубо незнакомо рявкнул стоявшей около лавочки племяннице:
– Иди в дом, раз пришла.
И опять Лену охватил необъяснимый страх, и запах, приторный, гниющий, ударил в нос.
В комнате вспыхнул свет, и хозяйка, сунув девочке подушку с одеялом, сказала пьяно, как и Гена, растягивая слова:
–Вон… раскладушка, стели… ложись.
Лена легла, но ни понять что-либо, ни уснуть не могла. Мешало все: и дурной запах, проникающий сквозь щели, и неудобная раскладушка, застеленная тонким одеялом, и эта полная луна, леденящая душу и выхватывающая из мрака очертания мебели.
А тут еще в соседней комнате поднялась возня. Гнусавый смешок Нинки перемежался со сдавленными ее вскриками «ой, больно», «да, перестань, ты!». Лена, по-старушечьи оправдывая возню, подумала: « Молодые играются!» Но отчего-то напряжение внизу живота росло, и холод страха неумолимо разливался по телу.
– Да не бойся ты, – уговаривала девочка сама себя, – это же мамин дом и Гена свой, родной!
Но всхлипы и крики становились все громче. И вдруг ухо уловило тихий стон Гены:
–Крови! Крови хочу!
Это сказано тихо, будто в раздумье. Лена не поверила своим ушам, быть такого не может, чтобы Гена мог так сказать! Но эти слова повторились уже громче. Девочка ахнула, сердце заколотилось. Лена перестала дышать.
– Не ошиблась?! Странно, неужели так тоже можно любить?!
Тихо. Она повернулась на другой бок и, тот час же подскочила, бледнея, услышав прорвавшееся, ничем больше не сдерживаемое, протяжное мычание: «Хочу! Крови хочу!» Нинка уже громко хихикала, ойкала и кричала: «Ой, не кусайся!» Слышалось ерзание, как борьба. Мужчина зычно рычал и метался. Женщина, не стесняясь, в ответ кричала: «Больно! Ой, больно!» И как апогей раздался оглушительный яростный вой:
– Крови…и..и! Крови..и..и..и хочу…у…у..
Ужас охватил девочку. Скорее инстинктивно, вопреки разумным доводам, она схватила платье, сумочку и вылетела из дома. Перепрыгивая через ступеньки, слетела с веранды, пересекла баз и дернула дверь кухни. Закрыто. Перекинув платье через плечо, хватаясь трясущимися руками за перекладину лестницы, полезла на сеновал и спряталась в самый дальний угол. Тихо. Никто не ищет. Зубы стучали, тело колотила мелкая дрожь. Успокоившись, она почувствовала, как сено колет голые ноги, как свело пальцы, вцепившиеся в лагу. Она подвинула к себе сумочку и поняла, что та расстегнулась и деньги высыпались в сено. Застыла от ужаса, рыдания собрались в комок под сердцем и не давали вздохнуть. Девочка лишь всхлипывала и тряслась. Как же ехать без денег?! Она сидела, затаившись, а слезы бессилия, страха, пережитого ужаса текли и текли… Будто очнувшись, стала шарить в сене. Бумажные нащупала рядом, а мелочь…Будет подарок Тамаре Федоровне.
Уткнувшись лицом в коленки, девочка пыталась понять, что произошло, и что делать дальше. Слезы высохли сразу. Ясно, что придется ехать одной. Она вспомнила всю дорогу к дому отца, сам дом, а вот номер квартиры стерся из памяти или она его не увидела из-за волнения.
–Ничего, – решила она, – там найду. А сейчас – спать…
Постепенно звуки ночи заполнили все вокруг. Сверчки монотонно трезвонили, кот ласково урчал – звал подругу, а в ответ хрюкнул сонный поросенок; закудахтала встрепенувшаяся курица, потревоженная кошкой,
Лена лежала на сене в позе китайского лучника – воина и боялась закрыть глаза. В голове стучало, а в ушах стоял вой и звенели жуткие слова…
Вдруг ее слух уловил не то стоны, не то всхлипывания и тихий успокаивающий голос шептал: « Спи, спи.»
Все затихало, цепкая лунная дорожка неумолимо расширялась и заполняла сеновал.
Часть 3. Семья родного отца.
Глава 1
Сквозь сон Лена услышала звук льющейся струи. Неугомонная баба Тома начинала свой трудовой день. Значит, уже рассвет. « Что же это все-таки было? – стучало в голове. – Что случилось с Геной? Прав дядя Коля: его надо лечить. Приеду домой – уговорю маму взять Гену к себе».
Отряхнувшись от соломы, Лена спустилась вниз и незаметно выскользнула на улицу. Уже сидя в автобусе, она вспомнила о забытых на комоде сладких пирожках. Гостинцы несла. Целый день берегла. Может, найдут. Жаль, если засохнут.
Девочка быстро нашла и дом, и квартиру, но самое главное то, что ее уже ждали. Жанна ввела ее в квартиру, молча, окинула взглядом.
– Мы поплывем завтра утром, а сейчас надень-ка вот мой халат и сними платье.
– Зачем? – недоуменно спросила девочка.
– Постираю.
А Лена подумала: « Наверное, я грязная. Не сумела даже умыться как следует! Но не рассказывать же ей все, что произошло вечером!»
–Да, оно чистое, – стесняясь, проговорила Лена, – Это у него цвет такой, немного сероватый, но оно мое любимое – сама шила. Ну, почти сама: мама помогала.
Лена развела руками юбку в стороны, как бы показывая красоту клеша,
–Правда, красиво?!
Женщина кивнула и решительно сказала:
– Снимай.
Конечно, ночевка на сеновале не прибавила белизны платью, да и носила его Лена уже неделю. Пришлось снять.
Пока на керосинке грелась вода, Лена рассматривала книги и фотографии на этажерке. Это были методические пособия по русскому языку и литературе. Об отце не спрашивала. Боялась. Вынула тоненькую брошюрку с заголовком «Биография. Мольер».
На кухне зазвенел тазик, девочка подняла голову и посмотрела на Жанну, сосредоточенно помешивающую единственный кипящий наряд, и опять продолжила чтение, устроившись на диване. Где-то она слышала о таком писателе, но даже не могла себе представить, что этот великий драматург страстно любил собственную дочь несколько лет, пока «доброжелатели» не открыли ему правду; что его гроб, окованный цепями, долгое время висел в гроте скалы необитаемого острова. И все-таки краешком глаза она отметила, как тщательно вываривалось платье, потом опять стиралось, два раза полоскалось, потом было залито водой с крахмалом и кипенно-чистое вывешено в тени, а не на жгучее солнце, как это сделала бы она.
– Ну, что, теперь обедать будем, – дружески сказала Жанна и поставила на стол тарелки. – Иди, не стесняйся!
Суп был невероятно вкусным, а крылышко растаяло во рту незамеченным. Сытый взгляд девочки потеплел, потерял настороженность.
– Понравилась книга? – завела разговор женщина.
–Угу! Очень интересно. Только вот почему же ему не сказали сразу, кем была на самом деле его любимая?
–На этот вопрос позже ответит Шекспир. Месть и зависть правит миром и людьми.
– Вы учитель?
–Да, окончила Ростовский университет, – старательно намазывая шоколадное масло на печенье, сказала Жанна.
– Хочешь, я расскажу, как мы познакомились с твоим отцом?
Лена кивнула. Женщина села на подоконник, забросив ногу за ногу, и закурила, выпуская дым в открытую форточку. Это неприятно удивило Лену, и Жанна, затянувшись, ответила на немой вопрос гостьи:
– Да, я иногда балуюсь, когда совсем невмоготу. Ну, вот, – начала она рассказ, – Пришел он к нам в институт на осенний бал. Черноволосый красавиц, секретарь райкома комсомола, великолепный оратор и танцор. К концу бала перезнакомился со всеми девчонками курса, и добрая половина из них уже решила, что он пойдет провожать именно ее. Но пошел он со мною. Да… – протянула она с сожалением и горечью, – Букетный период длился три года, но обаять моих родителей ему так и не удалось. Сватался – ему отказали. Потом исчез на долгие два года. Я окончила университет, уже стала работать, и он появился вновь… Мы поженились.
Жанна затянулась, пустила ровные колечки дыма и добавила:
– Да, любовь была, как у Мольера.
Лена молчала, с интересом ожидая продолжения. Какая удивительная любовь! Оказывается ее отец совсем не ловелас. Это хорошо. Сколько лет ждать счастья! Как в кино.
Но Жанна курила, затягиваясь, и совсем не казалась счастливой, а потом вдруг с ожесточением спросила:
– А что с твоим носом? Почему красный такой?
– Солнце. Каждый год одно и то же. Обгорает до болячки летом, а осенью заживает.
– Хочешь, мы хотя бы красноту уберем? А то пылает, как шар, на лице.
Лена с благодарностью кивнула. За ней никогда так никто не ухаживал: и платье выстирала, и накормила, и даже полечит!
Жанна спрыгнула с подоконника, достала с полки красивого нового серванта коробочку, открыла ее и помазала нос, еле прикасаясь, потом потрогала платье.
– Сейчас будем гладить твой наряд. А нос не трогай. Через час пройдет.
Платье было еще влажное. Утюг шипел, работал и поражал каждой выглаженной дорожкой. Белые ромашки нарядно выделялись на бирюзовом фоне платья.
– Вот это да! У меня так никогда не получалось после стирки! Спасибо огромное! Это просто волшебство!
Жанна покраснела от похвалы, и, довольная принялась делиться секретами стирки светлых вещей, а Лена, слушая хозяйку, вертелась около зеркала, и тут ее взгляд скользнул вверх, и она увидела восторженные глаза, вьющуюся челку, красный веснушчатый курносый нос и выгоревшие, как солома, грязные волосы, собранные на затылке черной резинкой.
– А можно мне еще и голову помыть, а? – несмело попросила девочка.
Жанна рассмеялась и налила в тазик уже приготовленную горячую воду
Глава 2
На пристань шли пешком ранним утром. Родной город умылся и радостно сверкал лужами. В воздухе плыл аромат цветов, украшавших Пушкинский бульвар.
«Так вот как начинается новая жизнь! – думала она, – новая, с чистого листа! Вот, оказывается, кто ее отец – секретарь райкома! Бывший, конечно. Но все равно. Она только готовилась вступать в комсомол и смотрела на своего районного секретаря с восхищением. Как он умел поговорить! Как надо любить людей вокруг себя, чтобы тебе верили и доверяли!
Она весело размахивала пустой сумочкой, вдыхала запахи раннего утра и шла навстречу своей мечте.
На барже пассажиров было немного, и каждый из них сразу нашел себе место в тени. Жанна, сняв халатик и взяв книгу, сразу пошла на нос загорать. Лена сначала с интересом бегала от одного борта к другому, потом приуныла в одиночестве, не решаясь мешать малознакомому человеку, а потом догадалась просто сесть рядом и молчать.
Солнце сильно припекало, когда Жанна захлопнула недочитанную книгу и сказала:
– Все, пора скрыться! Прячемся!
В тени было тоже жарко.
–Никогда не думала, что берега Дона такие скучные! Как в пустыне! Пески, пески, пески… и ни одного дерева.
–Вырубили, – ответила Жанна, открывая опять книгу. – Хочешь, я расскажу тебе историю одного удивительного человека?
Лена кивнула.
–Это был очень талантливый человек. За что бы он ни брался, все выходило лучше, чем у других. Он виртуозно играл на скрипке пассажи самого Паганини. Знаешь кто это?
– Нет.
– Композитор, музыкант-виртуоз. Однажды завистники ему струны подрезали перед концертом, а во время игры они поочередно лопались и ударяли его со страшной силой по лицу, но он продолжал играть, закончив произведение на одной струне. Так вот. Этот человек не только великолепно играл, но и изучал науки, медицину, ставил опыты, экспериментировал. Ему говорили, чтобы он выбрал что-либо одно и достигал в этом вершин, а не разбрасывался. Ведь, он уже взрослый! На что юноша отвечал:
– Я буду вбирать в себя все знания, которые накопило человечество до тридцати лет, а потом все отдам людям.
Когда ему исполнилось тридцать лет, он взял скрипку и уехал к самым бедным и безграмотным людям на планете – в Африку. Там открыл музыкальную школу и учил детей и взрослых играть на скрипке, обучал их грамоте и лечил всех, кто к нему обращался.
– Долго лечил?
– Всю жизнь.
– Это был, наверное, самый одинокий человек на Земле.
– Может быть, – задумчиво сказала Жанна, – Но он прав в одном.
– В чем?
– Нужно многое уметь и иметь, прежде чем настанет время отдавать.
– То есть нужно усиленно учиться, учиться и учиться! Да? – засмеялась Лена, повторив надоевший постулат. -Это точно, и никто с этим и не спорит.
–Это ты не споришь, – улыбнулась Жанна.
Ей нравилась эта сдержанная, любознательная и очень самостоятельная девочка.
– Опять назидания, – подумала Лена недовольно. – Отец каждый вечер вбивает и здесь та же история.
Она тоскливо посмотрела на берег, и Жанна сразу уловила перемену в настроении собеседницы. Что сказала не так – не поняла, но тему решила сменить.
– А ты любишь подарки?
Странный вопрос, – размышляла девочка, уткнувшись взглядом в песчаный берег, – Кто же их не любит?
Ничего не ответив, лишь кивнула.
– А тебе отец, ну, отчим, – поправилась Жанна, – дарил что-нибудь?
Лена удивилась, почему это интересует Жанну? Конечно, дарил, а как же! Каждый месяц, как получал зарплату, так обязательно приносил огромные кульки самых дорогих шоколадных конфет, доносил в любой степени опьянения, хоть ползком. А если забывал в такси, то шофер утром доставлял их в целости и сохранности. Городок маленький, выручка тоже не ахти какая, а клиент, считай, постоянный. Зачем обижать!?
Один раз подарил ей велосипед. Не детский, а настоящий, дамский. Синий, с красными фонариками под седлом и громким звонком. Семилетнему ребенку занесли в дом, как приз.
– Вот, катайся, – радостно сообщил Иван и подмигнул Гере, тоже сияющей от радости, а дочке приказал, – только сначала вытри тряпкой солидол. Красивый?
Он любовался этим велосипедом, как ребенок. Таких подарков у него никогда не было. Его детство перечеркнула война.
Лена кинулась искать тряпку, долго и любовно вытирала смазку, прислонив подарок к стене дома. Когда все было готово, вышли на улицу, и Иван скомандовал:
– Садись!
И видя, как ноги девчушки болтаются в воздухе, пытаясь достать до педали, рявкнул недовольно:
– Слазь!
Возня с седлом все больше его раздражала. Купи, принеси, еще и возись тут! Наконец, седло опустилось.
– На, и больше не приставай! – буркнул он недовольно.
Лена с удивлением смотрела на отца, понять смену настроения она не могла, но радость исчезла. Что она сделала не так? В чем виновата?
– Сама, – уже кричал он, – сама учись! Я тебе что – слуга?! Я что буду бегать и держать тебя?! Сама! Учись!
И он с силой толкнул велосипед под седло, и Лена, чтобы удержать равновесие, лихорадочно закрутила педалями, поехала. Этот было счастье на мгновение. Через минуту она поняла, что ей некуда повернуть, надо остановиться, значит, упасть. Пока она раздумывала, как лучше это сделать, скорость снизилась, и велосипед завалился на бок.
Велосипедистка разбила коленку, локоть и. молча, сидела на обочине дороги, размазывая слезы по щекам. Она знала: родители не выйдут, не пожалеют. Зато прибежали ребята, помогли встать, отряхнули платье и с восхищением рассматривали велосипед, а потом, поддерживая ее, бежали рядом и до вечера учили кататься.
Отец больше не касался подарка. Когда спускали колеса, а силенок не хватало их подкачать, ответ был один: « Сама!» Сначала пыталась сама, потом мальчишки помогали, а когда колесо прокололи, подарок повесили в сарай до весны, пока не приехал Гена. Целый день он возился в корыте с холодной водой, искал прокол, потом заклеил и накачал колеса.
Лена суетилась рядом или сидела на корточках, мгновенно выполняя любой приказ дяди. Иногда она убегала в дом, выносила любимый пирожок с капустой и кормила его, а он, улыбаясь, жевал и что-то закручивал грязными руками. К вечеру машина стояла, как новенькая. Радости не было предела. Они носились по сельской гравийной дороге или уезжали далеко в степь, где ветер свистел в ушах, где такой простор, что дух захватывало! Хоть на багажнике и твердо и трясло, но зато вдвоем!
А отец приходил опять каждый вечер пьяный и недовольный. Он вроде бы и дарил радость, но тут же ее отнимал, и рана от нанесенной обиды долго не заживала. Но зачем Жанне знать это?
– Конечно, дарил, – ответила Лена, пожав плечами. – Всегда конфеты приносил. Много. Мы с сестрой их делили. Я сладкоежка. Моя порция исчезала быстро, а сестра ела по одной штучке в день. Иногда я ей помогала.
– Забирала, что ли?– смеясь, уточнила Жанна.
– Нет, зачем? Просила. Она же маленькая. Не жадная. Себе одну возьмет и мне даст. А еще, когда мне было семь лет, мне купили велосипед. Гоняли с ребятами по улицам до свиста в ушах.
– Да, мы тоже гоняли. Здорово, правда? Я ведь с родителями на окраине города жила, там мало машин. Ну, а в учебе тебе помогают?
Лена улыбнулась. « Ну, как они могли помочь, когда у них за плечами три класса, четвертый закончили под бомбежками: в город немцы заходили, оба стали кормильцами. Сложение, вычитание и полная безграмотность!
Во втором классе они вместе подписывали рисунок. На дом задали нарисовать какой-нибудь предмет. Лена очень старалась. Чемодан получился ярким, с красными и желтыми полосами, как кино. Должна быть пятерка. А чтобы Вера Яковлевна не сомневалась, подписала: « Чемодан». Вечером решила похвастаться. Иван посмотрел на рисунок и решительно произнес:
– Что ты пишешь?! Чему тебя только в школе учат! Неуч! Неси ручку исправлять ошибки.
И, положив на кухонный стол альбом, жирно, грязно исправил букву «е» на «и».
– Вот как надо, поняла? Грамотей!
Но тут засомневалась Гера, может, надо «у» поставить?
Отец вскочил со стула, раскричался, что его учат все, кому не лень, махнул рукой и ушел в другую комнату.
–А… Разбирайтесь сами!
Лена взяла испачканный лист и заплакала. Рисунка он так и не увидел, и не похвалил.
– Нет, уроки я делаю сама, – серьезно ответила девочка. – Они же работают, им некогда.
– А когда тебе непонятно? – допытывалась Жанна, – что делаешь?
Лена удивилась. Она не задумывалась об этом, поэтому пожав плечами, ответила:
– У ребят спрашиваю или у учителя. Но редко.
– Почему?
–Если неясно, спрашиваю сразу, на уроке.
– А книги? Как ты выбираешь книги? У вас в станице библиотека есть?
– Ну, конечно, есть, – обиделась девочка, – и у нас курортный город. Через Подкумок перейдешь – вот и город, там и детская, и взрослая библиотека.
– Не обижайся! – примирительно сказала Жанна. – Так как ты выбираешь книги?
– Ну, если попадется интересная, ищу книги этого же автора или в конце произведения бывает список литературы по теме. Выписываю и читаю.
– А учитель список книг на летние каникулы дает?
Лена с удивлением посмотрела на Жанну и покачала головой.
– А у тебя есть любимая книга?
«Вот пристала? – подумала Лена. – Как на уроке!» Но вежливость требовала ответа
– Конечно, есть. «Овод»
– О, серьезный герой! – рассмеялась она. – Будешь бороться за равенство, братство и свободу? «Пусть я пташка малая, но все же я счастливая!» Так?!
Лена резко отвернулась и уставилась на выжженные безликие берега.
– Да, не обижайся, – тронула женщина девочку за руку, – не сердись! Мне тоже когда-то нравился Овод…
И опять закурила.
Солнце садилось где-то там впереди, и темная вода в реке будто догоняла его, бежала к нему, но голые берега сжимали, сдавливали, не давали вырваться навстречу заходящему светилу.
Потушив сигарету, Жанна сдержанно сказала:
– Скоро будет наша пристань.
Лена растерялась, покраснела от волнения, суетливо вскочила, подошла к борту, вглядываясь в даль.
– Да не волнуйся ты так, – успокаивала ее Жанна. – Как только подойдем к причалу, он выйдет.
Лена не ответила. Ее сердце учащенно билось, вспотевшие ладошки крепко прижались к перилам. Она не могла говорить. Она готовилась любить незнакомого отца уже только за то, что он не пьяница и не курильщик. Жизненного опыта хватало отторгнуть лишь эти пороки, но девочка еще не знала, что есть недостатки страшнее.
Встречу с отцом она представляла все-таки иначе. Все произошло просто и обыденно.