Убийство ценою в жизнь

24. МОРАЛЬНО УСТАРЕВШИЕ

В 2285 году по всему миру среди представителей законодательной власти разных стран набирал моду новый закон – закон «О стимулировании социального прогресса».

Суть закона сводилась ко внедрению в производственные отношения, налоговую и социальную политику государства, так называемой, «системы оценки трудового вклада человека в общее благосостояние народа», чтобы оценить пользу, которую он приносит обществу. По мнению властей, такой закон позволит искоренить несправедливость в распределении благ между гражданами, которые производят абсолютно разные объёмы услуг и товаров. Работники заводов и фабрик, показывающие низкий уровень производительности труда, лишаются многих социальных гарантий. Для таких повышаются налоги на жильё и транспорт, повышаются тарифы на оплату коммунальных услуг. Как правило, такими оказывались люди в возрасте от пятидесяти пяти лет и старше, и во всех случаях это затрагивало физический труд.

По мере внесения поправок, в этом законе появлялись новые пункты. Со временем закон стал затрагивать и тех, кто занимался интеллектуальным трудом. Все, кто не поспевал за освоением новых технологий и нового вида оборудования, начинали тормозить в работе, что сказывалось на выработке и качестве труда. Результатом стало лишение государством таких граждан многих социальных гарантий. В странах, где государство обеспечивало население бесплатной медициной, у таких граждан ограничивали срок действия медицинской страховки.

В 2294 году частное итальянское издание опубликовало статистику о количестве попыток суицида. В одной только Италии попытки покончить жизнь самоубийством с 2289 года выросли на 142%. Большинство людей, чьи попытки оказались неудачными, признались в том, что причиной всему послужило стремительное ухудшение материального состояния из-за повышенных тарифов на коммунальные платежи и многократное сокращение заработной платы из-за повышенных налоговых ставок. По неофициальной статистике в Германии, где закон был принят почти одновременно с Италией, за тот же период количество случаев суицида выросло на 137%.

Один из членов Федерального совета Австрии по имени Генри Хайнц в декабре 2294 года как-то высказался на этот счёт, стоя перед десятком репортёров:

– Знаете, даже если вся эта история вытекает из плачевного материального положения пострадавших, хотя они вовсе и никакие не пострадавшие, им некого винить в случившемся кроме самих себя. Кому хочется хорошей жизни, пусть пашет на заводе, а если ему не позволяет здоровье или что-то там ещё, то пусть катится и уступит место тем, кто в состоянии выполнять рабочий план. И вообще, вот что я вам скажу – если такие нерадивые европейцы действительно хотят покончить жизнь самоубийством, то пусть не медлят. Ещё лучше будет для всех нас. Освободится больше ячеек в гражданских реестрах и их займут новорождённые и воспитанные с должными социальными устоями, которые позволят подстроиться под те коррективы, которые в данный момент происходят с обществом. Человечество должно прогрессировать и развиваться, а для этого общество нужно очистить от балласта, из-за которого тормозит всеобщий прогресс.

Буквально спустя двое суток, когда до очередных выборов в Европарламент оставалось полтора месяца, на одном из центральных телеканалов Бельгии лидера Партии свободы Густава Циллера спросили:

– Как вам недавнее заявление Генри Хайнца?

Циллер слегка поправил узелок на галстуке и начал:

– То, что я услышал, было не что иное, как слова бездушного бюрократа с аморальными взглядами, которые он даже не пытается скрывать. Не думаю, что он смог бы сказать нечто подобное после того, как он сам оказался бы на месте тех несчастных европейцев, которые вкалывают и гробят своё здоровье на заводах, а не сидят в кожаных креслах, как он. Ведь они стали жертвами политического беспредела и безответственности, которую проявляет нынешняя власть в большинстве европейских стран. Не знаю, что там творится в остальном мире, но то, что мы сегодня наблюдаем в Европе, просто ужасно. Последствия, которые мы наблюдаем от закона о социальном, якобы, прогрессе, можно смело назвать массовым геноцидом населения. Легко судить о тех, кто отважился на попытку самоубийства. Может быть они и сами решили застрелить себя из пистолета, но этот пистолет зарядил тот, кто принял подобный закон.

– А что, на ваш взгляд, может в данный момент сделать власть, чтобы остановить подобные происшествия? – спросил ведущий. – Взять и отменить закон?

– А вы вспомните, что сделали власти США, чтобы остановить массовую стрельбу в школах, ночных клубах, супермаркетах, торговых центрах и прочих местах массового скопления людей? Правильно. – Голос Густава Циллера стал звучать громче. – Они ничего не сделали! Там до сих пор ежегодно фиксируются по триста-четыреста случаев. В этой стране и не подумают запретить свободную продажу огнестрельного оружия, потому что правящая элита именно этого и добивается, чтобы полоумные мрази и всякие психи брали в руки автоматы и расстреливали случайных прохожих. Вот и наш случай аналогичен, с той лишь разницей, что людей угнетают до состояния крайнего отчаяния и доводят до мысли о том, чтобы они сами приставили дуло пистолета к своему виску. Это идеальный способ освободить как можно больше ячеек в гражданских реестрах и купить на аукционе лицензию на рождение, чтобы сделать подарок какой-нибудь племяннице на день рождения! Они плодятся, а рядовые граждане мрут как насекомые! Вывод: этот закон – очередной рычаг для сокращения популяции рабочего класса, на котором держится любое цивилизованное общество!

25. ЛЕГАЛЬНОЕ УБИЙСТВО

Прошло чуть больше часа после того, как Маркус вернулся в квартиру Карэн, когда в дверь тут же кто-то позвонил. Часы показывали половину первого. Маркус приложил ладонь к рукояти «бенелли» и встал за дверным проёмом в коридоре, прислушиваясь к звукам прихожей через стену. Карэн сказала, что бодрствующих в поздний час в их доме предостаточно и это может быть кто угодно. Но Маркуса это ничуть не тешило.

Карэн открыла дверь.

– Привет. Я тебя не разбудил? – спросил чей-то мужской голос.

– Да нет. Что ты.

Маркус услышал за стеной лёгкую насмешку, а потом мужской голос тихо произнёс:

– Я не займу у тебя много времени. Слушай, я ничего не путаю? К тебе, случаем, не заходил сегодня парень из новостей? Маркус, фамилию не помню…

Маркус рванул в прихожую. Он надавил глушителем на горло незнакомца, схватил за ворот куртки и затащил внутрь, после чего попросил Карэн запереть дверь.

– Сколько их там? – спросил Маркус.

– Вы… вы… – незнакомец начал заикаться – вы всё неправильно поняли.

Карэн вмешалась:

– Ты что, сдал его?

– Я не заявлял в СЛИБРАГ. Клянусь.

Маркус взвёл курок, после чего мужчина начал говорить ещё быстрее с дрожью в голосе:

– Я хотел попросить вас о помощи!

Мужчину провели на кухню и пока он сидел под дулом пистолета, Карэн представила:

– Маркус, это мой сосед – Руди. Руди, кто этот парень, ты в курсе.

Уговорив Маркуса опустить дуло пистолета, Руди начал изъясняться:

– Я всё объясню. Но перед тем, как я изложу причину своего визита, вы должны меня выслушать. То, что я предлагаю, поможет вам избежать преследования со стороны властей. Если всё получится, то вы не только спасёте себя, но ещё и окажете неоценимую услугу всему обществу.

Карэн убедила Маркуса расслабиться. Она предложила Руди чашку кофе с тортом. Но Руди не стал притрагиваться к чашке или десерту, и, стараясь не терять время, начал рассказывать:

– Я работаю в научно-исследовательском центре. Наш отдел занимается изучением тел людей, которые при жизни были неизлечимо больны и по их воле тела были заморожены для проведения исследований в будущем. Вы слышали о том, как высвобождались тюрьмы?

– Честно говоря, не особо. Столько времени прошло… – ответил Маркус.

– В общем, в девяностые годы двадцать первого века в странах Европы, а затем и по всему миру, где вступил в силу запрет на рождаемость, парламентарии начали разрабатывать поправки для уголовного кодекса. Но фактически они разработали новый кодекс, потому что большинство статей просто убрали, а остальные целиком переписали. В соответствии с новым уголовным кодексом люди, совершившие особо тяжкое или несколько преступлений средней тяжести, приговаривались к смертной казни. Но этот закон нельзя было применить к тем заключённым, которых осудили ещё до того, как приняли новый кодекс, потому что их судили по старому законодательству. Но и выпускать их на свободу в новый мир, и уж тем более заморозить ген старения таким отбросам общества власти не хотели. Разумеется, об этом открыто никто из политиков не говорил. Но они намеревались избавиться от всех заключённых, а именно приговорить их к смертной казни. Всех. Поголовно. Официально было объявлено о том, что заключённые выйдут на свободу по истечении срока, к которому их приговорили. Но на самом деле большинство заключённых никуда из тюрем не выходили. Те, у кого не было родных и их на воле никто не ждал…

Руди сделал красноречивый жест обеими руками, а спустя секунду продолжил:

– В остальных случаях начальство тюрем заявляло о том, что заключённые были высвобождены. Об этом даже свидетельствовали документы. На каждый запрос из архива доставали документы и показывали подпись, которую поставил заключённый в своём личном деле. Он расписался в знак подтверждения того, что, якобы, ему были возвращены все личные вещи перед тем, как он покинул пределы колонии…

– Руди, а можно покороче? Давай уже, ближе к делу – призывала Карэн, активно поторапливая жестом руки.

– Я почти закончил. Родные заключённых приходили встречать их в день освобождения. Начальство тюрем убеждало их в том, что заключённые вышли на свободу месяц или год тому назад по решению комиссии по условно-досрочному освобождению. Якобы все эти заключённые были амнистированы. Но этих людей больше никто не видел.

– Подожди – сказала Карэн. – Хочешь сказать, что именно этих заключённых исследует ваш институт?

Руди ответил молчанием, которого было более чем достаточно. Вскоре он продолжил:

– Какой человек захочет отдать своё тело на медицинские эксперименты, когда ему осталось сидеть год или два? Вместо амнистии им ввели болезнетворные бактерии и кинули в морозильник, чтобы потом препарировать. Речь идёт не только о Бельгии, или даже Европе. Это происходит по всему миру. Речь идёт о транснациональной корпорации. Её лаборатории размещены на всех континентах. Наш научно-исследовательский центр является собственностью этой корпорации. Одним из сотен, а может и тысяч И ещё кое-что. Одно из наших помещений отведено для контейнеров с внутренними органами. Я не знаю, что это такое. То есть тела замороженных людей абсолютно целые. Там все органы на месте. Я так и не понял, откуда взялись эти органы. НО! На прошлой неделе прибыл фургон с телами. Личность одного я узнал. Это мужчина, не помню имени. Что-то на букву «С». Короче, его на позапрошлой неделе приговорили к смертной казни за то, что он прятал у себя любовницу, которая была уже на восьмом месяце. Я почитал про это в интернете и кое-что уточнил. Смертные приговоры за такие преступления приводятся в исполнение в закрытой форме. В помещение для казни никого из посторонних не допускают. Идеальная схема, чтобы разобрать человека на органы и продать их на чёрном рынке.

– А при чём здесь я? – спросил Маркус.

– У меня есть видеозапись с данными, которая доказывает то, что личности всех тех, чьи тела исследуют в нашем институте, это тела заключённых, о судьбе которых их родным до сих пор ничего неизвестно. В Париже есть частный независимый телеканал, который называется «Свободная масса». Он один из немногих, которые не работают на создание имиджа какой-нибудь партии. Руководство канала не стелется под политические элиты. Они специализируются на том, что чуть ли не каждый день выливают кучу дерьма на весьма и весьма влиятельных персон. У них крупнейшее в Европе частное информационное агентство, которое обслуживает сотни независимых журналистов. У них все программы на английском, и вещание идёт на всю Европу и кучу стран за её пределами. Там работает мой близкий друг. Нужно донести этот компромат до него, – с этими словами Руди достал из кармана флэшку, – чтобы об этом рассказали в прямом эфире. Это первое. И второе – я нашел адрес человека, который когда-то работал начальником охраны в одной из тюрем в восьмидесяти километрах от Шарлеруа. Сейчас он живёт здесь, в Антверпене. У меня есть вся информация о нём. Я знаю где он живёт, где работает. С вашими навыками, думаю, выбить информацию труда не составит. В сумме, такой компромат станет настоящим приговором для властей. Не мне вам говорить о том, насколько небезопасно отправлять такую информацию по сети. Перед тем как доставить файл до получателя, он будет храниться на сервере, пока система не сочтёт его безопасным и пригодным для распространения. А у спецслужб уже давно есть доступ ко всем сервисам, через которые можно совершать дистанционный обмен файлами. Я слышал, что они имеют доступ даже к частным сетям, а какие из них всё ещё закрытые от ока власти – мне неизвестно, и поэтому рисковать не хочу. У них тотальный контроль над всем. Если вызовет подозрения хотя бы один файл из тысяч, то вслед за ним будут стёрты и все попутные. А затем сотрут отправителя. Это надо сделать вручную. Для меня это слишком. Я кроме колб с реагентами в руки ничего не беру. Такая работа, скорее, будет по вам. Если доберётесь до офиса «Свободной массы» и передадите информацию, доверие народа к нынешней власти будет подорвано достаточно сильно для того, чтобы всколыхнуть болото.

Карэн:

– Слушай, Маркус. Ты хотел вздрючить агентуру. А теперь можешь поставить раком всю власть.

– Стоп. Этой ночью я уже выбил компромат для своего оправдания. Зачем мне браться за это?

Эти слова произвели эффект крайней безвыходности. Руди тяжело вздохнул, едва находя в себе силы, чтобы сказать хотя бы пару слов:

– Поймите же! Люди, которые задумали всю эту преступную схему, даже сейчас, спустя двести лет всё ещё находятся у власти. Они хотят продолжать расширять свои родословные, а для этого нужно высвободить ячейки в гражданских реестрах. Сначала они избавились от заключённых. Теперь взялись за тех, кто прекратил стареть в 50—60 лет и не выполняет рабочий план. Как думаете, кто у них следующий на очереди?

– Нет, Маркус – обратилась к нему Карэн. – Он прав. С таким компроматом произвол обретает совсем другие масштабы. От такой грязи уже никто не отмоется. Ты можешь добиться громкого скандала и подать в суд на СЛИБРАГ, а можешь насолить всей бюрократии до самых верхов.

Руди добавил:

– Эта власть легализует геноцид населения. Они сделают всё, лишь бы простые смертные перестали плодиться, а у самих хватит денег, чтобы выкупить миллиарды лицензий на рождение. Нетронутыми останутся только те, кто сгодится для рабского труда. Вот какое будущее нас ждёт.

Маркус протянул руку, чтобы подобрать со стола флэшку. Он долго и вдумчиво рассматривал её, а после спросил:

– Как зовут твоего друга?

– Робер Тавен – бодро отозвался Руди.

26. ОБРЕЧЁННЫЕ НА ВЕЧНОСТЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ

Белфаст едва ли можно было назвать шумным мегаполисом с обилием высоток. На фоне большинства современных городов его выделяло равномерное распределение зданий, с учётом вместимости, по всей площади города. Благодаря этому город смог обойтись всего лишь тремя уровнями транспортных путей, в то время как по всему миру их было по семь-восемь. За счёт этого чувствовалась разница и в состоянии экологии.

Большая часть североирландцев никогда не проходили курсы по смене квалификации и посвящали себя одному и тому же ремеслу всю длительную жизнь. Исключением не стал и Роджер Хьюз, который уже сто пятьдесят пять лет как работал на одном и том же заводе по сборке автомобилей зарубежного автоконцерна. Роджер всю жизнь хотел копаться в машинах, но первые сорок девять лет своей трудовой карьеры пришлось сослужить отечественной энергетике. Но ещё на тридцать втором году жизни, когда Роджеру заморозили ген старения, он понял, что осуществление мечты – вопрос времени. Его супруга – Тереза – работала психологом в государственном наркологическом центре. Там она проводила занятия с группами анонимных наркоманов.

Не бывает худа без добра. Смысл этих слов Роджер понимал лучше некуда. Ему бы не довелось встретить Терезу, если бы в сорок два года его не застукали блюстители закона за ингаляционными процедурами с применением марихуаны. На суде Роджера обязали пройти трёхнедельный курс терапии в группе анонимных наркоманов. Но по прибытии на первое собрание ему уже было не до занятий. К пятому собранию он уже собрался с духом и предложил доктору Терезе Милс познакомиться с ним не как с анонимным наркоманом, не как с анонимным, и совсем не наркоманом. Его многочисленные попытки увенчались первым успехом только через три с половиной месяца, когда Тереза посчитала, что теперь спустя столько времени свидание не станет нарушением врачебной этики.

За четыре года отношений Тереза не решалась на что-то более серьёзное. Роджер замечал это по тому, как она себя вела. Отношение Терезы к личной жизни менялось вместе с демографическими изменениями, которые обретали глобальный характер. Планета перенаселялась. Шли годы. Повсюду кругом всё активнее обсуждали новый закон, по которому женщине запретят рожать. Отношение к детям у Терезы всегда оставалось положительным и ей хотелось обрести семью с тремя-четырьмя детьми. Но её настораживало самое главное – кем будет отец этих детей. Ей казалось, что за столько времени она достаточно хорошо узнала Роджера. Каких-нибудь больших недостатков в нём она не находила. Но решение стать замужней женщиной она рассматривала как самым значимым. Это означало изменить свою жизнь самым радикальным образом. Её размышления превратились в подобие какого-нибудь лекарственного средства, которое можно принимать до тех пор, пока не истечёт срок годности. Она могла обдумывать свои дальнейшие планы, но лишь до той поры, пока не вступит в силу запрет на рождаемость, и тогда мечта о большой и счастливой семье так и останется мечтой.

Под давлением обстоятельств, Тереза перестала колебаться к шестому году отношений с Роджером и прозрачно дала понять, что готова идти намного дальше, чем банальные походы по кинотеатрам и душещипательные разговоры при луне.

Не дожидаясь официальной церемонии бракосочетания, Роджер с Терезой поставили первую галочку из четырёх в количестве запланированного потомства. Своего первенца они назвали Максом. Без пит-стопа следом Тереза выносила второго, который стал тёзкой агента 007. В тот же год весь мир испытывал ощутимые экономические потрясения. Нестабильные цены на нефть, которые в скором времени рухнули практически до нуля; рост цен на электроэнергию, пришедшей на смену нефтяному топливу; власти большинства стран не успевали регулировать цены на многие категории продуктов и детские товары, спрос на которые рос чудовищными темпами. Всё это сказалось и на семейном бюджете Роджера и Терезы. Из-за финансовой нестабильности заводить третьего ребёнка оказалось не по силам, а когда национальная экономика стала на путь оздоровления, проявляя первые признаки роста, муниципальные власти Белфаста объявили о том, что население города достигло максимально возможной численности и с этого дня на территории города вступает в силу закон «Об ограниченном воспроизводстве населения».

Макс Хьюз с детства увлёкся автомобилями. На каникулах он частенько ездил с Роджером на завод, где с интересом наблюдал за конвейером, на котором раз за разом груда железа обрастала всё новыми деталями, постепенно приближаясь к виду полноценного транспорта. Но такой интерес у Макса угасал по мере взросления, и всё его внимание переключилось с изучения автомобиля на его управление. В автосервисе Макс продолжал работать только ради заработка. После окончания школы он увлёкся картингом. Совершенствуя свои навыки, он приближал себя к заветной мечте – стать пилотом Формулы-1. Такие планы сына совсем не радовали ни Роджера, ни Терезу. К двадцати годам Макс опробовал мотоцикл и решил, что скорость в свободном от закрытого кузова транспорте намного интереснее. От такой смены увлечений родители разнервничались ещё сильнее. Роджер начинал жалеть о том, что удовлетворял интерес сына к механике с ранних лет. Выиграв несколько международных турниров со скромными призовыми, в двадцать семь лет Макс привлёк к себе внимание некоего спонсора из Таиланда, который предложил ему поучаствовать в профессиональных гонках. Без раздумий Макс уволился из автосервиса и приобрёл спортивный мотоцикл, на котором передвигался по городу. Его первая гонка на профессиональном уровне так и не состоялась. Увлекаясь манёврами на гоночном треке, он продолжал заниматься обгонами и на дорогах, петляя по разделительной полосе между рядами автомобилей. В один из дней Макс набрал скорость и рассчитывал проехать на жёлтый до того, как загорится красный. Ему показалось что стоявший первым в полосе тягач не тронется с места резко и ему хватит каких-нибудь долей секунд, чтобы проскочить. Но движение было четырёхполосным. С крайней полосы из-за грузовика повернул белый пикап. Завершив поворот, автомобиль оказался прямо на пути мчащегося позади Макса. Даже с его реакцией, тормозного пути не хватило и мотоцикл врезался в задний бампер. Макс перелетел через кузов автомобиля и попал под колёса. Двенадцать открытых и двадцать семь закрытых переломов по всему скелету. В морге выяснили, что одно из переломанных рёбер задело сердце, что и стало причиной скорой смерти.

Роджер с Терезой долго не верили в произошедший ужас. Получая электронное свидетельство о смерти, Роджер услышал, как сотрудники службы по демографическому контролю обсуждали что-то, имеющее отношение к его погибшему сыну и оформляли документы для публикации свободной ячейки в реестре граждан Белфаста. Кто-то займёт место Макса. Когда спустя два месяца по телевизору транслировали розыгрыш очередной партии лицензий на рождение, Роджер переключил на другой канал и громко подумал:

Чтоб вы сдохли! Мой мальчик! Верните мне моего мальчика!

Кто-то скоро себя осчастливит пополнением в семье, потому что Роджер и Тереза Хьюз похоронили своего старшего сына.

Джеймс был полной противоположностью своего брата. Его привлекало любое занятие, которое требовало аналитического мышления. В итоге после окончания школы его выбор пал на факультет программирования. Покинув студенческую скамью, Джеймс устроился в компанию по разработке компьютерных игр. Параллельно с этим через полтора года Джеймс начал посещать вечерние курсы по изучению нейробиологии. По окончании курсов он получил сертификат и всё свободное от работы время тратил на разработку программы, считывающей информацию с мозга. За три недели Джеймс собрал оборудование в виде шлема, которое он создавал по аналогии с технологией, которую широко применяли в медицине для проведения электроэнцефалограммы. Он наладил подключение всех проводов от шлема к компьютеру, после чего начал писать программу. Через полтора года работы над программой и многочисленных опытов Джеймсу удалось добиться первого результата. Одев шлем на голову, он без единого нажатия на клавишу смог передать на экран слово «персик». Провода, подключённые к шлему, преобразовывали сигнал, посылаемый от головного мозга, в электрические импульсы, направляя их в компьютер, где программа уже путём декодирования выдавала текст на экране. Чтобы распознать слово «персик» и вывести его на экран, программе потребовалось четырнадцать секунд. За полгода доработки и устранения многих недочётов Джеймс сократил это время до пяти секунд.

Тереза настоятельно советовала ему запатентовать эту разработку и предложить своему руководству инвестировать в её развитие. Роджер поддерживал идею жены. Но Джеймс не хотел спешить. Он убеждал родителей в том, что времени у него уйма. Сначала он хотел бы избавить своё детище от недостатков и максимально увеличить скорость считывания информации. Люди с нарушением речевых функций будут очень благодарны ему за такое изобретение.

После трагической гибели Макса Джеймс не возвращался к работе больше двух месяцев, а когда продолжил, то не продвинулся ни на шаг. За время затяжной депрессии энтузиазм Джеймса испарился. Он спрятал оборудование в сейф, который установил в комнате с тех пор, как осознал ценность своих разработок, и забыл об этом на очень и очень долгий срок.

К сорока четырём годам Джеймсу предложили работу в другой компании, которая также занималась разработкой видеоигр, но штаб-квартира компании располагалась в Нью-Йорке. Даже с повышенными налогами на заработную плату из-за отсутствия гражданства такая работа всё равно была настоящим прорывом, чтобы обеспечить себе безбедное будущее. Он покинул Северную Ирландию, изредка приезжая навестить родителей.

Спустя тридцать семь лет, когда Джеймс дослужился до кресла заместителя генерального директора, его посетило озарение. В ближайший отпуск, приехав к родителям, на обратном пути он прихватил с собой всё оборудование, которое провалялось без дела долгие годы. На этот раз для работы с программой и собранной своими руками техникой у Джеймса имелся куда более мощный компьютер, что позволяло значительно ускорить работу. Теперь его целью было не декодировать импульсы из мозга в текст, а сгенерировать на экране визуальные образы, которые всплывают в человеческой фантазии. За два года Джеймс серьёзно продвинулся в своём деле. На этот раз он старался передать на компьютер не слово «персик», а сам фрукт. Ему пришлось просидеть перед голографическим экраном двадцать три минуты, чтобы на нём начал высвечиваться силуэт оранжевого круга с расплывчатыми красноватыми пятнышками, и лишь затем стали прорисовываться контуры объёмной фигуры. За полчаса Джеймс получил трёхмерное изображение персика. Единственным, что не понравилось ему, было то, что он не подумал о зелёном листочке или капле воды, которые придали бы изображению чуть больше эстетики.

Через семь месяцев Джеймс довёл свою программу до впечатляющего прогресса. Он нашёл способ записывать последовательность изображений, создавая видеоролики. Графика была не лучше той, которую применяют для анимационных фильмов. Но это его не особенно заботило. Следующей ночью, перед выходным днём, Джеймс решил провести эксперимент и лёг спать прямо в шлеме, оставив программу в активном режиме. Проснувшись утром, он промотал запись и обнаружил кадры с образами, просмотрев которые, вспомнил свой сон. Машина дотошно записала все события, которые заполняли его сновидение.

Сразу после того как Джеймсу был выдан патент на его изобретение, он продемонстрировал разработку генеральному директору Винсенту Янгу.

– Скажи, Джеймс, – обратился к нему Винсент после того, как увидел возможности оборудования, – ты думал о том, что большинство разработчиков видеоигр по всему миру могут разориться, если такая штука появится на рынке? А возможно, банкротами станут все кроме одного – которому будет принадлежать такая вещь.

– Меня, как бы, больше интересует вопрос прогресса. Я в экономические детали не вникаю – спокойно ответил Джеймс.

Винсент поднялся с кресла, двинулся в сторону Джеймса и продолжил дружеским, но и в то же время серьёзным тоном:

– Конечно. За это, собственно, мы тебе и платим – чтобы ты продвигал инновации. Но когда мы приглашали тебя на работу, то мы имели ввиду инновации в новые версии старых игр. Максимум, может быть, разработка принципиально новой игры. А ты создал новый товар.

Слегка протерев кончик носа, Винсент призадумался на мгновение, а затем сказал:

– Знаешь, мне кажется, что нечто подобное в любом случае появилось бы. Это произошло бы через пятьдесят, а может через двести лет. Но это открытие обязательно появилось бы. Это продиктовано законом прогресса. Я, да и вообще мало кто из нынешних инженеров, вряд ли смог бы предположить, что это произойдёт уже сегодня. Понимаешь, к чему я веду? Такие вещи предстают перед миром техники постепенно, от прототипа и демонстрационной модели до полнофункционального образца. На этот процесс, порой, уходят целые десятилетия. А ты скакнул через голову и опередил время. Возможно, на целые столетия. Но этого мы уже никогда не узнаем.

– Мистер Янг, – настороженно говорил Джеймс, – сдаётся мне, вы не совсем обрадовались. Но ваши слова говорят о чём-то другом.

Винсент слегка улыбнулся, затем произнёс:

– Если коротко, то я, Джеймс, не смогу вывести такой товар на рынок в ближайшие полтора-два года. Для этого нужно время. Наши акционеры безусловно обрадуются. Но увы, здесь всему помехой коммерческие интересы компании. Они потребуют для начала выжать максимум прибыли из того, что мы имеем. Реализовать все видеоигры, которые на 70—80% готовы к выпуску на настоящий момент. Но кое-что я могу сделать уже сейчас. Поскольку такое изобретение даёт нам возможность оказаться на десять шагов впереди всех конкурентов, то с моей стороны было бы непозволительной роскошью, если бы твоё ноу-хау простаивало без дела. Я созову совет директоров и постараюсь выбить у них разрешение на создание нового структурного подразделения. Постараюсь убедить выделить финансирование. Так что ты не прав, Джеймс. Я рад, и даже очень.

В своих прогнозах Винсент Янг оказался полностью прав. С того момента, как платформа «Д-Хьюз» поступила на рынок, абсолютно все компании по разработке видеоигр стали на путь финансового краха. Все предложения по продаже прав на использование патента отклонялись. На обретение статуса абсолютного монополиста корпорации потребовалось одиннадцать лет. Платформа предлагала игроку самостоятельно сформировать виртуальный мир, где будут развиваться события, выбрать жанр, определить основные элементы игры, а всё остальное дорабатывала сама система. Каждый получил возможность подобрать игру персонально для себя.

Основной целью для всей компании в дальнейшем стало повышение качества графики. Но всё зашло намного дальше, чем предполагали сами разработчики. Невероятно реалистичная графика сподвигла руководство фирмы поставить перед собой новую цель. Джеймсу было поручено переписать программу и сделать новую версию платформы для моделирования кинофильмов. Грядущая разработка позволяла полностью заменить посещение кинотеатра. По задумке новая версия «Д-Хьюз» должна была проанализировать реакцию мозга на просмотр множества фильмов в разных жанрах, с разными сюжетами и стилями. После этого пользователь, надевая шлем с подключёнными проводами, фокусировал внимание на образе какого-нибудь фильма, который ему хотелось бы посмотреть, а программа считывала посылаемые импульсы, анализировала их, и после чего в течение трёх-четырёх часов моделировала видеофайл с подходящим сюжетом, диалогами, временем действия, внешностью виртуальных актёров, голосами, костюмами, дизайном и цветовой гаммой объектов, уровнем насилия, оптимальным хронометражем и всеми прочими атрибутами художественного фильма. Плюс ко всему киноверсия «Д-Хьюз» должна была учитывать всю имеющуюся в интернете информацию, что позволяло бы моделировать максимально реалистичные сюжеты с учётом хода человеческой истории.