На пути к плахе

Елизавета была в сильнейшей степени поражена случившимся; она не упустила ничего, чтобы спасти Мортона, но все было напрасно. Арестованный в декабре 1580 года Мортон был приговорен к обезглавлению 2 июня 1581 года за участие в заговоре против отца короля. Он сознался, что знал о готовившемся покушении на Дарнлея, однако не принимал в нем участия; выдать заговорщиков он не посмел и не мог, потому что все, по его словам, происходило с согласия и под руководством королевы Марии. Мортон умер с мрачной энергией пресвитерианца.

Партия Мортона была ниспровергнута, а большую часть его родственников и друзей постигли смертные приговоры и другие тяжкие наказания; более счастливые из них успели бежать; главному противнику Мортона, д’Обиньи, Иаков VI даровал титул герцога Леннокса, а его обвинителя Очильтрена сделал графом Арранским, отдал графство Мортон католику Максвеллу, графство Оркней – графу Марчу, а лорда Рутвена сделал графом Говрином.

При известии о смерти Мортона Мария Стюарт почувствовала, что ее жажда мщения удовлетворена, и у нее мелькнула надежда на благоприятный переворот в ее собственной судьбе. С Ленноксом, которому королева прежде не доверяла, она вошла теперь в сношения. Мария долгое время не соглашалась признать королевский титул за своим сыном и предложить католическим державам сделать то же самое. Но тут она приняла наконец проект совместного управления страной, по которому ее сын, в силу ее нового – на этот раз добровольного – решения, должен был принять королевский сан и править вместе с нею. Мария Стюарт уполномочила герцога Гиза устроить и завершить это соглашение.

Но, кроме названного плана, который не было уже надобности скрывать, назревал другой, безусловно, тайный. Этот план, набросанный иезуитами, одобренный папой, принятый Ленноксом и получивший согласие шотландского короля, а также обеспеченный содействием лотарингского дома и военной помощью короля Испании, заключался в том, чтобы сделать Шотландию снова католической страной, а Марию Стюарт освободить и возвести вновь на трон.

Возникновение этого плана положило предел временному затишью в деятельных стремлениях Марии Стюарт вернуть себе свободу. То был для нее период бессилия, безнадежности и нравственного угнетения, который как будто сделал королеву совершенно безвредной. На самом же деле было не то. При первом проблеске новой надежды Мария воспрянула духом и в короткое время развила деятельность, которую можно назвать грандиозной и которая грозила вновь прежними опасностями ее противнице.

Глава восьмая
Тайная полиция Валингэма

По некоторым причинам Берлей, назначенный государственным казначеем, не находил возможным доверять парламенту. Вероятно, последний не вполне согласовался с его волей в процессе против сообщников Норфолка, а это было неудобно для первого сановника в королевстве, хотя обыкновенно суд проявлял большую жестокость в своих приговорах.

Вдобавок Берлею было действительно слишком трудно, сверх собственных занятий, заведовать еще и полицией. Поэтому он почувствовал необходимость передать должность главного начальника полиции надежному человеку; и счастье благоприятствовало ему в данном случае, он нашел для себя вполне подходящего заместителя в лице своего зятя Валингэма, который успел возвыситься тем временем до звания статс-секретаря. Берлей дал ему приказ завести собственную полицию, причем рекомендовал для услуг вне пределов Англии известного нам Кингстона.

Валингэм принялся исполнять полученное им поручение с большим рвением и удовольствием, а Кингстон отправился во Францию, откуда он долго переписывался со своим патроном, пока нашел своевременным доложить ему, что им необходимо потолковать между собой лично. Валингэм назначил своему агенту свидание и ожидал его в условленном месте однажды вечером, осенью 1582 года. Кингстон явился скоро и был приведен к статс-секретарю.

По наружности Кингстон смахивал теперь на честного, зажиточного горожанина, и Валингэм невольно расхохотался над простодушным видом своего подчиненного, которому он, впрочем, не особенно доверял. После обычного приветствия он предложил Кингстону представить ему отчет о своей деятельности.

– Я должен начать издалека, милорд, – сказал Кингстон. – Мои прежние сообщения нужно дополнить, чтобы сделать понятным дальнейшее.

– К делу! – ответил Валингэм. – У меня как раз столько времени для нашего разговора, сколько нужно.

Кингстон тотчас же стал сообщать, в каком положении находится дело заговора о новом вступлении Марии Стюарт на трон. Во главе этого заговора встали иезуиты, причем ими посланы в Англию и Шотландию специальные эмиссары, во главе которых стоял и Роберт Пэрсонс и Эдмунд Кэмпиан. Они, работая в пользу расширения папской власти, состоят в связи с Гизами и имеют обещание Филиппа II Испанского на выдачу денег, необходимых для освобождения Марии. С другой стороны к герцогу Ленноксу посланы иезуиты Крейтон и Голт для того, чтобы условиться, как привести в исполнение задуманное дело.

Валингэм, услышав это, поблагодарил Кингстона за сообщение и спросил, как же можно было бы поработать против этого заговора.

– Для этого прежде всего необходимо изловить иезуитов и под пыткой добиться у них признания, – ответил Кингстон.

– Но где же их найти?

– Кэмпиан находится в Шеффилде, вблизи Марии Стюарт, и потому нужно особенно внимательно наблюдать за нею. Далее следует занять войсками шотландскую границу и предложить лорду Берлею участие в этой работе против заговора.

– Это ловко придумано, и, по-моему, вы правы! – сказал Валингэм.

Кингстон улыбнувшись произнес:

– Милорд, могу ли я позволить себе один вопрос?

– Разумеется.

– Милорд Берлей и Лестер в данную минуту как будто не особенно ладят между собою?

– Ах… это обстоятельство…

– В высшей степени интересует меня, милорд, – подхватил Кингстон. – Между Лестером и мною также не все еще выяснено; я не могу забыть, что во время процесса Норфолка он не помог мне выкарабкаться из беды, и если я разузнаю все, а самое главное, если получу позволение лорда Берлея, то могу сыграть с ним такую штуку, что все мы останемся вполне довольны.

– Не стану отрицать, сэр, между этими двумя сановниками действительно замечается некоторая холодность.

– Проистекающая из того, что наша повелительница до такой степени благоволит к лорду Лестеру, что он позволяет себе возноситься… Не правда ли?

– Вы, должно быть, состоите в союзе с сатаной?

– Я – тайный агент вашей светлости.

– Хорошо, хорошо, и, как я вижу, вы – хороший образец этой породы!

– Итак, я хотел бы попросить, чтобы меня тайно, – потому что у меня все должно быть тайной, – допустили к королеве.

– Но… ведь вы изгнаны из страны… Приказ о вашем изгнании не отменен.

– Это – ваша вина, милорд, и притом большая. Но дайте мне только письменное удостоверение, что я состою на вашей службе и принес на своем посту значительную пользу. С этим удостоверением в руках я предстану пред королевой и, пять минут спустя, буду настолько же вправе находиться в пределах Англии, насколько и сама королева.

– Это кажется мне рискованным… Подобный шаг опасен как для вас, так и для меня.

Кингстон улыбнулся.

– Тем не менее вы велели мне явиться и приняли меня. Конечно, вы полагали, что можете пожертвовать мною, если нельзя иначе. Но это послужило бы лишь ко вреду и вам, чтобы не сказать более. Между тем мы можем вдобавок пойти на сделку. Выдайте мне удостоверение, а я дам вам письменный документ, не лишенный ценности.

– Вы хотите торговаться? Но ведь вам платят за ваши услуги.

– Все это прекрасно, однако определять их границу предоставлено мне самому. Я достаточно сделал за полученные мною деньги, а за этот письменный документ желаю получить от вас свидетельство.

Кингстон показал министру письмо.

– Оно важно? – спросил тот.

– Важнее свидетельства. В нем сказано следующее: «Ваш король и папа, судя по тому, что говорил иезуит, кажется, желают воспользоваться моими услугами, чтобы осуществить задуманный ими план относительно восстановления католичества в Шотландии и освобождения шотландской королевы».

– Кто это пишет? – резко спросил Валингэм.

– Герцог Леннокс!

Кингстон отдал листок статс-секретарю, и тот прочитал его до конца. Агент посматривал на него с насмешливой улыбкой во время чтения.

– Это весьма ценно! – сказал Валингэм.

– Да, милорд. Пожалуйте же мне свидетельство!

Министр подсел к столу и написал требуемый документ; за неимением казенной печати он воспользовался своим перстнем с гербом и передал листок Кингстону.

Последний принял его с поклоном и произнес:

– У меня еще есть к вам просьба! Не может ли лорд Берлей провести меня к королеве без предварительного доклада о том, кто я таков!

– Хорошо… Но я не могу тут ничего решить.

– Вот это второе письмо послужит мне залогом успеха! – продолжал Кингстон, передавая министру новый документ.

– Ага, – воскликнул тот, – от Леннокса к королеве Марии… весь план заговорщиков. Вы – очень полезный человек!

– Таким я был всегда, – сказал Кингстон, – меня только не умели ценить!

– Этот упрек не должен относиться ко мне, сэр, – воскликнул министр. – Ваша просьба уважена; приходите ко мне завтра вечером, мы потолкуем с вами еще.

Кингстон поклонился и покинул комнату и дом.

Вскоре после него вышел оттуда и Валингэм, в сопровождении слуги. За ними обоими последовал украдкой человек до самого дома Валингэма; он, несомненно, наблюдал за домом, где происходило тайное свидание.

– Пусть меня повесят, – пробормотал этот шпион, – если статс-секретарь не совещался здесь с отчаянным малым Кингстоном. Но мы скорехонько разнюхаем дело до тонкости.

Этим шпионом был Пельдрам. Полиция парламента подсматривала за полицией государственного казначея, и наоборот.

На следующий вечер Кингстон, как ему было приказано, явился к своему начальнику, и тот, уже одетый для отправления ко двору, велел ему следовать за собой.

Во дворце Кингстона привели в комнаты королевы, и он предстал пред нею в том самом кабинете, где Елизавета так часто принимала его бывшего господина, графа Лестера. Кингстон немедленно бросился на колени.

По весьма понятным причинам, королева держалась от него в отдалении, но комната была так ярко освещена множеством свечей, что она легко могла узнать посетителя.

– Ваши черты как будто знакомы мне, – сказала она, внимательно всмотревшись в Кингстона. – Должно быть, я видела вас раньше.

– Человек подвержен перемене времени, и я не избег этого закона, – ответил Кингстон, – но последние двенадцать лет не коснулись моей высокой повелительницы. Вы, ваше величество, именно столько времени тому назад подарили меня милостивым взором.

Кингстон умел вести свою линию. Он ловко затронул тщеславие женщины такою с виду грубой, но на самом деле тонко обдуманной лестью. Однако Елизавета как будто пропустила ее мимо ушей.

– Кто же вы такой? – задала она вопрос.

– Верный слуга вашего величества! Позвольте пока остаться при этом определении.

– Ах, кажется, вы хотите здесь повелевать?!

– И не думаю… но мне, я полагаю, позволительно надеяться, что ваши министры уже успели сообщить вам, ваше величество, о замыслах ваших врагов, открытых благодаря мне.

– Эти сообщения вообще рекомендуют вас, – поспешно сказала королева. – Вы желаете дополнить их?

– Не соблаговолите ли вы, ваше величество, принять и просмотреть вот эти два документа?

Елизавета колебалась некоторое время, но вид и обращение незнакомца не внушали никаких опасений. Она подошла к нему ближе и взяла оба письма, после чего снова удалилась, чтобы приняться за чтение.

Вдруг с нею произошла резкая перемена, едва только она бросила взор на одну из бумаг. Это было совершенно понятно. Одна из них представляла собою письмо Марии Стюарт к Мендозе. Другая была ответом ей этого посланника Филиппа II при английском дворе. Оба письма касались затеянного заговора.

Грудь королевы бурно колыхалась во время чтения.

– Я обязана вам большой благодарностью, – сказала она Кингстону. – Встаньте!.. Кто вы такой?

– Ваше величество, предварительно еще одно слово, – сказал Кингстон. – Священник Кэмпиан, переодетый зубным врачом, служит посредником для передачи писем между Марией Стюарт и послом Мендозой. За зеркалом в комнате последнего спрятана переписка заговорщиков.

– Благодарю… благодарю вас!.. Ваша верность должна быть награждена. Ну а теперь ваше имя!

– Оно находится в этом документе, – ответил Кингстон, подавая королеве бумагу, написанную Валингэмом. Елизавета бросила на нее беглый взгляд.

– Кингстон? – воскликнула она с совершенно особенным выражением, не поддающимся описанию.

Трудно было бы описать и быструю неоднократную перемену в чертах государыни, которая, очевидно, выдерживала жестокую внутреннюю борьбу.

– Да, я – Кингстон, – ответил тот после короткой паузы, так как Елизавета не прибавила ни слова к своему возгласу. – Я – ваш всеподданнейший слуга и прошу только об одной милости! Дозвольте мне служить и дальше вам, ваше величество, так как я рассчитываю в скором времени предать Кэмпиана в руки правосудия.

Хитрец ловко вел свою игру. Елизавета, пожалуй, успела уже тем временем сообразить, что Берлей неспроста прислал ей этого человека.

– Правда, – пробормотала она, – ваши прежние проступки должны быть забыты ради услуг, которые вы оказали нам. Не рассчитывайте, однако, на награду за них… Встаньте!..

– Я уже награжден вашей милостью! – не вставая с колен, возразил Кингстон, может быть, не без досады на скупость государыни. – Но у меня есть еще одна просьба к вам, ваше величество.

– Я согласна выслушать ее, – ответила Елизавета.

– То, что я сделал раньше для лорда Лестера, было сделано мною ради его спасения; я принес жертву, которую он принял, но за которую я никогда не видел от него признательности. Ведь он действительно вступил в брак с леди Филли Бэклей.

Королева на минуту задумалась, а затем сказала:

– Я разгадала вас, но самопожертвованию в пользу вашего господина равнялась ваша дерзость против вашей королевы; вы не заслужили награды.

– А может быть, я удостоюсь ее, когда доложу, что супруга графа Лестера вот уже десять лет живет в его замке Кенилворт, принимает там его у себя и вообще пользуется всеми своими правами.

– Правда ли это? – воскликнула Елизавета таким голосом, который походил почти на страдальческий вопль.

– Это верно, – подтвердил Кингстон. – Вы сами, ваше величество, могли бы убедиться в справедливости моих слов, если бы в той местности случайно устроилась охота. А до тех пор я буду наблюдать за охотничьим замком, чтобы не допустить удаления этой особы.

– Это вы из мести предаете Лестера?

– Я не предаю лорда, ваше величество, а только доношу по долгу верноподданного вам, моей повелительнице, что он изменяет вам; кто не верен в одном, тому не трудно при случае дойти до измены и в другом.

Елизавета размышляла некоторое время.

– Правда, – сказала, наконец, она вполголоса, – моя слабость навлекла на себя жестокую кару. Молчите о своих сообщениях, наблюдайте за Кенилвортским замком и доносите мне! Но это не самое главное; первым долгом заботьтесь об исполнении приказов лордов Берлея и Валингэма. Вы отпущены.

Кингстон покинул королеву. В аванзале он столкнулся с обоими министрами, с которыми обменялся несколькими словами, после чего они оба отправились к своей повелительнице, тогда как Кингстон поспешил к себе на квартиру, а затем в скором времени покинул и ее в ночную пору и пустился в путь, направляясь в Шеффилд.

Спустя некоторое время лорду Лестеру доложили о приходе агента парламентской полиции.

Название тайного судилища для политических и уголовных преступлений звучало грозно даже для высших сановников государства. Поэтому Лестер немедленно принял посетителя и, к своему удивлению, тотчас узнал его. Пред ним стоял Пельдрам.

– Как вы осмелились? – с досадой воскликнул Лестер.

– Милорд, мое теперешнее звание должно было бы послужить вам достаточным ответом, – сказал Пельдрам. – Но я пришел не по долгу службы, а в ваших интересах.

– Как… в моих интересах?

– Именно так, милорд… Это побудило меня еще много лет назад уничтожить змею, которую вы пригрели у своей груди и которая замышляла вашу гибель.

– Вы намекаете на Кингстона?

– Разумеется, милорд. Не скрою, я действовал не бескорыстно, потому что хотел поступить на его место, но я служил бы вам верой и правдой, на что готов еще и теперь.

– Допустим, что я поверил бы вам; в чем же заключалась бы тогда услуга, которую вы намерены оказать мне?

– Прежде всего в сообщении, что Кингстон принадлежит к полиции Валингэма и попал на службу при содействии лорда Берлея.

– Ах… неужели?

– Да, милорд… Затем скажу вам еще, что в настоящее время Кингстон наблюдает за Кенилвортским замком, а это немаловажно.

– Боже мой! – воскликнул Лестер.

– Тот человек – мой заклятый враг, отмстить ему – цель моей жизни. В настоящее время он мне недоступен, но я желал бы вредить ему, в чем возможно. Я знаю, что происходит в замке, и догадываюсь, по чьему приказу находится там Кингстон. Может быть, вы еще в состоянии помешать замыслам ваших врагов?

Лестер тяжело вздохнул и задумался.

– Благодарю вас, Пельдрам, – сказал он наконец, – мы еще увидимся с вами. Надеюсь, что мне удастся все уладить. Но пока я остаюсь вашим должником.

Пельдрам поклонился и вышел.

Лестер сел к письменному столу и поспешно написал письмо, которое тотчас отправил с верховным гонцом. Сам же он переоделся и поехал в Вестминстер. У него было на уме получить на некоторое время отпуск, чтобы посмотреть самому, как поступить для сокрытия связи, которая так долго оставалась необнаруженной, что он почти перестал опасаться ее разоблачения.

Глава девятая
Насилие

Прежде чем описать катастрофу, которая, в сущности, осталась совершенно невыясненной, но которая важна для нашего рассказа, потому что вследствие ее Филли бесследно исчезла со сцены, нам необходимо сначала сообщить о ходе и значительности нового заговора в пользу Марии Стюарт с той поры, как Кингстон посвятил кого следовало в свои открытия.

Хотя арест, процесс и казнь Кэмпиана были крупной неудачей для заговорщиков, однако, когда им стало известно, что он ничего не выдал, они успокоились. Кроме того, Пэрсонс благополучно вернулся из Англии, чтобы сообщить о настроении народа. Приверженцы Марии Стюарт решительно не догадывались, насколько посвящены в заговор их противники. Пэрсонс уехал обратно в Шотландию с деньгами, собранными на общее дело, а в то же время Гизы все энергичнее вели дело заговора к его осуществлению.

Между тем Валингэм имел повсюду своих шпионов. Секретарь французского посланника был подкуплен; посланник Иакова VI предал сам своего повелителя; один из слуг Леннокса играл роль предателя по отношению к нему.

Помимо всех этих планов, составился еще один более ограниченный союз, имевший целью умерщвление Елизаветы. В состав его входили лорды Арден и Соммервиль, а также священник Голл. Союзникам много содействовал в Англии сэр Фрэнсис Трогмортон, сын бывшего посланника Елизаветы при дворе Марии Стюарт; он был арестован первым. За ним последовали граф Нортумберленд с сыном, граф Эрондель, его жена, дядя и брат. Лорду Паджету и Чарльзу Эронделю удалось бежать. Трогмортона трижды подвергали пытке, но он не сознался ни в чем до самой смерти, которую принял на эшафоте. Крейтон и прочие арестованные священники также были казнены.

Около этого же времени распространилась безумная молва о любовных похождениях Елизаветы и ее безнравственных поступках, что жестоко возмутило королеву.

Конечно, этот разговор только ухудшил положение Марии Стюарт, и, несмотря на ее жалобные письма к Елизавете, последняя приказала перевезти ее в замок Уитфилд, а затем в еще более мрачный замок Тильбери.

В разгаре всех этих прискорбных, грустных и угрожающих событий случилось то, что Лестер совершил или приказал совершить деяние, которое, несмотря на смутность сведений о нем, заклеймило навеки этого любимца Елизаветы; сама же королева приняла происшедшее как удовлетворение для себя, вопреки всякой женственности.

Филли занимала по праву положение супруги Лестера и в течение нескольких лет подарила ему двоих детей. Мать находилась при ней, и вся маленькая семья жила тихо и спокойно в отдаленном охотничьем замке Кенилворт, где уединение обитателей нарушалось только редкими посещениями Лестера.

Суррей и Брай наконец нашли Филли; но когда она заявила, что желает всецело посвятить свою жизнь супругу, то они удалились и в сопровождении Джонстона покинули Британию вообще, чтобы поступить на военную службу за границей. Однако слухи о замышляемой казни Марии Стюарт, уже тогда носившиеся в Европе, впоследствии снова привели их обратно.

Мать Филли через некоторое время умерла и была погребена и оплакана дочерью и внуками. Филли, насколько известно, исключительно занималась воспитанием своих детей.

Так сложились обстоятельства Лестера с этой стороны, когда Пельдрам, как мы видели, предостерег его, и граф принял какое-то решение.

Несколько ограниченный, Лестер пока воображал, что имеет дело лишь с Берлеем и Валингэмом, и самомнение нашептывало ему, что в данное время он может вступить в борьбу с ними обоими. Поэтому граф, отправившись в Вестминстер, обошелся с Берлеем довольно резко, на что, однако, лорд Сесиль только улыбнулся.

Валингэм заговорил с Лестером, но тот так неучтиво оборвал его, что статс-секретарь был почти готов рассердиться; однако он вскоре овладел собою, и когда граф пристальнее всмотрелся в его черты, то ему стало ясно, что он сдерживается лишь в надежде на удовлетворение иного рода.

На аудиенции королевы в тот день не произошло ничего особенного; только в заключение Берлей подал Елизавете депеши, которые приходилось считать тайными, так как их содержание не обсуждалось на совете.

Когда Елизавета удалилась в свои апартаменты, лорд Лестер по обыкновению последовал за нею; королева сначала прочла депеши, прежде чем обратить к нему взор, а когда наконец взглянула на него, то ее глаза были строги и словно пронизывали виновного.

– Ваше величество, – сказал Лестер, увидав в этом предлог к разговору, – я принужден просить о кратком отпуске.

– Вот как? – промолвила Елизавета. – Разве вы опять больны? Насколько я заметила, вы заболеваете через правильные промежутки времени. Ах, если бы я могла также ссылаться на болезни!.. Но это недопустимо для меня!..

– На этот раз неотложные дела призывают меня в мои поместья.

– А куда именно собираетесь вы ехать?

– В мои владения в восточной части графства, ваше величество.

– Кажется, у вас там обширные, прекрасные леса?

– Молва часто бывает обманчива!

– В этих лесах есть красивые охотничьи замки?

– Замки, да, но не из красивых, ваше величество.

– Как вы думаете, не вправе ли я воспользоваться отдыхом при таком множестве занятий и среди стольких треволнений?

Лестер чутко насторожился и уклончиво ответил:

– Никто не может помешать в том вам, ваше величество!

– А мой долг? – возразила королева. – Но я хочу попробовать, не удастся ли мне успокоить свою совесть; право, я сделаю так! Когда вы собираетесь ехать?

– Завтра же утром.

– Не можете ли вы подождать до послезавтра?

– Если вам, ваше величество, угодно…

– Прошу вас, Дэдлей!

– Я повинуюсь.

– Ну, тогда я напрошусь к вам на неделю в гости. Чтобы воспользоваться удовольствием охоты, мы можем поселиться… ну, хотя бы в Кенилворте. Послезавтра мы покинем Лондон.

Королева подала рукою знак и отвернулась. Лестер был отпущен этим жестом и не посмел больше обращаться к ней с речью. Ему казалось, будто его ударили по голове, – до такой степени был он ошеломлен.

По возвращении домой граф тотчас же послал за Пельдрамом и, когда тот пришел, объявил ему, что желает знать, каким образом наблюдают за Кенилвортом и тою местностью, где расположен замок.

– Я буду там с достаточным количеством людей, – сказал агент, – но боюсь, что мне не удастся сделать многое, так как нам могут помешать именем королевы.

Лестер не ожидал ответа на свое письмо и не получил его; вскоре стало известно, что королева покинет на неделю свою столицу, для чего поспешно приступили к сборам и приготовлениям. Особенно усердно принимались меры безопасности, и в назначенное время королевский двор покинул Лондон.

То, что должен был выстрадать Лестер во время этой поездки, не поддается описанию. Его личность и каждый его шаг подвергались строжайшему наблюдению, точно он был пленником. Вместо того чтобы ехать прямо в Кенилворт, Елизавета расположилась на ночлег в деревне, немного не доезжая замка. Туда прибыли только на другой день пред полуднем, к завтраку.

Напрасно пытался Лестер тихомолком войти в сношение со своими людьми, – его не допустили до этого. После завтрака Елизавета потребовала, чтобы ей показали всю внутренность замка, который уже сильно обветшал. Лестер должен был водить ее повсюду сам.

Пройдя анфиладу комнат, царственная гостья дошла до запертой двери, которую Лестер хотел миновать.

– Куда ведет эта дверь? – спросила Елизавета.

– Там старинные комнаты, куда входили редко или даже совсем не входили в последнее время, – ответил Лестер. – Я сам никогда не видал их; говорят, там жутко…

Королева окинула взором высокие своды дверей, массивные дубовые доски и, покачав головой, промолвила:

– Я мало верю сказкам про старинные замки, поэтому прикажите отворить этот вход; мне интересно знать, что скрывается за ним…

Лестер был бледен, как смерть; однако он велел позвать дворецкого и приказал ему отворить дверь. Тот, поискав дрожащими руками ключ, отпер замок, трясясь, как лист.

Еще во время отпирания раздался громоподобный, оглушительный треск, от которого дрогнули и пол, и каменные стены. Почти у всех вырвался возглас удивления. Смотритель замка толкнул одну половинку дверей и отскочил назад.

С первого взгляда можно было убедиться, что за этой дверью скрывалась внутренность одной из замковых башен, но в этом помещении не было ни пола, ни потолка; вверху виднелись башенные зубцы, под ногами зрителей зияла темная, мрачная пропасть, откуда доносился глухой шум. Королева стояла окаменев от ужаса, как и все ее провожатые; Лестер походил на мертвеца.

– Покинем этот замок, – воскликнула наконец Елизавета, бросая зоркий взгляд на графа, – я не могла бы ни секунды долее чувствовать себя здесь в безопасности!

Королева ушла, за нею последовала ее свита, а позади всех шел Лестер неверными, дрожащими шагами.

Из охоты ничего не вышло; все тотчас же возвратились в Лондон, и Елизавета никогда, ни единым словом не напоминала Лестеру о случившемся. Она, вероятно, думала, что он жестоко наказан, так же как и она жестоко отмщена сопернице, которая, несмотря на свое убожество, бедность и низкое происхождение, одержала победу над богатой, красивой, знатной королевой.

Как уже известно, Филли совершенно исчезла с лица земли с того момента. В лучшем случае можно было предположить, что Лестер впоследствии укрыл ее и детей в более надежном месте. Но продолжительная болезнь, которой он подвергся после упомянутого события, заставляет предполагать худшее.

Кенилворт был, во всяком случае, одним из ужаснейших сооружений седой старины. Будучи первоначально итальянским изобретением, оно затем быстро распространилось по всей Европе и служило для целей бесследного исчезновения людей. Возможно, что Лестер отдал приказание, в случае открытия убежища его семьи в башне, погубить их всех. Возможно также, что он доверил тайну Филли, и она мужественно решила лучше погубить себя и детей, нежели еще раз поставить своего возлюбленного супруга в затруднительное положение ради себя. Однако достоверных сведений не имелось, все предположения были малообоснованны; а Кенилвортская башня продолжала наводить ужас на население страны.

Удивленный столь быстрым отъездом двора, Кингстон навел в замке справки о причинах этого. Результаты, по-видимому, мало соответствовали его желаниям, так как он велел и своим людям немедленно отправиться в Лондон, сам же уехал иным путем. Углубившись в свои мысли, он не заметил, как встретился с тремя людьми, и испуганно поднял свой взор на них при их внезапном появлении.

Все трое встретившиеся были верхом, как и он, и смотрели на него испытующим взглядом; он сделал то же самое.

– Черт возьми! – воскликнул один из них. – Это – он!

– Брай! – вырвалось из уст Кингстона.

– Да, негодяй, это – я! – воскликнул тот.

Все стремительно обнажили свои мечи.

– Я вас арестую, – крикнул Кингстон, – именем королевы вы – мои пленники!

– Думай только о себе, негодяй! – крикнул Брай, пришпорив свою лошадь.

Кингстон быстро сообразил, что ему следует предпринять. Он отлично знал, что эти люди не сдадутся ему добровольно, поэтому его задачей было привлечь их поближе к своим людям и тогда уже с их помощью принудить к сдаче. С этой целью он повернул своего коня обратно и ускакал; остальные, казалось, готовы были попасть в западню и последовали за ним.

Погоня велась некоторое время по низкому кустарнику, затем на открытой плоскости и наконец перешла в большой лес.

– Стой! – раздалось внезапно.

Кингстон, бывший впереди, смутился; в тот же момент оживился весь лес; со всех сторон надвигались более пятидесяти всадников и окружили как преследуемого, так и преследующих.

– Стой! – послышался вторично тот же голос. – Именем закона я вас арестую!

То говорил Пельдрам.

– Пельдрам! – простонал Кингстон, как громом пораженный.

– Совершенно верно! Мы знаем друг друга. Ваше оружие, господа!

– Проклятие! – воскликнул Брай. – Как поступить, милорд Суррей?

– Безразлично, – сказал граф. – Да ведь мы не можем вступать в борьбу с таким отрядом.

– Ну, к черту в таком случае! – крикнул старый забияка, бросая свое оружие. – Я довольно уже пожил!

Пельдрам принял оружие от троих; когда он потребовал его и от Кингстона, тот заявил:

– Я состою на государственной службе!

– Это после выяснится! – заметил Пельдрам.

Он хотел доставить себе удовольствие арестовать и под конвоем отвезти в Лондон столь ненавистного ему человека. Отряд вместе с пленниками направился в столицу.