Глава XVIII
Естественно, до тех пор, пока малыш закончил свой «бизнес», у меня не было никакой возможности дернуться. Зато, как только он перестал кряхтеть и, повинуясь рефлексам, потащил кулачек в рот, я прямо взлетела вверх. Довольный жизнью пацан абсолютно не возражал против полежать на чистом плече. А я, поблагодарив Валерку за подсказку, освободившейся рукой попробовала встряхнуть «отключенную» мамашу. Нулевой результат. Тогда я сунула ей под нос свою ногу с подарком от ее сыночка. Был шанс, что не проймет. Мол, родное не пахнет. Но все же сработало. Не сразу… весьма не сразу, но все же реакция наступила.
Мамаша слегка мотнула головой, завозилась. Я же, предоставив идти пробуждению своим чередой, занялась очищением: зашаркала испачканной ногой о траву.
И тут девица вдруг как вскочит! Развернувшись, увидела меня, широко распахнула глаза, да как заорет!
Ребеночек на плече, вздрогнув от испуга, завторил ей во всю мощь своих легких…
Прямо мне в ухо!
Семейный дуэт мгновенно заглушил не только звуки окружающего леса, но и всю мою мозговую деятельность. Небольшое раздражение от неумения и растерянности от внезапной какофонии резко преобразовался в нехилый уровень озверина в крови. Мгновенно захотелось как-нибудь заткнуть орущую дуру… и я практически на автомате влепила ей пощечину. Ойкнув, девица оборвала свою песнь и, схватившись за щеку, уставилась на меня, излучая запахи легкого смущения, сильного удивления с привкусом полнейшей растерянности. Два последних чувства, правда в меньшей степени, были взаимны. Просто я никак не ожидала, что спасенная жертва окажется так молода. Лет пятнадцать-шестнадцать. Не больше. И дело не в молодой гладкой коже без каких-либо морщин, а в аромате ее чувств. Такие яркие, искренние, без пыли опыта прожитых лет.
Словно прочувствовав момент, малыш тоже замолчал, точней зачмокал, видимо в очередной раз, поймав ртом кулачек. Повеяло материнской любовью. Протянув руки, девушка произнесла журчаще-непонятную фразу.
– Что-то подсказывает мне, что ты не speak English (Не говоришь по-английски), – озвучила я свои мрачные предположения в ответ.
«Собеседница», моргнув пару раз, повторила попытку общения на языке ручейков.
– Но это не страшно, – в моем голосе звучало обреченное смирение перед обстоятельствами, – я все равно на нем не говорю…
«Я говорю!» – влез 'Валерка', но был проигнорирован:
– … Так пару фраз, десяток слов… Э-э… мне нравится твой энтузиазм, но я как-то и без пантомимы сообразила, что нам в ближайшем будущем не светит нормально пообщаться. Кстати, от тебя запахло обидой на мою тупость. Это неправильно. У меня просто напряжение, скопившееся за день, расходуется. А махать с тобой на пару руками и корчить гримасы, объясняя очевидное, не очень хочется. Что умаялась? Вот держи-ка лучше свое чадо, – я протянула обрадованной мамаше ребенка, – а мне еще отмыться от его подарков надо…
Девушка прижала малыша к себе, перемежая радостные сюсюканья с поцелуями. Однако в самый разгар приветствий ее улыбка резко скукожилась. Она перехватила ребенка левой рукой и с удивлением взглянула на испачканную ладонь правой, после чего зачем-то ее понюхала. Видимо почувствовав, что не шоколад, мамаша скривилась и, приподняв двумя чистыми пальчиками ножку ребенка, заглянула в источник детских радостей.
– Вот об этом как раз речь и идет, – констатировала я, улавливая ее полнейшую даже не растерянность, а какую-то ошарашиность. Вот если б не видела ее кормящую, решила бы, что она ребенка впервые в жизни видит… Хотя…
Мой взгляд скользнул по ее одежде… правильней сказать, по рванью, служившему ей одеждой. С другой стороны, лучшие годы этих тряпок окончились всего неделю, а то и меньше тому назад. Даже сейчас видно качество материала…, кстати, совершенно не предназначенного к гулянью по лесам. То есть передо мной не простая жертва обстоятельств, а жертва обстоятельств из семейки высокого полета…
– Я-то думала, что таких Английскому в обязательном порядке обучают… – невольно озвучилось мое удивление.
«А ты подумай на тему, что здесь не знают, что такое английский», – вмешался голос.
«Слушай, да у нас даже в космосе известно, что такое Английский и его роль в современном мире», – невольно послала я мысль в ответ.
«А если не у нас?»
«А если не у нас, то абсолютно документальное фэнтези доказывает, что все параллельные миры давно усвоили земные языки, без которых несчастные аборигены никак не могли выразить свои мысли и чувства. Не неси чушь. Мне и так хреново от того, что с шизой разговариваю, а ты еще полный улет озвучиваешь. Впрочем, что еще от шизы ожидать».
«Ленк, – Валерка словно вздохнул, – не хочу тебя пугать, но, на мой взгляд, тебе стоит серьезней отнестись к вопросу переноса в другой мир».
«Слушай, у меня идиотизма в жизни и без этого вопроса предостаточно. Вот, к примеру, бестелесный голос в голове; или вот мамаша, которая, если верить чуйке, не шибко знает, как и что с ребенком делать».
«Мы с Ривкой тоже такие поначалу были».
«Вот именно – поначалу. А она явно уже оправилась от родов. Да ребеночку как минимум пара месяцев. Так что 'поначалу' отпадает. Вопрос: как же она не научилась?»
«Тоже мне бином Ньютона! Мамки-няньки у нее о ребенке заботились».
«Во-первых, бином Ньютона штука абсолютно не сложная, а во-вторых, какие мамки-няньки, по ней же видно, что она далеко не первый день в пути. Ребенок, что, по-твоему, все это время терпел, не желая озадачивать мамочку?»
«Значит, с ней совсем недавно был кто-то…» – он не договорил, но Шерлок Холмсовский вывод уже достиг моей соображалки, и я закончила за него, но только вслух:
– … кто заботился о ней и о ребенке, – мой взгляд опустился на лежащий рядом с нами тело, – судя по всему, этот бандюган вполне заслужил стать трупом.
Молоденькая мамаша, брезгливо передернувшись, зажурчала что-то на своем непонятном, демонстрируя пахучее пятно на ладони, но потом, замерев на полуслове, оглянулась посмотреть на предмет моего интереса. В воздухе мгновенно вспыхнули запахи многочисленных страхов. Мгновенно забыв про испачканную руку, девушка, крепко прижимая младенца, молниеносным скачком спряталась у меня за спиной.
– Пожалуй, мне твоя реакция понравилась, – философски заметила я. Ответ за спиной по-прежнему напоминал звуковую имитацию ручейка. Глаза заскользили по одежде бандита, слегка задерживаясь на выпуклостях карманов. Пожалуй, мародерство совершенно незаслуженно имеет отрицательный окрас в нашем сознании. То ли совесть, то ли душа попытались воззвать к той нежной, ранимой и совсем не циничной особы, которая только этим утором с трудом выползла на поверхность из подвала. Воззвать и пристыдить… Вот только разум лирическим демаршем не впечатлился, заявив, что необремененной багажом деве, имеющей из одежды только веревочку на запястье, не до щепетильности. Высокие чувства свернулись, а затем закатились в далекую дыру, не мешая оглядывать потенциальные трофеи… Которых вроде как не так уж много. Из одежды всего-то: рубаха, куртка грубой ткани, да такие же штаны. Но вот что по-настоящему понравилось, так это сапоги. Никогда раньше не видела обувь, сплетенную из тонких разноцветных кожаных ремешков… Жаль размера они были такого, что в один сапог можно две моих ноги засунуть, да еще место осталось бы.
Не удержавшись, я провела пальцем по плетению, вызвав у себя за спиной весьма снисходительную реакцию. По-моему, точней по запаху, меня приняли за дикарку, впервые увидевшую обувь. Впрочем, учитывая мой нынешний наряд а-ля-натюрель, можно еще очень много чего подумать.
Усмехнувшись, я оторвалась от сапог и сместилась выше. Застежки на куртке выглядели замысловато. Впрочем, производители дизайнерской одежды частенько радуют своих потребителей подобной ерундой. Кто знает, может раньше, сто лет тому назад, курточка была хитом в магазине для гламурных грибников. Представила, улыбнулась и, откинув полу куртки, улыбнулась еще больше: у мужика на боку висела здоровая фляга. Короткая битва с удерживающими ее ремнями и булькающий трофей оказалась у меня в руках.
Еще мгновение… ничего. Крышка не подалась. Я элементарно не смогла свинтить крышку.
Может ее вставляют как затычку? Пробую выдернуть… Ничего подобного! Не лезет… то есть не вылазит… то есть не вынимается. Опять пробую повернуть – не идет, зараза, хоть ты тресни. Только фляжка побулькивает – издевается, да девица надо мной, журча не по-нашему, веселится вовсю. И чем больше стараюсь-напрягаюсь, тем больше она веселится. Но в голос не смеется. Вроде как сдерживается… кажется, не хочет обидеть. Это, конечно, хорошо, что не хочет, только проучить ее все равно надо.
– Знаешь, если ты такая умная-разумная, – говорю практически спокойным голосом, поднимаясь на ноги, – может, тогда сама откроешь?
В ответ девица просит подержать младенца… ну у меня еще целое плечо чистым осталось… и в несколько оборотов она сворачивает крышку.
Видимо на моем лице написалось безмерное удивление. Внутри же – безмерное отупение. Девочка жалеет «дикарку» и, щебеча как воспитатель в детсаде, показывает фокус еще раз. Предлагает попробовать самой. Повторно меняемся…
Туплю сильно, но в моих руках крышка отказывается сниматься. Девушка берет меня за руку и…
У этих идиотов левая резьба! В натуральную левая, то есть левосторонняя. Моему возмущению просто нет никакого предела. В принципе, чисто теоретически, понятно, что так можно сделать. Но зачем? Для прикола над людьми со стандартными мозгами? Жестоко. Хотя, похоже, эффективно. Во всяком случае, со мной сработало. Мозги в момент дыбом встали. Зато спасшая «дикарку» от невежества «учительница» весьма довольна собой, плюс повеселилась изрядно. Черт с ней, пускай веселится… Как говорил Валерка: «Проехали».
«Я и сейчас так говорю».
«Тьфу ты, выскакиваешь как чертик из табакерки!»
«А что делать, если ты меня так внезапно бросила?»
«Голос, послушай…»
«Ты меня всегда по имени звала».
«Сейчас не время и не место выяснять, как тебя зовут и что ты такое. Если же в тебе есть хоть чуточка, хоть крошечка от того Валерки, что я знала и любила, то ты оставишь меня раз и навсегда».
«Богиня, дай мне шанс с тобой поговорить! Не сейчас, так потом… О! Слушай можно я к тебе во сне приду как принц? В смысле не я принц, а как тот, что замуж звал…»
«Я поняла какой».
«Так я приду? Ленк, поверь, очень надо пообщаться».
«А черт с тобой! Приходи. Во сне можно еще и не с такими глюками встретиться. Но только во сне!»
«Договорились! А так вообще я рядом. Только позови».
И растаял. Я моргнула, словно заново включилась в реальность. Открытая фляжка в руке, вежливо предлагала попробовать свое содержимое. Вспомнилась Кэрролловская Алиса: «Ну-ка, пузырек, повернитесь! Вдруг у вас сзади написано 'яд'». Раздражение по отношению к жизни несколько уменьшилось. Осторожность же действительно не помешает. Так что начала я поднесла горлышко к носу, и моментально закашлялась, вдохнув приличную дозу сивушных паров. Глаза, кажется, скатились к переносице. Это ж до чего надо любить выпить, чтоб хлебать такую гадость!
– Вот уж точно – зато дезинфицирует!
Невольно вылетевшая дедова присказка пнула по извилинам, вызвав радостное: «Ну конечно!». И я, плеснув себе в руку из фляжки, принялась оттирать помеченные малышом места.
Стоявшая рядом девушка молча давила на чуйку нетерпением с легкой завистью.
– Ничего, будет на твоей улице праздник, – утешила я ее, приступая к очищению ноги от детской неожиданности.
Мамаша прожурчала ответ. Кажется, опасается, что ей не хватит… Надо бы успокоить ее как-то. Вообще же, у нас забавно получается, общаемся как животные не словами, а интонациями. Может начать как-нибудь разумно объясняться… Жестами, например.
Подняв флягу, я провела пальцем по ее экватору. Ткнула в верхнюю часть, потом показала на себя. Потом ткнула в нижнюю часть и указала на девицу. В воздухе запахло недоумением.
– Ну да черт с тобой, Журчалка, домою ногу, а потом разберемся…
Минут через десять мы действительно разобрались, после чего наоравшийся до одури пацан был основательно проспиртован с тыла, завернут в дерюгу непонятного происхождения, и отдан мамочке для убаюкивания.
Глава XIX
Тускнеющее небо намекало на приближение искренне ненавидимого мной времени суток. Хотя скорей всего, это просто стандартное раздражение одинокого человека, мечтающего покончить со своим одиночеством. Я невольно перевела глаза на девушку. Теоретически с одиночеством как бы на сегодняшний момент покончено. Не ясно только кого поблагодарить за такое решение проблемы. В прочем, известно кого: бутылку водки и кувшинчик дрянного вина. Магия у них такая, понимаешь – вуаля, и вместо тихого одиночества в уютной бабушкиной квартирке миссия по выживанию для нудиста-спецназовца. И главное, уже ведь сидела на пятой точке, пересыщенная приключениями донельзя. Так нет, за каким-то надом понесло в лес. Голяком… Хотя – мой взгляд прошелся по лежащему телу, – сожаления, что вмешалась, нет. Во мне давно живет убеждение, что некоторые личности – это воспалившийся аппендикс в теле общества. Резать их надо не дожидаясь перитонита. Вот только почему я вдруг «хирургом» заделалась? Здесь не любитель нужен, а профи… Правда, если подобная клиентура ко мне и дальше таким табуном переть будет, то я стану этим профи буквально за пару дней. Если они, конечно, меня первыми не угробят. А вот в последнее имеет как ни печально довольно большую вероятность. Найдет коса на камень. Ой, найдет. Поэтому пора завязывать с подонками и чураться любых пересечений с им подобными. Путь вестернов и другой красочной голливудской галиматьи – не мой путь. Да я не то, что к 'профи', к 'любителям' себя не отношу. Разве что к 'озверевшим выживающим'. Меня подобные пертурбации в оторопь приводят. Просто, она (оторопь) за сегодняшний день уже сильно подустала и, забившись в дальний уголок сознания, почти не вякает. Может и оживет, когда более актуальных проблем не будет. Остается только надеяться, что к тому времени я не огрубею до полного наплевательства. Пока же важней решить более насущные вопросы. Например, как ночь ночевать.
Тяжело вздохнув, и еще раз взглянув на небо, я убедилась в скором приходе темноты. Уже поздно начинать поиск родных тряпок, и, что самое печальное минералочки и аж десяти сладеньких лепестков. Живот печально поручал, пожалев, что спасла девчонку от бандюгана, а не от какой-нибудь съедобной зверюги. Например, бутерброда…
«Секундочку, – резко оборвала я свои идиотские фантазии, пройдясь взглядом по трупу, – но ведь такой немаленький мальчик должен, нет, просто обязан хорошо питаться».
Плечи на куртке трупа выглядели весьма потертыми. Возможно, там до недавнего времени обитали лямки плотно набитого рюкзака. Где они…?
Не успевая додумать мысль, я ринулась обследовать тело старика на предмет подсказок. Девчуха, заметив мой отбег, моментально оказалась на ногах. Не обращая внимания на громко взбунтовавшегося сыночка, она, подстегиваемая страхом остаться одной, буквально наступала мне на пятки. Однако у меня не возникло желания разыгрывать пантомиму с объяснениями «Подожди меня здесь». Сама через пару шагов разберется. Главное еда. Точнее, надежда на еду. А она, как известно, умирает последней, и то не быстро. Поэтому, не увидев вокруг труппа россыпи из рюкзаков и сумок, я, не останавливаясь, рванула к другому краю поляны, моментально предположив, что мужики сбросили груз на землю, когда вышли из лесу…
Два огромных рюкзака, прислоненных к стволу огромного дерева, выглядели просто восхитительно. А стоявшие рядом с ними три небольшие сумочки выглядели такими же волшебными как те подарки, которые в детстве ожидали под новогодней елкой. А все потому, что формой цветом и размером они напоминали бабушкин «саквояжик», который родные заботливые руки неизменно собирали «их солнышку на перекус» в поездки. Словно добрая улыбка от дорогого человека. У меня на глазах выступили слезы, в душе зашептались слова благодарности, а дрожащие пальцы, пробежавшись по незнакомой застежке, нащупали кнопочки замков. Два приглушенных щелчка, и саквояжик распахнул свою пасть… которая неожиданно оказалась филиалом химической лаборатории. Бутылочки с жидкостями, бутылочки с порошками, бутылочки с гранулами… Да у нас в школьном кабинете химии меньше реактивов наблюдалось, чем в этой небольшой сумочке. Надо мной раздался судорожный вздох, и запахло страхом. Вроде девочка боялась быть во что-то втянутой.
– Значит, нам повезло нарваться на что-то весьма противозаконное, – невольно озвучила я логичный вывод из ее эмоций.
Ответное интенсивное журчание пахло горем, опасением за ребенка, желанием бежать и рыданиями от жалости к себе и сыну. Причем весь этот нерадостный коктейль начинал закручиваться все сильнее, взгоняя и без того издерганную девчонку в состояние паники. Под конец ее голос уже дрожал. До полноценной истерики, на мой взгляд, оставались считанные секунды. Помня, что с прошлым ее приступом прекрасно справилась оплеуха, я, не поднимаясь с корточек, краем глаза осмотрела «пациентку», прикидывая возможное «лечение». Противопоказаний не выявила, вот только ребенок на ее руках несколько смущал. Впрочем, додумывать до конца мысль о применимости легкого рукоприкладства к кормящим женщинам мне не пришлось, поскольку мгновение назад молчавший пацан внезапным громким криком потребовал внимания к своей персоне. Материнский инстинкт захлестнул эмоции, и я, облегченно вздохнув, смогла вернуться к трофеям.
В две другие сумки оказались тоже наполнены химикатами под завязку. Очередь дошла до рюкзаков. Из первого же вытащенного свертка мне в руки выпала краюха хлеба. Точнее, мозги осознали, что это краюха хлеба, уже когда зубы вонзились в свою добычу. Черствый, подгорелый, пресный, с легкой горечью – я наверно ничего вкусней не ела в своей жизни. И это ощущение совершенно не зависело от вкусовых рецепторов. Оно шло из глубины пустого желудка, потому что не первой молодости хлебушек обещал сытость. А в рюкзаке виднелся еще один сверток. С явно жировыми пятнами. Может там колбаса? Или сало? Желудок заорал «Хочу!» и мозг отключился.
Полноценно пришла я в себя только после того, как меня несколько раз призывно потыкали в плечо. Осоловелые от внезапной сытости глаза сфокусировались на молоденькой мамаше, и мозг попытался наладить контакт с внешним миром. Получилось далеко не с первой попытки. Но потом стало весело. Оказывается, меня уговаривали одеться. Углубляясь в трофейные рюкзаки, я сосредоточила свое внимание только на еде, полностью проигнорировав извлекаемые шмотки. Моя напарница, видимо не такая голодная, имела совершенно другие приоритеты. Пока «дикарка», то есть я, придавалась чревоугодию, она, рассортировав добытые тряпки, сотворила сынишке гнездышко, где он теперь посапывал с явным удовольствием. Теперь же она, исполняя миссию белого человека, несла цивилизацию в массы, представляя вниманию насытившейся аудитории импровизацию «Как хорошо и удобно ходить одетым». У меня прямо получилось классическое «хлеба и зрелищ». Особую пикантность постановке придавали запахи эмоций исполнительницы. Смех рвался наружу из моего горла, но я героически терпела, стараясь досмотреть спектакль до конца. И только тогда, когда актриса стала повторяться, порадовала ее своим пониманием, позволив обрядить себя в грубую мужскую рубаху. Впрочем, меня она прикрыла аж до колен, и после того как «просветительница» обхватила мою талию неизвестно откуда вытащенной тесемкой, даже стала напоминать платье. «Миссионерка» заблагоухала удовлетворением и гордостью своими артистическими талантами. Тут уж сдерживать себя сил не осталось, и я захохотала. Девчушка радостно улыбалась в ответ, продолжая источать в больших количествах удовлетворение: наверно посчитала смех данью радости по поводу обретения одежды. Как говаривала одна из моих соседок по комнате: «Ну, просто кино и танцы».
Во всяком случае, настроение у меня стало приподнятое. И даже подступающие сумерки, заставив посильней задуматься о ночлеге, не смогли сбить его. Жаль, что времени, сидеть и улыбаться просто так, действительно не было.
Прежде всего, я провела ревизию оставшейся еды. Хлеб, колбаса, сыр, мешочек риса…, кажется, риса, сушеное мясо плюс две фляги с водой и спиртосодержащей бурдой заняли не более четверти одного из рюкзаков. Не очень много. Но на первое время должно хватить. Даже с учетом попутчицы. Ведь мне совесть не позволит бросить ее на произвол судьбы. В глубине души нечто зубастое оскалилось и подтвердило: не даст, и да загрызет. А значит, все запасы надо делить пополам. Единственная проблема в том, что девице мальца кормить надо. То есть ее меню должно быть разнообразным и питательным. Во всяком случае, мне так кажется. И, боюсь, обеспечение этого самого меню станет моей прямой обязанностью.
Только будет это не раньше завтрашнего утра.
– А сейчас, – громко объявила я, поднимаясь на ноги, – пока хоть какой-то свет есть, надо бы озаботиться отходом ко сну. Погодка установилась, конечно, приятная, да и прошлой ночью я на холод не жаловалась, но все же подстилка не помешает.
«Подруга» по несчастью, лишь удивленно похлопала глазами.
– Так что давай вставай, – продолжила я, подхватывая ее под руку, – пойдем покойничков разденем и соорудим себе из их одежды постельку.
Девчуха заупиралась, зажурчав что-то быстрое в ответ, но ее мнение волновало меня в гораздо меньшей степени, чем уходящий световой день.
– Давай не упрямься, – приговаривала я, таща ее за собой к ближайшему телу, – время уходит, а вдвоем мы быстрей справимся.
Девчонка попыталась отбрыкаться от работы активным журчанием и рукомаханием. Не внюхиваясь в эмоции, я сунула ей под нос свой кулак, да еще оскалилась. Энтзязизму не прибавилось, зато сопротивление захлебнулось. Правда, настроение у напарницы несколько подскочило, когда она увидела оставленную мной россыпь украшений. Пара колечек мгновенно нашли себе место на ее пальчиках. Остальное тоже было аккуратно собрано, после чего она стала довольно вменяемой помощницей.
К моему удивлению, ни один из бандюганов, не использовал такую роскошь как трусы, поэтому штаны к радости напарницы, оставили на местах, ограничившись содержимым их карманов. Этим не благородным делом, разумеется, занималась «дикарка». Девица же взяла на себя труд отнести снятые вещи к рюкзакам и проверить ребенка.
Пока она отлучалась, ко мне заглянула мысль о падальщиках. Собственно глядя на тела двуногих зверей, хотелось только пожелать приятного аппетита зубастым санитарам леса. Только вот присутствие на их трапезе попадало совершенно в другую категорию. Добрым словом и грубым жестом, я заставила удалившуюся мамашу вернуться обратно.
Вдвоем мы оттащили тела подальше от стоянки под деревья. Девчонка морщила носик, но возражать побаивалась, старательно глядя мимо меня в сторону. Может быть, поэтому именно она обратила внимание на сломанное дерево. Дернув меня за руку, напарница указала в сторону потенциальных дров. В принципе перевод не требовался, но мне дополнительно изобразили плавные движения рук, которые при очень продвинутом воображении можно принять за всполохи огня. Я лишь хмыкнула и приступила к дровозаготовкам. Невольная коллега от меня не отставала и уже минут через двадцать около нашего случайного становища возвышалась приличная, на мой взгляд, кучка хвороста. Конец сбора урожая протрубил малец, оповестив весь лес криком, что он уже проснулся.
Бросив все, мы, можно сказать, наперегонки помчались к младенцу. Точнее, мамаша мчалась впереди, а я ее тактично не обгоняла. Она притушила плач обильными сюсюканьями. Одновременно мокрая тряпка сменилась сухой (язык не поворачивался назвать их пеленками). Я стояла рядом, с замиранием сердца ожидая кульминации – кормления ребенка. Но видимо мое неравнодушие было замечено. В воздухе повеяло настороженностью, и девушка, как бы случайно, села для кормления спиной ко мне. Обидно, конечно, но запах желания огородить сына от ненужных помех полностью ее оправдывал. Даже в моих глазах.
Чтоб отвлечься, я решила заняться костром. Задачка оказалась, как ни странно, совсем не тривиальной. Мне как-то казалось всегда, что бродяги – «джентльмены удачи» если по какой-то причине не являются курильщиками (что уже звучит очень странно), то все равно таскают с собой в багаже спички-зажигалки. Однако перебрав трофеи, я не нашла ничего воспламеняющего. И что теперь… – я смерила взглядом кучу хвороста – добывать огонь трением? Задачка, однако, не для современного человека. Или плюнуть на все и просто завалиться спать… Посоветоваться бы с кем…
Может «звонок другу»?
«Валер… – робко позвала я
«Чуток подожди, счас закончу…»
Это как? Мне шиза сказала, что у нее на меня нет времени? Мне радоваться или плакать по этому поводу?..
В растерянности я тупо глазела на кучку хвороста. Потом, за чем-то выдернула из нее тонкую ветку, которую внимательно стала осматривать со всех сторон, словно на ней спряталась нужная мне подсказка.
…Наверно мне нужно радоваться: все же голова место уединения, а не проходной двор и даже не беседка для встреч с неведомыми голосами…
«Ну вот, я и закончил»
Тьфу!
«Ленка, ты где?»
Я, конечно, сильно пожалею об этом, но: «Нет меня!»
«А че звала, если тебя нет?»
«И вовсе не звала. Просто понадобилась грубая сила вот и вспомнила о друге. А так я очень занята. Нет меня. Понятно?»
«То есть друг вам нужен, только как грубая физическая сила?»
«А ты считаешь, будет лучше, если грубая физическая сила станет моим уделом?»
«Ха! Еще немного и ты докажешь, что попасть к тебе в рабство – это естественное продолжение дружбы».
«А разве может быть иначе?»
«Ну, для тебя наверно так оно есть. Ведь ты ж богиня! – в голосе звучала улыбка, а он еще воскликнул с дурашливой серьезностью, – всем ниц перед богиней Червоточинкой!»
Вот и настал момент, которого боялась. В груди защипнуло сердце-душу, взгляд размылся выступившими слезами:
«Боже мой, Валерка, как же мне без тебя плохо! Как же больно, что тебя нет!»
«Я здесь, Ленка, с тобой».
«Ты тень моего Валерки. Даже не тень, а так, душегубительная игра усталого мозга…»
«Я нечто большее, Червоточинка. Может, поговорим об этом? Ты готова?»
«Да какой 'готова', если сижу тупо пялюсь в темноту и веду разговоры с призрачным голосом погибшего друга, а не разжигаю костер».
«Так разожги и поговорим… – голос замолчал и после небольшого размышления спросил, – или спичек нет?»
«Зажигалки тоже нет», – вздохнула я ответ.
«Так что трением добывать, что ли?»
«Представляешь, я пришла к такому же выводу».
«Great. Просто – great» (Замечательно. просто замечательно.)
Промолчав, я слегка подивилась вывертам подсознания: мало того, что искусно имитирует Валеркин голос, так еще 'не забыло' о его любви к иностранным словечкам. «От Ривки заразился», – как он обычно отшучивался, когда меня особо сильно коробило от его англицких вставок. А потом любил добавить, мол, просто завидую ему, вот и упираю на чистоту языка. Набежавшие воспоминания поновой царапнули душу, и у меня вырвался повторный тяжелый вздох. Из-за спины запахло любопытством, но я была слишком занята промакиванием глаз, чтоб реагировать.
«Ну, просто совершеннейший great, – еще раз высказался Валерка и добавил, – у меня ведь по этой части знания настолько теоретические, что… даже и не знаю с чем сравнить».
«Да с теорией-то все просто, – вставила я свои пять копеек научной мысли, – берешь две дощечки трешь их друг о друга до получения нужного эффекта».
«Что ж, богиня, – в голосе звучало превосходство, но только было каким-то растерянно вынужденным, – ты меня убедила – по сравнению с тобой я эксперт. Значится так… Подожди, а нож у тебя есть?»
«Есть, – ответила я, беря в руки трофейный тесак, – эдакий мачете недоросток».
«Это как?»
«Ну, форма похожа на те, что по телику показывали, а длина заметно меньше. У меня их две штуки. Надо сказать, увесистые».
«Не отказался бы от такой игрушки».
«Ты бы…»
«… был поближе к делу?» – перехватил голос.
«Да», – ответила я, решив не вдаваться в воспоминания о его любви к оружию.
«Так вот… тебе надо для начала выстругать палочку толщиной с палец и длинной с ладонь. Сухую, а не свежесрезанную».
«А почему одну? Обо что ее тереть?»
«Не тереть, а вращать. Зажмешь ее ладонями и повращаешь».
«На манер колбасок из теста?»
«А я б сказал 'из пластилина', – в голос вернулась небольшая веселость, – Вот она разница между мальчиками и девочками».
«Остряк-самоучка! Я, случаем, заноз с твоим верчением колбасок не нахватаю? Или радость какую-нибудь в виде мозоли?»
«Без понятия… Слушай, а сделай лук!»
«И стрелы. А потом отправлюсь охотиться на какого-нибудь лося. Спрошу у него покурить, и, грозя луком, отниму спички вместе с зажигалкой».
«Cool (классно). Тебе бы Червоточинка с такой фантазией только книжки писать».
«Мне б без фантазий костер разжечь».
«Тогда делаешь маленький лук, тетиву, то есть веревку обматываешь петлей вокруг выструганной палочки. Теперь если ее концы, то есть палочки, упереть в дощечки, то можно добыть огонь, двигая луком вперед-назад. Во всяком случае, теоретически…»
«Куда двигаешь? – вклинился в разговор новый участник.
«Вперед-назад», – повторил Валерка.
«Назад!» – воскликнул неизвестный.
«Ну да назад. Вперед-назад. Ты чего тупишь, Лен? Что в этом такого сложного?»
«Это не я говорила», – боязливо прошептала я в ответ Валерке.
«Я вроде слышал ее… – моментально выдал новичок и тут же, – Убью гадину!»
Ой!
«Замрииии…»
Бегом отсюда!
И все пропало. Хрустнула зажатая в кулаке веточка. Мыслей не было. За спиной штормило любопытство. А у меня растерянность. И, наверное, страх.
Сыто вякнул младенец. Завозившаяся мамаша что-то зажурчала в ответ. Я продолжала пялиться на «поленницу».
Второй голос мне был знаком. Он до сих пор вибрировал у меня в сердце. А может в душе. А может это по всему телу шла волна воспоминаний… Из которых меня выдернули, слегка потыкав в плечо. Одновременно ушей достигла новая, но по-прежнему непонятная порция журчаний. На ароматическом уровне подсказки отсутствовали. Зато «послевкусие» голоса отошло на задний план. Тут же захотелось продемонстрировать деятельную активность, чтоб показать-доказать что я здесь, а не в облаках. Выпавшая из пальцев веточка напомнила о костре. Как там Валерка рассказывал. Сделать лук, выстругать палочку…