– … Я с ней жил рядом, – продолжал, не ведая о моем недовольстве, паладин, – и даже близко не думал, что она богиня.
– Но узнал же…
– Обстоятельства, при которых я узнал о ее сути, были из тех, что врагу не пожелаешь, – мой друг тоже мог говорить с жесткой холодностью, – она меня просто спасла.
– У меня тоже были обстоятельства, врагу не пожелаешь. Она точно так же могла спасти мой народ от бедствий, как и тебя.
«Вот спасибочки, объяснятель фигов!» – негодовала я.
– Нельзя перелом руки и головную боль лечить одинаковыми примочками, – прозвучал Валеркин ответ.
– Не нужно глупых ассоциаций и притворяться, что ты не понял.
– Да это ты не понял, – теперь возмущение прослушивалось в Валеркином голосе, – она отражение одной какой-то силы, развивающейся по мере взросления Червоточинки.
«Я себя просто монстром начинаю ощущать».
– Но она не знает о своей сути. Точнее, она, несмотря на множество доказательств, отказывается это признавать. И это хорошо, на мой взгляд…
«Интересно почему?»
– … так как в таком состоянии ее сила развивается без перекосов и находит выход естественным образом.
«Ты бы, идиот, прикинул, как это звучит! Словно я на горшок этой твоей придуманной силой хожу!»
– И когда их божественность дорастет до применения своих сил? – с хорошей долей издевки поинтересовался король.
– А когда ты научился перекидывать проблемы со своих плеч на чужие?
«Так его!» – поддержала я друга.
– Думай, что несешь! – вспыхнул Эса, – Я никогда не бежал от ответственности!
– Да? А кто только что жаловался, мол, богиня не пришла и не решила проблем вашего народа?
– Да как ты можешь сравнивать! – король еще не кричал, но был близок к этому, – там внезапно ненависть между народами началась. Вчера соседи добрые, а сегодня в горло друг другу готовы вцепиться! Ты хоть понимаешь что это такое?!
– Представь себе, понимаю! А вот ты! – Валерка резко повысил свою громкость, – ты реально понимаешь, что хотел сотворить? Вытащить молоденькую девчонку из ее привычного мира и бросить в озверелую толпу. Да ее бы в момент разорвали на мелкие кусочки! А если б у нее сила проснулась, так она б весь ваш мир на мелкие тряпочки порвала! Тоже, знаете ли, решение проблемы. Хреновый мир? Тогда мир на свалку. Нечего на меня такие глаза таращить. Можешь посидеть и подумать на досуге, какие еще решения сможет свершить перепуганная девчонка с огромной силой в руках, – и добавил гораздо спокойнее, – после этого стукнись головой о стену и начни думать о самостоятельных решениях своих проблем.
– Но зачем она тогда пришла в мир?
– А зачем растет трава? Зачем летают бабочки? Зачем мы грустим или радуемся? Это просто часть жизни. А если и есть у этого предназначение, то кто мы такие чтоб его знать?
– Краски заката красивы на небе, может быть для того чтоб их видела ты? – пробубнил Эса.
«Это что Экзюпери?»
И Валерка тут же вслед за мной:
– Это что перефразировка «Маленького принца»?
– Почему сразу маленького? – настороженно спросил гость.
– Это просто название книги «Маленький принц».
– А, книги… – мне послышалось в его голосе облегчение.
– Там герой говорит что-то типа: «Если зажигаются звезды, значит это кому-то нужно»19.
– Да, есть что-то похожее, но… – он резко оборвал себя и замолчал. Валерка тоже не торопил события. Я же изнывала в ожидании. Наконец спустя вечность гость снова заговорил:
– Значит, она простая девчонка?
– Ага.
– И что она делает?
– Просто живет…
– Как я и ты?
Валерка усмехнулся:
– Ну, скорей как ты, чем я.
– Что так?
– Ну, если верить тебе, я уже лет десять как мертв.
– Что? – товарищ явно не ожидал такого поворота, – это у вас юмор такой? Мне нужно рассмеяться что ли?
– Если бы! – вздохнул мой паладин, – Тот вечер, когда ты решил заявиться со своей просьбой-требованием, Червоточинка посвятила прощанию со мной.
– Я не верю тебе. Докажи.
– А ты примешь за доказательство подробное описание аварии, в которой я погиб? Как я видел сминаемый корпус машины и ничего не мог сделать, кроме как испугаться за жену и дочку?
Валеркины слова внезапно создали и оживили ужасающую картину. Я ощутила этот удар, почувствовала, как холод страха охватывает все тело, услышала вывернувший душу плачь ребенка… И как наступает полная бесповоротная беспомощность, которая взорвалась моим искренним негодующим «Нет!»
И я проснулась.
Ночное небо над головой, абсолютно равнодушное к бешено стучащему сердцу. Тлеющие угли как антонимы к выступившему холодному поту. Плачущий ребенок, активно требующий внимания. Он, кстати, ухитрился развернуться поперек нашей «кровати» и теперь, выпутавшись из своих пеленок, настойчиво колотил меня ножками. Его голова упиралась в мамашину щеку, но она «мужественно» продолжала спать, игнорируя неудобства.
Кинуть пару ветвей на угли для света, растолкать девицу, чтоб позаботилась о сыне, сменить мокрую постель… – простые необходимые действия, берущие бесконечно много времени и отдаляющие меня приснившегося. И с каждым мгновением реальности все глуше звучит вопрос: «Хочу ли я вернуться обратно к той беседе, или нет?» Зато сильней звучит другой вопрос: «А был ли сон реальностью?» И нет ответа…
Дела закончились и я, упав на свое место, отключилась.
Больше мне никто не снился.
Глава XXII
Утро началось спокойно, но зябко. Костровище, укрытое слоем светло-серого пепла, создавало впечатление, что сладкий утренний сон сморил уставшее за ночь пламя. Возможно, его еще можно было разбудить, если б еще оставался запас дров. Оказывается, мы ухитрились сжечь все собранное накануне вечером. Теперь на месте груды хвороста лежало несколько тонюсеньких прутиков. Ежась от утренней прохлады, я оглядела своих сопостельников. Мама и малыш лежали нос к носу, синхронно посапывая и причмокивая. «Сразу видно – родственники», – подумала я и, порадовав лицо невольной улыбкой, укрыла спящую парочку остатками трофейной одежды. В ответ до меня докатился запах признательности за заботу с довольно занимательным привкусом: девочке явно снились объятья любимого. Градус моего настроения перешел в положительную область. Трофейные сапоги, обеспечив защищенность ног от росы и мелких сучков, усилили доброту утра, а небольшой перекус даже прибавил оптимизму, которого хватило на то, чтоб решиться поискать свои шмотки.
Вот тут не обошлось без маленького минуса. Мне очень захотелось опоясать себя одним из оказавшихся в моем распоряжении ремней, но их застежка не была рассчитана на девичью талию. Пришлось повесить на плечо наискосок, чтоб было сподручней выхватывать тесак из ножен. Свою дикарскую дубинку, то есть ножку от стола, я после недолгого раздумья тоже взяла с собой.
Опыт следопытства в моей жизни ограничивался игрой в индейцев в загородном детском лагере, куда меня сплавляли на месяц аж три лета подряд. А знакомство с лесом ограничивалось двумя поездками за грибами и тремя пикниками. Однако мой оптимизм, вспоминая об опустошенном красном кувшинчике, ожидал увидеть следы вчерашних блужданий четче, чем черное пятно на чистой белой скатерти. И в принципе он оказался прав – место моего выхода нА-берег крутой отыскалось довольно быстро. Не с первой попытки, но быстро. Только радость от встречи с родной одеждой оказалась омраченной присутствием пернатых, активно делящих мои сладкие лепестки. Ножка, кажется, сама рванулась в сторону наглых грабителей, но ни один летун не пострадал.
– А жаль, – резюмировала я вслух, подумав о мясной добавке к нашему меню.
Пришлось ограничить желанное разнообразие тремя спасенными лепестками, которые немедленно были избавлены от насекомых и убраны про запас.
Слегка отсыревшая за ночь одежда не остановила моего желания избавиться от вынужденной наготы. Правда, прежде чем надевать халат, я внимательно рассмотрела дыру на подоле. Если вчерашнее сновидение не является бредом больного воображения, то счет за починку халата нужно посылать королю Эсе. Но вот если дыра случилась по другим причинам, то счет мозгоправы будут выписывать уже мне. А главное непонятно какой вариант мне нравиться больше. Однако много в дыре не высмотреть. Моих способностей хватило только, чтоб понять, это не порез и не протертость. На этом логические выводы заканчивались и начинались гадания. Так и не придя ни к какому выводу, я надела халат поверх майки, завязав полы на поясе. Теперь если сверху надеть трофейную рубаху, то ее огромность и мешковатость практически полностью скроют мой домашний прикид. Почти скроют, поскольку из-под подола будут торчать мои штанцы, что не страшно, ядовито зеленые носки и тапки. В таком прикиде трудновато сойти за маленькую незаметную. Конечно, можно опять натянуть сапоги, но мне уже хватило удовольствия от блужданий в безразмерной обуви. Так что плевать на демаскировку, тапки на ноги, сапоги в багаж. То есть, связав вместе, просто перекинула их через плечо. Раструбы голенищ оказались удобным вместилищем для оставшихся кувшинчиков: одного красного и двух минеральных.
А потом пришло время возмущений и ругани. Однако сотрясение воздуха в пустую удовлетворения не приносило. Мне требовался слушатель… Хотя бы шиза…
***
– Нет, Валер, ты представляешь, даже половник уволокли!
– Сороки, Лен. Тянет этих тварюшек на блестящее.
– Да какого же размера эти сороки, что половник утащили? Я понимаю ложки или вилку. Но половник? И на что ей вообще сдался мой половник?
– Деток кормить.
– Чего?
– Ну как же! «Сорока-ворона кашу варила, деток кормила…»
– Кашу варила? А мне как эту кашу варить?! И это дите с ребенком кормить?..
***
Вернуться в «лагерь» незаметно не получилось по весьма прозаической причине – я не нашла полянку. Попробовала вернуться на берег и не нашла его тоже. Решила снова поискать полянку и чуть не полетела в воду, неожиданно выйдя на берег в совершенно другом месте. Настроение дошло до нулевой отметки, и новая попытка отыскать полянку ее не улучшила. Точнее, ухудшила, но тут я набрела на муравейник и принялась активно гадать знаком он мне или нет. Окончательную точку в сомнениях поставил раздавшийся невдалеке детский плач.
Радостно-восторженный фейерверк эмоций по поводу моего возвращения фонтанировал ровно до тех пор, пока взгляд девчонки не уперся в мои носки. У нее как сбой в программе случился. 'Зависла', причем в натуральную. Вот как стояла на коленях, переодевая малыша, так и застыла, онемев на всех уровнях и подуровнях. И только глазки хлопают, неотрывно следя за моими ногами. Попытки ребенка привлечь к себе внимание успеха не имели.
«Ни есть хорошо, – мысленно прокомментировала я произведенный эффект, подходя ближе, – А если выйти из поля зрения?» – и, сделав шаг за спину девицы, присела около рюкзака.
По чуйке ударил взрыв эмоций. Даже два взрыва: один назывался «Фу, какая гадость», второй – «Я хочу себе такое». У меня вырвалась невольная усмешка – миры разные, а люди так похожи. Вспомнился один из бабушкиных рассказов о детстве как ее «дворовые подружки» резко раскритиковали набор кукольной посуды, присланный ей из Эстонии, а уже через час больше половины сервиза загадочным образом потерялась.
– Люди завистливы, – поучала она меня.
– Но не все, – возражала я
– Все, – отвечала бабушка, – включая нас с тобой.
– Фу, бабуль, ну что ты говоришь? – не соглашалась я
– Правду, – грустно улыбалась она в ответ, – зависть свойственна всем. Это надо понимать и признавать, чтоб суметь себя удержать от плохих поступков, или просто дурных слов. Ведь, по сути, зависть безвинна. Она своего рода мечта о том, что у кого-то уже есть. И вот это «есть» может вызвать ощущение проигрыша у тех, которых «нет».
– А ощущение проигрыша, вызывает желание отыграться? – я попыталась подхватить бабушкину мысль.
– Правильно. А что если у тебя нет возможности победить? Что если твой соперник по всем статьям сильнее?
– Бесчестные грязные приемчики, – мгновенно ответила я, выдав заученный у Эйри урок.
– Сплетни, показное осуждение, наветы, подлости, вандализм, просто откровенное воровство, – бабушка вздохнула, – на все эти гадости может толкнуть обычная зависть.
– И что, ты считаешь, что я могу к такому скатиться?
– Любой может, если не остановит себя.
– И как это сделать?
– Для некоторых срабатывает угроза расплаты, мол, поймают – хуже будет.
– Но это ведь не наш случай.
У бабушки мелькнули хитринки в глазах:
– А зачем твой евреец учит тебя грязным штучкам? Обучал бы по правилам самбо или там дзюдо.
– Бабу, ты же знаешь, что я не для соревнований занимаюсь
– То же и с завистью. Ущербна не она, а ощущение проигрыша. Не стесняйся себе напоминать, что ты не соревнуешься, а живешь. Просто живешь. И дышать станет легче.
Что ж посмотрим, какого цвета у девчонки зависть, и, сгрузив сапоги с кувшинчиками, я отправилась за хворостом.
***
– Валер?.. Алло?
– И тебе алло, мил человек
– Хм… ну спасибо
– Да всегда, пожалуйста… Чего звала?
– А ты это… веришь, что десять лет прошло?
– Не исключено… Твой принцик, во всяком случае, заметно изменился
– А как это может быть?
– А я что Эйнштейн, знать такое?
– Уговорил, ты не Эйнштейн… Но… я же летала к нему за одну ночь туда и обратно?
– Не надо путать туризм с эмиграцией!
– Кончай подкалывать! Я ж серьезно спрашиваю…
– Да понятия не имею! Может из-за того, что тогда ты ментально переносилось, а сейчас материально…
***
Время кормления малыша тянулось ужасно медленно. Я уже не только натаскала дров, но и подготовилась к готовке горячего завтрака. То есть налила в котелок воды, приготовила ветки, чтоб повесить его над огнем, сложила хворост домиком для разжигания костра, очистила от коры причудливо изогнутую ветку, превратив ее в подобие поварешки… скорей лопатки, для помешивания будущей каши. А за спиной никаких подвижек к окончанию процесса кормления
Я прислушалась к своей чуйности. Похоже, там вообще никаких подвижек нет. Уснули они что ли?
Развернувшись, я заглянула мамаше через плечо. Точно уснули. Причем девчонка, согнувшись крючком, продолжала во сне поддерживать рукой грудь, прижимая ее к уху младенца. Тот в свою очередь недовольно морщился, но не просыпался. Вот уж точно, полцарства за фотик. Однако развлечения развлечениями, а позавтракать горячей кашкой все же хочется. Без аборигенки же мне не справиться, поскольку вчера толком и не разглядела, как та разожгла костер. Во-первых, темнота мешала, а во-вторых, занималась интеллектуально-муторным безуспешным делом – добывала огонь трением. Воспоминание о последнем раздраженно дернуло несколько ниточек в душе, заставив перейти к более решительным действиям – взяла у спящей красавицы ребенка с рук. Мамаша мгновенно отреагировала, подняв голову и слегка разлепив глаза. Видимо моя физиономия задела у нее какие-то рецепторы в мозгу, поскольку она тут же рванулась выхватить ребенка обратно, но мое «Тсс!» произвело успокаивающее действие… а может она просто окончательно проснулась.
Вдвоем мы организовали ее птенчику уютное гнездышко, после чего девица попыталась улечься спать. Я возмутилась и не дала, потребовав развести костер. На меня обиделись и ушли совершать утренний моцион. Мне же осталось зеленеть от злости в ожидании, которое тянулось и тянулось…
Однако всему бывает конец. Кончилось и мое терпение.
Я решительно направилась в те кустики, куда удалилась моя пропажа.
Она спала. Уселась, привалившись спиной к стволу дерева, и спит. Радости такая находка у меня не вызвала, что и было высказано вслух с чувством, с толком, с расстановкой, а главное, с достаточной громкостью, чтоб девица, оторвавшись от снов, приоткрыла глаза. Не дожидаясь «полного включения», я схватила ее за руку и, заставив подняться на ноги, потащила обратно на полянку, где ткнула пальцем в уложенный хворост. Ответная реакция поначалу была бурно отрицательной, но по мере размахивания руками, девица вспоминала о своей роли белого человека по приобщению дикарей к знанию и вскоре взялась за мое обучение.
Моему вниманию был представлен пузырек… Хотя правильнее сказать два пузырька, склеенные друг с другом так, чтоб их горлышки смотрели в разные стороны… Пробки, естественно, имели левую резьбу… А еще мне показали коробочку, со стружками какого-то вещества… Берешь такую штучку, капаешь по очереди из флакончиков, а потом быстро засыпаешь легко воспламеняющейся трухой и ждешь пару минут до появления пламени. Короче, весьма неудивительно, что вчерашним вечером мне не удалось рассмотреть все детали этого немгновенного процесса. Причем осталось полной загадкой, зачем сначала «очень быстро закидать», если потом все равно нужно подождать. Хотя, подумаешь – еще одна загадка. Мало ли их уже набралось…
Обучение, кстати, включало в себя и практические занятия, где мне самой доверили разжечь костер. При этом просветительница пахла не только гордостью собой, но и чем-то… не знаю. Наверно так чувствуют себя родители, когда ребенок начинает самостоятельно пользоваться туалетом. Ну да ладно, мне обижаться что ли? Я ведь действительно чувствую себя дитём малым, не зная таких элементарных, с точки зрения учительницы, вещей. По мне наши обычные спички-зажигалки удобнее. Если же местные придерживаются других взглядов, то это их сугубо личное дело. Или они просто не знакомы с такими изобретениями? С другой стороны, они пользуются продуктами химического производства. То есть в данном обществе вполне могли освоить технологию обсеривания спичек. Могли, но не стали… Просто не могу себе представить такого места на Земле, где развились бы такие странные зажигалки вместо легких быстро воспламеняющихся спичек. Зато вариант «не знают» вполне укладывается в версию переноса в другой мир, озвученную во вчерашнем сне…
Я мотнула головой, пытаясь разогнать табун ненужных мыслей. Ведь не хотела думать о приснившемся и не буду. Пусть факты-странности оседают в голове, а потом подобьем бабки.
Я подвесила котелок над огнем…
И без вчерашнего сна есть о чем подумать. Вот, к примеру, интересно местную крупу лучше сразу кидать или подождать пока закипит? Да и пропорции знать не мешало бы. Хотела аборигенку расспросить, но видимо для нее еда существует исключительно в приготовленном виде… Да к тому же поспать мадама все порывается. А, ладно, кинем две горсти в холодную воду.
В котел также полетел мелко нарубленный кусок сушёного мяса. Посмотрим какая она будет Ленкина каша.
Костер со своим крошечным КПД трудился над нагревом воды. Я, устав сидеть просто так, сходила за дровами, перебрала трофеи и сделала неприятные открытия. Во-первых, у нас не нашлось ни одной ложки. Ну ладно мои сорочье растащило, но ведь бандиты должны были чем-то пользоваться? Котелок-то у них нашелся, а вот чем хлебать из него непонятно. Впрочем, это скорей неудобство, чем проблема. Меня больше беспокоило открытие номер два: оказывается, девчонка прикарманила себе стариковский наган. В круговерти событий оружие выпало не только из моих рук, но и из списка забот-тревог. Да еще надвигающиеся темнота поторапливала события, не давая лишней минуты на обмозговку происходящего. И вот, пожалуйста – совсем неигрушечный пистолетик теперь весит на поясе молодой девчонки, да еще прикрыт так, что сразу не заметишь. Если б у нее во время сна не задралась накидка, то мне и невдомек было бы, куда делось оружие.
Я раздраженно швырнула ветку в огонь. Ей видимо такое отношение не понравилось, и она, глухо стукнув о котелок, под мой вскрик «Ох, нет!», бухнулась в пламя, подняв тучку алых искр. Сошки с неторопливой задумчивостью покосились, переведя конструкцию в очень неустойчивое равновесие. Желая остаться с кашей, я без проволочек взялась за восстановление статус-кво, попутно ругая свою излишнюю эмоциональность.
Ведь по большому счету, какая разница, где этот наган обитает? Все равно же не стреляет. Старик тогда дважды щелкал курком и ничего. Так что пусть малышка таскает тяжелую железку, если ей так хочется. Просто мне самой спокойней надо быть. Можно, к примеру, заняться чем-нибудь успокаивающим. Ложки, к примеру, выстругать… хотя, глядя на вершину моего строгательного успеха поварешку, понимаешь, что лучше ограничиться китайскими палочками.
Вот и еще один повод вспомнить добрым словом фанатку суши Ривку. У нее, помнится, едва дым из ушей не повалил, когда я хотела вилкой подцепить какой-то там ролл. Как же, мол, так! Я ж не пойму, не прочувствую, не проникнусь. Причем все говорилось с таким напором, с такой искренностью, что хотелось немедленно все бросить и освоить восточную утварь. Впрочем, так мы с Валеркой и сделали, потому что спорить с беременной… просто не стоило. Да и любопытно стало. А потом устроили соревнование по поеданию гречки с мясом палочками: суши-то кончились, а задор и аппетит разыгрались не на шутку…
Погрузив в себя в череду воспоминаний я, неспешно выбрав ветку, принялась неторопливо снимать стружку с заготовки.
***
– Валер, а сколько ты думаешь Эсе лет?
– Ну-у, наверно в районе пятидесяти.
– Скока?!
– Э-э… Может сорок пять, сорок.
– Да что ты толком сказать не можешь!
– Слушай Червоточина, сама скажи, насколько он выглядел, когда решил предложение тебе сделать?
– Я думаю не старше тридцати…
– Тогда ему сейчас сорок пять.
– … а может двадцать пять…
– Тогда сорок.
– Да что ты привязался с этими сорок– сорок пять?! Нечего сказать, так лучше молчи!
– Хорошо Ленка, молчу.