Мнение обо мне моментально скатилось до уровня бездомной попрошайки. Кочергоносица взмахнула своим оружием, словно выметала нас с улицы, сопроводив свое действие грозным гудением, которое наверняка в вежливой интерпретации переводилось как «убирайтесь».
Шустро подхватив ручку повозки, я под пристальным вниманием недобрых глаз потащила свою команду дальше по дороге. Неожиданно со стороны вооруженной наблюдательницы повеяло неприятным сочетанием зависти и жадности. Сразу захотелось убежать далеко. Недолго думая, я свернула на перекрестке и, не останавливаясь, прошла по пустынной деревенской улочке метров сто. После чего она кончились, оставив нас на высоком холме, возвышающемся над берегом уже знакомой речки. Отсюда было видно, как ее русло полукругом огибает деревню, вливаясь в большую реку. Вниз к самой воде сбегала тропинка, но выглядела она слишком крутой, чтоб спускаться с тележкой. С другой стороны возвращаться в «сферу влияния» бой-бабы как-то не хотелось. Слегка подумав над дилеммой, я предпочла третий вариант: пройти по довольно утоптанной травке вдоль крайнего забора по направлению к речной стрелке. Там наверняка будет и дорога поудобнее, и люди.
***
Забор, оказавшийся длинной в сто километров… во всяком случае по ощущениям… наконец-то довел нас до дороги. Однако в последний момент, перед тем как вступить на нее я ощутила эмоции приближающихся людей. Мгновение спустя чуйка внесла поправку, сократив количество до двух человек… Глубокий уточняющий вдох… похоже ребенок и взрослый. Первый обиженный, второй… вторая с типичными месячными проблемами. Вот и понятно почему молча шагают. Осталось понять, что мне делать? Вываливаться перед ними на дорогу – Напугаю. Увидят меня за углом – сами напугаются. Выбирай, но быстро…
Гордиев узел Тимка «разрубил» плачем. За углом эмоционально вздрогнули, но не испугались. Замечательно. А чтоб укрепить аборигенов в моей неопасности, я тут же забаюкала колыбельную. Еще пару мгновений и заинтригованная парочка в одетая в похожие по кройке полотняные комбинезоны, заглянула в мое «укрытие». Мама и наверное, несмотря на короткую стрижку, дочка. Обе приземистые, ширококостные напоминающие два кубика. Кубик мама с кубиком дочкой. Пряма как из Валеркиных рассказов про латинос. Да какая разница… Я их встречаю скромной улыбкой и вежливой просьбой «есть-пить». Реакция оказалась довольно неожиданной – они в испуге отпрыгнули. Правда, ребятенок, кажется, девочка, не забыв спрятаться за мамку, запахла злорадным удовлетворением.
Ничего не понимая, я тупо повторила свои «есть-пить», делая пояснения свободной рукой. Женщина робко, дрожащим голосом произносит несколько слов. Страх еще не ушел, но она пытается взять себя в руки. Осторожно, чтоб не вспугнуть нарождающийся контакт исполняю хорошо знакомый танец «ни бэ ни мэ не понимэ». Зрительский отклик не настолько положительный, чтоб совсем избавится от различного рода опасений. Но на меня работает присутствие хнычущего Тимки. А, кроме того, мамаша не хочет ронять родительский авторитет и выглядеть трусихой в глазах ребенка. Воспитательный нюанс, подхлестывая смелость, побуждает ее направить указательный палец левой руки… Еще один левша?.. мне в лицо и почти твердым голосом произнести грозное требование… Еще б понимать чего требуют. Соображалки, сопроводить слова поясняющими жестами, у мадам Кубика не хватило, а мне гадай. В задумчивости тру лоб, «разгоняя мысли». У зрителей прилив радости… Не поняла… У них, что потирание лба означает что-то особое? Опять наткнулась на особенности местного языка жестов?
И тут, опуская руку, я случайно зацепила глазом ладонь, на которой остались черные следы сажи… Секундочку, у меня что, все лицо сажей перепачкано?
Кажется, я понимаю, почему от меня народ шарахается.
Парочка понимает, что красота лица явилась для меня сюрпризом, их недавний страх сменяется искренним весельем. Губы растягиваются в улыбках, девочка выходит из-за мамки, с упоением разглядывая «заезжих клоунов». Однако я не улавливаю главного.
– Есть? Пить?
А в ответ речь с воспитательными интонациями и взмах в сторону реки. Все ясно. Мол, пойди, умойся, а потом поговорим… если сочтем нужным. Маленькая месть за свой страх. Ну да мы все люди. И мелкие черные порывы души свойственны даже святым. Но вот только все в мире относительно. А дамочка Кубик Эйнштейновской гибкостью ума явно не отличается, чтоб сходу понять взгляд с другой стороны и прочувствовать, как до крови царапает меня ее мелочная месть.
Да, я тоже не святая, поэтому, когда женщина, резко осмелев, потянулась осмотреть поближе халат, резко и презрительно произнесла: «Есть! Пить!»
Обида полыхнула в глазах аборигенки. Улыбка сползла, сменилась крепко сжатыми губами. Взгляд приобрел строго-презрительную колючесть, а вспыхнувшие горькие ароматы в переводе чуйки прозвучали как: «А сама-то!».
Контакт потерян.
– Просто грэйит, – неожиданно четко произносит за моей спиной Йискырзу. Ее взгляд по-прежнему устремлен в бесконечность, показывая свою далекость от дел наших бренных. Но так хочется согласиться.
– Да подруга, – произношу со вздохом, – абсолютный исключительный просто грэйит.
Под внимательным взглядом семейки кубиков и немузыкальное сопровождение Тимкиных похныкиваний вытаскиваю тележку с травы на утоптанную дорогу, ухитрившись при этом не вытряхнуть на землю ее безучастное содержимое. Чувствую, как женщина давит в себе жалость, цепляясь за надуманную обиду. Смотрю ей в глаза и очень четко понимаю, что любое мое слово или действие, произведет отрицательный эффект. Здесь как раз тот случай, когда балансирующий на грани противоположных чувств человек должен сам решить, в какую сторону катиться. И все же не могу удержаться.
– Есть. Пить, – говорю я, стараясь придать голосу строгую, но вежливую достойность. Я леди в тяжелой ситуации. В очень тяжелой ситуации. Но Леди!
Разворачиваюсь и увожу свой «табор» в сторону реки, стараясь экранироваться от «кубических» эмоций. Девочка, кстати, хотела отправиться вмести с нами. Но ее перехватила мама. Короткое эмоциональное внушение, и чадо за руку утаскивается в противоположном направлении.
Что ж, я, пожалуй, тоже не стала бы оставлять своего ребенка в компании странных незнакомцев. Хотя все равно задевает, ведь они шли в сторону реки, а теперь резко поменяли планы.
Видимо с нечистыми-трубочистами не только стыд и срам, но и вообще не по дороге. А о помощи даже не стоит упоминать. Горькая усмешка скривила мои губы. Ладно, пойдем, умоемся… самой-то ходить чумазой тоже ведь не хочется. А там, глядишь, и отношение поменяется.
Глава XXIX
Дорога, игнорируя маленькую речушку, устремлялась к ее более широкой сестре, где оканчивалась небольшими заходившими в воду мостками. Несмотря на то, что деревянная постройка возвышалась чуть ли не в полуметре над неспокойной поверхностью реки, ветер ухитрился покрыть доски настила брызгами, сорванных гребней бегущих волн. Рядом с мостками стояла на половину вытащенная из воды лодка. Три ее подруги вольготно разлеглись днищем к верху на берегу в метрах трех от воды, где сероватый песок встречался с травой. Чуть в стороне темнели останки еще одной. Ее погрызенный жизнью корпус я сразу занесла в категорию потенциальных дров. Однако костер не стоял в листе моих приоритетов на первом месте.
Я подошла к воде. Набегавшие на берег волны сделали хищную попытку захлестнуть мои ботинки, словно их сухость несла им оскорбление. Стоявшая рядом лодка как бы в противовес темной реке выглядела гораздо приветливее. Особенно порадовал глаз чистый соломенный коврик поверх настила. Он словно большой солнечный зайчик согревал взгляд, вызываясь побаюкать Тимку. Я уступила его «настойчивым просьбам». Ботиночкам тоже нашлось место в лодке.
Зачерпнув ладонями немного холодной воды, я нерешительно протерла лицо, стараясь постепенно привыкнуть к более низкой температуре.
– ХленАа, – остановил меня хриплый зов. Обернувшись, я посмотрела на пытающуюся выбраться из тележки Йискырзу. Результат, мягко говоря, не радовал. Создавалось впечатление, что ее, конечности борются за независимость, а не работают над общим делом. Лебедь рак и щука по сравнению с ними были примером слаженности действий.
– … куржутцу… – выцепил мой слух из ее хрипений. Знакомое словечко, вызвало приступ цинизма, спрессовавшееся в смачное «Тьфу, ты». Девчушка, почувствовав мои эмоции, тихо всхлипнула, и огромные слезы заскользили по ее щекам.
– Не стоит, Йискырзу, – тут же пошла я на попятный, мысленно дав себе по мозгам, – не надо плакать. Я тебя не бросаю…
Девушка с надеждой посмотрела на меня, словно поняла сказанное. Хотя может просто она отреагировала на мягкий тон голоса.
– Черствею от усталости, – продолжала я, подходя к ней ближе, – так сказать защитный механизм сознания. Но ты не переживай, это просто неприглядная корка на эмоциях. Внутри я не осволочела до наплевательства.
Девчушка хотела ответить, но поперхнувшись, закашлялась.
– …Не волнуйся, Йискуша, – я утерла ей нос, смахнув попутно ручейки слез, – я медсетринствую, можно сказать, со школьной скамьи. Так что свожу тебя в кустики по первому классу… – я огляделась, – …вот только дай пару секунд определиться, что именно считать за кустики.
Жалобно журча Йискырзу, подняв руки, потянулась ко мне.
– Ну, нет, – невольно усмехнулась я в ответ, ты все ж не Тимка, чтоб таскать тебя на ручках. Так что давай слегка подготовимся…
Проговаривая нежным голосом, свои действия, я помогла девочке сначала сесть и спустить ноги на землю. Потом мы поднимались, отходили к перевернутым лодкам, создавая подобие интимного уголка. После чего я проникновенно, добрыми интонациями, чтоб не пугать подопечную, высказала свое мнение об изобретательстве местных портных, снабдивших одежду идиотско-вычурными застежками и завязками. А вот когда преграды пали, то онемела… И обалдела…
На девчонке были мои трусы. Мозги переклинило и повеяло сюрреализмом… Кажется, окружающая реальность поплыла. Неужели сейчас проснусь?
– ЛенАа, – выбил меня из начинающегося просыпания хрип больной, и дальше жур-крх-пчхи-жур.
– Но как?
– … куржутцу…
– Ах, да… – я вернулась к обязанностям больничной сиделки. Мозги же в автономном режиме бежали по недавним воспоминаниям, пытаясь откопать события, как и когда. Впрочем, ответ на последний вопрос был понятен: когда я не видела. И главное обвинить «подругу» в краже трудно, поскольку решив, что бандитский нож вынес окончательный и бесповоротный приговор несчастной тряпочке, я абсолютно не следила за ее местоположением. Ну а то, что не нужно нам, может вполне потребоваться другим. Вот оно и понадобилось. И теперь моя вещь, добротно зашитая черными суровыми нитками, дарит комфорт не мне… Будь это какой-нибудь другой деталью одежды, то во мне наверно проснулась жадность… Но трусы… Извините, но брезгливости больше… Ладно, как говаривал… говорит Валерка: «Проехали». Для хорошего дружка и сережку из ушка… А для больной девчушки трусишки и носки. Не в рифму, но актуально.
Приведя Йискырзу в порядок, я отвела ее к воде умыться. Свежая вода несколько взбодрила девушку, она стала что-то спрашивать про хнычущего Тимку. Однако едва я только отпустила ее руку, как она моментально стала клониться в сторону, и не будь меня рядом, то неминуемо растянулась бы на земле. Тащить ее обратно в телегу не было ни сил, ни желания. Стоявшая рядом лодка выглядела куда привлекательнее.
Слегка, вручную, поперемещав конечности подопечной, я сумела уложить больную на соломенном коврике. Бледное лицо на золотом фоне смотрелось чересчур безжизненно, заставляя вспоминать Валеркины рассказы об умерших от насморка индейцах. А тут еще Тимка капризничает… И новая болезненная царапина в душе: а вдруг он тоже заболевает или даже уже заболел. У меня от осознания возможной смерти Йискырзу мороз по коже, а уж о малышке… Я вздрогнула от внезапного холода пронзившего грудь.
«Дура! У меня ребенок голодный, а я себя страхами пугаю! Бегом за телегой!.. Хлебушек водичкой размочить… Что, Тимоха, радуешься? Ну, сейчас только скину мокрые тряпки… И халат намочил? Ну, мужичок, даешь! Та-ак… потом простирну. Пока же на телегу накину… Сейчас в «поилочку» заливаем… Иди ко мне маленький. Проголодался, бедолага… Ты ешь-ешь. Не выталкивай обратно язычком. Вот умничка. Молодец. Надо кушать, чтоб сильным стать. И здоровым, конечно. И… вот умничка… станешь, конечно. Это я тебе как богиня обещаю. Ты не смотри, что я такая чумазая. В меня, знаешь, сколько народу верит? Не знаешь? А неважно сколько верит. Важно, что с тобой ничего плохого не случится. И с мамкой твоей не случится. Не знаю как, но точно не случится… Ох, что-то у меня слегка в глазах помутнело. Усталость, наверное… слабость прямо по телу разлилась… Наверняка усталость. Да еще поволновалась к тому же… Или пустой желудок тебе раззавидовался. С голодухи оно еще и не так аукнуться может. Сейчас… суну себе корку хлеба в зубы. Водички глотну… Ну, вот мне уже лучше, значит, точно с голодухи. Вот видишь, как важно хорошо питаться. Ты кушай, малыш, кушай. Не выталкивай язычком, кушай кашку…»
Глава XXX
На дороге, ведущей к мосткам, показались две фигуры чем-то напомнившие буддийских монахов. Они неторопливо шагали друг за другом, а между ними над землей летел колобок размером в полчеловеческого роста. Я взглянула на Йискырзу – она спала. На Тимку, который более-менее смирился с всовываемой «кашкой» – тот еще свидетель. А монахи шагали… А шар, хотя он стал больше походить на яйцо, летел…
Сильно зажмурившись, я размеренно безотчетно досчитала до трех, и снова взглянула на дорогу…
Две молоденькие коротко стриженые девушки в простых выцветших сарафанчиках, несли огромную закрытую корзину на продетых сквозь нее жердях. Ветер донес отголоски разговора с примесью ярких смешков.
«Точно, усталость с голодухой чудят», – отметила я, с трудом переводя дух. Девушки пошли чуть быстрее. Я бы на их месте то же заинтересовалась незнакомцами на берегу. Но я-то была на своем месте. У меня мальчонка только-только вошел в режим поедания "кашки", и надо было, не отвлекаясь, ловить момент, чтоб отправить его в ночной сон сытеньким… точней, с непустым животом.
Носильщицы корзины подошли вплотную. Явно сестры, но не близнецы, скорей погодки. Простые ничем не примечательные лица. Как говаривала бабушка: подарок для гримера, что хочешь нарисуешь. Приземлив свой груз около тележки, девушки, не удостоив меня своим вниманием, впились взглядами в накинутый поверх вещей халат. Их восторженные эмоции, прекрасно читались на лицах, делая их похожими на двух детишек застывших возле красивой витрины. Хотя почему «похожими»? По возрасту, несмотря на свое нехрупкое телосложение, они явно не дотягивали до Йискырзу. Может, совсем чуточку не дотягивали, но… Впрочем, мне их детскость скорей всего на руку.
– Хэй, – легонько окликнула я девушек. Две пары настороженных глаз посмотрели в мою сторону. Вдохнуть их эмоции… Хм не боятся, считая себя царями… царицами местных джунглей. Однако чуток остерегаются. Я все же неизвестна величина.
Улыбаюсь и вытираю мордашку «наевшегося» Тимки… Смотрите, я неизвестная очень добрая величина. Халат повторно отводит внимание от меня. Нет, так не годится. Надо начинать разговор. Но только открыла рот, как вдруг появилось сильное желание сказануть: «Парлеву франсе?»
Удивление халато-разглядовательниц было просто грандиозным. А мне пришло в голову, что легко побью их масштабы, если услышу в ответ «Уи!». Сама-то по-французски ни бум-бум. Ситуация вызвала у меня нервный смешок. Девочки переглянулись, и мой уровень в их глазах моментально скатился до дурочки. Неопасной дурочки. Хм… Пожалуй, пора переходить к своему обычному репертуару.
– Есть-пить?
Сестрички снова переглянулись. Из лодки забухал тяжелый кашель Йискырзу. Бедную девочку загибало в надсадных приступах, между которыми она со свистом втягивала в себя воздух. Тимка расплакался, и я отошла на пару шагов, чтоб его успокоить. Зрительницы отступили еще раньше, но не убежали. В их эмоциях нарастала брезгливость. Кашель стих.
– ЛенАа! – послышался слабый хриплый зов из лодки. Подхватив по наитию кувшинчик с водой из тележки, я метнулась к лодке. Приподнявшись на локтях, Йискырзу с трудом сфокусировала на мне свой взгляд. Бедняга силилась что-то сказать, но, опережая ее, я, по-прежнему не выпуская из рук Тимку, поднесла кувшин к ее губам. Благодарность в ее глазах была мне ответом.
– ЛенАа? – повторила одна из сестер. Я хотела внюхаться разобраться, но
– ЛенАа, – произнесла одна из сестер со странно-удивленной интонацией. Запах идущих от нее эмоций менялся так быстро, что не оставалось времени его проанализировать и понять. Да еще больная попутчица сбивала, забивая весь «эфир» своими эмоциями.
Я оглянулась, но «позвавшая» меня девочка, как оказалось, смотрела на сестру.
– Мюэтежур, – произнесла та медленно в ответ, после чего их диалог полетел с бешеной скоростью. Похоже, у меня хотели выменять халат за цену Манхэттена25. Может, мое имя на местном диалекте имеет какое-то значение, из-за которого меня автоматом считают какой-то дурочкой с переулочка?
Поперхнувшаяся Йискырзу вернула к себе мое внимание. Моментально стало стыдно. Хотела извиниться, но девушка, опускаясь обратно на подстилку, с очень печальной улыбкой смотрела в небо, уйдя в неведомые просторы.
– ЛенАа, – позвала меня одна из сестер. На пальцах ее руки висела довольно грубовато сделанная цепочка, на конце которой большой тяжелой каплей коричневела красивая янтарная подвеска… Ну, точно в ход бусики пошли. Интересно, а зеркальце они для весомости сделки добавят.
Не дослушав заманчивого предложения, я презрительно скривила губы и постаралась четко выговорить сакраментальное «Есть-пить».
Девчонки опешили. Но по-разному. Одна обиделась за подвеску, однако другая, не дав начать восхваление украшения, быстро оттеснила сестру за спину:
– Есть-пить… (непонятный «жук-можук»)… ЛенАа, – после чего она подняла полу халата и, добавив журчащую фразу, показала на себя.
Обмен халата на еду питье, пожалуй, звучал не так кощунственно, как на бусики, но все же и не так, как хотелось бы.
«Не так как мне нужно», – поправила я себя и после чего активной жестикуляцией рассказала об обмене халата на молоко для Тимки, лечение Йискырзу, ну и плюс еду, конечно. Девчонки дружно запахли забавной двойственностью, с одной стороны расстроились, что не смогли по дешевке получить ценную вещь, а вот с другой стороны обрадовались, реальной возможностью заполучить то, что хочется за приемлемую цену. Короткое обсуждение, после чего они, сыграв в местную разновидность камень-ножницы-бумага, разделились: одна осталась со мной, так сказать караулить добычу, другая быстро побежала в обратно в деревню.
Я занялась Тимкой. Целых полторы минуты прошли в тиши и спокойствии, а затем оставшаяся девчонка злобно шипя, начала активно сплевывать себе под ноги. Эмоции тоже у нее тоже добротой не отличались. Соответственно и у меня радости не прибавилось. А уж когда я посмотрела в ту же сторону, что и внезапно озлобившаяся малолетка, то моментально вспомнила Малюткина с его понятием «отрицательной радости». Точнее, в памяти осталось только название, да как он нам своими рассуждениями мозги в узелок свернул. Вот и сейчас, видя, как вдоль берега решительным шагом двигалась уже знакомая мне кочергоносица, мозги попробовали принять не предусмотренную природой форму. Ощущение грядущих неприятностей усиливалось изменениями во внешнем виде. Исчез закрывавший всю одежду фартук. Открытый взглядам жилет в купе с простой длинной юбкой, выполненные в разных оттенках хаки, усиливали недобрые ощущения. И даже то, что бой-баба в руках держала всего лишь маленький сверток, не дарило надежды на «безоблачное» развитие событий. Хотя наверняка все начнется мирно. Мне совершенно по-хорошему предложат «бусики» в обмен на все, что я имею более-менее ценного. Потом попытаются силой свершить сделку. Тут «благородную госпожу» ожидает небольшой сюрпризик: я, конечно, измотана до нЕльзя, но выучку сбрасывать со счетов не стоит.
Вот только не надо забывать, что хоть она и гадина, зато местная. А я будь хоть двести раз белой-пушистой, но все равно останусь пришлой. Поэтому, когда побитое бабище приползет в деревню, то коллективное-неразумное под девизом «Наших бьют!» вполне может отправиться мстить нехорошей незнакомке. Разумеется с конфискацией-как бы-компенсацией. В лучшем случае. В худшем… И тоскливое «Эх, свалить бы отсюда!» затопило мою душу безнадегой, заставляя оглядываться в поиске соломинки для спасения утопающей…
«Утопающей?» – в мозгах мелькнуло пара искорок, а затем яркая вспышка, – «Лодка! и Йискырзу уже в ней. Только сумки закидать»
Я посмотрела на целенаправленно шагающую к нам бой-бабу. Слишком близко. Не успею. Но не все так плохо. Просто сначала мы с ней ругаемся-торгуемся, затем драка и, пока она ползает за подмогой, отплытие.
Приободренная решением, Я наскоро замотала Тимку в пеленки.
Вот только в моих планах оказался неучтенный фактор, под названием охочая до халата девица. И как оказалось, она, несмотря на разницу в весовых категориях, совершенно не собиралась смиренно уступить старшим.
Для начала этот неучтенный фактор выбежал навстречу приближающейся соперницы. Кочергоносица, проигнорировав оппозицию, не замедляясь, продолжила движение к своей цели.
«Ах, Моська…» – подумала я, вставая к своим вещам. В первую очередь необходимо убрать предмет раздора. Показать, кому он принадлежит. Невысохший Халат был быстро свернут, вот только пояс соскользнул на землю. Сунув в подвернувшийся под руку рюкзак, я подхватила своевольную ленту. По мозгам шибанула яростная жадность надвигающейся бабищи. Взглянув ей в лицо, я демонстративно опоясалась, завязав концы двойным узлом. Противостояние началось. Она на голову выше меня и раза в два, если не в три шире. Эдакий колосс в юбке, по сравнению с которым я маленькая забитая девочка, которую мгновенно раздавят морально и физически. Только в голове у этой девочки с бешеной скоростью прокручивались не страхи, а тренерские советы. Словно Эйри стоял рядом, негромким голосом делая раскладку возможных поступков соперницы. А хромой Тимур с другой стороны своими рублеными скупыми фразами, подсказывал возможные ответные финты.
Однако и проигнорированную Моську еще было рано сбрасывать со счетов: недолго думая, она просто вцепилась сзади в юбку соперницы, пытаясь застопорить ее движение. От рывка воинственная бабища запнулась, едва не рухнув на колени. В ее глазах зажглись лучи смерти, готовые испепелить надоедливую шавку. Во всяком случае, запах, когда она оборачивалась к девчонке, шел именно такой. Но мелкая, видимо, считала себя лучеустойчивой, а может просто не подозревала об опасности. В любом случае она продолжала держать юбку врага в руках, да еще что-то выговаривать. Концентрация злобы в воздухе повышалась с каждой секундой, а соотношение размеров было действительно как у слона… слонихи с Моськой. И… Не говоря ни слова, рассвирепевшая баба дернула на себя подол юбки. Не ожидавшая такого подвоха девчуха, вместо того чтоб выпустить тряпку из рук, полетела следом за ней, внезапно оказавшись слишком близко к сопернице. На это, видимо, и строился расчет, поскольку обратным движением руки слониха «зарядила» мелкой такую сильную оплеуху, что та отлетела на пару шагов… И лично меня удивило, почему только пару шагов, на не пару сотен метров. Бабища, выдохнув в эфир злобное удовлетворение, подошла к распростертому тряпочкой тельцу и, схватив одной рукой за грудки, вздернула девушку в воздух. Роль безучастной свидетельницей избиения младенцев, мне абсолютно не улыбалась, и я дернулась вмешаться, но не успела. Моська оказалась довольно зубастой особой в прямом смысле этого слова…
Округа вздрогнула от мощного рева укушенной «слонихи». У меня заплакал испуганный Тимка, и я, рванувшись его утешить, просмотрела часть схватки. Краем глаза ухватила только, что большая старается поймать мелкую. В следующий мой оборот. Моську таскали за волосы. Через пол секунды ситуация резко поменялась, поскольку вернувшаяся сестренка Моськи сходу вступила в бой, повиснув на слонихе. Звуковое сопровождение наращивало децибелы, а вместе с ними возрастало желание покинуть деревеньку. Причем побыстрее.
Продолжая держать похныкивающего малыша, я подхватила один из рюкзачков, но как-то неудачно, поскольку из него выпал предмет деревенского раздора… Одной рукой запихивать его обратно было не сподручно. Решив все делать постепенно, я отнесла рюкзак в лодку, пристроив его в ногах у безучастно лежавшей с закрытыми глазами Йискырзу. То ли просто спит, то ли в беспамятстве. На глаз не разберешь, а по сути, мне сейчас без разницы. Главное что в данный момент моего внимания не требуется, а значит, спокойно можно вернуться к погрузке.
Я развернулась к тележке как раз в тот момент, когда побитая «Моська», выхватив из моих вещей свернутый халат, сделала попытку удрать с добычей. Но неудачную попытку, поскольку тетя Слон, несмотря на висящую на ней Моськину сестру, рванувшись следом, успела мощной рукой вцепиться в одежду похитительницы.
Короче слов нет, одни эмоции. Правда, когда глаза узрели мадам Кубик, спешащую в сопровождении дочери и тройки мальцов к месту разборки, эмоций совсем не осталось. Зато появилась весьма разумная мысль ускорить перекладку вещей пока у меня вообще что-нибудь наличествует. Второй рюкзак в спешном порядке ушел в лодку.
Халатоборцы тем временем, обогнув телегу, налетели на стоявшую корзину и с криком визгом перешли, говоря спортивным языком, в партер… «Смешались в кучу кони, люди…»26 То бишь слоны, моськи и врезавшаяся в них тараном мадам Кубик. Тысячи орудий не было, но вой стоял изрядный. Детвора ликовала и увеличивалась в размерах. Пока я перекидывала остатки своего барахла в лодку, в рядах бурно болеющих за своих зрителей, началась уже своя потасовка. А к нам уже со всех ног бежала еще парочка «селянок». И еще за ними… и дети…
Кажется, я хочу обратно в лес.
Через несколько минут вокруг меня кипела эпическая битва. Две бабенки таскали друг дружку за волосы, а пацаны, из-за которых они сцепились, во все горло поддерживали своих мам. Два мелких ребетенка, повисли на довольно крупном мальчишке, не давая ему изловить третьего, который, постоянно заходя с тыла, отвешивал «здоровяку» может и не сильные, но весьма обидные пинки. Рядом с ними две сморщенные старухи, брызгая слюнями, орали друг на друга, потрясая кулаками. К рукоприкладству они как бы не переходили, однако готовность показывали. Только это все были периферийные разборки. Основная битва из неучтенного числа участников разворачивалась за халат… точнее, его остатки.
И тут рядом с собой я увидела шотландца… то есть полуголого парня лет пятнадцати в юбке до колена. В его глазах был шок от увиденного, а в руках короткое весло.
Весло!
Полцарства за весло!.. Тьфу ты, то есть коня!27.. то есть весло!
Полцарства…
Моя рука дотронулась до висящего под одеждой кольца, а взгляд метнулся к рукам Йискырзу… Выбор сделан.
Сдернув с мизинчика больной неброское колечко, я дотронулась до шотландца, привлекая его внимание… Чуть не схлопотала веслом… Ну, посреди битвы невольно нервным станешь, да и обижаться некогда. Показываю плату. Товарищ весьма заинтересовался. Под шум битвы выдаю импровизацию-жестикуляцию на тему «Увези меня скорей». Вроде понял и даже согласен.
Весло кладется в лодку, и мы вдвоем быстро сдвигаем ее на воду. Неожиданно рядом появляется девочка-«кубик». В ее руках большой узелок, который она аккуратно опускает в лодку, забежав прямо вводу в своем комбинезончике. Я вдыхаю ее радость. Девочка счастлива, что успела передать нам собранное… У меня мгновенно помутнело в глазах от слез, да еще в горле комок не проглатывается… Зато руки сообразили быстрее. И я на шею моей маленькой феи повязываю галстучком пояс от халата. Ее восторг окрыляет. Она в благодарно обнимает меня, и, повинуясь ответным чувствам, целую ее в макушку. Шотландец что-то говорит и, дергая меня за руку, показывает на лодку.
Мне садиться? Он протягивает руку. Ах, ну да, конечно… Маленькое колечко ложится на его ладонь. Забираюсь внутрь. Парень, оставаясь по-прежнему в воде, ведет лодку медленно, давая возможность усесться. Отходим все дальше от берега. Он почему-то медлит и не залезает следом… Толчок. Схватившись рукой за бортик, с трудом удерживаю себя от падения на Йискырзу. Распрямляюсь… Э-э… Выходит, я заплатила не за перевозку, а за лодку… От шотландца, оказавшегося уже в нескольких метрах за кормой, доносится благожелательный аромат… Типа «Спасибо за покупку»… Хм-м, что ж, пожалуйста… наверное.
Мой взгляд скользнул с «продавца лодок» на берег. Битва за халат явно пошла на спад. Минуту назад бурно рычащая ярость стала сдавать позиции, уступая дорогу плачам и стонам. Следом, наверняка, должно прийти горькое отрезвление, которое, безусловно, кончится поиском виноватого. Ну не себя же винить, в самом деле? И на односельчан катить бочку негоже, поскольку какие-никакие, а соседи. С ними еще жить. И вот тогда на десятом, а может на сто десятом пропесочивании деталей родится мысль, что кочергоносица, конечно, не подарок, но…
Кстати, этот «не подарок» не видно на берегу. Ровно как и мадам Кубик. Хотя последняя вполне могла затеряться из-за своего небольшого роста… Зато других много… причем оглядываются часто на лодку, посылая вслед недоуменные взгляды. А от недоумения до обвинения один шаг. Точнее, сплетня. Кто-нибудь ляпнет: «Ну как нарочно!», а другая подхватит: «Конечно, нарочно!» И вуаля! местное побоище целиком и полностью моя заслуга. Приехала мол, оторва-скандалистка, перессорила добрых соседей. И даже вон местная «неподарок», несмотря на то что такая-рас-такая, пострадала.
Кажется, мысли по второму кругу побежали. Ну да ладно, бог оставшимся судья, а мне скатертью дорога, чтоб побыстрее убраться с их глаз долой. Значит, пора веслом помочь течению… если, конечно, знать как.
Что-то не доводилось мне раньше рулить одним веслом. Непонятно как сесть, как ухватиться. Вроде бы форма лодки должна подсказывать, как с ней управляться. Вот если взять, к примеру, байдарку. В нее сядешь, так моментально все взмахи-гребки становятся твоим естественным поведением. Во всяком случае, так мне показалось, когда я впервые в нее села во время нашего полуторадневного клубного похода. К тому же на весле две лопасти наличествовало.