Хороший мальчик

Ситуация накалялась с каждым днём, я злилась и ревновала подругу к новоиспечённому приятелю. Очень скоро она и сама как будто стала замечать мою злость и негодование, и в какой-то момент их общение с Артёмом резко куда-то пропало. Они перестали болтать на каждой перемене, обедать вместе в столовке и гулять по школьному двору. Я хотела было выдохнуть и эгоистично обрадоваться распаду этого странного, совершенно нелепого союза, но поспешила: едва только оборвав общение с Ягелевым, моя лучшая подруга будто и не думала вновь заговаривать со мной.

За нашей партой мы сидели молча, в столовке давились неловкой тишиной, и даже домой она предпочитала уходить без меня. Любые мои попытки заговорить с лучшей подругой заканчивались напряжённым молчанием, в лучшем случае – она могла лишь отвернуть взгляд и ответить холодное «понятно». Я всё никак не могла понять, что же происходит, пока однажды, стоя у доски, не заметила, сидящего за второй партой Ягелева. Как дурачок, он радостно улыбался в экран своего телефона и увлечённо строчил кому-то сообщение. С любопытством я перевела взгляд на последнюю парту, за которой сидели мы с Дашей. Какого же было моё возмущение, когда я увидела, что та время от времени поднимает жужжащий от уведомлений смартфон, что-то печатает в нём и вновь откладывает на край стола. Лицо её при этом не пропускало никаких эмоций и оставалось неизменно равнодушным.

«Вот же стерва! – подумала тогда я. – Переписывается со своим дружком и думает, что я не замечу!»

Последней каплей стал день, когда Даша в очередной раз без объяснений отказалась идти домой вместе со мной. Алексеева который день уже сидела во внутреннем дворике школы, укрывшись вместе с рюкзаком в тени карниза крыши спортивного зала. Ледяной ноябрьский ветер трепал её куртку, и, вся съёжившись от холода, она сидела так, чтобы из окон школьных этажей её не было видно.

Я появилась в дверях трудового класса, ведущих на улицу, и сначала Даша меня даже не заметила.

– От меня прячешься? – равнодушно произнесла я, глядя на неё исподлобья и стараясь скрыть в голосе раздражение.

Даша вздрогнула и перевела на меня испуганные голубые глаза.

– Можешь не отвечать, – вздохнула я, устало опершись одной рукой о дверной косяк. – И ничего мне не объяснять. То, что я не отличница, как некоторые – ещё не значит, что я глупая.

Я сделала несколько размеренных шагов по направлению к Даше, очерчивая подошвой осенних сапог круги по песчаной дорожке. Взгляд мой был устремлён на землю, в то время как Даша следила за мной, не отрываясь ни на секунду. С каждым моим шагом она всё сильнее вжималась в спинку скамьи.

– Да, я может, не пишу все контрольные на «отлично», – монотонно продолжала я. – Не езжу на олимпиады и не разбираюсь в квантовой физике, да и в целом не такой я интересный собеседник, чтобы переписываться со мной даже на уроках…

Я поравнялась со скамьёй и одним рывком плюхнулась рядом с Дашей, едва не придавив собой её рюкзак. Алексеева вздрогнула и отпрянула в сторону, прижав к своей груди портфель и смущённо отводя взгляд прочь. Я помолчала мгновение, а затем повернула голову на подругу и произнесла негромко, но очень вкрадчиво:

– Но я хотя бы не предаю тех, кто мне дорог и кому дорога я.

Алексеева, испуганно съёжившись, осторожно подняла на меня голову. Я смотрела на подругу с нескрываемой обидой в глазах.

– Или я тебе уже не так дорога? – дёрнула я бровью. – Нашёлся кто-то дороже?

Даша молчала. Обняв руками портфель и вжавшись боком в холодные стены здания, она устремила потупленный взгляд в землю и ничего не отвечала. Осенний ветер трепал ветви высоких школьных берёз, на головы нам сыпались последние жёлтые листки. Крики школьников, несущихся с уроков домой, уже давно стихли. А значит, мы остались одни.

Я взглянула на экран телефона. Часы показали без пяти четыре.

– Пойдём домой, – устало вздохнула я, подняв голову к небу и прикрыв глаза. – Поздно уже. Мне вечером на тренировку.

– Иди без меня, – подала жалобный голос сидящая ко мне спиной Даша. – Я потом пойду.

Тут уже я не выдержала и подскочила со скамьи на ноги. Гнев одним толчком разлился от моего сердца к кончикам пальцев, кольнул в живот и окрасил кожу. Я побагровела от злости, до скрипа стиснула зубы и сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

– Снова «потом»?! – закричала я. – Снова «без меня»?!

Даша резко подскочила на ноги и в панике попыталась меня успокоить.

– Ася, тихо! Не кричи! – взмолилась она, боязливо оглядываясь по сторонам.

– Ну конечно, чего бы мне кричать! – взревела я и стала размахивать руками так, что едва не ударила Дашу по голове. – Моя лучшая подруга всего лишь променяла меня на какого-то учительского подпевалу! Нашла себе, так сказать, напарника по разуму!

– Ася, пожалуйста, успокойся!

Даша в панике бегала вокруг меня, пыталась взять за плечи, но я с остервенением отбрасывала от себя её руки.

– Это тебе надо успокоиться, предательница! – зло прошипела ей я, глядя в самые глаза, сразу после того как Даша в очередной раз получила по пальцам. – Если ты больше не хочешь со мной общаться, то так и скажи! Зачем меня игнорировать?!

Я закинула на плечо рюкзак и, вновь оттолкнув от себя подругу, собралась было уходить, как вдруг голос Даши, оставшейся позади, дрогнул и сорвался на слёзы:

– Да не предавала я тебя!

– Ягелеву будешь это рассказывать! – не оборачиваясь, бросила я.

– Просто дай мне всё объяснить!

Разум требовал от меня идти дальше, не оборачиваться, не задерживаться, знать, в конце концов, себе цену. Голос собственного достоинства велел не вестись на глупые отмазки. Забыть о том, что между нами с Дашей вообще что-то было, оставить и переступить. Но сердце…

Сердце скулило о том, то нужно остаться. Оно верило что то, что всё это – одно большое недоразумение, и что нужно остановиться и выслушать. В конце концов, ведь все совершают ошибки, а те, кто их не совершают – нагло об этом врут, притом – не только окружающим, но и сами себе.

Я остановилась. Медленно развернулась, закатывая глаза и делая вид, что мне совершенно всё равно, взглянула на трясущуюся от холода и страха Дашу.

– Ну? – скептически дёрнула бровью я. – Объясняй. Только не думай, что я поведусь на обыкновенное «ты просто всё не так поняла».

«Господи, хоть бы я просто всё не так поняла!» – умоляюще пронеслось у меня в голове. Лицо же моё при этом оставалось абсолютно безразличным.

– Ася, я… – схватилась за голову Алексеева. – Я понимаю, я поступила неправильно…

– Я бы даже сказала «ужасно», – перебила её я. – А ещё «подло» и «цинично».

Даша виновато поджала губы.

– Я осознаю, как это выглядит со стороны, – пролепетала она. – Выглядит так, будто я променяла лучшую подругу на парня, но всё совсем…

– Ну да, всё именно так и выглядит, – саркастически подметила я. – А как ты догадалась?

– Если ты продолжишь меня перебивать, то я никогда не договорю до конца!! – завопила вдруг Даша, да так, что голос её едва не превратился в свист.

Я замолчала, выжидающе глядя на подругу.

– Спасибо, – выдохнула, наконец, она, и сдвинула брови. – Мы с Артёмом и вправду хорошо общались. Он оказался очень милым и интересным человеком, много рассказывал, мы постоянно что-то обсуждали, переписывались… а потом он стал вести себя странно.

Даша съёжилась и заробела. Мой яростный пыл резко начал угасать, и я понемногу стала приходить в себя.

– Странно? – сперва я не поняла, к чему она клонит.

Глядя подруге в глаза, я видела в них смятение и робкую боязнь сказать чего-то лишнего. Чего-то, за что придётся нести ответственность им обоим, а быть может – даже и мне.

Даша всё молчала.

– Говори же, – решительно потребовала я.

Алексеева мялась ещё какое-то время, а я терпеливо ждала. Наконец, она молвила:

– Мы с ним отлично общались, но… как друзья, понимаешь?

«Отлично понимаю» – язвительным тоном подумалось мне.

– И всё было хорошо до тех пор, пока однажды он не позвал меня после уроков за школу и не…

Она с силой выдохнула и отвернулась, обняв саму себя руками.

– В общем, он признался мне в любви.

Где-то глубоко на подсознательном уровне я догадывалась о таком исходе событий, но виду не подала. Слегка нахмурившись, я попыталась заглянуть стоящей ко мне спиной подруге в лицо.

– А ты? – голос мой звучал обеспокоенно, и уже совсем не грубо, как прежде.

– Что я?! – не оборачиваясь, немного даже сердито Даша тряхнула головой. – Я растерялась. Долго мялась, стеснялась, не знала, что ему ответить. В конце концов, взяла себя в руки и сказала, что он для меня – просто друг, и я не могу и не хочу быть с ним.

– А потом?

– А потом он стал таким навязчивым, что спасу от него не было нигде! – я не видела, но по голосу слышала, как она хмурится. – На переменах, в столовой, за школой, у туалета – он преследовал меня повсюду! Я попыталась прекратить общение совсем, но всё без толку: он даже на уроках умудряется мне писать!

Меня словно током обдало.

– Так вот оно что… – произнесла я, ошеломлённо прокручивая в голове недавние события, которые после слов Даши, надо заметить, заиграли совершенно новыми красками. – А я-то думала… я думала, что ты…

– Забыла о тебе?

Она стояла напротив, в нескольких шагах от меня. Сжавшись всем телом от холода, она смотрела куда-то вниз, стыдливо уводя взгляд, и волосы её подхватывал на лету ледяной ветер. Вдруг Даша стала медленно поворачиваться в мою сторону, всё ещё сжимая себя за плечи. Только сейчас она, наконец, взглянула мне в глаза.

– Никогда, – почти прошептала она. – Никогда я о тебе не забывала.

– Тогда почему? – я и сама знала, что ответа не последует, но зачем-то спросила. Быть может, я спрашивала вовсе даже не Дашу. Может, я спрашивала саму себя.

Губы Даши вздрогнули, глаза наполнились слезами, и она повесила голову, закрыв лицо руками. В два шага я оказалась рядом с ней, сгребла подругу в охапку, прижала её к себе всем телом и закрыла этого маленького невинного ребёнка собой от всего мира, что мог ей навредить.

– Да почему ты сразу мне не сказала? – почти плача от жалости и отчаяния, простонала я, гладя подругу по голове и раскачиваясь с ней из стороны в сторону, словно убаюкивая. – Я никогда не простила бы себе, если б потеряла тебя!

– Прости меня! – скулила Даша мне в грудную клетку. – Я на самом деле отодвинула свою лучшую подругу на второй план, и я это признаю! Но это получилось не со зла! Этот идиот заполонил собой всё свободное пространство! Я даже пряталась здесь не от тебя, а от Ягелева, чтобы он не увязался за мной следом до самого дома! А потом, когда я, наконец, опомнилась и поняла, как обидела тебя, мне сделалось так стыдно! Мне было так совестно даже в глаза тебе смотреть, не то, что разговаривать. Пожалуйста, прости меня, я так виновата!

– Ты невиновата… – тихо шептала я ей в макушку. – Такое могло произойти с кем угодно. Тебе нужно было сразу обо всём мне рассказать. Ты ведь знаешь, как дорога мне.

Даша продолжала всхлипывать мне в толстовку, а я успокаивала бедняжку, прижимая её к себе всё крепче. И стало мне на душе тогда вдруг так тревожно, глаза мои забегали, и сердце замерло, когда я увидела его – стоящего вдалеке и наблюдавшего за нами, с маленьким букетом школьных цветов в одной руке и портфелем в другой. Он стоял очень далеко, но я отчётливо понимала, как нехорошо он на нас смотрит. Взгляд его разъедал нас словно кислотой, и тогда-то я впервые подумала: добром это дело не кончится.

– Подай красный маркер, пожалуйста.

Спокойный сосредоточенный голос Даши выдернул меня из омута воспоминаний, и я вновь оказалась в нашем стареньком классе, наедине со своей лучшей подругой, классухой и стенд-газетой. Всё также раздражающе, средь полной тишины, тикали настенные часы, и красные ногти Наталии Владимировны клацали по клавиатуре.

– Эй, ты чего? – заметила моё смятение Даша.

Я резко дёрнула локтём, едва не столкнув маркер на пол, но вовремя успела подхватить его налету. Фломастер прокрутил несколько «сальто» в воздухе, неуклюже приземлился в мои ладони, и я дрожащими руками протянула его Даше.

– Н-ничего, – буркнула я в ответ. – Так, вспомнилось.

– Ничего не понимаю, – негодовала у компьютера классная руководительница. – На кнопку жму, и ничего не происходит. Чёрт бы побрал эти электронные дневники с их нововведениями! Почему он ничего не распечатывает?!

– А вы стукните по принтеру, как следует, – усмехнулась Даша. – Вдруг поможет? У меня папа с телевизором постоянно так делает.

– Да этой рухляди уже ничего не поможет! – раздосадованная учительница и вправду пару раз несильно шлёпнула принтер ладонью, но ничего не произошло. – О, видали? Ну, великолепно просто…

Я потихоньку вошла в рабочий ритм и вновь принялась вырисовывать цветы в углу ватмана, пока Даша старательно выводила спортивные кричалки аккуратным ровным почерком. Классуха ещё немного повозилась со старой школьной техникой, но, в конце концов, и это ей надоело, и Наталия Владимировна устало обмякла в учительском кресле.

– Бесполезно, – измученно процедила она. – Не хочу я ничего печатать. Пусть директриса сама разбирается со своей волокитой. Я устала.

– Берегите себя, Наталия Владимировна, – не отрываясь от газеты, протянула я, и, кажется, учительница не расслышала в моём голосе нотки сарказма. – Не перенапрягайтесь так сильно.

– Ой, Настюшка, молчи, – махнула рукой классуха. – «Не перенапрягаться» – это точно не про нашу школу. Ты бы видела, сколько мне ещё отчётов заполнять.

«Настюшка» резанула по уху не только мне: мы с Дашей переглянулись, украдкой одарив друг друга ошеломлённым взглядом, но, тут же, Алексеева вновь погрузилась с головой в работу.

– Не называйте меня так, – пренебрежительно процедила я почти себе под нос. – Меня Асей все давно зовут.

– Ладно тебе, – вновь отмахнулась Наталия Владимировна. – Последние дни вас вижу, сжалься над старой учительницей. Вот-вот экзамены сдадите – и поминай, как звали, извините уж за каламбур. А я ведь вас с четвертого класса ещё во-от такими помню! Ты вот, Ася, помнишь, как в пятом классе Клавдия Птолемея⁴ «пельменем» назвала?

Даша вдруг прыснула, не в силах сдержать издевательский смешок. Она тыкала в меня указательным пальцем, пока лицо моё выказывало высшее математическое негодование.

– А ты, Дашуня, – продолжила Наталия Владимировна. – В четвертом классе грызла ручку, а у неё стержень надломился, и весь рот тебе чернилами измазал! Ты помнишь?

Остатки смеха Алексеевой завершились неловким стоном гласной «э». Улыбка слетела с лица Даши, как только я передразнивающе рассмеялась ей в ответ, указывая на подругу пальцем.

– Очень смешно, – равнодушно процедила она и вернулась к работе.

– Эх, школьные годы чудесные… – мечтательно протянула Наталия Владимировна, откинувшись на спинку своего кресла и заламывая руки за голову. – Как же летит время. И вы вот теперь совсем взрослые. Ещё чуть-чуть – и самостоятельная жизнь.

– Да уж, скорей бы, – недовольно пробурчала я.

– А ты так время не гони! – классуха качнулась на сиденье и принялась потягиваться. – Всё ещё успеется. Ещё скучать по школе будете.

Мы с Дашей вдруг остановились, переглянулись друг на друга не многозначительно и ответили училке хором:

– Вот ещё.

– Будете-будете, – уверяла нас Наталия Владимировна. – И уроки ещё вспомните, и одноклассников, и пирожки из школьной столовой…

– О, это те самые, которыми я траванулась вначале года, и у меня неделю живот болел? – радостно улыбаясь, подняла руку Даша.

– Не-ет, – подыгрывая, протянула я, и мы с подругой вновь встретились взглядами. – Это те, об которые Козырев зуб сломал!

Обе мы рассмеялась, а раздосадованная учительница шикнула на нас.

– Так, девочки! – Наталия Владимировна нахмурилась, подавшись вперёд и опершись сложенными в «замочек» руками о стол. – Учитель в классе, в конце-то концов! Тем более, ну не так уж всё и плохо…

– Ага, не считая гнилого линолеума в каждом классе, – бросила я.

– И неровных парт, на которых писать – всё равно, что по сельским дорогам ездить! – добавила Даша.

Мы вновь рассмеялись, а Наталия Владимировна одарила нас неодобрительным взглядом.

– Господи, скорей бы вы уже выпустились, – мрачно протянула она, подперев щеку кулаком. – Ещё одного года в вашем классе я не переживу.

– Вот-вот, – давясь смехом, я потрясла маркером в воздухе. – Это уже больше похоже на правду, без этих ваших «с дружбою, с книгою»⁵. Давайте уже признаем, что в школьном времени нет ничего романтичного. Это просто девять-одиннадцать лет строгого режима, от звонка до звонка, в одном помещении с кучей чужих людей и горой ненужных знаний, а на выходе – что?

– Что? – не поняла классуха.

– Ничего, – пожала я плечами. – Багаж психических травм и полнейшая апатия ко всему, чему бы то ни было.

– Господи боже, – поморщилась Наталия Владимировна. – Не чуди ты бесплатно. Напридумывали каких-то апатий, депрессий. Слова им теперь не скажи.

– Ну-ну, – нервно дёрнула я бровями и вновь погрузилась в рисование. – Увидимся через десять лет на встрече выпускников, сами во всём убедитесь. Тусовка уставших людей, не знающих, что делать со своей жизнью, чай и тортик – удручающее зрелище.

– Прям уж, – Наталия Владимировна недоверчиво сузила глаза и откинулась на спинку стула. – Можно подумать, что и по одноклассникам ты скучать совсем не будешь.

– Не-а, – не отрываясь от ватмана, почему-то весело отозвалась я.

– Даша, и ты?

Даша задумалась на секунду, вздёрнув носик к потолку, и затем ответила твёрдо и со всей ответственностью:

– Думаю, что тоже всё-таки нет.

– Да что же это такое, – всплеснула руками женщина, да так, что едва не ударилась запястьем о край стола. – Ничего святого в вас нет, словно из пластмассы все сделанные. Вы как замуж-то выходить собираетесь?

Услышав это, мы с подругой почти одновременно вздохнули и закатили глаза.

«О нет, только не снова…» – пронеслось у меня в голове, и, судя по лицу Даши, она подумала точно также.

Выражение лица Наталии Владимировны, тем временем, становилось всё более томным.

– Вот у тебя, Дашуля, – она подпёрла обеими руками подбородок и мечтательно посмотрела на мою подругу. – Тёма Ягелев…

– Наталия Владимировна, даже не начинайте, – сразу оборвала я, но учительница и не думала замолкать.

– А ты помолчи, Ася, я ведь не с тобой разговариваю,– шикнула она в мою сторону и вновь устремила свой заинтересованный педагогический нос в сторону Даши. – Ты мне лучше скажи, Дашуля. Вы ведь с ним такая красивая пара…

– Мы не пара… – смущённо потупила взгляд в парту Алексеева.

– Ну, так а в чём же проблема? – Наталия Владимировна развела руками так, словно речь шла о простых, до боли очевидных истинах, которых мы, нерадивые школьницы, почему-то не понимали. – Ты посмотри, какой парень за тобой бегает, как он ухаживает! Умный, перспективный, на золотую медаль идёт. Семья у него хорошая. Да во времена моей молодости таких с руками и ногами отрывали, а тут вот он – готовенький! Только возьми – и твоё!

Я осторожно посмотрела вбок, в сторону лучшей подруги и, ожидаемо, застала её в весьма уязвимом положении: Даша вся съёжилась, скрючилась, как ёжик, стараясь всеми силами и не встречаться взглядом с противной учительницей, добивающей её каждым своим словом. Она с силой сжимала в пальцах руки фломастер и всё никак не решалась продолжить работу над газетой.

Я неуверенно протянула к ней под партой руку, но тут же осеклась: на телефон пришло уведомление.

«Э, чё за игнор?» – увидела я сообщение на экране смартфона и тут же поспешно выключила его.

– А, Даш? – всё никак не унимался голос учительницы. – Ну не молчи. Такой мальчик хороший, а ты носом воротишь. Вот я когда в школе училась…

– Когда вы в школе учились, Наталия Владимировна, – сказала вдруг я, решительно вмешавшись в разговор. – Были совершенно другие времена. Тогда, как известно, и солнце светило ярче, и трава зеленее, и люди добрей были. А сейчас всё совершенно по-другому: ценности поменялись и представления о том, что хорошо, а что плохо – уже совершенно иное.

– Вот этого-то я и боюсь, Ася! – Наталия Владимировна чуть ли не подпрыгивала на месте, продолжая сводить с ума нас обеих своим писклявым голосом и постоянным покачиванием в стуле. – Боюсь того, что ваше поколение, пока ему не разжуешь и на блюдце не положишь, ничего нормально сделать не сможет. Вот мы в вашем возрасте уже и по дому помогали, и дрова кололи, и сами себе платья на выпускной шили. А вы чего? Вы ж ни черта не умеете, всё вечно, вот это вот, ноете! С вами же серьёзно решить ничего не выходит! Выдумали какие-то себе проблемы, отговорки… со скотом и то проще договориться, чем с вашим поколением..

– А вы не пробовали с людьми не как со скотом разговаривать? – тембр моего голоса опускался с каждой фразой всё ниже и ниже, и Даша видела, как сжимаются под партой мои кулаки. – Попробуйте как-нибудь, помогает.

– Ась, не надо, – еле слышно прошептала искоса смотрящая на меня напуганная Даша.

– А хамить старшим – нехорошо, – цокнула в ответ классная руководительница. – Это вот как раз то, о чём я говорила. И все вы такие. Один только у нас Тёма – лучик надежды в тёмном царстве. Какие манеры, какое воспитание!.. Всех бы так воспитывали…

Странный диалог наш так ничем и не увенчался. Годы жарких споров с учителем по ОБЖ, считающим, что девочки должны уметь отличать армейские погоны друг от друга исключительно для того, чтобы удачнее выскочить замуж, научили меня тому, что доказывать что-то преподавателям – бесполезно. Итог, как не крути, всегда будет один: они правы, а мы – потерянное поколение. Исправить людей невозможно, когда они и сами не хотят исправляться, считая всех вокруг тупее себя. И, не смотря на всякие противоречивые слова, неизменным и весьма печальным оставался лишь один факт: больные люди сами воспитали больное поколение, и, оставшись недовольными результатом, обвинили во всём телефоны.

Когда мы с Дашей, наконец, закончили работу над стенд-газетой и хотели уже развернуться восвояси, Наталия Владимировна попросила меня задержаться ненадолго. Она вообразила, что раз мой отец – электрик, значит я, по какой-то странной, неясной мне логике, должна разбираться в принтерах. Уже собравшая вещи Даша сказала, что подождёт меня в коридоре и вышла, оставив меня с учительницей наедине. И пока я мучила провода школьной аппаратуры, поочерёдно вставляя и вынимая их из розетки, Наталия Владимировна продолжала свою долгую возвышенную тираду о жизни, взрослении и традиционных ценностях. Половину из её речи я, к счастью, даже не расслышала, ползая на коленках под учительским столом в поисках нужной кнопки. Когда же я, наконец, её нашла , победно прожала, откуда-то сверху до меня донеслось:

– … и ведь жалеть потом будет. Да, конечно, девочки больше любят плохих парней, но какой бы были они с Тёмой красивой парой… Ася, ну хоть ты ей скажи! Может, тебя послушает. Сил нет смотреть на то, как девчонка такого парня теряет по глупости.

– Наталия Владимировна, – из последних сил прокряхтела я, устало выбираясь из-под стола и отряхивая руки от серой пыли. – А почему бы Даше самой не решать, кого ей отшивать, а кого нет? Что я, нянька ей что ли, в самом деле? Поймите же, что Даша не любит плохих парней. Она просто не любит Ягелева. И она имеет на это право. А он ещё пристал к ней, всё равно что лишай, ну разве это по-человечески? Вот, сейчас, кажется, должно заработать.

Принтер и вправду заработал после того, как я выключила и включила его пару раз. Наталия Владимировна назвала меня гением компьютерной техники, выразила благодарность и отпустила. Я закинула рюкзак себе на плечо и молча вышла из кабинета.

В школьном коридоре уже, конечно, никого не было. Уборщица давно прошлась по полу шваброй, все банкетки стояли ровно, и почти все двери в классные комнаты были закрыты на ключ. За окном светило радостное майское солнышко, чирикали птицы, и на фоне всего этого великолепия, рядом с Дашей, которой я велела ждать меня в коридоре, стоял Артём, прости господи, Ягелев.

Он о чём-то расспрашивал Алексееву, то и дело пытался коснуться её рук, сжимающих у груди рюкзак, но та мягко отстранялась от одноклассника, при каждой его попытке приблизиться, и неловко улыбалась.

– Эй, ты! – глаза мои налились кровью. – Ты что здесь делаешь?! Я же сказала тебе держаться от нас подальше!

Я налетела на одноклассника, оттолкнув его от подруги и чуть не сбив обоих с ног. Артём отпрянул как ошпаренный и крикнул:

– Шарапова, ты в своём уме?!

– Это ты, видно, не в своём! – закричала в ответ я. – Сколько раз тебе ещё повторить, чтобы ты к ней не подходил? Прицепился, репей, хрен отдерёшь!

– А тебе-то что?! – с вызовом в глазах, Ягелев сделал мне шаг на встречу, пока из последних сил Даша пыталась нас разнять. – Не к тебе же прицепился, вот ты и бесишься!

– Что?! – я взревела он ярости и принялась закатывать рукава, уже готовая как следует навалять придурку. – Ты в зеркало себя видел, медалист?!

Я хотела было уже наброситься на Ягелева с кулаками, но Даша схватила меня за плечо, умоляя не делать глупостей.

– Ася, стой! – Алексеева вжалась в мою руку всем телом, и я почувствовала, как она дрожит. – Артём уже уходит, правда, Артём?

– А ты его не выгораживай! – голос мой надрывался параллельно тому, как я пыталась высвободиться из хватки подруги и двинуть по лицу этому белобрысому пай-мальчику, но Даша держала крепко. – Он тебя преследовать не перестанет, пока я ему парочку конечностей не сломаю!

– «Преследовать»?! – Артём самодовольно усмехнулся, вскинув подбородок вверх. – Ха! Это называется «ухаживать», хотя откуда тебе знать, да? Ты в жизни своей кроме кроссовок и мячей хоть что-нибудь видела?

– Ну, всё, красавчик, ты нарвался, – я клацнула зубами и подалась было вперёд, но Даша изо всех сил утянула меня за предплечье обратно. Я махнула рукой так, что смогла кончиками пальцев шлёпнуть Артёма по плечу, но на этом дело и закончилось. Даша продолжала сдерживать мой пыл своими крепкими объятиями.

Украдкой я видела, как бешено, в панике бегают её глаза, когда она наблюдает за нашей руганью. Даша металась из стороны в сторону, пытаясь утихомирить то меня, то своего воздыхателя. Она и сама не знала, чью сторону занять и что сказать или сделать для того, чтобы всё это прекратилось. В конце концов, когда я в очередной раз крикнула что-то едкое в сторону Ягелева с указанием на его румяные щёки и фарфоровую кожу, Алексеева не выдержала и завизжала, зажмурив глаза и заткнув уши руками:

– Да прекратите вы уже орать, в конце-то концов!

Мы с Артёмом тут же застыли в недоумении, и перевели свои взгляды в её сторону.

Бедняжка стояла между нами, словно меж двух огней. Она вся сжалась, точно готовясь к нападению, и пальцы её с силой впивались в кожу собственной головы, стягивая волосы.

– Как дети малые! – брови её сдвинулись, и Даша жадно глотала воздух ртом, словно задыхалась. На глаза её вот-вот должны были навернуться слёзы страха и отчаяния, голос дрожал. – У меня нет ни сил, ни желания слушать вашу ругань! Либо решайте вопросы мирно, либо я перестану общаться с вами обоими!

Я поняла, что мы её напугали. В тот же миг мне стало совестно, и пыл мой поиссяк. Артём держался достойнее, как и всегда: стоял, вытянувшись во фрунт, с каким-то отчуждённым взглядом, хотя и с нотками грамотно замаскированного беспокойства. И кажется, он совсем не ощущал себя лишним и не думал убираться прочь.

На наши крики из класса показалась Наталия Владимировна.

– Девочки, вы чего тут устроили?! – строго спросила она нас, едва заметно улыбнувшись Ягелеву. – Вы почему ещё здесь?! Марш домой, иначе я вам живо занятие найду!

– Наталия Владимировна! – захлёбываясь от возмущения, я сделала шаг вперёд, указывая ладонью на Артёма. – Ягелев…

– … уже уходит, – миролюбиво перебила меня Даша. – И мы тоже уходим.

Она схватила меня за руку и потащила за собой к лестнице, ведущей вниз по этажам. Не успев ничего сообразить, я успела лишь коротко оглянуться на оставшихся позади Артёма и старую учительницу. Последним, что я разглядела прежде, чем зелёная стена возникла перед моими глазами – был мягкий жест Наталии Владимировны, заговорчески поманивший к себе Ягелева, и первые его пара шагов ей навстречу.

– Чего он от тебя хотел?! – был первый мой вопрос, едва только мы с Дашей вышли на улицу.

– Какого хрена ты так себя ведешь?! – Алексеева почти прошипела это, отпустив мою руку. – А если бы я тебя не остановила, ты бы и с кулаками на него полезла?!

– Если б потребовалось, то и полезла бы! Чего он хотел?!

– Да какая разница, чего он хотел?! – Даша продолжала кричать, выпучив на меня свои широко раскрытые голубые глаза. – Ты ведёшь себя неадекватно! Хочешь уподобиться его примеру?!

– Ты на чьей вообще стороне?! – каждое слово вылетало из моей глотки, срываясь на визг и хрип. Голова гудела, и я мало соображала, что вообще несла. – Я – твоя подруга, а не он! Я тебя пыталась защитить!

– Не надо меня защищать, Ася! – Даша с силой клацнула челюстью, разве что только слюной меня не обрызгав. – По крайней мере, точно не так! Я не собираюсь принимать ни чью сторону, ни твою, ни его!

– Чего. Он. От тебя. Хотел?! – всё не унималась я.

Даша тяжело выдохнула, и ноздри её раздражённо запыхтели.

– Снова признавался в любви! – крикнула она вновь, но уже тише. – Просил дать ему шанс!

– Ах, ша-анс?! – саркастично всплеснула руками я. – Вот уж действительно, с чего это вдруг мне вести себя неадекватно! А разве вы не выяснили с ним всё ещё полгода назад? Разве он не «просто друг», который понял тебя с первого раза?!

Горячая ненависть, смешанная с острым чувством ревности, бурлила где-то глубоко внутри меня. Даша вдруг резко побледнела, на мгновение брови её подлетели ко лбу. Алексеева хотела что-то сказать, но вместо слов с её губ вылетело лишь два коротких вдоха и выдоха, полных возмущения. В ту же секунду, Даша нахмурилась и, так ничего и не ответив, молча отпихнула меня в сторону, направилась к школьным воротам. В ужасе я поняла, что сказала лишнего.

Я остыла в одно мгновение, осознав, что перегнула палку. Тотчас сорвалась с места, побежала вслед за ней, на ходу прося прощения и обещая, что такого больше не повторится.

– Не нравится мне всё это, – произнесла вдруг тихо Алексеева, когда мы уже двинули домой уличными дворами.

Мы были на полпути к своей улице, когда Даша, наконец, решила со мной заговорить.

– А? – подняла я на неё виноватый взгляд.

Даша шла загруженная, задумчивая. В голове у неё явно путались мысли, и от того, что всё это происходило именно с ней, да ещё и в разгар экзаменов и громкого бракоразводного процесса её родителей, наверняка било по ней с двойной силой.