Хороший мальчик

Мы ещё немного пообщались, обсудили новый ролик моего любимого блогера, и я, наконец, решила спуститься на первый этаж, чтобы перекусить. За окном по-прежнему было пасмурно, грязные серые тучи закрывали собой солнце, и всё на улице казалось мрачным и безрадостным. Моя семья по-прежнему сидела в гостиной, собравшись на диване и уставившись в новенький телевизор, равнодушно наблюдала за происходящим на экране.

– Ася, там, в холодильнике стоит окрошка, – не отрываясь от монитора почти безэмоционально крикнула мне мама.

– Фу, окрошка… – с отвращением протянул братик, всё также глядя в монитор.

И только папа ничего не отвечал, а лишь негромко похрапывал, откинув голову на спинку дивана.

В холодильнике и вправду оказалась целая кастрюля окрошки. Налив себе в тарелку пару половников, я с удовольствием её съела. Параллельно я не переставала думать о последних событиях, какое-то странное тревожное чувство не оставляло меня в покое. Что-то точно было не так, но я не могла понять, что именно.

«Похоже, общение с Дашей на меня сильно влияет, – подумала я. – Я тоже становлюсь нервной. Нужно успокоиться»

И стоило мне подумать об этом, как мой телефон резко стало разрывать от уведомлений. Испугавшись, я чуть не уронила на пол ложку, но чудом успела подхватить её в воздухе и торопливо бросить в тарелку. Брызги от окрошки обдали мою футболку, испачкав её, а я схватила телефон и поняла: снова пишет Даша.

«– Ася, это катастрофа, – вновь торопливо, на панике застрочила подруга. – Он только что был здесь»

Я поперхнулась.

«– Кто «он»? – мигом ответила я. – И где – «здесь»?»

«– Да Ягелев!! – сплошным потоком, сообщения сыпались одно за другим. – Он пришёл к моему дому и полчаса тёрся возле ворот»

Я похолодела от тревоги. Выпучив глаза и прикрыв разинутый рот рукой, я откинулась на спинку стула, на время отведя взгляд от экрана телефона.

«—Что?! – почти в бешенстве написала я. – Зачем? Чего он хотел?!»

«– Он написал, – продолжала строчить Даша. – Сказал, что стоит у моего дома, принёс мне какой-то подарок. Зачем и в честь чего – я сама не знаю»

«– Ты выходила к нему?»

«– С ума сошла? Конечно нет! Я велела ему уходить, сказала, что он меня пугает, и я ни за что к нему не выйду. Откуда он вообще узнал мой адрес?! Он следил за нами?»

«– У тебя дома кто-нибудь есть?»

«– Папа всё ещё в командировке. Дома только мама, но она тоже скоро уедет»

«– Твоя мама прогнала его?»

«– Нет, – последние её сообщения окончательно сбили меня с толку. – Всё намного хуже»

Ягелев и впрямь пришёл к самому дому Даши, с букетом полевых цветов и подарочным пакетиком в руке. Должно быть, Артём незаметно выследил, как мы с ней возвращаемся домой после школы, и произошло то, чего она так боялась Алексеева: он на самом деле узнал её адрес. Артём простоял на месте какое-то время, уговаривая предмет своего воздыхания выйти, пока с другой стороны забора сделать то же самое Дашу уговаривала её собственная мать.

– Ну ты посмотри, как он за тобой ухаживает! – не унималась она, наворачивая круги вокруг дочери, сидящей за обеденным столом и закрывшей голову руками, точно прячась от невидимых ударов. – Такой хороший мальчик, а ты ломаешься. Такие парни на дороге не валяются!

– К большому сожалению… – пробубнила себе под нос Даша.

– Ну что ты, я не понимаю, – мать резко приземлилась на стул прямо напротив Даши и попыталась взглянуть дочери с лицо. – Хочешь, чтобы было как у других? Всю жизнь одна и даже помочь некому?

– А может, я не хочу, чтобы мне кто-то помогал! – взревела вдруг Даша.

Резко убрав руки от лица, она вскочила на ноги и заметалась по комнате, зло топая по деревянному полу.

– Почему обязательно должен быть кто-то, кто непременно меня защитит и от всего убережёт?! – глаза её метали молнии, руки сжались в кулаки. – Почему я должна стоять за чьей-то спиной и ждать, когда меня спасут или вступятся?! Я хочу сама иметь голос, хочу уметь говорить «нет», хочу, чтобы с моим мнением считались, и никто не лез туда, куда его не просят! Разве я не могу быть самостоятельной?!

– Можешь, – кивнула слегка обескураженная мама. – Но это очень трудно, пойми. Ведь гораздо проще, когда рядом есть тот, кто подстрахует, поможет…

– А если в один момент его рядом не окажется?! – Даша остановилась посреди комнаты и взглянула на мать так, что той стало не по себе. – Вдруг он будет на работе, у любовницы, в командировке или вообще – уедет в Ставрополь, поступать в институт! Кто тогда мне поможет? Кто меня подстрахует?!

Мать молчала. Ещё немного постояв на месте, в полнейшей тишине, вся красная и взмокшая от крика, Даша резким движением отодвинула стул и вновь села за стол. Волосы её были взъерошены, губы поджаты. Мать смотрела на неё какое-то время, не решаясь что-то сказать, а затем тихо произнесла:

– Глупая ты, Даша. Я тебя учу-учу, и всё без толку. Пригласи этого Артёма на день рождения, я с ним хоть пообщаюсь.

– Иди! – Даша резко вытянула руку, указывая на выход. – Иди, общайся! Только сделай так, чтобы он перестал меня преследовать! Как ты не понимаешь, что я не хочу такой любви! Я не хочу быть с тем, кто меня не слышит и не считается с моими личными границами! Я не хочу быть с ним! Не хочу! Не хочу! Я не хочу быть с Ягелевым!

Еще полминуты мать Даши смотрела на дочь, слегка наклонив голову набок и наивно моргая, а затем вдруг спросила:

– Да почему? Ты ведь даже не пробовала…

«– Сошлись на том, что я просто маленькая и глупая, – закончила свой рассказ Даша, писала она много, торопливо, с кучей опечаток и почти без знаков препинания. – А она взрослая, прожила жизнь и знает, как лучше. И всякое такое»

Я сидела обескураженная, не зная, что ответить.

«Что-то это уже за гранью идеи о том, что Ягелев – безобидный дурачок, воспитанный по принципу «раз влюбился – добейся». Он точно не тот, кем кажется» – думала я, пока Даша ждала моего ответа.

«– Он ушёл?» – торопливо спросила я после сиюминутных раздумий.

«– К счастью – да, – ответила она. – Видимо, устал ждать того, чего никогда не произойдёт. Но мне что-то всё ещё не по себе. Мама скоро уедет в клуб, и я останусь дома одна. Где гарантии, что он не явится снова?»

«Гарантий нет» – подумала я, не в силах не согласиться с очевидным.

Остаток вечера я провела в полном одиночестве, в своей комнате на втором этаже. За окном совсем стемнело и зажглись два фонаря – единственные на всю нашу улицу. После разговора с Дашей мне стало гадко на душе, я предложила ей встретиться, но она отказалась, сославшись на то, что ей нужно готовиться к экзаменам. Моя семья давно легла спать, на первом этаже было темно и пусто, и только в моей комнате горел приглушённый свет настольной лампы. В поисках занятия, я слонялась по помещению, разглядывала фотографии в рамках, корешки старых отцовских книг, часть из который стояли у меня в шкафу. Пол под моими ногами противно скрипел, но я так была погружена в собственные мысли, что решительно этого не замечала.

«Противный маленький городок, – думала я, водя пальцами по персидскому ковру, висящему на стене над диваном. – И люди противные. Никто ничем не интересуется, ни к чему не стремится. Одни только разговоры о чужой личной жизни, кто и кому там что должен. Интересно, какого это – жить там, где люди читают книги, а не мораль? Ходят по музеям и выставкам, а не по дворам друг друга? Какого это – общаться с такими людьми вживую, а не только в интернете?

Взгляд мой пал на нашу совместную с Дашей фотографию, стоящую в рамочке в деревянном шкафу, за стеклом. На ней мы вместе стояли на вручении аттестатов за девятый класс, улыбались в камеру и радостно сжимали в руках свои первые документы об образовании. Оценки с них были средние, цвет обложек – пурпурно-фиолетовый. Нас фотографировала мама Даши, восхищённо бегая туда-сюда в поисках лучшего ракурса, пока моя мама стояла позади неё, вся заспанная и уставшая от воспитания моего новоиспечённого братика.

– Ой, девчонки, какие же вы красивые! – суетилась Дашина мама. – В одиннадцатом классе на вручении аттестатов снова такую фотографию сделаем! Посмотрим, как вы изменитесь за эти два года!

За два года мы почти не изменились, и только больше захотели поскорее уехать из своего посёлка городского типа куда-нибудь, где на улице, по крайней мере, больше двух мигающих жёлтым светом фонарей. А куда именно переезжать и на кого идти учиться – уже было не столь важно.

«– Ты знаешь, я тоже не семи пядей во лбу, – писала я Бартоломью_Робертсу зимой, после того как вернулась от репетитора. – И я не самый умный человек в этом городе. Но я чувствую, что пока я здесь, среди этих людей – ничего точно не изменится. Моя собственная семья меня раздражает. Бесхребетный отец, мать с затянувшейся послеродовой депрессией… Мой брат уже перенял их поведение, ещё немного – и я тоже стану такой. Я уже становлюсь такой: мне совсем ничего не хочется, а если и хочется – не получается. Я устала от этой бесконечной апатии»

«– Ты думаешь, если переедешь в другой город совсем одна и начнёшь там всё заново, то все твои проблемы решатся?» – спросил меня скептически настроенный аноним.

Я подумала немного, а затем ответила:

«– Не все, но хотя бы часть. Я на это надеюсь»

«– Это не так работает, подруга, – тут же напечатал Бартоломью_Робертс. – Уйдут одни проблемы – появятся новые. Мой тебе совет, как человека, который заканчивает колледж: не спеши взрослеть, потому что взрослая жизнь – полное дерьмо»

Даша часто повторяла о том, как она не хочет взрослеть. Она давно и страстно мечтала о самостоятельной жизни в Питере, но после того, как выяснилось, что её отец насовсем переезжает жить именно в северную столицу страны, о хоть каком-то счастливом будущем пришлось навсегда забыть. И тем не менее, с каждым днём мы были всё ближе и ближе к тому самому дню, когда все разъедутся и детство действительно закончится. Подобно женщинам, боящимся страшной цифры «тридцать», она боялась цифры «восемнадцать», и число это вот-вот должно было настигнуть Алексееву в её собственный день рождения. Мысль об этом беспокоила мою подругу. Она не хотела мириться с тем, что это лето для нас с ней будет последним, беззаботное время вот-вот канет в небытие, и теперь нам обеим будет не до игр. Ещё больше она боялась одиночества, потому что одна быть не умела. И здесь – дилемма: остаться за спиной кого-то и дальше бояться каждого шороха, или всё-таки рискнуть, выйти из тени и сказать то, о чём, на самом деле, давно нужно было сказать. Прав был Иосиф Бродский: судьба – игра.

Даша не хотела стоять у кого-то за спиной, но и выходить из-за чужой спины не спешила. С самого детства, во всех дворовых играх подругу защищала я. В школе, когда одноклассницы попытались подколоть её за первые прыщи, одёргивала их тоже я. Везде, где были люди, Алексеева вела себя как забитая овечка. И лишь дома, где, наконец, появлялось хрупкое чувство безопасности, Даша, раскрывалась как личность: шутила, смеялась, злилась, спорила, кричала.

– Тебе нужно перестать быть такой застенчивой, – сказала я ей однажды, и очевиднее этого могло бы быть только замечание о том, что трава – зелёная.

– Может я и не была бы такой застенчивой, если бы меня не преследовал одноклассник, клянущийся мне в вечной любви, – ответила Даша тогда как будто бы в шутку, но в её тихом смешке я уловила нотку грусти. – Был бы рядом папа – было бы куда проще.

Отец Даши всё время пропадал в командировках и редко появлялся дома. Дочь он видел только спящей, с женой разговаривал только на повышенных тонах. В те редкие дни, когда Даша могла проводить с ним хоть немного времени, она, по собственному же признанию, была самым счастливым человеком на земле. Бывая у неё дома, я часто было свидетельницей того, как Алексеева, сорвавшись на внезапный телефонный звонок, выходит из дома. Я проходила на кухню, чтобы налить себе стакан воды, и через окно видела, как Даша стоит на крыльце, припав к фасаду дома, и чуть не плача разговаривает с отцом по телефону.

Она задавала один и тот же вопрос:

«– Пап, а ты когда приедешь?»

И получала один и тот же ответ:

«– Пока не знаю, дочь»

Я легла в постель поздней ночью, продолжая думать о ней. Статус в социальных сетях показывал, что Даша ещё не спит, по-видимому – смотрела тот самый сериал.

«На свежую голову думается легче, – засыпая, размышляла я. – К тому же, завтра – забег. Нужно выспаться»

И с этой идеей сознание моё провалилось в сон. Миражами передо мной неслись размытые картинки, лилово-фиолетовые стены нашего класса, зелёный школьный двор. Эхом, словно откуда-то издалека доносились радостные крики школьников и сигналы машин. О да, я помнила этот день, словно это было сегодня. А между тем, этим странным расплывчатым воспоминаниям, наполненным плеском речной воды и тёплым солнечным светом, уже исполнился целый год.

Год назад, 1 июня

– Я не могу, это выше моих сил, – пыхтела Даша, вся красная как рак, и потная до невозможности, пока мы всем классом добирались от школы до автостанции, где нас ждал автобус. – Я сейчас расплавлюсь…

– Охотно верю, – также тяжело ответила я. С отдышкой дела у меня обстояли чуть лучше, чем у Алексеевой, но всё же жаркий южный климат победил годы спортивных тренировок. – Нужно потерпеть ещё немного. Надеюсь, в автобусе будет кондиционер…

Я шла впереди, стараясь не останавливаться и не оборачиваться, но с каждым шагом двигаться становилось всё невыносимее. Солнце пекло так, что со всех нас уже сошло по сто потов. Нагревшиеся на жаре рюкзаки всей своей массой тянули к земле, и от сильного трения ткани о кожу лично у меня безумно чесалась спина.

– Зачем мы только подписались на эту авантюру… – я встала на месте, чтобы перевести дух.

Даша поравнялась со мной и тоже остановилась, щуря глаза и прикрывая лицо ладонью.

– Да ладно тебе, – протянула она, то ли с сарказмом, то ли всерьёз, глядя в спины идущим перед нами одноклассникам. – Активный отдых – это здорово…

– Если поездку в музей самоваров в соседнем селе ты считаешь активным отдыхом, то пожалуй – да, – также устало и саркастично выдохнула я.

Мы замерли на пригорке, щурясь от солнца и вглядываясь вперёд. Тёплый летний ветерок ерошил волосы, макушки подпекал зной.

– Девочки, чего замерли? – раздался откуда-то спереди голос Наталии Владимировны. Она пересчитывала класс по головам, без преувеличения, каждые пять минут. Похоже, на этот раз не досчиталась нас. – Давайте, шевелитесь, а то пешком до музея поедите.

В автобусе было намного прохладнее, и довольная Даша, наконец, выдохнула.

– Проходим, тихо, как мышки! – руководила процессом рассадки по местам классуха. – Давайте, не позорьте меня, взрослые люди! Козырев, куда ты лезешь?! Сними рюкзак, а потом садись! Ты сейчас собьёшь кого-нибудь!

Мы с Дашей уселись в середине салона, и я уступила ей место у окна. Едва приземлившись, Алексеева достала из сумки тетрадку и замахала ей у себя перед лицом.

– Слушай, у тебя есть ещё одна? – завистливо протянула я, смотря на то, как подруга жадно наслаждается лёгким дуновением потока холодного воздуха. – Я сейчас сдохну, честное слово…

Даша коротко кивнула и вновь полезла в сумку, в поисках тетради и для меня. Широкий не застёгнутый карман вывалился наружу, и разом на пол из него попадала половина содержимого Дашиной сумки. Мы поспешно склонились над полом, собирая выпавшие вещи обратно, и среди тетрадок, пенала, кошелька и бутылки воды я неожиданно увидела початую пачку сигарет.

Я взяла её в руку, осторожно подняла голову на подругу и удивлённо посмотрела на неё, молча требуя объяснений. Та испуганно выхватила сигареты у меня из пальцев, засунула её обратно, в сумку, и прошептала тихо:

– Я тебе потом всё объясню.

Мы удобно устроились на сиденьях, касаясь тканей кресел обнажёнными спинами. Почти одновременно подняли на затылок солнечные очки, и устало выдохнули.

– Интересно, как долго всё это продлится… – спросила я словно у самой себя, что есть мочи размахивая полученной тетрадкой у своего лица.

– Брось, неужели тебе совсем неинтересно? – удивлённо вздёрнула брови Алексеева, при этом ни голос, ни выражение лица её не выражали никакого энтузиазма.

– В такую жару мне интересны только кондиционеры, холодный лимонад и сидение дома, – недовольно буркнула я. – Но папа, с высоты своего «космического» жизненного опыта, ясно разъяснил, что я, мол, итак глаза свои давно «продала» компьютеру, пора бы уже и поразвиваться хоть чуть-чуть. И выслушав его, я сделала все необходимые выводы и сразу поменяла своё мнение…

Мы посмотрели друг на друга на мгновение. Уголки губ стали медленно расплываться в улыбки, и мы обе дружно прыснули.

– Так, девочки! – шикнула на нас вездесущая классуха, в очередной раз считающая учеников по головам. – Потише, вы тут не одни! Тьфу ты, сбилась. Два, четыре, шесть…

– Как думаешь, она носит парик? – наклонилась к моему уху Даша, едва только учительница прошагала подальше от нашего кресла.

– Я ей под макушку не заглядывала, но… – лукаво улыбнулась я. – Козырев говорил, что однажды на продленке волосы у неё как-то неестественно съехали набок…

Мы тихонько захихикали.

– Шестнадцать, восемнадцать… одного не хватает. Так, кого не хватает, дети? Кто отстал?

Все принялись озираться по сторонам, в поисках кого-то, за кем не доглядела Наталия Владимировна. Минуту она бегала по салону, судорожно пересчитывая подростков снова и снова под громкий возмущённый кашель водителя автобуса и тихие переговоры учеников.

– Дамочка, ну вы скоро? – в очередной раз закатил глаза старый усатый водитель, походивший на сморщенную картофелину. – У меня время идёт.

– Да прекратите вы нудить, в конце-то концов! – раздражённо чирикала своим высоким писклявым голосом учительница. – У меня ребёнок пропал, а вам всё одно!

– Ребёнок, цыплёнок… – отстранённо протянул мужчина. – Мне без разницы, у меня написано «Отправление в 12:00», значит – отправляемся, я итак вас долго ждал.

– Что?! – взревела Наталия Владимировна. – Да я!.. Да вы у меня сейчас…

– Наталия Владимировна, извините за опоздание! – раздалось снаружи, и все сразу узнали этот голос.

– О, нет… – я закатила глаза и устало оперла голову о кулак.

В салон автобуса влетел запыхавшийся Ягелев. Даже взмокший от бега и слегка растрепанный, он всё равно выглядел опрятным и чистым, идеально выглаженным и застёгнутым на все пуговицы. Как всегда, он был одет в прямые тёмные брюки, белую рубашку и обут в явно жаркие для этого сезона кожаные туфли. К воротнику, по обыкновению, пристёгнут маленький красный значок в виде звёздочки, в руке зажат потёртый портфель.

– Ему только красного галстука не хватает, – саркастично усмехнулась я. – И можно сразу на советский плакат, честное пионерское…

Даша слегка прищурилась и приподнялась с кресла, пытаясь разглядеть вошедшего, но я тут же одёрнула её за руку обратно, на место. Ягелев же взъерошил свои русые волосы пальцами, сверкнул голубыми глазами и лучезарно улыбнулся.

– Там на пешеходном переходе бабушке помощь понадобилась, вот я и отстал, – слегка растерянно прикрыл он глаза и почесал затылок. – А до вас докричаться не смог.

Разговоры в салоне утихли. Водитель автобуса одобрительно усмехнулся и поправил клетчатую кепку-восьмиклинку, старая учительница расплылась в умилительной улыбке. Я же дёрнула щекой и повернулась к Даше, высунула язык и указала себе рот двумя пальцами. Подруга бесшумно хихикнула.

– Конечно, Тёмочка, проходи скорее, – засуетилась классуха. – Садись, вон два свободных места. Мы без тебя всё равно не тронулись бы…

– … умом, – тихо добавила я, и на сей раз мы с Дашей не сдержались.

– Так, девочки! – мгновенно среагировала на наш дружный смех Наталия Владимировна, выглянув из-за спинок кресел. – Последнее замечание, потом буду рассаживать! Ведите себя прилично!

Жестом мы пообещали успокоиться, но сами опустились головами вниз, прячась за спинками передних кресел, и продолжили подшучивать над нездоровой симпатией старой учительницы к шестнадцатилетнему отличнику.

Автобус, наконец, тронулся с места, и мы поехали, навстречу знаниям и культурному просвещению. В окнах мелькали пшеничные поля, июньское солнце заливало своим светом дорогу, а высокое голубое небо, наполненное «ватными» облаками, громадным куполом накрывало собой всё это необъятное пространство. Бесконечные поля сменяли друг друга на огромной скорости, пестрели то зелёным, то золотым цветом. А когда мы были уже далеко от своего родного городка, вдалеке, на холмах, показались маленькие белые точки. Со стремительным нашим приближением они становись всё крупнее и понятнее.

– Смотри! – восторженно подскочила на месте Даша, указывая пальцем в окно. – Это ветряки!

Вдалеке медленно крутились вентили гигантских ветрогенераторов. Своими огромными белыми лопастями, словно крыльями, они резали жаркий знойный воздух, и было их так много в одном месте, что мне невольно подумалось, будто они пасутся здесь стадом, как коровы или овцы. Посреди такой громадной пустоши и бесконечных зелёных холмов, они выглядели, словно невероятных размеров добрые стражи, охраняющие покой этих мест и вежливо кланяющиеся всем проезжающим.

Пассажиры автобуса припали к окнам, с любопытством наблюдая за проносящимися снаружи пейзажами. Даша тоже восторженно глядела на меняющиеся виды, возвышающиеся над землёй белые ветряки, как вдруг радость её стала угасать. Алексеева отстранилась от стекла.

– Эй, ты чего? – спросила я обеспокоенно, тронув подругу за плечо. – Всё нормально?

– Тепловая электростанция… – грустно протянула в ответ тихая Даша и отвела взгляд. – Ветряки напомнили мне о ней.

– Вот чёрт, – выругалась я тихо. – Та самая, на которой работает твой отец?

Даша печально кивнула и почесала кончик носа.

– Мы будем совсем неподалеку, и я всё равно не смогу его увидеть. Впрочем, как всегда.

Я попыталась приободрить её, стала мягко поглаживать подругу по плечу большим пальцем.

– Всё будет хорошо, – тихо заверила её я. – Твой отец приносит своей работой пользу всей стране. Совсем скоро он приедет, и вы снова увидитесь.

– Не знаю, – пожала плечами Даша. – Они с мамой ссорятся в последнее время, и домой папа заезжает всё реже, а в следующем году и вовсе будет переводиться на север. Ты не переживай, я уже начинаю привыкать к мысли об этом. Да и потом: что толку ныть, если всё равно ничего не поделаешь, ведь так?

– Ты поэтому начала курить, да?.. – я понимающе покачала головой.

Даша ничего не ответила. Лишь слабо улыбнулась мне в глаза, и, невольно, я улыбнулась ей в ответ. Мы вновь, как обычно это делали, крепко обнялись, и я в очередной раз вспомнила о том, как же сильно люблю её.

– Не грусти, – когда мы отстранились друг от друга, я похлопала подругу по плечу. – По крайней мере, мы посмотрим на самовары.

– Точно, – подхватила Алексеева, слегка прищурившись в улыбке. – Я смотрела отзывы в интернете, туда одни бабульки приезжают. Чаи пьют, за столом все вместе сидят, такие довольные. Может, классуха найдёт себе там сестёр по разуму, да забудет про нас на пару часов?

– Нет, – сдавливая смешок, возразила я. – Она с Ягелевым сядет рядом и будет его пирогами да сушками с маком соблазнять. «Тёмочка то, Тёмочка это…»

– Я всегда знала, что Ягелев больше любит пуэр¹²…

Не выдержав, мы снова громко рассмеялись, совсем позабыв о Наталии Владимировне и её предупреждении о последнем замечании.

– Так, сладкая парочка! – выкрикнула учительница, приподнявшись с кресла. – Вы мешаете всему автобусу! Я вас предупреждала! Шарапова, пересаживайся вперёд.

Мы с Дашей резко замолчали.

– Наталия Владимировна, мы больше не будем, честно, – немного испугавшись, подала голос я.

– Конечно, не будете, – серьёзно сказала Наталия Владимировна и нахмурилась. – Потому что сидеть вместе я вам не разрешаю, быстро пересаживайся!

– Да куда я сяду?! – воинственно возразила я, подскочив на месте, пока перепуганная Даша таращила на меня свои большие голубые глаза. – Все же занято! Мы тихо, честное слово!

Но старая классуха была непреклонна. Откуда не возьмись, она возникла прямо рядом с нашим креслом и строго взглянула на меня.

– Я это уже слышала, Шарапова, – продолжила она своим противным писклявым голосом. – Садись вон к Тёмочке, у него свободно.

По телу моему словно прошёлся разряд тока. В панике, я быстро заморгала и буквально почувствовала, как бледнею. Даша, всё ещё сидящая рядом и не спускающая с меня глаз, в ужасе прижала ладонь к приоткрытому рту.

– Наталия Владимировна, – принялась шёпотом уговаривать я учительницу. – Только не к Ягелеву, я вас умоляю. Куда угодно, только не к нему!

– Шарапова, – высокий визжащий голос Наталии Владимировны вдруг резко снизился. Это происходило обычно только в самых крайних случаях: когда спорить в ней становилось не только бесполезно, но и опасно. – Я по сто раз повторять не буду. Пересаживайся к Артёму, или до музея пойдешь пешком.

Скрепя сердце, я поднялась с места. Хмурая и униженная, поплелась вперёд, к месту, где сидел Ягелев.

«Прости…» – одними губами произнесла Даша, когда я обернулась на неё напоследок.

Я обречённо вздохнула, прекрасно понимая, что ей незачем извиняться. Кроме того, я никогда не отличалась покладистостью и послушанием, мои бесконечные споры с учителями и одноклассниками прямо во время уроков давно сделали меня скандалисткой в глазах преподавателей. И потому – вовсе неудивительно, что со стороны взрослых отношение ко мне, порой, было в каком-то смысле предвзятым.

«На «пять» знает только господь Бог» – иронично усмехнулась я, вспомнив слова учителя по физике.

Я поравнялась с нужными сиденьями. Застала Ягелева расположившимся у окна и заворожено глядящим наружу. Он сидел прямо, не горбясь. На свободном кресле держал портфель, доставшийся ему, похоже, по наследству, судя по его состоянию. Ягелев был повернут ко мне затылком и не заметил моего появления, целиком забывшийся в полевых пейзажах. Тогда мне пришлось тактично сообщить о своём присутствии.

Я громко кашлянула. Еле заметно вздрогнув, Артём обернулся.

– У тебя же тут… свободно? – неловко спросила я, похоже, из вежливости, без понятия, чем же заполнить эту неловкую паузу. – Я присяду?

– Да, конечно, – сдержанно улыбнулся он и аккуратно убрал со свободного сиденья свою сумку.

Я снова кашлянула, на сей раз из-за волнения.

– Спасибо.

Очевидно, не ожидавший моего появления, Ягелев с неприкрытым любопытством наблюдал за каждым моим действием: за тем, как я усаживаюсь на место, как копаюсь в рюкзаке, вынимаю наушники и с досадой пытаюсь распутать их. Он и позабыл про природные виды, которыми был так пленён всего минуту назад, и теперь отчаянно пытался заговорить со мной.

– Так красиво за окном, да?.. – сказал он вдруг робко и продолжил выжидающе глядеть на мои руки.

– Да, пожалуй, – сухо ответила я, всё ещё мучаясь с распутыванием проводов и не сводя глаз с наушников.

– Жарко очень, – снова подал голос Ягелев, и я почувствовала, как начинаю закипать от одного только его присутствия рядом с собой.

Я раздражённо повернула на него голову, посмотрела мгновение, поджав губы в немой просьбе замолчать, но вслух сказала:

– Да. Очень.

На сей раз пауза в нашей ни к чему не ведущей светской беседе протянулась немного дольше. Ягелев продолжал сверлить взглядом то, как я перебираю пальцами, параллельно ища нужную песню в телефоне. Похоже, он собирался с мыслями, всё пытался придумать тему для разговора.

– В этом посёлке кстати… – начал было Ягелев свою «шарманку» заново, но я перебила его, резко обернувшись в сторону одноклассника.

– Слушай, – сказала я жёстко, даже собственным тоном давая понять, что не настроена на беседу. – Ничего личного, но я на самом деле торчу здесь с тобой не по собственному желанию, в противном случае – всё ещё сидела бы с лучшей подругой. У меня для тебя просьба, я бы даже сказала – мольба: давай мы не будем делать вид, будто нам есть дело друг до друга, и всю оставшуюся дорогу просто поедем в тишине. Я не мешаю тебе, а ты не мешаешь мне, идёт?

Обескураженный Ягелев ничего не ответил, только нервно вздёрнул уголки губ и отвернулся обратно, к окну.

– Спасибо, – выдохнула я и вернулась к выбору песни.

Ещё некоторое время я потратила на то, чтобы отыскать что-нибудь подходящее. Уселась поудобнее и, наконец, расслабилась и прикрыла глаза. Наушники у меня были неважные, старые. Даже на максимальной громкости звук воспроизводился намного тише, чем хотелось бы, при этом окружающим, вполне вероятно, было слышно, что я там слушаю. Не укрылась тайна моего музыкального вкуса и от назойливого одноклассника.

– «Порнофильмы»? – спросил вдруг голос Ягелева откуда-то справа.

Раздражённо потерев закрытые глаза, я повернулась в его сторону и, вытащив один наушник из уха, переспросила:

– Что, прости?

– Группа «Порнофильмы», – уточнил добродушно улыбающийся Ягелев. – Ты слушаешь их песню сейчас.

С досадой я вспомнила об этой проблемной особенности своих проводов.

– Да, – я снисходительно вздохнула, еле удержавшись от того, чтобы выругаться. – Они самые. Ещё вопросы?

Я хотела было вернуть наушник обратно в ухо, но опешила. Одним нажатием выключила плейлист, развернулась к Артёму и спросила у него удивлённо:

– Ты их знаешь?

Ягелев ностальгически усмехнулся и отвёл взгляд.

– Одна из моих любимых групп.

Я недоверчиво нахмурилась.

– Да неужели? – отложив телефон и наушники в сторону, я сильнее развернулась к однокласснику. – Я думала, ты только русские народные песни слушаешь.

Ягелев снисходительно рассмеялся.

– Ну, зависит от настроения, – улыбнулся он мне. – Но в основном – рок. «Кино» там, «Би-2», «Ария». «Порнофильмы» те же самые. Земфира тоже классная.

– Воу, – вполне сдержанно отреагировала я, хотя где-то глубоко внутри моё представление о личности Ягелева слегка пошатнулось. – По тебе и не скажешь.

– Да я и не часто о подобном говорю, – пожал он плечами. – Так, просто к слову пришлось. Я в детстве хотел в музыкальную школу пойти, просил у родителей гитару.

– Почему не пошёл? – я задала вопрос прежде, чем осознала факт того, что уже две минуты разговариваю с тем, с кем наотрез отказывалась даже рядом сидеть. Это было ровно на две минуты больше, чем я вообще планировала с ним беседовать.

– Папа сказал, что это несерьёзная мечта, – Артём развел руками и почему-то усмехнулся. – Что нужно брать выше. Мама и бабушка сказали тоже самое.

– И на кого в итоге ты собрался поступать? – скептически дёрнула я бровью.

– На инженера.

– А хобби? Я имею ввиду, не обязательно же быть Цоем, чтобы играть на гитаре. Об этом твои родители не подумали?

– Мама говорит, что хобби отвлекают от основной цели, – Артём постукивал пальцами по поверхности своего кожаного портфеля, и время от времени отводил взгляд. – Они с папой архитекторы, знают, о чём говорят.